Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2007
Огромный холод. Пепельные звёзды.
Ещё, застывшая и мокрая от ночи,
Как фотография безжизненная, площадь.
Лотки, ларьки, витрины магазинов,
Решётки ярмарки, фанерные домишки…
Покойный лист в квадратной чёрной луже,
Обнажена от листьев ветка клёна.
Глухая осень. Капли на плаще…
* * *
Мне от тебя достался этот образ.
И что-то промелькнуло в пониманье,
Воспоминанье облика, улыбка.
И что-то, что зовётся тайной жизни,
Меня не оставляет и поныне.
Что за навязчивая это связь, с которой
Я рассчитался издавна, сполна.
И я теперь боюсь, я собираю
Как по крупицам минувшее чудо.
Особенно зимой мне видеть больно
Его в домах, которые когда-то
Коробками со светом назвала.
* * *
Смерть настигала каждую минуту,
Рвала из губ кусок ночного неба,
Рвала из губ осколок сигареты,
Из телефона голос забирала.
И обрывалась длинными гудками,
И вешала обрывок разговора
Под небом, за глазами, на ветру.
Юродствуя и корчась где-то сзади,
Звала не оглянуться ни на миг.
И только ты была над нею властна,
Но что-то понимала и смирялась,
Такая доля, право… Я же гордый,
Мой гнев сродни безумию богов
За право быть единым и всевластным
Хотя бы для тебя, моя тревога.
Был так наивен этот голос духа,
Покинутого всеми и судьбой,
Что только вниз по каменным ступеням
Вела дорога. Падать на колени
На дне души у мёртвого колодца
Вчерашних ожиданий и молиться
За право быть с тобой. Я опускался
И ничего не видел из-за спин.
* * *
Я демобилизуюсь, я пытаюсь скрыться.
Но безнадёга, армия – во мне.
Она – за мной, как многоликий Янус.
Она вошла в дома, в деревья, в голос.
И гарнизонный дух во всём, и построенье скоро,
И мальчики дубовые стоят…
И в них тоска. И жёлтые разводы
В нестиранном белье. И самоволки в небо.
И женщины, с которыми так просто
Договориться. И казённый орден
За смерть другого. И топор. И плаха.
И так мне страшно видеть человека
Сквозь мутное стекло глухой команды,
Что я опять срываюсь и бегу,
И на бегу запоминаю только локти
И мутную полоску жёлтых лиц.
Я ненавижу лишние тона.