Опубликовано в журнале Крещатик, номер 1, 2007
Weil kein Ich werden kann, wo kein Du bist
Вчера я наконец сформулировал этот вопрос. Нетерпение было таким сильным, что я сразу задал его близким людям. Все равно нужно было спасать велосипед (самое спортивное занятие — останавливаться каждые десять минут и подкачивать колесо). Я бросил рюкзак на скамейку у канала Кайзера Фридриха и принялся рассылать sms: “Интересно: если сам не можешь быть счастлив, но можешь хоть кого-то сделать счастливым — чего ждет от нас Бог?”
Ничего удивительного, что ответы на такие вопросы не заставляют себя долго ждать. Тут же раздался звонок с острова в Северном море, и пришло два текстовых сообщения. Единодушия между моими собеседниками не наблюдалось, хотя каждый по отдельности и был прав. Поэтому я умолчу об этом. Верно заметила Фрау Керхер, ответившая, правда, не на этот вопрос, а на следующий, который еще не был задан. В вольном переводе с немецкого: “если твой конь подох — пора слезть с него”.
Трудное решение
Cтали бы вы отменять давно запланированный визит в другой город и встречу с друзьями из-за того, что в вашей помощи при переезде нуждается почти незнакомая девушка? Но при этом она: а) русская; б) лесбиянка; c) пишет диссертацию по Арсению Тарковскому.
Повторяется
Пару ночей подряд снится, что все люди на самом деле заключены в полупрозрачные сферы, наподобие огромных мыльных пузырей. Все движутся по канавкам и бороздкам упрощенного земного ландшафта. Молотить руками или семенить ногами бесполезно — воздействие на траекторию минимальное. Когда я присмотрелся, все оказались одеты — в то, что называется комфорт-одеждой. Я был босиком, в джинсах и майке. И у каждого с собой оказался минимальный набор предметов. Я видел Олега — в его небольшом шарике парило множество безделушек, диски, какие-то карандаши. На внешнюю поверхность, — в радужных разводах, действительно, как у мыльного пузыря, — налипли кусочки от всех зон и участков, где он передвигался. Листья и хвоинки, обрывок афиши с текстом, кажется, на испанском.
В моем собственном шаре было очень много пустоты (на дне лежали пачка бумаг и фотоальбом). Понимая, что управлять этой махиной, двигающейся по сложной траектории, нельзя, я все же пытался предотвратить столкновение. Напрягся, ожидая хлопка, но шары плавно самортизировали и оттолкнулись друг от друга. Вмятины на пленках начали выправляться.
Многие шары, разных размеров и оттенков цветов, двигались парами или группами. Не очень понятно, чем обусловлено это движение — каким-то ветром или геологическим характером местности. Но что я понял — что некоторым удается как-то раскачаться или подпрыгнуть. И еще я откуда-то узнал, что произойдет, если оболочка порвется. Дело в том, что внутри шаров совершенно нормальная сила тяжести, хотя и ослабленная. А вот снаружи — отрицательная, и все, выпавшие туда, падают вверх.
* * *
“Вот уже четверть века, как я, мешая важное с пустяками, наплываю на русскую поэзию” (из письма Мандельштама Ю.Тынянову 21. янв. 1937 г.)
Профессор Ходель перевел “наплываю” как ich spucke (т.е. произвел глагол от “плевать”!), что, разумеется, породило своеобразную интерпретацию текста. Нельзя так громко смеяться над преподавателями, не к добру…
* * *
Хорошо — всё, что сделано с радостью. Всё, что сделано со страхом — некрасиво или грех.
* * *
Кофе, приготовленный фрау Бурмайстер, нужно разводить 1/3 молока. А фрау Байерли — 1/2. Как говорил Воланд, вот что значит благородная кровь.
Почерпнуто из сегодняшнего сна
Когда умираешь, не сразу замечаешь это. Догадываешься, что что-то не так, обобщив следующие факты: 1) тебя не замечают люди (правда, примитивная коммуникация возможна, если строить рожи, пинаться, орать, — тогда они с недоумением оглядываются и морщат лоб); 2) не нужно в туалет (и, к слову, ни при каких обстоятельствах не наступает эрекция); 3) вдруг обнаруживаешь, что ты можешь летать.
Разобраться в самой технике полета очень легко. Конечно, хочется посмотреть на город сверху, одно, другое, третье; но потом охватывает желание проверить, как высоко ты можешь подняться; нужен ли тебе, например, теперь для дыхания кислород и холодно ли там, на высоте пары километров. При этом ты встречаешь НЛО наподобие вагины (как мне потом показалось, форма весьма закономерна). Видимо, это и есть узкие врата (они же игольное ушко); через дырку (или, скажем, шлюз) можно перебраться на другую сторону. Рассмотреть ее можно было довольно хорошо: большой зал, свечи, рояль. Но моя голова никак не входила в эту дырку, и я прекратил свои попытки.
В чистилища можно беспрепятственно спускаться (как бы на экскурсию) в любое время. “Спускаться” — поскольку ниже уровня земли летать не получается. А ведет туда множество лестниц, лифтов и просто провалов, которые (кто бы мог подумать) есть просто на углу каждого дома. Больше всего чистилища напоминают тесные и прокуренные ночные клубы. И большинство тех, кто там находится, не хочет покидать их исключительно по своей воле. Ах да, что меня больше всего удивило: там до сих пор в ходу немецкие марки, а не евро!
Цветаевы (это как о знакомых говорят, Зерновы или Рицы, но никогда обе фамилии), т.е. Марина и Сергей, живут в обветшалом доме, все оплетено плющами. Летание им кажется слишком простым и непоэтическим способом передвижения, suspekt. Если мы вообще говорили (они молчаливые), то на немецком. Отсюда и слово bodenständig, оставшееся как впечатление.
Проснулся с невероятно распухшей, больной головой и решил сразу записать всё, что задержалось в памяти. К счастью, оказалось, немного. Теперь можно варить кофе.
Мультикульти
Пойти на невероятно модную вечеринку меня, не в последнюю очередь, вдохновила покупка красной майки, облегающей, короткой и невероятно приятной на ощупь. И, как водится в провинциальных городках вроде нашего Хаммербурга, я, разумеется, встретил знакомые лица. Прежде всего, моего любимого полицейского Свеннибоя. И угораздило же меня пожаловаться на этикетку, оставшуюся после покупки… Потому что скотина Свенни (он же живое воплощение маскулинных фантазий Тома Финланда), заверив меня, что он-то сделает это аккуратно, рванул так, что на спине образовались две (!) дыры. Прощай, недолго, но верно прослуживший предмет гардероба!..
Впрочем, гости, замечавшие порчу, когда я поворачивался спиной, пользовались этим открытием, чтобы заговорить со мной. Знакомство недели: кубинский негр по имени Игорь Морозов. Отец был советским специалистом на Острове свободы. Правда, оглядывая этот экземпляр со всех сторон, ничего русского я разглядеть так и не смог. По-русски знает только “спасибо”. Человечище то ли владеет, то ли совладеет бутиком недалеко от ратуши. Выписал мне адрес и название, чтобы я заходил улучшать свой стиль и вкус: “Magazin”.
Конец семестра
Недавно узнал, что у Макса Фасмера всё, — готовые к изданию рукописи, рабочие материалы, библиотека, — погибло в конце войны при бомбежке, и он восстанавливал словарь (напечатанный в 1951 году в Швеции) преимущественно по памяти!
Профессор Гутшмидт (вращавшийся в кружке его учеников и даже когда-то гостивший у Фасмера дома) очень тепло рассказывает о нем. После прихода к власти фашистов Фасмер появлялся на улице не иначе как с двумя тяжелыми портфелями. И тем самым — поскольку руки заняты — приветствовал встречных знакомых и коллег, избегая предписанного жеста, — неизменно лишь кивком головы и угрюмым “Tach…”
Снег
Когда от него отвыкаешь, радуешься, как ребенок. Поехал на работу на велосипеде — невероятно бодрое ощущение. Двадцать сантиметров на нерасчищенных участках можно кое-как преодолеть. Кажется, что ты на лыжах, а не крутишь педали. А вчера бегали по заснеженному берегу до музейной гавани с любимым полицейским. В новогоднюю ночь у него дежурство на Репербане, — кто представляет, что это такое, пусть помолится за Свена, — он нуждался в утешении и напутствии.
Час под снегопадом на улице в очереди перед клубом, а после еще полчаса в гардероб (два года назад КИР был почти неизвестен, а сейчас превратился в какое-то культовое место). Я бы не стал мерзнуть, чего я там не видел, но это (Ул)лис, скептически настроенный накануне к самому походу, проявил выдержку: пришли, значит выстоим и пройдём. Какая-то карма: ко мне тянутся люди с чем-то острым, шероховатым или выпуклым в душе. Когда у Лиса умерла мать, он сбежал из своего маленького бразильского городка в Рио и год жил на улице. Мыл машины, брался за любую работу. В тринадцать стал работать в передвижной книжной лавке — фургон колесил по такой глубинке, где целые деревни не умеют читать. Пересек несколько раз амазонскую сельву. И перечитал во время переездов все книги. Многие люди покупали их, не понимая, о чем они — впрок. Но он рассказывал содержание и назначение, — вымышленная история, учебник, географические карты, — ему верили, и товар раскупался.
Мне-то казалось, что досадные предрассудки в интернациональных компаниях касаются, прежде всего, наших соплеменников: “Ты же русский! Почему не пьёшь?!” Оказывается, есть не менее обидные: “Ты же из Бразилии! И совсем не танцуешь?!”
* * *
Собор, как водится, светится и немного парит в темноте над городом. Валентин, спешивший на вокзал, разбил машину, и сейчас мы едем брать что-нибудь просторное и дизельное в аренду до понедельника. Точной цели пока нет, но куда-нибудь в сторону Альп. Решим на месте! Моя попутчица до Кёльна, женщина породы био-фито-дизайнер, взяла в дорогу Мураками, переведенного на немецкий с английского. В пути она расспрашивала меня о современной русской литературе, а я пересказывал сюжеты всех приходящих в голову и подходящих под это определение книг.
Теперь она, видимо, первым делом побежит покупать “Голубое сало”.
С каждым днем все диче и все глуше
Мой доклад о Волошине и его коктебельских эссе был самым позорным поражением со времен средней школы. Причины: недосып и отсутствие всякого плана действий, помноженные на пассивность славистской аудитории. Когда я (на второй минуте) потерял нить, то прочел, чтобы спасти положение, по памяти “На дне преисподней” (оказалось, не забыл еще…) Здесь людей чтение наизусть шокирует, и это несколько переключило внимание… Но далее совершенно запутался, рассуждая о гуманистической задаче поэзии, перескочил от “Распятой России” к “Суду Соломона”, закончив примерно так: ну… дитя это нужно понимать как сами знаете что… вообще это образ России, то есть, нет, но помните мой предшественник процитировал Александра Александровича… ну, так примерно в этом ключе. То есть, об этом лучше расскажет мой коллега по рабочей группе. Правда, он готовился по Бродскому… (и т.д., беспомощный лепет).
Хотя, хотя… некая Лотта сказала в перерыве: “Как просто и понятно ты сегодня говорил!”
Угораздило же…
Засветиться на странице: “Д.Л.Андреев: Библиография” ссылкой на школьный сборник стихов. Комментарий составителя: “Размышления о сложности чел. судьбы, передача физич. боли”.
Не выспался
Готовил доклад по “Марии Магдалине” Геббеля. Выступление через три часа. Несмотря на обилие выписок и слайды, понятия не имею, о чем буду говорить (нужно заполнить целый час!!!)
Поздний завтрак в “Гнозе” с франко-венгерским Крисом. Такой большой, а время от времени впадает в смущение, пытается чем-то заполнить неловкие (как ему кажется) паузы: “Какие у тебя еще есть хобби?” “Аrtikulatorische Phonetik” — отвечаю с самым серьезным видом. Рассеянно кивает: “Ах, да…” Через пять минут возвращается на землю и смеется. Как театрального студента его мучают упражнениями на дикцию, произношение и т.п. Упросил меня: громко и выразительно читал вслух с подчеркнутым русским акцентом. Как вы думаете, что? Конечно же, Евангелие от Луки, заготовленное на семинар. То-то на нас странно поглядывали прочие М/М и в особенности Ж/Ж парочки.
Вместо того чтобы заглянуть в библиотеку, пошел гулять по берегу Альстера, через маленькие причалы и мосты. Давно не гулял один. Погода весенняя, природа одухотворенная, люди красивые, — как четыре года назад, когда я впервые приехал в гости в Гамбург. Впервые вернулось это ощущение. А почему — не знаю.
* * *
В России я хотел бы жить в Петербурге, а не в Москве. В Германии — в Гамбурге, а не в Берлине. Хотя привязка очень отвлеченная. Немецкая столица — бедная и неустроенная.
Хоть убейте, но Киев у меня ассоциируется с Мюнхеном (слышавшие уличную речь на верном пути); Любек с Новгородом, — это понятно, почему; Киль с Архангельском. Нижний Новгород — это Дортмунд (гм, автомобили…) Но для каких-то городов соответствия не находятся. Куда поместить Кёльн и Франкфурт, например? Мой Новосибирск должен бы быть в восточной Германии (Кемерово — напрашивается Франкфурт-на-Одере).
* * *
Немного горжусь собой: на выходных разобрал велосипед №1, полетела ось заднего колеса, — на котором блок передач, тормоза, подножка, — и он снова на ходу. Если бы не сумасшедшие автомобилисты, вылетающие из-за угла (в прошлом году меня сбили, езжу и без того осторожно), то жизнь была бы совершенно прекрасна.
Строку о женщине и муке
Если взять велосипед и прямо от моего дома переправиться на пароме на Финкенвердер, немного проехать вглубь “старых земель” — прорезанных каналами низин между северным и южным рукавами Эльбы, — начнутся маленькие фермы, яблочные сады и палатки, где в любое время года можно найти что-то вкусное. Обычно это свалка картошки, фруктов и домашних мармеладов в пузатых баночках — и копилка, чтобы бросать монетки. Мне кажется, никому и не придет в голову не заплатить. Сегодня я за три евромонетки загрузился яблоками — хотя уже весна на дворе, они такие сладкие, ароматные и сочные, как будто только что собраны. Две трехкилограммовые сетки — ярко-желтых и ярко-красных. Думаю, не запечь ли их.
Остается не так много времени, чтобы поспать перед планеркой. У меня расширенные зрачки, замороженные нос и горло. Доигрался в светскую жизнь. Какая же дура эта Кейт Мосс.
Сapperis Spinosa L.
После работы отправились с коллегами пить глинтвейн на рождественский рынок. После четвертой кружки (с коньяком) я, неправильный русский, взвыл, что больше не могу. Мои коллеги до сих пор были уверены, что русские могут переносить любой алкоголь в любых дозах… К тому же над ухом играл какой-то тирольский оркестр. Продолжили за коктейлями в небольшом баре, обсуждая животрепещущие вопросы. “Разумеется, попперс гораздо вреднее кокса”. И так далее, и прочие светские темы. Вернулся домой, жалея о потерянном времени и мысленно успокаивая свой бедный организм, получивший вместо спорта изрядную порцию ядов (курил тоже, поскольку если я в компании сам не курю, то начинаю кашлять и чихать от дыма). Перед тем, как заснуть, набросился на баночку каперсов — хотелось острого и соленого. Продукт для меня, скорее, экзотичный, и дома оказался почти случайно.
Черненькое и черное
Вот кто-то говорит, что согласен годами ждать меня. Ну какая же несусветная чушь. Не понимаю, кому вообще может быть приятна или лестна такая ситуация. Что даёт крестьянская верность с щенячьим взглядом тому, кого помимо его воли угораздило попасть в объекты любви? Кроме, разумеется, осознания того, что кто-то страдает, болеет и проводит свои дни в созерцательном написании записок на обрывках карельской бересты?..
Ты вдруг оказываешься кругом виноват за то, что не отвечаешь взаимностью, в твоих добродушных и легкомысленных подарках из дней оных обнаруживают зловещие смыслы, твоим близким людям досаждают подозрительностью и ревностью.
Есть что-то омерзительно эгоистическое в верной и безответной любви. Можно ровным счетом ничегошеньки не делать и, поплевывая в потолок, плакаться о том, что ты никому не нужен. И даже собирать на этом эмоциональные дивиденды друзей, странников и калек захожих.
Всё это наводит на мысль, что нет никакой горячей, сильной и т.д. и т.п. любви, а есть какое-то клиническое самовнушение или отклонение в развитии, потому что…
Потому что когда любят по-настоящему – забираются в окна, поют серенады, переходят границы по тонкому весеннему льду, дарят цветы и котов, наборы для выжигания и смешные трусы, отдают последнюю рубашку – и берут у тебя, не спрашивая, всё, в чём нуждаются. Зовут поехать автостопом на Байкал или озеро Чад. Смеются, смешат и поднимают настроение, но никак не наоборот. Я хорошо проинформирован.
“Полюбите нас черненькими?” Спасибо, дорогие, научен. Копнешь человека, а белого в нём и не было отродясь.
Спиритуалы
Уже несколько раз доводилось слышать определение “кириллическая” в отношении русской культуры. Когда мой католический друг, индийский Феликс, прозываемый Филей, рассказывал о воскресной экуменической латино-немецко-церковнославянской мессе(!), на которой патер вызвал его из толпы прислуживать (узнав, нагромождение деепричастных, своего подросшего мессдинера), он тоже сказал: “А кириллическое пение мне очень понравилось…” Может быть, это мой пробел в знаниях, но я заметил, что кириллица — это только письмо. Феликс пообещал компакт-диск, который так и называется “Kyrillischer Gesang” или что-то в этом роде. Подозреваю, что такая же клюква, как и гималайская музыка для тантрических медитаций, которую мне однажды в романтической обстановке поставил господин замредактора самого выдающегося немецкого еженедельника. Прислушавшись, я различил тогда на фоне колокольчиков, ситар и прочих бубенцов самую что ни на есть оригинальную “Беловежскую пущу” в исполнении незабвенных “Песняров”.
Leidenschaft
Затянувшийся ужин за ноутбуком в одном из кафе Альтоны и экзистенциальный разговор с Ником о кризисе немецкого театра. И о том, почему после нескольких лет в Германии у меня происходит маленькая контрреформация: вытеснение аборигенов и приобретение новых русских/русскоязычных друзей.
Я знаком с массой интеллигентных людей, которые могут говорить о русской литературе, влиянии буддизма на творчество Гессе, новой парадигме сценического искусства и т.п. Но я не знаю ни одного человека, с которым можно было бы поговорить об этом увлеченно, страстно — leidenschaftlich — поспорить о какой-нибудь мелочи, скатиться в стиходекламацию, подраться и побрататься. Так же и современная литература равно режиссура в Германии — всё делается так, как будто за этим нет ничего трансцендентного. Есть искусные ходы, но это еще не искусство. Вот в новой интерпретации “Войцека” — которая в жестяном ящике, залитом кровью — если герои передвигаются по периметру треугольника, то это считается невероятно креативным — ведь режиссер намекает не на хухры-мухры, а на святую троицу (или спорят газеты, обсуждая последовательность полосок германского флага!) И такая пустота за всеми этими “войцеками” и бегущей Лолой, снятой как нехитрое уравнение и вытянутой за уши только игрой актеров; Франка Потенте играет так, будто в её роли есть что-то иррациональное и метафизическое, хотя и там, конечно, зияющая пустота. У посредственного драматурга на сцене выстреливает каждое ружье. А гениальный предоставляет распорядиться ружьем самому зрителю. Возможно, после представления, но зона поражения оказывается куда обширнее. В этой стране почему-то нет гениальных писателей, актеров, режиссеров, певцов и т.д. Есть масса умелых гюнтеров грассов, которые то ли таковы от рождения, то ли всю жизнь катятся на ручном тормозе. (Этот пассаж примерно передает содержание моего монолога).
Следует неожиданная реакция.
— Я недооценивал тебя — подскакивает Ник, cнова садится за столик и стучит рукой по столу так, что нам вопросительно кивает официантка. — Ich habe dich lieb. Мне сегодня многое открылось. Да, ты прав… Именно этого нам не хватает в жизни и искусстве. Leidenschaft… Leidenschaft.
Религиозное чувство
Этот футбольный чемпионат — просто праздник. Только что победили итальянцы — я был на улице, когда повсюду начали сигналить машины. Прохожие — как южно-европейского вида, так и местного (здесь и диаспора сильная) — начали орать и махать флагами. Со мной на светофоре стояла ликующая группа итальянцев. Двое немцев начали поддразнивать их: вам просто повезло!.. Одна девушка почувствовала себя оскорбленной: “Повезло!? А вот и нет! Бог услышал нас!” — и, показывая пальцем в небо, так, что даже я поднял голову, ожидая там увидеть Самого Господа Бога нашего во славе Его, — с невероятной силой убеждения добавила — “Бог есть!!!”
На варварском немецком это звучало особенно красиво: “Es gibt ein Gott!!!” — с неопределенным артиклем.
Легкость
Самое важное — не выпасть из этого потока. Когда, не задумываясь, выбрасываешь деньги, зная, что сможешь заработать новые. Когда прыгаешь из города в город, собираешься с мыслями за полчаса и за пять минут оформляешь билеты на самолет. Когда звонишь и говоришь: “Приезжай” — и тебе не отказывают. Или когда, наоборот, не раздумывая, отказываешь во встрече близким прежде людям. Потому что другой поток уже не примет. И на бытовом уровне совершается необычное: дома цветет и осыпает белые лепестки жасмин. Хочется ярких красок, прежде всего, красного. Даже подушка и плед, под которым я сплю в теплые ночи в красной комнате, красные. В офисе вдруг получается пробить перестановку и откладывавшийся месяц за месяцем ремонт. Осталось развесить последние картинки на стенах.