Опубликовано в журнале Крещатик, номер 2, 2006
Скользить на одной, про другую
забыть насовсем, навсегда,
вычерчивая и рисуя
фигуры на ватмане льда.
Чтоб взмыв в небеса в пируэте,
со скоростью сверхзвуковой
откупорить пробку бессмертья
садовой своей головой.
И в том далеке распрекрасном
“канадки” повесить на гвоздь,
где знак бесконечности красным
тебе начертать удалось.
* * *
Ничегошеньки кроме
и нисколечко сверх:
зимний сад в полудрёме
и заброшенный сквер,
двухколёсный “Орлёнок”,
песню “Ванька-холуй”,
горько-сладкий спросонок
на губах поцелуй,
краснопёрки неслышный
замороженный стон,
перезревшие вишни
на десерт у ворон.
Вот и всё из поклажи.
Только то, что любил.
Втайне радуясь даже
если что-то забыл.
Чтобы на Средиземном
свой закончить поход
экспонатом музейным,
что слезы не прольёт.
* * *
Стриж подстригал макушки сосен —
то вверх, то вниз.
Не радуйся, что скоро осень,
не торопись.
Ещё дождём и ветром будешь
по горло сыт.
Она в кармане прячет кукиш,
что твой Дин Рид.
А мы не лохи. На мякине
не проведёшь.
И неба полог тёмно-синий
ещё не дождь,
но репетиция, где август,
как в клетке стриж,
уже не вызывает радость,
а горечь лишь.
* * *
Мимо Ваганьково на 23-ем
старом трамвае в Израиль уедем.
И краснопресненские тополя
обетованная сменит земля.
А на подошвах другая, конечно,
сколько не чисть — остаётся навечно,
сколько не мой — остаётся навек
грязно-солёный кладбищенский снег.
Юрий Давыдович, лет через 8
с сыном приедем, прощенье попросим,
сами не зная за что и зачем,
чтобы уехать уже насовсем.
* * *
На все четыре или больше,
и даже в мыслях нет, что “пан”,
но в результате где-то в Польше
с Агнешкой завести роман.
И, чтоб она подзалетела.
и ни в какую — на аборт,
и, чтоб не только душу — тело
купил за 30 евро чёрт.
И, чтоб в потустороннем мире
самим собою стать опять.
Когда уйду на все четыре,
а если повезёт и пять.
* * *
А. Гельману
И думая о Еврипиде,
о детях, о времени, о…
в вагоне занюханном сидя
и в грязное глядя окно,
ты едешь — куда? — а не всё ли
равно — безразлично куда:
по левую сторону — поле,
по правую — города.
Вернуться обратно не поздно,
стоп-кран только нужно сорва…
Нет — поздно! Холодные звёзды
и те уже светят едва.
И сам, как звезда, холодея,
глядишь удивления без,
как на колеснице Медея
летит, не касаясь небес.