Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 1, 2016
Вероника Капустина – поэт, прозаик, переводчик. Родилась в Таллинне. Окончила факультет иностранных языков ЛГПИ им. Герцена. Стихи и рассказы публиковались в журналах «Нева», «Звезда», «Новый мир», «Знамя», «Крещатик», «Семь искусств». Автор шести книг стихов и книги рассказов. Лауреат премии им. Ахматовой 2006 года.
* * *
Не получается утонуть – плыви.
И без этой, как ее, без любви,
Говорят стихами, а дышат прозой.
В голове тенисто, свежо от слез,
Зацветает неяркий цветок склероз,
По ночам сияет звезда наркоза.
Отвлекают птичий щебет и пыл,
Помогают забыть, что ты всех забыл.
А потом – такие обнимут руки
И такая в тебе взойдет трава,
Что забудешь не только людей – слова.
То-то запахи будут и то-то звуки.
* * *
Похоже, дни неверно сочтены:
страна – подросток, а на вид старуха,
На карте копошится тень войны –
Навозная, нервозная, как муха.
Когда и ямб, как резаный, орет,
Когда по-волчьи подвывает рифма,
Лишь птицы, небом избранный народ,
Свидетельствуют громко и незримо:
Что жизнь жива, тупа и неправа,
Что глупо и сдаваться, и бороться,
Что никакого больше нет родства,
Но что никто не отменял сиротства.
* * *
Запоминали всё – куда бы мы ни шли,
И стали сохранять и прятать переписку,
И робкий горизонт, что мялся там, вдали,
Внезапно задышал непоправимо близко.
Из всех небесных пор на нас текла беда.
Ночь стала не темней – совсем другого цвета.
Все думали: а вдруг последним будет лето.
Ошиблось большинство. Но кто-то угадал.
КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ
Смытый с палубы злой волной
лежит ничком на плоту.
Боже, это и впрямь со мной,
бормочет сквозь дурноту.
Но, видно, я жив, если вижу сны,
жив, если снятся те,
чьи лица к морю обращены
на западной долготе,
в Дублине, Плимуте… Я не труп.
Если бы я погиб,
забыл бы и вкус прохладных губ,
и локтевой сгиб,
где я, медлителен и упрям,
пульс пугливый ловил.
Видно, я здесь, поскольку там
быть не может любви…
Так он думает, и неправ,
к тому же, умер вчера.
Предсмертные сны его украв,
играет ими жара.
В Дублине, Плимуте… По ночам,
поисками больна,
бродит она от вещей к вещам
и не находит сна.
Не спят кроты и нетопыри,
и море в густой ночи
шепчет вяло: иди умри
или лежи молчи.
Она бормочет: меня найдут.
Твердит себе: не реви –
ты уже там, поскольку тут
быть не может любви…
Она лежит и считает пульс,
И, стало быть, неправа…
И темнота смеется: пусть
надеется, что мертва.
ФОТОГРАФИИ
Теперь слова редеют к ноябрю
Или сгущаются почти до мата.
Поэтому я слов не говорю,
А нажимаю кнопку аппарата.
И желтая расплавленная злость
Пятнает ослепительные фото,
У времени застряла в горле кость,
И кашляет отчаянная нота.
Какой-то поперхнувшийся фагот
хрипит на фоне ржавого распада,
Что жизнь уходит, а когда уйдет,
Чего-чего, а музыки не надо.
* * *
Тупо в кассу стоишь, в тоске добываешь справку,
Наблюдаешь в рекламе младенчиков толстопятых,
Вспоминаешь, глядя в окно на бензозаправку,
Мысли, краски, моды… восьмидесятых.
Все носили вельвет и думали, что печальны.
Жизнь казалась пустыми, нудными снами.
А на самом деле просто сильно скучали
Не по тем, кто уже, – по тем, кто еще не с нами.
А потом запасали злость, а потом усталость.
Секонд-хенд предпочли тогдашнему индпошиву.
И печаль пришла. Пожила. Осталась.
Да чего там, ею одной и живы.