Вступительное слово и перевод с румынского Кирилла Ковальджи
Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 2, 2014
Нина
Кассиан, известная румынская писательница,
родилась в 1924 году в г. Галац
на Дунае. Училась в студии драматических искусств, художественной и музыкальной
школе. Пианистка, композитор. Дебютировала в 1945 году со стихами и переводами.
Автор множества сборников стихотворений, среди них «Лестница» (Scara,1947), «Наша
душа» (Sufletul nostru,
1949), «Молодость» (Tineretea, 1953), «Ambitus» (1968), «Реквием» (Requiem,
1971), «Для сострадания» (De indurare,
1981), «Обратный счет» (Numaratoarea inversa, 1983). В последние годы правления Чаушеску
эмигрировала в США, где скончалась в 2014 году.
Предлагаемая подборка стихотворений взята
из двуязычного (англо-румынского) сборника «Избранное», вышедшего в США в 1992
году.
Кирилл Ковальджи – поэт, прозаик, критик, переводчик. Родился в 1930
году в Южной Бессарабии. Автор многих стихотворных сборников и публикаций в
литературной периодике России, Молдавии, Румынии, Польши, Болгарии. Живет в
Москве.
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Нина Кассиан – личность
удивительная, обжигающая. Ярко одаренная, умница, полиглот, композитор,
пианистка и, конечно, поэт. Прежде всего – поэт. Известна
всей Румынии и не только ей…
А какая очаровательная (верней – очаровывающая!) женщина!
Мать-природа внешними данными ее не очень-то одарила. Можно даже сказать –
обделила. Нина Кассиан рассказывала мне, что лет до
тринадцати-четырнадцати, привыкшая первенствовать среди девчонок и мальчишек. не догадывалась, что она среди
них вроде гадкого утенка. Когда поняла это с недоумением и болью, вызывающе и
дерзко решила: а я буду лучше всех ваших красавиц! И стала вести себя
соответственно – легко, вдохновенно, блистательно, благо душевной красоты, ума
и талантов было в ней хоть отбавляй.
И сама в себе высвободила прекрасного лебедя. Буквально через
несколько минут общения с ней вы попадаете под ее обаяние, видите свет,
озаряющий ее изнутри, и в этом свете она тепло и нежно преображается, глаз не
отвести.
Она победительница. Преклоняюсь перед ее
волей, мужеством, характером, но все-таки не могу не сказать, что она глубоко
страдающий человек, ранимый, болезненно чуткий не только в обыкновенной жизни, не
только в смысле драматизма личной судьбы (а где вы вообще видели принципиально
благополучного поэта?), но и в той извечной гейневской
сути, когда трещина мира прошла и через сердце поэта. Однако беззащитной и раненной предстает лишь пред алтарем
искусства, а на людях все та же – гордая, разящая. Победительница.
Я знаю Нину Кассиан около тридцати лет, познакомился с ней в середине
шестидесятых на пушкинском празднике поэзии, вместе побывали в Новгороде,
Пскове, в Михайловском. Меня поразила ее эрудиция, высокая культура,
аристократизм духа.
Хотя она в ту пору была (как и я) в плену иллюзий: казалось,
что близок к осуществлению «социализм с человеческим лицом».
Потом я неоднократно встречался с ней в Бухаресте, мы долго и
откровенно говорили о наших несбывшихся упованиях – я, правда, еще упирался,
сохраняя оптимизм, а она, полностью разочаровавшись в Чаушеску, не видела
впереди ничего хорошего:
– Я на несколько лет старше вас, я ждать уже не могу.
И спустя несколько лет, после смерти мужа, уехала в США,
осталась там. Теперь до меня доходят только ее стихотворения…
Нина Кассиан мало переводилась в
нашей стране – несколько разрозненных публикаций, участие в коллективных
сборниках и антологиях. А она поэт выделяющийся своей
резкой и рискованной эмоциональностью, открытым и откровенным темпераментом – и
это-то в пору, когда поэзия чурается страстности, лиризма, когда она уходит то
в интеллектуальный герметизм некой сверхпоэзии, то, напротив, в саркастическую – вплоть до
абсурда – антипоэзию. Но при всей своей прямоте
лирика Нины Кассиан выражается отточенными
современными средствами. И очень индивидуальными.
Широк диапазон ее творчества. Я надеюсь, со временем удастся
полней познакомить нашего читателя с разными гранями ее поэзии. Для этой
подборки выбраны страницы сугубо женской исповеди – можно сказать, интимной.
Полагаю, это теперь большая редкость. Поэты нынче прячут свою уязвимость за
броней творческой искушенности. Но Нине Кассиан и
мастерства не занимать. Что бы она ни делала, она всегда остается художником.
ПОСВЯЩЕНИЕ
И если плоть разочарована
(растерзана по сути, разворована),
пребудет дух, пребудет хмель зеленый
плода, каким была я.
Прочти мои стихи и захмелей
от духа во плоти.
БАР
В этот баре пустом полутьма,
и песенный голос тоски,
между нами такая даль,
перелетают кровавые пчелы
из стакана в стакан,
между нами такая даль,
и летающий нож
наугад все живое разит,
между нами такая даль…
КРОВЬ
А, я отлично помню эту боль!
Душа моя, застигнутая врасплох,
билась птицей с надрезанным горлом.
Все было кровью забрызгано: улица, стол
и твои простодушные руки.
Мои волосы разбредались, бродили
чудовищем среди стаканов,
вокруг них обвиваясь, как вокруг остановленных вдохов,
и плясали со свистом, как смерч,
и к ногам твоим падали, как после казни.
А, я отлично помню, что я улыбнулась,
как-то дико, чтоб быть на себя похожей,
и что вскрикнула всего только раз,
потом, когда кругом никого уже не было,
и свет был погашен, и стерта была
кровь со стола.
ОЧАРОВАНИЕ ОДИНОЧЕСТВА
Снег на лбу, как холодная лампа,
снег мои засыпает карманы,
не могу я пошевелиться
и стою, светясь в темноте.
У мышей вырастают глаза,
волки обходят меня стороной, как опасную статую.
Все, которые прежде любили,
не решаются выйти из дома…
* * *
И когда наступает конец лета,
наступает как будто конец света.
Опустошенье вокруг и страх.
День убывает
до потери достоинства.
На наши тела опускаются
влажные плиты сукна:
уныние верхней одежды.
Нам потом, дрожа, спотыкаться
среди сугробов улицы Зимней,
на перекрестке Судьбы…
Стоит ли жить еще
с идеей весны
– опасной, как все утопии?
ХЛЕБ И ВИНО
Говорила, что будет праздник…
А жаль.
Итак, я надела напрасно
с блестками платье и шаль.
Ждала я уже без смысла.
Рассвет зарозовел…
Вино в кувшине прокисло,
хлеб на столе почерствел.
И когда воистину над землей
день, поднимаясь, рос,
вынула я постаревшей рукой
цветок из волос.
СВИРЕПСТВУЯ
Под ногами дорожка из мертвых бабочек,
мертвых и мягких
(им не свойственно коченеть).
Я совершенно здорова.
У себя я вынула печень,
удалила легкие,
уничтожила сердце
– ничего уже не болит.
Превратиться в призрак –
это выход,
который вам холодно рекомендую.
ВДОВА
Ей мороз изуродовал пальцы.
Зной ей высушил руки.
Теперь непогода добралась до мозгов,
уподобив их грозовому облаку.
Она не носит черной накидки,
ходит голой
без шерсти, без перьев,
как ящерица.
Она уродлива.
Пес берет след ее одиночества
и отбегает, скуля.
Она раздражающе
пахнет
отсутствием.
НОЧЬ ЗА НОЧЬЮ
Привидение,
призрак-дикарь
ложится рядом со мной.
Кем он был? Человеком? Конем?
Может, деревом, бурей поверженным.
Он неуемный, как сумасброд,
то подушкой мне накрывает лицо,
то раскрывает меня
и выбрасывает из постели
каждую ночь.
Милое привидение,
милый призрак,
скорее убей меня,
чтобы нас было двое.
НА СТОЛЕ ФОТОГРАФИЯ
Лепестки цветка ложатся
вокруг тебя.
Тебе не вырваться
из круга этих желтых
ведьмовских лоскутков.
Но ты – вокруг меня.
Не могу уже вырваться
из твоего окружения.
Ты, как стая, меня затравил.
СОН С ЗАСУХОЙ
Вода все дороже,
пора научиться
пить из болота
и плавать в пыли седой.
Птицы улетели осенью
и не вернулись
весной.
Все дороже синяя ткань,
пора научиться
облачаться в черное.
Дорожает и рыбный скелет.
Цены ему нет.
ВЕСЬМА ПРОСТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ
Морские морщины на лбу моем высыхают.
Над песками пары расставанья витают.
Последний ягненок с трудом вырывает последнюю травку,
Жар свой теряя, лето и кровь идут на поправку.
Рана вчерашняя, рана глубокая, даже казалось – сквозная,
вся затянулась к утру. Ох, плоть у меня еще молодая.
Но не проходят трещина мира, рана столетья,
парные строки вот эти.
Всю жизнь?
После смерти?
Перевод с румынского Кирилла Ковальджи