Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 2, 2014
Юлий Гуголев родился в 1964 году. Поэт, переводчик. Лауреат премии «Московский счет» (2007). Стихи публиковались в журналах «Знамя», «Интерпоэзия», «Октябрь» и др. Живет в Москве.
Чем дольше живу я в России,
чем больше работаю с ней,
тем чую острее в разы я
и многое вижу ясней.
Чем дольше сижу я на Яме,
чем дольше читаю “Life News”,
спокойнее тем и упрямей,
я сдержанней, блин, становлюсь.
C улыбкой спокойной и жуткой,
какая под стать мсье Верду,
«Омич изнасиловал утку»
я без содроганья прочту.
(Я не шелохнусь и подавно,
не всхлипну ни разу, узнав,
что в Дании, этой Гуантанамо,
растерзан безвинный жираф.
Едва ли мой пульс участится
в пандан кровожадной молве,
когда плоть жирафа, – частица
одна, – воссияет во льве,
очнется во льве, как во гробе,
чего-то там чем-то поправ…
Послушай, далёко, во львиной утробе
обглоданный бродит жираф…)
Глазами, видавшими виды,
видавшими Вия в 3D,
кошмары Прямого эфира
смотрю, как буддист – варьете,
где, желчи моей не тревожа,
пусты, как словесный портрет,
такие сгущаются рожи,
которым и имени нет.
Мудями трясут, сикелями,
массируют жвала свои.
Слова их текут киселями,
а в горле сипят соловьи.
Одетые в латекс и ботокс,
скрывая слюну и хитин,
транслируют радость и бодрость,
но я, сука, невозмутим.
Какое мне, в сущности, дело
до всех Будапештов и Праг.
Дано, повторюсь, мне лишь тело,
которым заведует страх;
которое все уверяют:
пространство, как хочешь, крои! –
ведь все эти хаты, что с краю,
они же от веку – твои.
Так здравствуйте, сестры и братья,
одной уж ступнувши ногой…
Земля размыкает объятья,
суля вам приют и покой.
Должно быть, не знали, ребят, вы…
Вы ж просто не знали, ребят,
какие же клейкие клятвы
нам всем еще здесь предстоят.
В какие веселые игры
предложит сыграть нам братва.
Не просто в обычного тигра,
а сразу в «жирафа и льва».
Мы ж сами расчистили путь им,
не скажем теперь «А мы чо?».
Мы все обязательно будем! –
кто – уткой, а кто – омичом.
Не важно, чи девка, чи парень,
но в логике Судного дня
я, тля, буду, всем благодарен
за все, чем кормили меня:
кто – стоном подземным, кто – эхом,
на память, наощупь живя, –
нутром земляного ореха,
путем дождевого червя.
Неважно, кто канет, кто сгинет,
каких средь слоев и пород,
но мужество нас не покинет
(в том случае, если придет),
в том случае, коль все пожрется
все той же утробой земной,
последнее, что остается:
пусть что-то пожрется и мной!
Мы – те же, ни лучше ни хуже.
Кровавые сопли утри.
Пока она жрет нас снаружи,
Мы гложем ее изнутри.
Не факт, что не сдамся без бою,
поскольку ее до хрена.
Но я остаюся собою,
родная моя сторона.