Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 3, 2008
листья опали, слышишь, совсем опали,
если смотреть из сада — нагрянут дали
прямо в зрачок, подтянут ольху, осину —
войско сухое книги Талиесина;
мне и траве, а стало быть, нам обоим —
лодочку бы и речку — уплыть от боен,
чтобы вернуться к бойне с лицом крылатым,
из кожуры от яблок в тяжелых латах;
что я скажу деревьям, чья пища — птичий
щебет, совиный — ночью, а днем — синичий?
что я скажу деревьям? все листья пали,
яблок обитых ковшик стоит в подвале…
солнечный бог, как луковка, спит в корзине,
копья сойдут на землю — но небо сине,
глина тепла, летучая жизнь нелепа —
лес мой оживший, лес мой, что нам до света?
не был я воином, был я певец и книжник,
облаку — братец, травам сухим — сподвижник,
было и мне когда-то темней, чем вашим,
с плетью, мотыжкой, как поселяне, вставшим
старым стволам незрячим, — но тьма проходит,
вроде обиды или прилива вроде —
чтобы не светом — буковкою витою
стать, поцелуем, облаком, добротою…
ПЛАЧ ОБО МНЕ И СПИНОЗЕ
не вынесешь, святая простота,
ни мудрости, ни милости… гляди же,
как мотылек то вздрагивает ближе,
то в темные уносится места…
темно на сердце, так им и скажи,
что если бы любовь остановилась
у самых окон, вынес бы и милость,
но без лица весомая лежит
земля вещей, поизносивших цвет,
что ветер, будто нищенка святая,
стоит снаружи, в дом не проникая…
* * *
пламенеет вода на закатной реке,
ты стоишь, сигарету зажав в кулаке,
и хребет прорастает травою;
этот берег в тебе признает своего,
ты и камень, и птица на камне его,
и не птица, а руки корою
обернувшее дерево, в темной воде
отыскавшее облик неведомо где –
одинокую жертву богине,
глинобровой реке, что приносит в разлив,
будто в детстве, гниющие стволики ив –
флот Гомеров и крики Эриний;
собери же свое на грядущие дни:
и кочующих барж смоляные огни,
и слепой перламутр заката;
будет время родится, и время стареть,
и другими глазами на все посмотреть
будет время когда-то.
* * *
любовь земная веточкой миндальной
взмахнет еще – но почему бы здесь
не видеть за границею недальней
простого глаза – тень ее и весть,
ее небесность (над кольчужной кладкой
времен Союза) в луковке цветной
фонарной, разливающей украдкой
не свет, но задыханье надо мной…
так скверик мал… от лучших умалений
миндаль нижайший розоват и чист,
в толковом недеянии и лени
трепещет лист и не трепещет лист –
и я стою – нелепое стоянье,
установленье: нечто, отчего
нет разницы в вещах, но лишь сиянье,
что льнет ко мне – не выйдя от Него…