Опубликовано в журнале Интерпоэзия, номер 5, 2006
* * *
Нелюбовь и враждебность мира очевидней Господней любви,
То есть острее по ощущеньям и результатам.
В постоянном прессинге и осаде утешаешься браслетиками “Jenavi”
И, держа удар, укрепляешь себя небогатым матом.
Ну а как ещё сладить с колоссом этим на мускулистых боксёрских ногах,
Несгибаемой подковой мироустройства, мирозданья вечной твердыней?
Как ни долбим, ни тужимся – не рассыпается в прах,
Памятником стоит, держится нашей гордыней.
Остаётся терпеть до дембеля, вычёркивая из календаря
Дни и годы, десятилетия и эпохи,
То ли не зря сгорая, то ли впустую горя,
В шуме дня не различая ангела своего сочувственные тихие вздохи.
ЭХОГРАММА
Эхограмма. Сердце чавкает, как свинья
Над корытцем крови, замкнутым в стройную систему.
Ну и звуки, Боже! Все метафоры наши – фигня! фигня!
Рядом с этим натурализмом – привет попавшему в тему!
Всё в порядке, вроде. Но ведь болит, болит,
Как щенок, поскуливает одиноко, потерянно, виновато.
Кардиолог бессилен, хоть и делает знающий вид,
Отсылая дальше, туда, где душу укутают ватой,
Усыпят, бедняжку, байками, то да сё –
Жизнь прекрасна, мол, даже без денег, а стрессы – самовнушенье.
Где ты, где ты эпоха блаженных – Ли Бо, Ду Фу ли, Басё,
В чем искать забвенья,
иллюзий,
игры ума,
утешенья?
НАКАНУНЕ ОКТЯБРЯ
Падают листья, как при рапидной съёмке,
Медленно, неестественно и прекрасно.
Что там еще осталось у Бога в котомке,
Не уместившись в зазор между “буря” и “ясно”?
Воздух прозрачен, и видно, как время полёвкой
Шмыгает в травах, надкусом у корня губя их.
Щёку утри незаметно рукою ловкой,
Вечной вдовой при греках, варягах, мамаях.
Выбрана доля собой, но слезы лить лень и
Коли поёшь, то всяк тебе будет милый,
Знать, уцелеешь и в этом землетрясенье,
Не понимая, откуда берутся силы,
Как при любой, самой дурной напасти,
И при любой утрате, безмерно веской,
Как сердолик на сильном твоём запястье,
Схваченный полупрозрачной нервущейся леской.
ВАРИАЦИИ
1
Женщина создана для одиночества:
Переживать мужей,
Провожать на войну сыновей,
Отпускать дочерей…
А потом кротко ждать
Своего единственного –
Ангела смерти.
2
Истерзал душу
никому не пригодившейся любовью,
Измельчил её
нищетой,
Ожесточил
одиночеством.
Это и есть –
единственный путь к свету?
3
Все мои птицы улетят,
Все мои рыбы уплывут,
Все мои реки засохнут,
Все мои травы завянут,
Все мои цветы опадут,
Все мои камни застынут,
Все мои слова онемеют,
Все мои любови иссякнут,
Все мои звёзды погаснут,
Когда засияешь Ты –
Ослепительный!
* * *
Пожалела госпожу
рабыня,
Пожалела принцессу
служанка,
Пожалела жену
путана…
Той ли жалостью, с тем ли пылом?
Виноград по-прежнему зелен,
Повелитель, как встарь, неразборчив,
Но всё так же быстро сникает
Юной кожи упругая свежесть,
И всё так же быстро заносит
След сандалий песок пустынный…
ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ ДЛЯ ВЛАДИМИРА ГАНДЕЛЬСМАНА
1
Золото детства – из царства Мидаса,
Край только тронь у любой чепухи…
Мальчик из параллельного класса
Классные пишет стихи.
Гривой седою колдуя над словом,
Нам возвращает сполна
Невод заветный с волшебным уловом.
Времени катит волна,
Вновь вынося на иссохшую сушу
Всё, что хранишь в забытьи,
Вновь теребя отвердевшую душу
Запахом райской кутьи.
2
Поскольку родина – язык,
Но нет, ещё скажу:
Всё то, к чему твой глаз привык,
Всё, что влечет баржу,
Нагруженную до краёв
Тем, с чем уйдём навек,
Один лишь видя отчий кров
Из-под прикрытых век.
ОТ ПЕРВОЙ ЗВЕЗДЫ
Налетает ветер цвета классической глины,
Невесенний какой-то, пустынный, в печаль вгоняет.
Ах, в каких краях нынче цветут маслины,
И в каких кустах нынче колибри порхают?
Где катят валы средиземноморья, органно
Грохоча, ревя, неуступчивый руша берег,
А мужчины в молитве качаются неустанно,
Славя Бога и обходясь без блажных истерик?
Некошерные мысли отбросив, о всех гоненьях
Коли помня, то не в укор, и не в злую тяжбу.
Огонёк мигает, в живых струясь поколеньях, –
Не задуть ветрам, лишь звезды оставался наш бы
Первый свет свечной, собирающий всех у чаши
С виноградным вином и молитвою благодарной.
Что задумался над тарелкой гречневой каши,
Над священным словом, над общей юдолью тварной?
КАРДИОГРАМА ЖЕЛАНИЙ
1. Уроки фэншуй
Список заветных желаний, составленный по фэншуй,
Скромен, но в то же время почти всеохватен.
Жалкая горстка пепла, как хотеньями ни бушуй,
Не заслонит судьбы невыводимых родимых пятен.
Что случилось – случилось. В юго-западный угол торшер
Установленный, должен навеки привлечь партнёра.
Покупая бесстрастный компас, о чём мечтаешь, mon chere,
С чем в себе воюешь, из души своей, тем не менее, не выметая сора?
Китайского с василеостровским слишком гремуча смесь.
Посильнее, должно быть, альянса французского с нижегородским.
Язычок прикусила на время дизайнерская кастовая спесь,
Со всем своим реквизитом садо-мазо-никелево-броским.
Расчленёнкой веет от одного, от другого – кодировкой чужой,
Собственный дух ослаб, вот и гоняются то за драконом, то за трёхногой лягушкой…
Господи Боже, вытяни-ка нас самой задубелой своей монотеистичной вожжой,
Проучи-ка как следует самой хитроумной своей китайской ловушкой!
2. Скорбное бесчувствие
Кардиограмма желаний завершается финишной ровной прямой,
Ни на что никакой реакции – чистый будда.
То ли святость при жизни, то ли кома перед чумой,
То ли простой отходняк после shopping-блуда…
Отвращенье к материи, побывавшей в мирских руках,
Как и к духу, прошедшему через мирское сознанье.
Хитроумный придумай коан, бритоголовый монах,
Удиви-ка опять смысловым крючкотворным вязаньем.
Просветлённым взором, уставленным в свой пупок,
Обнаружь в любой суете покой и нирвану.
Вечен каждый звук, что во тьме нам поёт сверчок,
Как любая фантомная боль, что грызёт виртуальную рану.
3. Открытие выставки “Три века русского искусства” из ГРМ в Саратове
Саратовский телеоператор, нервно высматривавший в видоискатель
губернатора Аяцкова,
адресные и прочие грамотно выстраивавший планы,
в бейсболке, лихо надвинутой на лоб задом наперёд,
так непристойно вдруг на банкете через два стола впился взглядом,
что пришлось, задев локтем, бутылку с водой опрокинуть,
устроив микропереполох и переключив внимание возбуждённой общественности.
Даже и не сфотографировала его, вот ведь, а ведь хотела,
потому что внешнее сходство и внутреннее влечёт:
всё те же очки, и нос Буратино, цвет волос с рыжиной и рост под два метра,
и даже походка – вразвалочку. Все спецприметы наперечёт.
Только стёртое слово “типаж” ничего здесь не объяснит,
ни о чём не напомнит,
лишь о мальчике Нильсе с гусями да о стройотрядовском воздыхателе,
необоснованно желавшем большего и изводившем
необоснованной ревностью.
Ну, а всё остальное – в кодах других, в тех, что сказать не под силу.
Оттого-то молитвы наши, увы, так жалки, невнятны, убоги,
что Господь им не внемлет…
А метро у них нет.
Грязи зато хватает с лихвой,
как разбитой военной техники на Соколовой горе.
* * *
Дерево не знает обездоленности.
Б.Паскаль
О дерево, сойди с сияющих небес,
Омой себя дождём, войди в поля и травы,
Тебе кричат птенцы и рукоплещет лес,
И радуга, как нимб, встаёт триумфом славы.
О дерево, яви жестоковыйный нрав,
Усердие семян, коры невероломность,
Держись своих корней, стой на своём! Тот прав,
Кто верит в связь с землёй и в воздуха огромность.
Держись за небосвод – или держи его? –
Вы в связке, кто кого – не сразу и узнаешь,
О дерево, прошу, не бойся ничего,
Ведь страх живёт, пока спасенья не взалкаешь.
И я к тебе, дай Бог, приду, как кельт-друид.
В поношенном плаще – ни славы, ни подбоя,
Тобою лишь дано изжить следы обид,
Покрыть твоей корой, укрыть твоей листвою.
Вей кроною своей, под снегом замирай –
Что тесные кусты с их кружевным объёмом? –
О дерево, цвети, единственный мой рай,
Во всей своей красе за дальним окоёмом…