Катастрофический фарс. Перевод Екатерины Хованович
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 7, 2015
СТАРИК
СТАРУШКА
ПОВЕРЕННЫЙ
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ
и
ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО
Место
и время действия:
здесь
и сейчас.
(Пьеса
написана в 1962 году, издана в 1978-м.)
Жалкая
мансарда в старом доме, готовом вот-вот рухнуть. Сквозь дырявые стены и крышу с
обвалившейся черепицей видна улица. Часть стекол в окне (задний план, середина)
разбита, другие выбиты вовсе, а вместо них вставлены картонки или наклеены
обрывки газет. Дверь, расшатанная и едва не слетающая с петель (слева), ведет
на лестничную площадку и на лестницу.
Мебель
соответствует обстановке: доски и ящики вместо стульев, столов и кровати. У
правой стены — полуразвалившийся шкаф, двери которого накрепко закрыты и
увешаны массивными железными цепями.
Через
дыры в крыше льет дождь.
Поднимается
занавес. Старик со старушкой молча и неподвижно сидят
на одном ящике под огромным зонтом. Какое-то время, может быть чуть дольше, чем
это, казалось бы, оправданно, слышен только шум дождя.
Неожиданно
старушка бесцветным голосом произносит.
СТАРУШКА.
По радио утром обещали хорошую погоду, безоблачное небо. Воздух, говорили,
прогреется…
СТАРИК (не глядя на нее, равнодушно пожав плечами).
А ты чего бы хотела? Они каждый день повторяют одно и то же. Так хоть иногда
угадаешь.
Пауза.
СТАРУШКА.
Как по-твоему, на улице тоже дождь? Или только дома?
СТАРИК.
Кто его знает! Я сегодня еще не выходил.
СТАРУШКА.
Боже, ну что за лето! (Пауза.) Вот и
в прошлом году было то же самое.
СТАРИК (устало). В прошлом году, в прошлом
году!.. После всего, что с нами творилось, никто вообще не знает, когда был
этот твой прошлый год…
СТАРУШКА.
Но… постой-ка! (Считает на пальцах.)
По моим подсчетам выходит, что… где-то семнадцать… нет, восемнадцать или
двадцать месяцев назад.
СТАРИК.
Да хоть двадцать четыре, хоть тридцать пять, хоть пятьдесят девять. Какая
разница! Не от прошлогоднего же дождя я весь продрог, а от нынешнего.
Пауза.
СТАРУШКА.
А раньше дожди шли только зимой, помнишь?
СТАРИК.
Опять ты за свое… Раньше! Вспомнила! Раньше я был уважаемым человеком, на
улицах прохожие шляпу передо мной снимали, величали вашим
превосходительством… Я стоял у вершины государственной пирамиды, у кормила,
можно сказать. Я был… (с пафосом)
государственным служащим!
СТАРУШКА.
А мне-то как завидовали! Супруга госслужащего. Какая честь по тем временам!
СТАРИК.
Да, и эта честь выпадала немногим! Приходилось занимать сразу по нескольку
постов и распределять обязанности по дням недели. Я, скажем, был адмиралом по
понедельникам и четвергам, генералом по вторникам и пятницам, замминистра по
средам и субботам, а по воскресеньям, ради отдыха, академиком.
СТАРУШКА.
Академиком!.. Так и вижу тебя в мантии. Ты был в ней таким нарядным!
СТАРИК.
Да уж, в ней я выглядел солидно! Пожалуй, она шла мне больше других мундиров.
СТАРУШКА.
Нет, а по-моему, мундир замминистра сидел на тебе еще лучше. Ты был в нем,
когда мы познакомились.
СТАРИК.
Нет, в другом.
СТАРУШКА.
Нет, в нем.
СТАРИК.
Нет, в другом. Мы познакомились во вторник, а мундир
замминистра я носил только по средам и субботам. (Вдруг рассердившись.) Все это было так давно, незачем опять
ворошить прошлое.
СТАРУШКА.
Но ты первый начал!
СТАРИК.
Нет, ты.
СТАРУШКА.
Нет, не я.
СТАРИК.
Нет, ты. Кто завел песню о дожде, который раньше будто бы только зимой шел? А
теперь и летом?
СТАРУШКА.
Я тут подумала, а почему бы нам не начать называть зиму летом, а лето — зимой?
Стало бы все, как раньше.
СТАРИК (сурово). А я что? Выйду на улицу, и все
тут же давай шапки ломать да величать меня “вашим превосходительством”? И
замминистра опять назначат? Ну ладно, пусть не на два, а хоть на один раз в
неделю? Или на среду, или на субботу? А?
Старушка,
пристыженная, опускает голову.
Умнее
ничего не могла придумать. Наказать бы тебя, чтоб неповадно было. Вот уложу
сегодня на ночь в шкаф!
СТАРУШКА
(испуганно, с мольбой в голосе). Нет!
Только не в шкаф!
СТАРИК.
Страшно?
СТАРУШКА.
Страшно.
СТАРИК.
А с чего это тебе страшно?
СТАРУШКА.
Так ведь… Ты сам знаешь.
СТАРИК.
Что, и сказать боишься?
СТАРУШКА.
Боюсь.
СТАРИК.
А если заставлю?
СТАРУШКА.
Не заставишь.
СТАРИК.
Не заставлю?!
СТАРУШКА.
Нет, не заставишь. Ты не меньше моего трусишь.
СТАРИК.
Я трушу? Я боюсь? Вот новости! Чего?
СТАРУШКА.
Ответ боишься услышать.
СТАРИК.
Ерунда!
СТАРУШКА.
Нет, не ерунда.
СТАРИК.
Нет, ерунда.
СТАРУШКА.
Нет, не ерунда. Сколько лет ты не открываешь шкаф?
СТАРИК (пытаясь увильнуть от ответа). Я ключ
потерял.
СТАРУШКА
(от реплики к реплике постепенно берет
верх над ним). А до того как потерял?
СТАРИК.
Не знаю, не помню… Давно это было!
СТАРУШКА.
Твои мундиры надо бы вытряхнуть, вычистить, отгладить… Почему ты их никогда
не достаешь из шкафа?
СТАРИК (явно лжет). Я доставал… На прошлой
неделе. Ты не видела.
СТАРУШКА.
Ложь.
СТАРИК.
Ну, может, месяц назад, может, в прошлом году…
СТАРУШКА.
Ложь!
СТАРИК. Ты тогда как раз отвернулась, спиной стояла…
СТАРУШКА.
Ложь! И не стыдно так бессовестно лгать? (Теперь очередь старика опустить голову. Старушка безжалостно
добивает его.) Ведь признайся,
тебе хотелось опять примерить эти мундиры?.. Опять приколоть на грудь медали,
ордена, значки?.. И нацепить все свои шпаги, шлейфы и шляпы? Отвечай! Так-таки
никогда не хотелось? Да неужели? А если хотелось, почему не открываешь шкаф?
Раз не боишься, так почему бы не открыть?
СТАРИК (после паузы, со страхом). Они… не
позволяют.
СТАРУШКА.
А они-то тут при чем?
СТАРИК.
Да я не об этих. Я о тех, что в шкафу, внутри. Им не нравится, когда их
беспокоят.
СТАРУШКА
(торжествующе). Ага! Ты их боишься,
признайся!
СТАРИК (меняя тему разговора). Уже нет…
Кажется, дождя уже нет.
СТАРУШКА
(высовывая руку из-под зонта). И
правда, еле капает.
СТАРИК (складывает зонт). И так всю ночь. Надо
подать жалобу домовладельцу.
СТАРУШКА.
Ты уже тридцать шесть лет об этом твердишь.
СТАРИК.
Ничего я не твержу.
СТАРУШКА.
Твердишь.
СТАРИК.
Не твержу. Тридцать шесть лет назад, когда мы вселились в этот дом, здесь
внутри не протекало.
СТАРУШКА.
Бывало, что протекало. Правда, только зимой.
СТАРИК.
Ну, может, изредка. Черепица тогда еще не обвалилась. Стекла на месте были.
Стены не потрескались.
СТАРУШКА.
Но все ветшало и ветшало, год за годом…
СТАРИК.
А потом из месяца в месяц…
СТАРУШКА.
От недели к неделе…
СТАРИК.
Изо дня в день…
СТАРУШКА.
Час от часу…
СТАРИК.
И в эту минуту, прямо на глазах…
СТАРУШКА.
Виски белеют…
СТАРИК.
Надежды тают…
СТАРУШКА.
Мечты улетают… А шкаф все наполняется.
СТАРИК (поспешно). Молчи!.. Сегодня же, когда
поверенный домовладельца придет за квартплатой, потребую, чтобы заделали дыры,
залатали крышу, вставили стекла в окно…
СТАРУШКА
(пожимая плечами). Ладно. Ты всегда
обещаешь…
СТАРИК.
Раз обещаю, значит, я прав.
СТАРУШКА.
Да, но никогда не выполняешь обещаний. Как появится поверенный в дверях, язык
проглотишь.
СТАРИК.
Ты же знаешь, что у него пистолет.
СТАРУШКА.
А у тебя? У тебя — шпага.
СТАРИК.
О да! (В геройском порыве, возвысив голос.)
Славная адмиральско-генеральско-академическая шпага!
(Опомнившись, замирает, не завершив
жеста, смешной, жалкий.) Она в шкафу.
СТАРУШКА
(провокационным тоном). Иди, возьми
ее.
СТАРИК (чуть не плача). Я потерял ключ, ты же
знаешь…
СТАРУШКА.
Закажи новый.
СТАРИК (уклончиво). Я займусь этим. Как-нибудь
на днях, когда смогу выйти на улицу. У меня паспорт просрочен, надо продлить
его.
СТАРУШКА.
А ты выйди потихоньку, чтобы консьерж не заметил.
СТАРИК.
Да нет. Куда уж! Если поймают, прикончат. Они такого не прощают.
СТАРУШКА.
Звери.
СТАРИК.
Да уж.
СТАРУШКА.
За то им домовладелец и платит.
СТАРИК.
А домовладельцу платим мы.
Пауза.
СТАРУШКА.
В первые годы, когда мы только здесь поселились, разве такие были порядки!
СТАРИК.
Каждый день я выходил из дому. В мундире. Консьерж вытягивался в струнку и
отдавал мне честь… И никакого паспорта не спрашивал!
СТАРУШКА.
Хозяин дома позволял нам выходить, когда заблагорассудится, обращались все с
нами почтительно, оказывали знаки внимания…
СТАРИК.
А как же иначе! При моих-то чинах!
СТАРУШКА.
По праздникам ты брал меня с собой, показывал свою эскадру, показывал армию,
набальзамированных подчиненных, набитых соломой коллег-академиков… Я
гордилась тобой!
СТАРИК.
И я был тебе верен. Изменял только в високосные годы, когда специальный лишний
день есть для этого. За сорок восемь лет супружества — всего десять раз.
СТАРУШКА.
Двенадцать.
СТАРИК.
Десять. С тех пор, как ушел на пенсию, я тебе не изменяю.
СТАРУШКА.
Мы были так счастливы вдвоем!
СТАРИК.
Вчетвером.
СТАРУШКА.
Вдвоем.
СТАРИК.
Вчетвером. Тогда еще живы были наши дети.
СТАРУШКА
(помолчав, вдруг громко вскрикивает).
Двое! Сын и дочь! Сын погиб от родов. Дочь умерла за родину!
СТАРИК.
Наоборот.
СТАРУШКА.
Наоборот? Родина умерла за нее?!
СТАРИК.
Да нет, это дочь умерла от родов, а сын — за родину.
СТАРУШКА.
А тело его нам потом прислали по почте, помнишь?
СТАРИК.
В деревянном ящике с надписью “Заказная бандероль”.
СТАРУШКА.
Как будто мы заказывали мертвого сына!
СТАРИК.
А на следующий день, в утешение, нам вручили свидетельство о смерти
неприятельского солдата, застрелившего нашего сына.
СТАРУШКА.
И тогда же родным этого или другого солдата неприятельской армии вручили
свидетельство о смерти нашего сына.
СТАРИК.
Чтобы мы были квиты — так они сказали.
СТАРУШКА.
Нам обещали, что мы выиграем войну. Но для меня война была проиграна в тот
день, когда тело сына внесли в эту комнату…
СТАРИК (продолжая фразу). ...и
мы уложили его в шкаф…
СТАРУШКА
(та же игра). ...без
того уже переполненный…
СТАРИК.
...рядом с сестрой.
СТАРУШКА.
И с игрушками, в которые оба играли, с книжками, по которым
учились, рядом с рогаткой, из которых он стрелял по воробьям, с куклами,
которых она укачивала…
СТАРИК.
Рядом с велосипедом, который он просил купить, а мы не купили, потому что не
было денег.
СТАРУШКА.
И с воплем, прорезавшим ночь, и с горячей раной, из которой хлынула кровь.
СТАРИК.
Рядом с моим адмиральским мундиром, моими генеральскими медалями, моей
непобедимой академической шпагой…
СТАРУШКА.
Рядом с моим китайским чайным сервизом для чаепития по-английски в пять вечера
на шесть персон, с моим французским столовым сервизом для ужина в восемь вечера
на десять персон, с моим австрийским сервизом для обеда в полтретьего на семь
персон…
СТАРИК.
Рядом с моей широкополой шляпой, с брюками дудочкой и с огромным портфелем
управляющего…
СТАРУШКА.
Рядом с бусинками, корсетами и бантиками, которые я носила в двадцать лет,
рядом с пианино, на котором я играла первые гаммы, с тряпочками, запачканными
кровью моих первых месячных.
СТАРИК.
С утраченными иллюзиями.
СТАРУШКА.
С утраченными надеждами.
СТАРИК.
С утраченными часами, днями и годами.
СТАРУШКА.
С утраченным временем.
СТАРИК.
С утраченной жизнью.
Пауза.
СТАРУШКА.
Но хуже, чем в последние годы, не бывало. Теперь и дождь летом идет, и чай пьем когда попало: то в полпятого, то без двадцати шесть, и
месяцы я разучилась считать, с тех пор как прошли мои последние месячные.
СТАРИК.
Эскадра моя утонула, армия разбита, мундиры выцвели…
СТАРУШКА
(в отчаянии ломая руки). Ах,
переехать бы в другой дом и начать все с начала!
СТАРИК. Я утратил все свои титулы, и академические, и бюрократические, и
офицерские, и пиротехнические, и железнодорожные, и астрономические, и
космические, и философские, и педагогические, и политические, и религиозные, и
спиритические, и медицинские, и полицейские… Был всем, стал — ничем!
СТАРУШКА.
А почему бы и правда не переехать?
СТАРИК.
Они не выпустят. Ты прекрасно знаешь. Мы у них как пленники в четырех стенах…
СТАРУШКА.
Но что плохого мы им сделали? Разве не отдали сына? Разве не платили аккуратно
за квартиру? Разве не подарили ни за что ни про что тридцать шесть лет жизни?
Чего они еще-то от нас хотят?
СТАРИК.
Им нужны мы. Мы, понимаешь? Живые или мертвые, веселые или печальные, довольные
или недовольные, но здесь, где нас можно рукой достать, а то и прикладом, а то
и пулей… Вот чего они хотят, вот почему не выпускают.
СТАРУШКА.
А если ночью сбежать, чтобы никто не видел?.. Потихоньку…
СТАРИК.
Они всё видят и слышат, у них везде глаза и уши… А вокруг дома забор из
колючей проволоки…
СТАРУШКА.
Ах, убежать бы и избавиться от домовладельца, от поверенного, от консьержа…
От дождя, от холода… И… от…
СТАРИК (быстро). Молчи!
СТАРУШКА
(тихо). И от шкафа, конечно. Мы бы его оставили тут. А в новом доме и
зажили бы по-новому…
СТАРИК.
И не тащили бы за собой всю рухлядь, оставшуюся от прошлых времен… Вот хорошо
бы! (Короткая пауза, во
время которой оба размечтались, хотя и знают, что мечты неосуществимы. Старик первым приходит в
себя.) Опять теряем время на
разговоры о том, чего не было и не будет! Разве мы не договорились раз и
навсегда, что всем мечтам место на дне шкафа, под моими мундирами и под телами
наших детей?
СТАРУШКА.
Так ведь только мечтать теперь и остается. А перестанем…
СТАРИК.
Молчи! Молчи!
СТАРУШКА.
А перестанем мечтать — сами можем отправляться на дно шкафа за компанию с
прочим хламом.
СТАРИК.
Замолчи, слышишь! Замолчи! Мы же обещали друг другу, что об этом больше ни
слова, и вот опять битый час ни о чем ином и не толкуем… (Молчание. Старушка всхлипывает. Старик раздраженно.) Ах, что это был за дом, и во что
он превратился! (Колотит ногой в стену,
при этом рушится часть потолка.) Все прогнило! Все рушится! Но есть предел
и моему терпению! Сегодня же, как явится поверенный, поговорю с ним
начистоту…
СТАРУШКА.
Не поговоришь.
СТАРИК.
А вот и поговорю.
СТАРУШКА.
Нет, не поговоришь.
СТАРИК.
Поговорю. Увидишь. Пусть даже придется надеть адмиральский мундир, увешать
грудь генеральскими медалями, защищаться академической шпагой…
СТАРУШКА.
Не забудь про брюки дудочкой!
СТАРИК (грозен, глаза сверкают, взбирается на ящик).
Я объяснюсь с ним! Вот увидишь. Пробил час свободы! Пришел конец тридцати шести
годам рабства и тирании! Отныне страх будет навсегда похоронен и сгниет вместе
со всем барахлом в шкафу!
СТАРУШКА
(хлопая в ладоши). Браво! Молодец!
СТАРИК.
Тише! Мы переживаем исторический момент! Сегодня с этой трибуны, с этого
постамента, с этого трона я, облаченный регалиями адмирала, генерала, академика
и управляющего в отставке, а также прочими регалиями, о которых предпочитаю из
скромности умолчать, торжественно заявляю: с этого дня мы независимы!
Не
успевает он закончить речь, как от сильного пинка
дверь слева срывается с петель и с грохотом падает, поднимая тучу пыли. Человек
в черном: шляпа с широкими полями, пиджак и элегантные
брюки дудочкой, пистолет в руке — Поверенный — выходит на сцену. За ним следуют
двое с лицами висельников и с автоматами наперевес. Они входят и
останавливаются в дверях.
ПОВЕРЕННЫЙ.
Квартплату за месяц! Быстро!
СТАРИК (увлеченный своей речью). Братья! С
вершины этой пирамиды тридцать шесть лет рабства смотрят на нас!
ПОВЕРЕННЫЙ.
Живо слезайте оттуда! У нас времени в обрез! Все квартиры надо обойти.
СТАРИК (только в этот момент, кажется, осознает, что
перед ним Поверенный и Телохранители, заикается, мямлит). Мы хотим быть сво… сво… сво…
(Поспешно, пытаясь как-то закончить
фразу, выкрикивает первые попавшиеся слова.) Свойскими! Светскими!
Сводниками!
ПОВЕРЕННЫЙ.
Об этом потом, милейший! Деньги за квартиру и поживее!
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Оглох, что ли?
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Мы спешим.
СТАРУШКА
(тянет Старика за рукав). Что же ты
замолчал? Так приятно было тебя слушать! (Старик
знаками велит ей молчать, но она не понимает.) А? Что? Не понимаю…
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Молчать!
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Молчать!
ПОВЕРЕННЫЙ
(выступает на несколько шагов вперед,
торжественным и важным тоном). Его Превосходительство домовладелец решил
сегодня неожиданно, без всякого предупреждения, почтить своим визитом стены
своего дома. В своей поистине безграничной доброте, с присущим ему
великодушием, Его Превосходительство снизойдет до личной беседы с жильцами, с тем чтобы услышать из их уст все претензии и жалобы, если
таковые имеются…
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Но только после уплаты за аренду.
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Жаловаться может только тот, кто своевременно внес квартплату.
ПОВЕРЕННЫЙ.
Разумеется, как и требуют мораль и справедливость, претензии не оплативших квартиру приняты не будут. Но…
СТАРУШКА
(тянет за рукав Старика). Ну же,
продолжай! У тебя так хорошо получалось!
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Молчать!
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Молчать!
ПОВЕРЕННЫЙ
(продолжает так, будто его и не
перебивали). Но ясно, что ни о каких претензиях и речи быть не может. По достоверным сведениям, ежечасно ему доставляемым, Его
Превосходительству доподлинно известно, что все жильцы — все без исключения —
испытывают чувство глубокого удовлетворения, что для них высшая честь снимать
жилье у столь славного домовладельца, вносить квартплату ежемесячно, строго в
установленный срок и абсолютно добровольно, пользоваться всеми благами и
привилегиями, которые дает им проживание в его доме. Итак, нет сомнений:
этот неожиданный визит Его Превосходительства выльется в истинный апофеоз Его
Превосходительства, в демонстрацию любви и преданности Его
Превосходительству…
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Да здравствует Его Превосходительство!
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Ура!
ПОВЕРЕННЫЙ.
...и демонстрация эта тем более порадует сердце Его
Превосходительства, чем более неожиданной она для него окажется. А она явится
полной и безусловной неожиданностью для Его Превосходительства… Его
Превосходительство даже и не подозревает о том, что его ждет… Ведь если бы
Его Превосходительство знал заранее об этом, если бы хоть тень подозрения
закралась в душу Его Превосходительства, всем известная скромность нашего
благодетеля не позволила бы ему принять столь заслуженные почести.
ОБА
ТЕЛОХРАНИТЕЛЯ. Слава! Слава!
СТАРУШКА
(тянет Старика за рукав). О чем это
он?
СТАРИК.
Да ни о чем. Оставь меня в покое.
СТАРУШКА.
Не хочешь объяснить?
СТАРИК.
Тебе не понять. Это вопросы высшей политики, поднебесной экономики,
заоблачной… эквилибристики.
СТАРУШКА.
А ты? Что же ты им ничего не скажешь?
ПОВЕРЕННЫЙ.
Говорить и не следует. А следует внести квартплату, и чем скорее, тем лучше.
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Живо! Слыхали?
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Живо! Живо!
СТАРУШКА
(упрямо). А разве ты не обещал мне,
что сегодня…
ПОВЕРЕННЫЙ
(насторожившись). Чтó
сегодня?
СТАРИК (с досадой). Да ничего, ничего…
СТАРУШКА.
Ты обещал.
СТАРИК.
Нет, не обещал.
СТАРУШКА.
Нет, обещал, что именно сегодня.
ПОВЕРЕННЫЙ.
Чтó именно сегодня?
СТАРИК.
Не обращайте внимания. Жена, бедняжка, от старости все путает… Не знает, что
говорит…
СТАРУШКА
(обиженно). Может, я и не знаю, что
говорю, но слышу пока еще неплохо.
ПОВЕРЕННЫЙ.
Позвольте, и что же вы слышали?
СТАРИК (все больше и больше робеет, становится всё
более скованным; слезает с ящика,
пытается встать между Поверенным и Старушкой). Да ничего она не слышала и слышать не могла… Глухая она, абсолютно
глухая… Я ко многим специалистам ее водил, и все в один голос: неизлечима…
Абсолютно неизлечима! Бедняжка, это у нее возрастное… У меня где-то и справка
есть… (Растерянно шарит по карманам.)
ПОВЕРЕННЫЙ
(отталкивая его). Да отпустите же
меня! Я не с вами, я с вашей женой разговариваю. (Старушке.) Так что же вы слышали, дорогая моя?
Старик
из-за спины Поверенного подает Старушке знаки, которых она не понимает.
СТАРУШКА
(Старику). Что? Не понимаю! Ты не
знаками говори, а нормально.
ПОВЕРЕННЫЙ
(Старику). Что еще за знаки? В чем
дело?!
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. В чем дело?
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. В чем дело? А?
СТАРИК (в сильнейшем замешательстве). Это не
знаки… Она ведь глухая, я пытался ей объяснить… жестами дать понять, о чем
вы спрашиваете…
СТАРУШКА.
Ничего мне не надо жестами объяснять. Я прекрасно слышу, о чем меня спрашивают.
И слышала ничуть не хуже, как ты на этом самом месте обещал, что поговоришь
начистоту с Поверенным, как только он явится.
ПОВЕРЕННЫЙ.
Вот те на! И о чем же вы собирались со мной говорить?
СТАРИК.
Нет, нет, совсем не о том… Совсем не о том, что вы думаете… Как раз
наоборот…
ПОВЕРЕННЫЙ
(не понимая). Наоборот?! Что
наоборот?
СТАРИК.
Очень просто… Моя жена то ничего не слышит, а то слышит все наоборот.
ПОВЕРЕННЫЙ.
Да?!
СТАРИК.
Да, представьте… Я сейчас объясню… Вот например,
если ей говорят, что идет дождь, она слышит, что солнечно. Если ей говорят: все
подешевело, она слышит: подорожало. И так далее. Теперь понимаете? Вот почему
она твердит, что я, мол, обещал поговорить, а я как раз обещал ни о чем не
говорить. Видите, как просто!
ПОВЕРЕННЫЙ
(пытаясь понять). То есть если она
говорит, что вы говорили, так это значит, что вы вовсе не говорили…
СТАРИК.
Вот именно! А если бы она говорила, что я ничего не говорил, так это бы
значило, что я как раз говорил. Вот мы и разобрались!
СТАРУШКА.
Так ты ничего не говорил?! А зачем тогда адмиральский мундир и академическая
шпага?!
СТАРИК.
Шпага заржавела, ты же знаешь!
СТАРУШКА.
А директорские брюки дудочкой?
ПОВЕРЕННЫЙ.
Что, и брюки тоже?! (Старику сурово.)
Зачем брюки? Отвечайте, живо!
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Живо!
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Живо!
СТАРИК (заикаясь). Для… Для… (Вдруг спохватившись.) Для торжественной
встречи Его Превосходительства! Вот-вот. Чтобы встретить, как подобает, Его
Превосходительство, который оказывает нам, недостойным, величайшую честь,
посещая нас!
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Да здравствует Его Превосходительство!
СТАРИК и
ОБА ТЕЛОХРАНИТЕЛЯ. Ура!
СТАРУШКА.
Ах, так сегодня домовладелец придет? Ты знал? И мне ничего не сказал… Тем
лучше. Ему все и выскажешь!
ПОВЕРЕННЫЙ.
Ну вот опять! Что, в конце концов, он должен
высказать, сеньора?
СТАРИК.
Ничего!
СТАРУШКА
(одновременно со Стариком). Все! Все,
о чем столько лет молчал. И что дождь в доме сильнее, чем на улице. И что крыша
обваливается и стены рушатся, до того прогнили. И что в окнах нет стекол. И что
это не дом, а развалины!
СТАРИК.
Молчи! Молчи! (Поверенному.) Не
обращайте внимания, не слушайте ее… Это возрастное… Все путает… Я как раз
говорил, что это не дом, а дворец, что это храм и крепость! (Старушке.) Замолчи, ради бога!
ПОВЕРЕННЫЙ.
Нет-нет, зачем же? Не мешайте ей говорить. Мне это крайне интересно. Не
представляете, до чего интересно! (Любезно
обращаясь к Старушке.) Так о чем же еще он говорил? Продолжайте, прошу
вас…
СТАРУШКА.
О том, что мы обречены умереть в этом доме, умереть среди мертвых вещей,
которые все заполонили, которые теснят нас, преследуют своим трупным смрадом,
пачкают стены, расшатывают фундамент, и в конце концов
разрушат дом и погребут нас под кучей мусора!
ПОВЕРЕННЫЙ
(оборачиваясь к Старику, едва сдерживая
гнев, ледяным тоном). Так об этом вы собирались говорить со мной? (Резко, требовательно.) Отвечайте!
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Отвечайте!
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Отвечайте!
СТАРИК (в крайней тоске, бормочет). Я…
хотел… Я не хотел… Наоборот… (Старушке,
жалобно.) Все из-за тебя… Болтаешь, что ни попадя… Хоть бы вспомнила,
что я бывший адмирал, академик и управляющий! (Поверенному.) Позвольте я объясню… я
расскажу…
ПОВЕРЕННЫЙ
(взрываясь). Довольно! Нечего
объяснять! Все и так яснее некуда! Предатели! Перерожденцы! Продажные шкуры!
Враги режима! Платные агенты социализма! Большевики! К счастью, мы вовремя
раскрыли ваши карты!..
СТАРИК (бормочет). Адмирал… Генерал…
Академик…
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ (зловеще). Молчать!
СТАРИК.
Сын за родину…
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Молчать, предатель!
ПОВЕРЕННЫЙ.
Мы и не предполагали, что, переступая этот порог, проникаем в логово
саботажников, в гнездо террористов! Неужели наши информационные службы, всегда
столь исполнительные, на этот раз оказались не на высоте?! (Щелкает пальцами, обращаясь к Телохранителям.)
Список подозрительных, быстро!
Один
из Телохранителей тут же достает из внутреннего кармана свернутый лист бумаги и
передает его Поверенному. Тот разворачивает и быстро пробегает его глазами.
Бельэтаж,
левая сторона… Первый этаж, левая сторона… Третий этаж, левая и правая
сторона… (Комментируя про себя.) Любопытно: раньше подозрительные селились только с левой стороны, а
теперь уже и справа… (Продолжает
читать.) Четвертый, пятый, шестой, седьмой, восьмой, девятый, десятый… А,
вот! Чердак, правая сторона. (Старику,
сурово.) Правая! (Старик опускает
голову.) Пять лет назад, жалоба консьержу на то, что прорвало водопроводные
трубы… Четыре года назад, опять претензия. На этот раз света, видите ли,
нет… Три года назад снова жалоба: лифт не работает… Два года назад… (Перестает читать.) Подумать только! Вот
уже пять лет что ни год — то жалоба! И все по пустякам, по самым ничтожным
поводам, придирки, словом! С этого все и начинается. Отсюда шаг до беспорядков,
саботажа, бунта!
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Долой предателей!
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Долой!
СТАРИК.
Но простите… Тут какое-то недоразумение… Трагическое недоразумение… Не
забудьте, я был генералом, адмиралом, академиком…
СТАРУШКА.
И управляющим! Скажи, что ты был управляющим! (Поверенному.) Из всех мундиров тот шел ему больше всех. Когда мы
познакомились, он как раз был в мундире управляющего. (Заметив жест Старика.) И не спорь опять со мной! Я лучше знаю!
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. (целится в нее из
автомата). Молчать!
Старушка
прячется за ящик.
ПОВЕРЕННЫЙ.
Подумать только… (Хватается за голову,
закрывает глаза.) Боже! Подумать только, что Его Превосходительство мог
войти в любую минуту и услышать эту грязную клевету, эти наветы!
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Измена!
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Подлая измена!
ПОВЕРЕННЫЙ.
Ах, какая скорбь, какая печаль наполнили бы чистую душу Его Превосходительства,
услышь он эти подлые измышления! Черная неблагодарность, змеиная злоба этих
людей заставили бы его глубоко страдать. Его, кто, не жалея сил, стремится ко все более полному удовлетворению растущих потребностей
квартиросъемщиков! Его, занимающего всего лишь скромный особняк, не позволяющего
себе ни капли роскоши, хотя другой на его месте имел бы все. Все! И это ради
них, ради того, чтобы они ни в чем не знали недостатка, он сил не щадит, им он
отдает драгоценные дни, часы, мгновения своей несравненной жизни!
Телохранители,
обнявшись, рыдают. Старик опускает голову; Старушка, скорчившись, испуганно
смотрит то на одного, то на другого, не понимая, что происходит.
(С суровостью судьи, произносящего смертный
приговор.) Мерзейший из грехов — неблагодарность! Не грех — преступление!
Из тех, которых не прощают! Заслужил ли Его Превосходительство подобного
попрания собственной чести!
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ (не в силах сдержать чувств).
Смерть! Смерть предателям!
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ (та же игра). Смерть
предателям!
ПОВЕРЕННЫЙ
(оборачиваясь к ним). Как не понять,
друзья мои, вашего праведного гнева, вашего инстинктивного отвращения! Может ли
тот, в ком теплится хоть капля человеческого, остаться
равнодушным к столь чудовищной неблагодарности!? Так свершите то, что
подсказывают ваши сердца!..
ОБА
ТЕЛОХРАНИТЕЛЯ. Да здравствует Его Превосходительство! (Одновременно стреляют в стариков, которые в изумлении падают.)
ПОВЕРЕННЫЙ.
Вы честно исполнили долг. В ближайшем же докладе я сообщу о ваших заслугах и
рекомендую повысить вас в должности. Будьте и впредь достойны благородного
дела, которому служите!
ОБА
ТЕЛОХРАНИТЕЛЯ (гордо). Которому
служим!
СТАРИК (приподнимая голову, произносит, глядя на
Телохранителей). Которому служите!.. (Умирает.)
ПОВЕРЕННЫЙ.
А теперь прочь этот мусор! Его Превосходительство будет с минуты на минуту. Мы
должны уберечь его от неприятного зрелища.
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. От отвратительного зрелища.
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. От жалкого зрелища.
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Куда ж их деть?
ПОВЕРЕННЫЙ.
В шкаф, разумеется. Он для того и стоит здесь. Живее, живее!
Оба
телохранителя подходят к телам стариков, но не успевают положить их в шкаф: за
сценой раздаются фанфары и крики ура.
Поздно.
Это Его Превосходительство.
Телохранители
бросают трупы и бегут на лестничную площадку.
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Идет по лестнице.
2-Й ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ.
Всего этажом ниже!
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Остался один пролет.
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Пять ступеней.
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Четыре ступени.
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Три ступени.
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Две ступени.
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Он уже на лестничной площадке.
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Идет сюда.
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Входит…
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Да здравствует Его Превосходительство!
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Да здравствует Его Превосходительство!
ОБА
ТЕЛОХРАНИТЕЛЯ и ПОВЕРЕННЫЙ. Ура! Ура! Ура!…
Фанфары
истошно трубят и под конец попадают в диссонанс. Звучат здравицы, аплодисменты.
Телохранители расступаются, Поверенный склоняется в почтительном поклоне.
Входит Его Превосходительство. Это худосочный старикашка,
с лисьими повадками и елейным голосом. На нем редингот и высокие зашнурованные
ботинки.
ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО. Благодарю, благодарю вас, друзья мои… Ваше наивное и
искреннее ликование переполняет радостью, нежностью и теплом мое бедное усталое
сердце… И хотя я никогда не искал легкой славы, признания ветреной толпы,
искренность, с которой вы чествуете меня, сама неожиданность вашей стихийной
демонстрации глубоко трогают, ведь я знаю, что это от чистого сердца! Я
вознагражден за вечные бдения, за бессонные ночи, за жертвы принесенные… (Останавливается на полуслове, замечая, что
его встречают только Поверенный и телохранители.) А жильцы? (Напряженное молчание.) Где они? Почему
не встречают и не приветствуют меня, как им велено? Почему? Отвечайте!
ПОВЕРЕННЫЙ
(проглатывая слова).
Превосходительство… Жильцы…
ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО.
Их что, не предупредили о моем приходе? Ну, если так, то сеньоры из отдела
пропаганды жестоко поплатятся за свою небрежность!
ПОВЕРЕННЫЙ.
Нет, Ваше Превосходительство… Дело не в этом… Все жильцы были своевременно
предупреждены…
ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО.
Так почему на этом этаже никто меня не встречает? Где они?
ПОВЕРЕННЫЙ
(судорожно глотнув, как перед прыжком в
воду.) Они… там. (Показывает на два
трупа, которые валяются у шкафа.)
ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО. Там?! Вот это, что ли?! (Делает два или три шага в сторону трупов. С удивлением.) Но… но они…
ПОВЕРЕННЫЙ
(опустив голову). Мертвы,
Ваше Превосходительство… Необратимо мертвы.
ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО (трогая носком ботинка
трупы стариков). Мертвы?!
ПОВЕРЕННЫЙ
(внезапно, как будто его прорвало, с
одним желанием: отвести от себя гнев Его Превосходительства). От радости,
Ваше Превосходительство! От неудержимого, всепобеждающего восторга! Как только
они узнали… Как только им было сообщено, что Ваше Превосходительство в своей
неизреченной доброте, в своем безграничном великодушии почтит их дом…
снизойдет до того, чтобы освятить их скромное, но честное жилище своим
присутствием… Они не пережили радости! Ведь это счастье: слышать, видеть Вас,
говорить с Вами! Потрясение оказалось слишком сильным для их слабых сердец. И
вот развязка. До сих пор в ушах у меня звучат их предсмертные слова (торжественно и взволнованно): Да
здравствует Его Превосходительство!
ОБА
ТЕЛОХРАНИТЕЛЯ (с неуместным усердием).
Ура!
Поверенный
толкает их локтем в бок, чтобы замолчали. Какое-то время Его Превосходительство
созерцает распростертые тела, размышляет… Вдруг оборачивается к Поверенному и
произносит подчеркнуто торжественно.
ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО. Наградить их. Посмертно. За особые заслуги перед Нашим Благородным Делом.
Поверенный
поспешно достает из кармана две огромных медали и склоняется над телами
Стариков. Он собирается приколоть награды, но Его Превосходительство
останавливает его жестом.
Стойте.
А за квартиру они уплатили?
ПОВЕРЕННЫЙ.
За… квартиру?
ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО. Именно. Внесли они квартплату?
ПОВЕРЕННЫЙ.
Н… нет, Ваше Превосходительство… Умерли раньше, чем успели заплатить.
ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО. Я так и знал. Им лишь бы не платить. Они скорее умрут, чем
расплатятся. А я-то! Стольким жертвовать ради них, ночей не спать, терять
здоровье…
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Да здравствует Его Превосходительство!
2-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Ура!
ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО (перебивая их).
Молчать! (Презрительно пинает
трупы.) Никаких наград. Вон их! На помойку! На помойку их!
Подходят
телохранители.
В шкаф
их. Сию секунду! Им давно уже там место!
Телохранители,
подхватив трупы под мышки, открывают шкаф, из которого вываливаются самые
неожиданные вещи: велосипедный руль, унитаз, манекены в мундирах.
Телохранители, засунув стариков в шкаф, запихивают туда все, что вывалилось, и
запирают шкаф снова. Поверенный суетливо отряхивает пыль с одежды Его
Превосходительства щеткой, которую услужливо достал из кармана.
Имущество
их, разумеется, должно быть конфисковано…
ПОВЕРЕННЫЙ.
Непременно, Ваше Превосходительство.
ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО. А имена их должны быть навеки вычеркнуты из домовой книги.
ПОВЕРЕННЫЙ.
Да, Ваше Превосходительство.
ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО. И надо сдать этот чердак как можно скорее. Нельзя терять
квартплату и за следующий месяц.
ПОВЕРЕННЫЙ.
В желающих недостатка не будет, Ваше Превосходительство.
ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО. Сегодня же принести мне список. Но на этот раз с
подробнейшими анкетными данными. Надо, чтобы новые жильцы представили гарантии
верности и преданности Делу.
ПОВЕРЕННЫЙ.
Мы заставим их подписать торжественную присягу, Ваше Превосходительство.
ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО. Нет, этого мало. Я должен знать о них все. Все абсолютно.
Всю их подноготную и предков до пятого колена. Каковы их физиологические,
психологические, патологические и идеологические особенности! И рентген
подсознания. Не забудьте. Впредь не приму новых жильцов без рентгена
подсознания.
ПОВЕРЕННЫЙ.
Да, Ваше Превосходительство. Я уже записал.
ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО. Жилье получит тот, кто ради Дела не пожалеет и жизни. (Телохранителям.) Запишите этот афоризм.
1-Й
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ. Да здравствует Его Пре…
Его
Превосходительство останавливает его жестом.
Пауза.
Его Превосходительство молча делает несколько шагов, осматривается серьезно и
сосредоточенно. Поверенный и Телохранители ловят каждое его движение. После
довольно долгой паузы Его Превосходительство начинает говорить.
ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО. Не дом, но Дело я защищаю! Дело надежное, верное,
неколебимое. Таких домов, как этот, нигде в мире уже не строят. (Ударяет в стену, сыплется штукатурка.) И
это лишний повод защищать его от всех и от вся, не щадя сил и самой жизни! Ибо мы, подобно всем прочим
смертным, когда-нибудь уйдем в небытие, а дом останется в веках, символом,
маяком, освещающим полный скорбей и тревог мир, который теснит нас! (Задушевно.) Ах, вступая в жизнь скромным
счетоводом, не стыжусь признаться: я видел уже в мечтах этот дом… Но не
мелочная жажда обогащения снедала меня тогда, поверьте. В моей тоскующей душе
дом высился точно крепость, возведенная для защиты непреходящих ценностей.
Крыша, крыша над головой для сотен несчастных, дабы могли они укрыться от дождя
и града, от ветра и холода… Убежище от непогоды…
Начинает
накрапывать дождь. Дождь льет сквозь дырявую крышу, все усиливаясь и переходя в
настоящий ливень к концу действия. Его Превосходительство продолжает, все тем
же тоном лирических воспоминаний.
И вот
однажды — да благословен будет тот день — провидению, к которому я не уставал
взывать, было угодно вознаградить меня за все лишения, подарив возможность
построить этот дом. И я строил его с любовью, камень за камнем, этаж за этажом,
и выстроил от фундамена до самой крыши. В каждом
кирпичике, в каждой черепице частица моего труда, моей души. В этих стенах, в
этом потолке!.. Но не для себя я старался. Скромно живя с детства, скромно живу
и сейчас, скромно доживу до конца своих дней. Для ближних (широкий жест в сторону зрителей, охватывающий
как бы и тех, кого нет в зале). Для вас возвел я это здание. Для всех
бесприютных, бездомных, для всех страждущих, терпящих мытарства и извечную
жестокость мира, этого безумного, осатаневшего мира, где не осталось ничего
святого, мира, спешащего к собственой гибели.
Дождь
все усиливается. Ветер сотрясает дом. Падает черепица. Промокшие до костей
Поверенный и Телохранители поднимают воротники, пытаясь укрыться от дождя. Его
Превосходительство продолжает свою речь, как ни в чем не бывало.
Четыре
стены, потолок, тихая пристань для заблудших, оазис в пустыне равнодушия, мирный
остров в бушующем океане страстей. Разбуженных
нечестивыми заговорщиками!
Слышен
гром, сверкают молнии. Поверенный и Телохранители в растерянности
переглядываются, в них явно борется желание бежать и остатки уважения к Его
Превосходительству. Тот невозмутимо продолжает свою речь.
Да,
друзья мои, наш дом — Вселенная. Что нам нападки, равнодушие, ненависть,
зависть людей, когда у нас есть свой дом! Что с того, что мы одиноки! Надо
гордиться, что мы одиноки! Если мы и впредь будем едины, как до сего дня, то
отразим любые атаки, любые покушения, любые нападки! Жизни своей я не пожалел,
чтобы подарить вам это несказанное счастье, эту уверенность в завтрашнем дне,
этот ни с чем не сравнимый уют… Неустанный труд, бессонные ночи, ранняя
седина — все, все для вас. Все силы ради того, чтобы у вас был этот дом!
Буря
принимает угрожающий размах. За сценой слышны душераздирающие крики “На
помощь!”, сирены скорой и пожарных машин, грохот разваливающихся стен. Оба
телохранителя, преодолев колебания, пускаются наутек. Его Превосходительство
продолжает, стараясь перекричать ураган и шум.
Но не
надо меня благодарить. Я все это делал ради вас. Ради вас, и только ради вас.
Падает
шкаф, дверцы распахиваются и на пол высыпаются разнообразные предметы. И среди
прочего — тела Стариков. Рушатся стены. Поверенный убегает.
ЕГО
ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВО (кричит). И потому
я говорю вам: этот дом наше святое Дело. Кто против дома, тот против Дела. Все
на защиту дома — все на борьбу за Дело!
Часть
потолка, которая до сих пор держалась, падает на Его Превосходительство, сбивая
его с ног. Из-под обломков слышны его последние слова.
Канальи, задолжали мне за квартиру!
Ураган,
тьма. Падает занавес — последнее, что еще не успело упасть.