Перевод Антона Ильинского
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 6, 2015
Самое долгое путешествие
“Гарри Поттер и дары смерти: часть 2”
В концовке
фильма “Гарри Поттер и дары смерти: часть 2” храбрый Гарри (Дэниел
Рэдклифф) и его заклятый враг Лорд Волдеморт (Рейф Файнс), сойдясь лицом к лицу в Хогвартсе,
сражаются своими волшебными палочками на лестницах, в темных залах и внутренних
дворах замка; волшебные смертоносные лучи молниями летят в разные стороны. Ради
этой схватки мы смотрели предыдущие семь серий. Гарри уже не милый мальчик с
ясным взором и простодушной улыбкой — теперь это суровый юноша, жаждущий крови.
У злобного Волдеморта
змеиное лицо — без носа, с глазами-щелками: можно подумать, его обработали
пескоструйным аппаратом на нью-йоркской стройке. Их дуэль — подходящее
завершение популярной эпопеи, растянувшейся у Джоан Роулинг на семь томов (в
общей сложности четыре тысячи двести страниц), а затем в кино-формате на восемь
серий (почти двадцать часов экранного времени). Кроме всего прочего, этот
сериал — один из величайших финансовых феноменов в истории массовой культуры.
Франшиза собрала в кинотеатрах по всему миру, учитывая и приблизительные сборы
за последнюю серию, которая все еще в широком прокате[1],
более семи миллиардов долларов — сумму, которую телевидение, DVD и видеопрокат
наверняка утроят. В этих восьми фильмах были задействованы
все британские плотники, мастера по работе с папье-маше и художники
компьютерной графики — кроме тех, кто сидел в тюрьме или прятался специально, —
и все без исключения хорошие актеры, не связанные обязательствами с бирмингемским или блэкпулским
театром, бесконечно гастролирующими по центральным графствам со спектаклем “Как
важно быть серьезным”. Десять миллионов детей, включая моих сыновей,
выросли вместе с Гарри Поттером, порой напоминавшим родственника, приехавшего к
нам погостить. Неплохое было время. Слава Богу, оно закончилось.
“Дары смерти:
часть 2” — батальное кино. Зловещее, дышащее смертью —
эдакая “Гибель богов” для восьмилеток. Художник Стюарт Крейг
избрал основными цветами фильма серый и черный, и в этом есть свое мрачное
очарование. Волдеморт с полчищами
Пожирателей смерти осаждают Хогвартс, и к концу
фильма замок напоминает старинный кафедральный собор после бомбардировки во время
Второй мировой войны. Безоблачное начало эпопеи, когда Гарри выбирает
подходящую волшебную палочку в лондонском магазине, как мальчик, поступающий в
Итон, — костюм, теперь кажется страшно далеким. Суть мастерства Роулинг — в ее
фирменной магии: на страницах бесхитростного, доступного повествования
невероятные вещи происходят просто и буднично, будто так и должно быть. Юные
читатели легко нырнули в придуманный Роулинг мир, словно в разношенный свитер
или набегающую волну. Ее герой, изначально отмеченный как избранный, — частично
Иисус, частично Зигфрид, а частично (что наиболее приятно) — милый и отважный
Гарри, волшебник и простой парень. По мере взросления он обнаруживает, как,
впрочем, и читатели Роулинг, что мир волшебства и магии раздираем заговорами,
интригами и предательством. И этим мало отличается от взрослого мира политики.
Роулинг заставила своих юных читателей задуматься о существовании таких
понятий, как потеря и смерть.
Взрослых,
читающих детям книги о Гарри или случайно наткнувшихся на один из фильмов о
нем, нельзя винить в том, что они не знают Наземникуса
Флетчера и Регулуса Арктуруса Блэка, не могут
объяснить, как Фините Инкантатем
снимает заклинание Фурункулюс, или не понимают, как
обычная чаша может оказаться грозным крестражем —
предметом, в который чародеи заключают частичку своей души, чтобы достичь
бессмертия. Даже после честных попыток
разобраться во вселенной Гарри Поттера взрослые теряются среди волшебных
палочек и мечей, медальонов, диадем, колец и еще кучи всякого-разного,
а нескончаемые потоки слов героев — о проклятьях, эликсирах, пророчествах и
роке — для них абракадабра, но такая доходчивая и остроумная, что высмеивать ее
никто не берется. В то же время взрослые американцы
наслаждаются ощутимой “английскостью” фильмов: это
ритуалы и соперничество в школе-интернате, специфический язык маленьких, а
затем повзрослевших актеров, мастерство “ветеранов” вроде Мэгги Смит, Алана Рикмана и Майкла Гэмбона,
использующих для создания образов многовековые театральные традиции и фирменную
эксцентричность… В первых двух фильмах Крис Коламбус,
известный по кинодилогии “Один дома”, добросовестно
следовал оригиналу, но был чересчур медлителен, ему не хватало ритма и красоты
кадра. Альфонсо Куарону, который встал у штурвала
франшизы на съемках третьего фильма (“Гарри Поттер и узник Азкабана”),
удалось привнести в картину больше жизни, одновременно нагнав жути и разрядив
атмосферу гротескным юмором. Разве можно забыть дирижера-карлика и его хор,
поющий строки из “Макбета”? Или полет Гарри на гиппогрифе
над темными водами озера? Последние четыре фильма снял мрачный Дэвид Йейтс; самым мощным из них оказались “Дары смерти: часть
2”.
В конце концов конфликт между Гарри и Волдемортом
достаточно прост. Гарри движим любовью, он готов пожертвовать собой ради
друзей. Волдеморт же хочет властвовать и разрушать,
добивается господства над всем волшебным миром. В то же время оба мага
неразрывно связаны: в жилах Волдеморта течет частичка
крови Гарри, а Поттер слышит мысли своего противника. Именно это обременительное
родство делает их противостояние таким напряженным. Когда фильм закончился,
мальчик, сидевший позади меня, воскликнул: “Это было круто!” Он остался доволен
и, в общем, по праву. Хорошо, что у детей есть мир, в котором обычные объекты
(да и необычные тоже) наделены глубоким смыслом, что у них есть своя, закрытая
для взрослых, вселенная. Правда, скоро ее разберут по кирпичику. Мне стало
интересно, уловил ли этот мальчик мысль Роулинг о том, что никто из нас не
является носителем исключительно добра или, наоборот, — исключительно зла…
Кроме того, при всем моем уважении к магической эпопее, у меня возник вопрос:
сможет ли он в свои десять лет осилить фильм, где не будет спецэффектов и
волшебства, фильм, в котором мужчина и женщина будут сидеть за столом друг
напротив друга и разговаривать… Или же любой фильм, в котором нет крестражей и гиппогрифов,
заведомо окажется скучным и неинтересным?
“Таблоид”
Джойс Маккини, претендентка на звание “femme
fatale”[2], не
так давно разменявшая седьмой десяток, — главное действующее лицо нового
документального фильма Эррола Морриса “Таблоид”.
Фильм повествует о скандале, имевшем место тридцать четыре года назад,
отголоски которого странным образом слышны и сегодня. В семидесятые годы Маккини, смазливая блондинка из Северной Каролины,
влюбилась в молодого мормона Кирка Андерсона, которого встретила в
Солт-Лейк-Сити. Когда он неожиданно сбежал, Джойс переехала в Лос-Анджелес. За
последующие несколько лет она заработала немало денег и с помощью личного
пилота и двух телохранителей выследила Андерсона. Найдя бывшего друга в
мормонском храме близ Лондона, она увела его оттуда под дулом пистолета и
привезла в домик в Дэвоне, где три дня занималась с
ним сексом. Был ли он при этом прикован к кровати — неизвестно. Когда они
вернулись в Лондон, чтобы, по ее словам, пожениться, Андерсон опять сбежал, а Маккини арестовали, предъявив обвинение в похищении. К
счастью для нее, происшествие стало сенсацией, раздутой таблоидами. “Дейли экспресс”, например, описывала ее как несчастную
любящую женщину, лишившуюся своего мужчины; другие газеты называли демоном,
терроризирующим бедного “закованного” мормона. Дело было в старые добрые
времена, когда лондонская желтая пресса всего-навсего крушила репутации
людей…
Моррис позволяет
Маккини подолгу позировать перед камерой. Она
довольно остроумно изображает саму себя многолетней давности, при этом (почти
наверняка) безудержно фантазируя. Моррис также интервьюирует двух суровых
репортеров — ветеранов таблоидов: оба вспоминают эту историю как вершину в
своей профессиональной карьере. Главная странность и одновременно замысел
авторов фильма в том, что возлюбленный Джойс, Кирк
Андерсон, вроде как и не существует. По фотографии в
газете видно, что это приземистый молодой человек с приятными чертами лица; как
сообщает зрителю один из журналистов, он действительно был коротышкой, перестав
расти в юном возрасте. Даже сейчас Джойс не перестает
говорить о нем, как о своей единственной привязанности (замуж она так и не
вышла), и постепенно начинает смахивать на героиню “Истории Адели Г.” Трюффо — девушку, которая влюбляется в британского офицера,
страдает по нему долгие годы, после того как он ее отверг, и в конце концов
проходит мимо него на улице, даже не узнав. Создается впечатление, что
Джойс десятки лет была влюблена не в конкретного человека, а в саму себя в
качестве героини грандиозного любовного романа.
Фильмы Морриса —
бесстрастные, язвительные странноватые портреты. В “Мистере Смерть” (1999)
недалекий герой фильма, отрицающий Холокост, путается в своих же рассуждениях,
заводящих его в ловушку. В “Тумане войны” (2003) Роберт Макнамара[3]
демонстративно сокрушается по поводу участия Америки во вьетнамской войне, при
этом ни словом не осуждая своей роли в тех событиях. Сквозная тема фильмов
Морриса — специфическая американская глупость, способность подменять
самопознание самооправданием. “Таблоид” сделан вполне весело. Газетные вырезки
перемежаются смешными мультипликационными эпизодами, где профили мелькают на
экране, как в скетчах “Монти Пайтон”. Основная метафора
фильма — порабощение: Джойс держала своего пленника в доме; таким же способом
она (по мнению создателей фильма) зарабатывала деньги в Лос-Анджелесе; сама
Джойс порабощена своим же “героическим” образом. А скрытая в “Таблоиде” ирония
заключается в том, что человек, одержимый сексом, весьма вероятно, вовсе не
сексуален.
Фантастические путешествия
“Хранитель времени”
В
кульминационный момент снятого в формате 3D фильма Мартина Скорсезе “Хранитель
времени”, изобилующего радостными моментами, двенадцатилетний парижский мальчик
Хьюго (Эйса Баттерфилд) и
его подружка Изабель (Хлоя
Грейс Морец) листают книгу по истории кинематографа,
и вдруг иллюстрации начинают жить своей жизнью, превращаясь в настоящие фильмы.
Действие разворачивается в тридцатых годах ХХ столетия, и Скорсезе с соавторами
вспоминают родоначальников кино, перебирая отреставрированные версии лент
братьев Люмьер, Эдвина Портера, Дэвида Уорка Гриффита и — в основном — Жоржа Мельеса,
изобретателя спецэффектов и жанра научной фантастики в кино. Для Скорсезе
ранние фильмы — настоящая вереница чудес: режиссеры осознали, что шестнадцать
кадров, каждую секунду проходящие через камеру, могут рождать чудесные
исчезновения, волшебные превращения, иллюзии и магию. В последние годы, не
переставая снимать собственные фильмы, Скорсезе немало времени посвятил истории
кино и ее сохранению. Именно этой теме он уделил пристальное внимание в
чудесной и крайне эмоциональной истории для детей и их родителей-киноманов.
“Хранитель времени” одновременно подытоживает прошлое кинематографа и с помощью
3D-технологии идет в будущее. “Аватар” Джеймса Кэмерона был ярким сине-зеленым действом, фантазией о мире
нетронутой природы. “Хранитель времени” — фантазия о мире механическом:
бóльшая его
часть посвящена механизмам часов, камеры, заводных игрушек и железнодорожной
станции, функционирующей наподобие гигантской машины. Ни одно другое
произведение так дотошно не показывало, как шестеренки, пружины, клапаны,
колеса и рельсы могут творить чудеса.
Как и множество
других классических произведений для детей, “Хранитель времени”, основанный на
незаурядном романе “Изобретение Хьюго Кабре” (2007)
Брайана Селзника, рассказывает историю сироты. Отец
Хьюго (Джуд Лоу), часовых
дел мастер, умирает, а мальчик наследует его страсть. Он ухаживает за часами на
вокзале Монпарнас; среди них двое гигантских — одни
смотрят на вокзал, другие — на улицу. Подобно горбуну из Нотр-Дама или Призраку
оперы, Хьюго живет в людном месте, однако скрытой от посторонних глаз жизнью:
убежищем ему служит каморка в часовом механизме, где он возится с разными
изобретениями — старинными и новыми. Осмотрительный и самостоятельный мальчик,
немногословный, но отважный, он знает каждый закуток огромного вокзала. Тут
своя жизнь и постоянные обитатели, включая станционного смотрителя (Саша Барон
Коэн) — самодовольного негодяя, который ловит
мальчишек вроде Хьюго и отправляет их в приюты, и сумасбродного
старика-торговца в магазине игрушек — самого Жоржа Мельеса
(Бен Кингсли), оплакивающего потерянную молодость.
Между 1896 и 1913 годами Мельес снял более пятисот
короткометражных фильмов, в том числе чудесную гротескную ленту “Путешествие на
Луну”, но его компания разорилась, а французская армия конфисковала большинство
негативов — их расплавили, и жидкий целлулоид пустили на каблуки для сапог.
После чего про Мельеса все забыли.
Книга Селзника начинается с серии карандашных рисунков, которые
напоминают начало фильма — общий, средний и крупный планы… Скорсезе начинает
так же, но в цвете, что сразу дает нам представление о характерных особенностях
фильма. Работая в сотрудничестве с оператором Робертом Ричардсоном и
сценаристом Джоном Логаном, Скорсезе, когда только
можно, снимает словно бы глазами ребенка. Он привносит третье измерение не
только в зрелищные эпизоды, но и расширяет с его помощью границы повседневной
жизни. Взрослые, расталкивающие детей в попытках успеть на поезд, не менее
страшны, чем римские легионы. В какой-то момент Изабель
падает, и ее топчут чьи-то спешащие ноги. Узкие проходы и незаметные глазу
закоулки, конечно же, очень важны для ребенка, ведущего скрытный образ жизни, и
Скорсезе следует за Хьюго по тоннелям, переходам и лестницам в его каморку — а
пространство вокруг вытягивается, как выдвижной телескоп. Хьюго — наблюдатель,
он вечно за кем-то или чем-то следит. Париж, который он видит из своего гнезда,
окрашен в темно-синие тона с проблесками белых огней, и эта картина настраивает
на ожидание чуда. Частично (вокзал, интерьеры квартир) “Хранитель времени” снят
в павильоне, но главная особенность фильма — рисованные задние планы. Они
намеренно далеки от реальности, словно перерисованы из детской книжки или,
скорее, похожи на причудливые декорации, которые Мельес
использовал в своих фильмах. Во флэш-беке Скорсезе воссоздает студию Мельеса со стеклянными стенами и его фильмы, населенные
необычайными существами, туземцами, вооруженными копьями, нимфами, качающимися
на звездах, и это — истинное торжество фарса, частью волшебное представление,
частью бурлеск, а все вместе — кино.
Некоторые сцены
с участием Хьюго и Изабель чересчур затянуты, а в
эпизодах с историком кино (Майкл Сталберг),
посвятившим жизнь сохранению работ Мельеса, слишком
много надоедливых повторов, но все это незначительные минусы. Эмоциональному
напору фильма трудно не поддаться: мальчик хочет обрести семью, прославленный
режиссер — возродить былую славу, и любовь к кино сводит их вместе. При этом в
фильме находится место и иронии. Скорсезе включает сцену, в которой, согласно
легенде, конкуренты Мельеса, братья Люмьер, в 1896
году показывают зрителям кадры с поездом, несущимся на камеру, и толпа в ужасе
бежит из зала. Годом ранее случился реальный несчастный случай, когда паровоз
пробил стену на вокзале Монпарнас и упал на улицу. В
“Хранителе времени” Хьюго снится кошмар — возможно, неосознанное воспоминание о
том событии. Реальность, фантазии, запечатленные на пленке, и сны так
переплетаются, что лишь художник, увлеченно играющий аллюзиями, может сотворить
из них поистине чудесное зрелище.
“Семь дней и ночей с Мэрилин”
Улыбка у нее не
столь ослепительная, грудь не такая большая, талия не настолько тонкая, и
вообще она не обладает той невероятной достоверностью, что сводила всех с ума,
— и тем не менее согласимся: Мишель Уильямс может
играть Мэрилин Монро. В “Семи днях и ночах с Мэрилин” Уильямс оживляет кинодиву
прошлого. У нее походка Мэрилин, гибкая подвижная шея, лицо, словно колышущийся
на ветру цветок, на котором мгновенно отражается все происходящее вокруг. Что
наиболее важно — она сексапильна и может выглядеть обиженной или потерянной,
чтобы через секунду стать агрессивной либо залиться слезами. Этот
милый и трогательный англо-американский фильм, сценарий к которому написал Эдриан Ходжес, а режиссером
выступил Саймон Кертис,
основан на двух книгах мемуаров Колина Кларка (Эдди Редмэйн),
молодого человека со связями, бывшего в 1956 году ассистентом Лоуренса Оливье
(Кеннет Брана), когда тот ставил киноверсию театральной комедии Теренса Раттигана, где сам играл
главную роль. “Принц и танцовщица” — так назывался тот фильм, сейчас
всеми позабытый; Лоуренс Оливье с моноклем, говорящий с сильным акцентом
вымышленной восточноевропейской страны, влюбляется в наивную танцовщицу в
исполнении Монро. Кроме всего прочего, “Семь дней…” — занимательная и
забавная демонстрация противостояния двух парадигм: крепкого профессионализма
британских театральных ветеранов (приходи вовремя, знай назубок реплики и
просто притворяйся) и столь любимой американцами системы Станиславского, когда
актер черпает эмоции из трагических или радостных событий собственной жизни.
Пола Страсберг (жена режиссера Ли
Страсберга, нью-йоркская наставница Монро, обучавшая
ее актерскому мастерству) сопровождает Мэрилин в Лондон, она постоянно рядом с
ней на съемочной площадке, постоянно шепчет: “Подумай о том, чтó тебе нравится… Фрэнк Синатра, кока-кола…”,
выводя Оливье из себя. Брана с возрастом стал более
широколицым, но все-таки его можно принять за сэра Лоуренса, к тому же он
отлично передавал мягкую грацию Оливье, его изысканную речь и негодующее
рычание. Все в Монро раздражает режиссера. Сознавая, что она никакая не актриса
в обычном понимании этого слова, завидуя ее киногеничности,
Оливье хочет показать ее сильные стороны. Но Мэрилин безнадежна: она
непозволительно опаздывает на съемки, забывает реплики, слышит лишь то, что
хочет слышать, и так боится опростоволоситься, что почти ничего не в состоянии
сделать правильно.
Растерянной
Монро нужен друг, и юный Колин, робкий, но настойчивый, постоянно торчит в ее гримуборной. В конце концов они на
машине удирают за город. Эдди Редмэйн выглядит
совершенно невинным и правдиво демонстрирует глуповатое удивление, когда самая
известная в мире женщина раздевается прямо перед ним и прыгает в ледяную реку.
Представьте себе купание нагишом в компании Мэрилин Монро! Она завлекает
Колина, привязывает к себе, но потом все в ее жизни идет наперекосяк,
а он, как и многие до и после него, пытается ей помочь. Авторы фильма
продемонстрировали сдержанность — Мэрилин могла быть не только мягкой, но и
язвительной, и вредной, однако с этой стороны зритель ее не увидит. В “Семи
днях…” мы в основном смотрим на героиню глазами изумленного мальчишки. Это
добротное, намеренно ни на что не претендующее кино, хотя, когда Монро,
накачавшись всем, чем только можно, лежит в кровати, потерянная и несчастная,
мы остро ощущаем неизбежность скорого печального конца.