Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 10, 2015
Если
вам захочется меня смутить, достаточно задать мне один-единственный вопрос. А
именно: “У вас есть дети?” Раньше существовали и другие вопросы, которыми легко
было меня смутить. Например: “Вы сменили парикмахера?” Или: “Вы разве больше не
бегаете по утрам?” На определенном этапе моей жизни, в возрасте где-то от
тридцати до сорока, в тот период, когда я работал в разных университетах на
временных ставках и должен был всерьез беспокоиться за свое профессиональное
будущее, самым неприятным вопросом, который можно было мне задать, был вопрос о
моем профессиональном будущем.
Люди
в то время делились для меня на две категории: работающие по срочному трудовому
договору и имеющие пожизненные контракты. Первые были, по сути, обречены и по
истечении срока договора прямым ходом двигались навстречу финансовой,
социальной и психологической катастрофе. Другие же были спасены навеки и вплоть
до наступления пенсионного возраста пребывали в состоянии, так сказать, вечной
весны, за которой потом должна была последовать золотая осень. А первым,
несмотря ни на что, приходилось сохранять лицо и скрывать, насколько возможно,
страх перед завтрашним днем, поскольку страх перед завтрашним днем делает
человека непривлекательным и только еще больше уменьшает его шансы в будущем.
Вот
почему людям, находящимся на временных ставках, следует во избежание вопросов
об их профессиональном будущем с первой же минуты направлять разговор, где бы
он ни происходил и с кем бы ни велся, на проблемы теоретического характера,
вопросы методологического плана и на назревшую необходимость смены научных
парадигм. Хотя те, другие, ничуть не отягощенные заботами о
завтрашнем дне и день-деньской предающиеся размышлениям о вопросах
теоретического характера, о проблемах методологического плана и о назревшей
необходимости смены научных парадигм, только и ждут момента, чтобы в
непринужденной беседе после очередного научного доклада или в перерыве за
чашечкой кофе на каком-нибудь конгрессе задать своему коллеге, занимающему
временную ставку, вопрос о его планах на будущее.
От тех лет работы в качестве
внештатного научного сотрудника в памяти у меня сохранилось не менее десятка
таких перерывов за чашечкой кофе, в которые я старался завести с коллегами,
занимающими штатные преподавательские должности, разговор, к примеру, о давно
изжившей себя теории “лингвистического структурализма”, и на какое-то время это
даже удавалось, пока кто-нибудь из моих собеседников, помятуя,
видимо, о важности межличностного
общения — пару минут всегда найти можно, — не обращался ко мне с вопросом:
“Кстати, а что вы предполагаете делать после окончания контракта в
университете?”
Вопросы
подобного рода диктуются вовсе не интересом и, уж тем более, не живым участием
в судьбе собеседника, а намерением тут же, на месте, социально его унизить и
растоптать. Избежать подобного уничижения можно, или поменяв свое социальное
окружение, что было бы равносильно полной капитуляции, или же, устроившись на
постоянную должность, заняв, например, место профессора или члена ученого
совета.
После того как мне, наконец,
удалось перейти с временной работы на постоянную, я в некотором смысле даже
предвкушал, как в перерыве на очередной конференции или в другой похожей
ситуации мне зададут вопрос о моих профессиональных планах на будущее и я, не
задумываясь, отвечу:
“А будущее, уважаемый коллега, уже наступило!” Но, странным образом, с тех пор
как у меня не было больше оснований беспокоиться за свое профессиональное
будущее, никто им уже не интересовался. Ни одного уничижительного вопроса
социального характера, на каком бы конгрессе я ни стоял в перерыве с чашечкой
кофе. Никого не волновало больше мое профессиональное будущее, даже тех, кто и
понятия не имел, как обстоят мои дела.
Впрочем,
теперь, когда уничижительный вопрос социального характера утратил свою
подрывную силу, мне все чаще стали задавать уничижительный вопрос личного
плана: “А у вас есть дети?” Что на это ответишь, если детей у тебя нет? Можно,
конечно, не стесняясь и наплевав на факты, как это сделал бы любой баварский
политик, взять и брякнуть прямо в лицо: “Две девочки и три парня!” Или же, и это был, скорее, мой случай, сухо и честно процедить
сквозь зубы “нет” и под предлогом, что, мол, надо помыть руки, тут же
удалиться.
Вопрос,
есть ли у вас дети, в общем-то вполне банальный, и
отвечать на него, если дети у вас есть, легко и даже в высшей степени приятно.
Однако в случае, если детей у вас нет, он выглядит крайне бестактным. Ибо за
последовавшим за ним “нет” в воздухе, разумеется, повисает — пусть и не
высказанное вслух — “почему”. Что тут — невольная бездетность по причине
частичной, а то и полной инфертильности? Нарушение
сперматогенеза? Дисфункции гипоталамо-гипофизарно-гонадной системы? Сбои в
терморегуляции яичек? Или же их неопущение? Проблемы
во взаимоотношениях с партнером? А тогда, значит, — бесплодие психогенное?
Из-за непреодолимого желания иметь ребенка, которое обычно сопровождается
зацикленностью на данной теме, завышенными ожиданиями и, как следствие, —
боязнью надежды эти не оправдать? Или же речь идет даже не о невольной, а о
добровольной бездетности, причины которой объяснить еще сложнее? Особенно в том
случае, когда добровольно избравший бездетность уже и сам не вполне уверен в
своем добровольном выборе и с некоторых пор ощущает в душе глухую
экзистенциальную боль и что-то вроде стыда перед Богом, миром и самим собой за
свою бездетность.
Долгое
время вопрос о детях меня нисколько не задевал. Это было в ту пору, когда у
меня не было не только детей, но и ни малейшего желания их иметь. Чем дальше я
мысленно возвращаюсь в свое прошлое, тем меньше обнаруживаю в себе желание
иметь детей. Жизнь казалась мне тогда более-менее сносной только при отсутствии
детей. Людям, у которых были дети, я не то что не
завидовал, я им откровенно сочувствовал. Ведь с детьми, и в первую очередь с малолетними, не пойдешь в кафе
или в бар или, например, в книжную лавку, не говоря уже о сауне или филармонии,
даже почитать нормальную книгу и то сложно. Вы когда-нибудь пробовали, если
рядом с вами ребенок, читать Пруста? Или хотя бы думать о Прусте? Спокойно с
детьми даже футбол посмотреть нельзя. А уж о поездках по Тоскане и думать
нечего. Дети представлялись мне маленькими вампирами-кровопийцами, у которых на
уме одни развлечения и капризы.
(Далее
см. бумажную версию.)