Перевод с немецкого и вступление Анны Глазовой
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 2, 2011
Перевод Анна Глазова
Михаэль Донхаузер#
Стихи из книги “Лучшие песни”
Стихи в предложениях
Михаэль Донхаузер родился в 1956 году и вырос в Лихтенштейне, а сейчас живет в Швейцарии. Его первая книга стихов была напечатана в 1986 году, и с тех пор он получил несколько престижных поэтических премий, в том числе — премию Георга Тракля в 2009 году. Он пишет стихи и прозу, но граница между ними часто размыта: так, сборник “О снеге” (2003), хоть и назван прозой, по форме скорее похож на те ранние тексты, которые Донхаузер обозначал как стихи в прозе.
Кроме собственно стихов и прозы, Донхаузер пишет и тексты, в которых размышляет об искусстве вообще и о том, как пишет он сам и какие видит пути для новых текстов. Хотя Донхаузер по образованию филолог (германист и романист), его тексты о поэзии нельзя назвать чисто аналитическими разборами или теоретическими формулами, призванными облегчать понимание. В книге “Близко к уклону” (2009) Донхаузер собрал эссе о своем опыте читателя и зрителя. Этот опыт сам Донхаузер называет основой своей поэтики. Собранные в книге разрозненные эссе о стихах, картинах и фильмах вызывают у читателя ощущение, будто в каждом законченном произведении автор пытается уловить три перетекающих друг в друга момента движения. Движение начинается с жеста, ведущего от начального импульса к его продолжению. За ним следует попытка удержать этот импульс, но и неизбежный переход от взлета к падению. Эти две стадии движения, взлет и падение, в конце концов оказываются связанными затуханием движения. Стремясь в каждой фразе охватить совокупность этих трех составляющих, Донхаузер следует собственной, характерной для него логике, которая противостоит и ритмичности, и повторам, традиционно свойственным поэзии, и поступательности рассказа, привычной традиционному логическому мышлению. Поставив перед собой задачу — передать в каждой фразе три части одного движения, — Донхаузер вынужден переформулировать и саму структуру стиха. Уходя от привычного деления на строки, он использует форму, которую сам называет “Satzperioden” (“циклы предложений”). Особенность этой формы в том, что поэт говорит не фразами (музыкальными, ритмическими), а предложениями, то есть прозаическими единицами.
Задача Донхаузера не похожа ни на одну другую, которую ставят перед собой современные немецкоязычные поэты. Автор ищет не новый поэтический голос, а новую форму речи, которая изменит само представление о лиричности. Сила этого рискованного языка в том, что автор, не прячась за манифесты и призывы к обновлению, решает свою задачу в каждой законченной фразе. По публикуемым фрагментам из книги “Лучшие песни” можно составить некоторое представление о логике построения фраз у Донхаузера, когда он пытается найти, что же лежит в основе нашей способности отличать лирику от других способов говорения. “Песни” поэтов давно отделились от обязательного музыкального сопровождения, когда-то нераздельно с ними связанного, но мы все еще чувствуем их лиричность, даже читая их молча и не слыша голоса поэта. Как поэзия когда-то рассталась с лирой, оставшись лирической, так Донхаузер хочет не столько изменить форму стихов, сколько сохранить лиричность, расставшись с лирической формой.
Существование стихов в прозе доказывает, что наше восприятие лиричности не связано напрямую с определенной стихотворной формой, будь это рифма и ритм или “геометрия” свободного стиха на листе. Для того чтобы воспринять текст как поэтический, нам достаточно услышать в нем интонацию, “непрозаическую” интонацию. Прозаический текст можно пересказать, переформулировать другими словами. В стихах же, наоборот, слова составляют нераздельное целое, и прозаический пересказ не способен передать их суть. Стихи в прозе, неотличимые от прозы формально, тем не менее не перестают быть поэзией именно потому, что, пересказав их, нельзя уловить их действительного содержания. Сама по себе форма текста еще не означает, что он будет прочитан как поэтический. Поэт не может на это рассчитывать. Начав со стихов в прозе, Донхаузер пришел к стихам-предложениям, в которых подчиняет прозу поэтической программе. В таких предложениях уже нельзя заменить слова синонимами или похожими формулировками, не нарушая содержания, как это обычно бывает в прозе, да и сама форма предложения, его синтаксис и пунктуация становятся материалом поэта. Каждое предложение является новой поэтической формой, то есть сам синтаксис и ритм каждого предложения можно уподобить “размеру” стихотворения, такому, как ямб или хорей, но существующему только в этом конкретном тексте. В стихах Донхаузера главный смысл несет пластика, выраженная в синтаксисе, а не слова, которые служат скорее материалом для этой пластики.
В “Лучших песнях” каждое предложение индивидуально, как отдельная скульптура или стихотворение. На каждой странице помещается только один текст, как мы привыкли видеть в поэтических сборниках. Называя свои предложения песнями, Донхаузер не иронизирует над лирической формой, а, напротив, ясно определяет свою эстетическую программу. У нас не вызывает удивления или смеха, что не предназначенное для пения стихотворение может называться “песней”; и, называя предложения песнями, Донхаузер только подчеркивает, что музыкальность и лиричность стиха не исчезли, а обрели новую стихотворную форму. Образ и метафора отступают на второй план, а на первый выходит комбинирование слов, их смыслов и фонетики, причем это комбинирование подчиняется заранее продуманной синтаксической структуре. Своеобразие таких соединений и определяет оригинальность текстов Донхаузера. Его стихи-предложения невозможно спутать ни с какими иными стихами, потому что их суть заключается не столько в звуках и образах, сколько в знаках препинания, союзах, соотношениях частей предложения. Словарем же, образами и сюжетами эти тексты намеренно бедны. Нет смысла искать в них психологической глубины или философской рефлексии. По содержанию и выбору слов они легки, но точны, как слова в песне, не требующей обдумывания. Их темой чаще всего становится описание погоды и природы, создающее настроение печали или спокойствия, но при всей своей лаконичности и простоте они так же выверены, как линии ландшафтов на японских гравюрах.
Главная опасность для поэта, использующего такую поэтическую форму — нарушить границу, четко отделяющую поэзию от прозы на уровне связей между частями речи. Стоит этим связям оказаться подчиненными описательной или повествовательной цели, стихи превратятся в отточенную прозу с банальным содержанием. Тонкость и неповторимость стиля Донхаузера опирается на его умение фокусировать внимание именно на синтаксических связях. Указывая на то, что каждое его предложение выражает движение от подъема к продолжению движения и потом затуханию, Донхаузер раскрывает секрет, как ему удается быть независимым от повествовательности, присущей прозе. Повествовательный смысл каждого его предложения предельно прост: у всего есть начало, длительность и конец, но сущность каждого предложения — его синтаксис, движение от заглавной литеры к точке.
Беглый ложится свет полуденного солнца на клумбы и грядки, где кружатся осы возле плодов, поздний цвет, и как кротко ложатся тени, рассыпаются, долго лежат на газонах.
Еще сияют березы у подножия насыпи под железной дорогой, значит, мы увидимся снова, как увидели двое влюбленных друг друга под вечер, когда уж темнело и в рассеянном свете серебрилась роса.
Есть и есть песня, была и есть, и пала, была и отступила, и поднялась, и отдала, взяла, осталась одинока, песня, и пала, и взошла, и ночью встала, ночь обняла ее, она меня любила, а я все выпустил из рук.
Далее см. бумажную версию.