Non-fiction c Алексеем Михеевым
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 10, 2011
БиблиофИЛ
Информация к размышлению
Non-fiction
с Алексеем Михеевым
После кончины в начале 2007 года Рышарда Капущинского (см. о нем выпуск этой рубрики в мартовском номере “ИЛ” 2009 года) в Польше практически сразу стали появляться посвященные ему книги: беседы, интервью, тематические компиляции его текстов, сборники статей его иностранных переводчиков. Долго не заставили себя ждать и фундаментальные издания: уже в 2008 году краковское издательство “Знак” выпустило в свет 400-страничную книгу Беаты Новицкой и Зигмунта Зёнтека под названием Рышард Капущинский. Биография писателя. Авторы подробно описывают судьбу героя: детство в провинциальном Пинске (где в 1939-м семилетним ребенком он пережил начало советской оккупации, после чего его семья перешла на “немецкую” сторону и провела военные годы в небольшом городке под Варшавой), учебу в Варшавском университете и первые громкие газетные репортажи уже в период “оттепели” (прежде всего откровенный рассказ о действительной, неприглядной жизни на якобы образцовой социалистической стройке металлургического комбината в Новой Гуте), начало карьеры корреспондента-международника в Китае и Индии и ее логическое продолжение и развитие практически на всем пространстве Третьего мира (в 60-е — в обретающих независимость странах Африки, а в 70-е — в постоянно нестабильной Центральной и Латинской Америке), возвращение на родину тогда и именно туда, где и когда зарождается польская революция (то есть в Гданьск 1980-го), международный успех его книг о падении имперских и тоталитарных режимов (Эфиопия 1974-1975, Иран 1979-1980, СССР 1989-1991) и — на пике популярности — вполне обоснованные предположения о возможном присуждении ему Нобелевской премии по литературе. И хотя в книге не оставлены без внимания и некоторые скандальные моменты (например, обнародованные в ходе всеобъемлющей люстрационной кампании материалы о сотрудничестве Капущинского с органами внешней разведки ПНР), авторы упоминают о них скорее в полемическом плане (так, упомянутое сотрудничество — для корреспондента такого ранга в те времена практически неизбежное — в случае Капущинского было скорее формальным); в целом же перед нами классическое жизнеописание формата ЖЗЛ, своего рода бытийная агиография.
А уже через два года, в 2010-м, разразился настоящий скандал: в варшавском издательстве “Мир книги” вышел подготовленный Артуром Домославским 600-страничный вариант биографии писателя — Капущинскийnon-fiction. В самом названии этой книги можно увидеть провокационную игру слов: с одной стороны, сам Капущинский стал современным классиком именно в жанре литературы non-fiction, с другой же — название однозначно прочитывается как “Невымышленный Капущинский”: то есть очевидно подразумевается, что предыдущая его биография была в какой-то степени “приукрашенной”. Конфликтная ситуация возникла уже на стадии подготовки книги к печати, когда с протестом против издания выступила вдова писателя Алиция. И по сей день многие защитники Капущинскогорекомендуют по меньшей мере не обращать внимания на книгу, а уж тем более не читать ее (при этом на ее обложке помещены хвалебные отзывы таких писательских авторитетов, как Зигмунт Бауман и Анджей Стасюк).
В книге Домославского действительно можно найти более подробное описание некоторых периодов жизни Капущинского, о которых Новицкая и Зёнтек предпочли умолчать — например, из их биографии можно сделать вывод, что публиковаться он начал только с началом оттепели, в то время как Домославский показывает, что произошло это еще в конце 40-х, и цитирует оптимистические репортажи (и соцреалистические стихи) юного Капущинского о строительстве тойже Новой Гуты. Однако суть спора лежит в несколько иной плоскости, нежели замалчивание или обнародование тех или других фактов биографии; речь идет скорее о том, что в своих репортажах Капущинский активно пользовался таким, например, приемом, как фабулизация — не столько в том смысле, что реальные факты и события он дополнял придуманными деталями, сколько в том, что свое внутреннее (субъективное) переживание реальных событий трактовал как их объективную регистрацию (например, когда вооруженный патруль останавливает в африканской “горячей точке” автомобиль журналистов, эта ситуация может быть описана как “мы чудом избежали расстрела”).
Капущинский стал общепризнанным и несомненным авторитетом в том, что касается исследования механизмов государственной власти, — и его репортажно-аналитические работы о странах Третьего мира, бесспорно, имеют универсальный характер, позволяя увидеть — как в своего рода зеркале — и аналогичные европейские механизмы (не случайно почти все поляки усматривали в книгах об Эфиопии и Иране прежде всего очевидные намеки на Польшу времен Герека). Безусловная ценность творческого наследия Капущинского и в том, что благодаря его непосредственным наблюдениям читатель получил возможность расширить горизонты не только видения иных культур, но и мышления о них. Благодаря Капущинскому мы погружаемся в недоступную нам (и в пространстве, и во времени) атмосферу экзотического мира “в его минуты роковые” и вместе с ним переживаем и осмысляем то, чтó и как происходит в эти минуты.
Однако, с другой стороны, мы — если поставить себе такую задачу — вряд ли сможем отличить, где в подобных переживаниях проходит граница между реальностью и литературой, между fiction и non-fiction. А ведь границ здесь несколько. Первая — между реальностью и ее субъективным переживанием (вооруженный человек на дороге — защита или угроза?). Вторая — между переживанием и описанием (сам перевод реального события в письменный текст — это операция, неизбежно трансформирующая его в иную бытийную плоскость). И, наконец, третья — между чтением и осмыслением (когда текст автора проецируется на уникальный внутренний фон читателя). Что остается в итоге от исходной “реальности” — вопрос скорее философский.
Применительно к книгамКапущинского часто спрашивают: на какую полку их правильнее ставить — fiction или non-fiction? Самым адекватным признан ответ “на полку Капущинский”. И там же могут найти себе место обе — взаимодополняющие — его биографии.
P. S. Один из возможных примеров, иллюстрирующих проблему соотношения реальности и ее интерпретации, пришел мне на ум при чтении недавно вышедшей по-русски книги Рышарда Капущинского о советской перестройке Империя (М.: Издательство “Логос”, 2010.Перевод с польского Ксении Старосельской и Сергея Ларина. — 320 с.). Представьте себе самолет, в котором большинство пассажиров (местные жители) серьезно молчат, а группа раскованных иностранцев ведет оживленную беседу. Описывая эту ситуацию (в СССР конца 80-х), Капущинский видит в ней столкновение вековой апатичной пассивности (усугубленной страхами сталинской эпохи) русского народа со свободным духом цивилизованного Запада. А теперь слегка сдвиньте эту же картинку во времени и пространстве — в Европу середины 90-х — и вы наверняка увидите не что иное, как столкновение строго соблюдающего нормы публичного поведения цивилизованного Запада с несдерживаемым хамством “новых русских”. Вот вам и объективный non-fiction.