Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 12, 2010
Светлана Силакова#
Из библиотеки на ярмарку и обратно
В Москве 2-4 сентября 2010 года состоялся Международный конгресс переводчиков. Его организовали Всероссийская государственная библиотека иностранной литературы имени М. И. Рудомино, творческий союз (гильдия) “Мастера литературного перевода”. Конгресс поддержали Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям РФ и Министерство культуры РФ, в мероприятии также участвовали фонд “Русский мир”, фонд “Президентский центр Б. Н. Ельцина” и Российская государственная библиотека, журнал “Иностранная литература”. Собрались переводчики русской литературы и слависты из 28 стран, а также российские переводчики.
День первый, 3 сентября, прошел под девизом “Переводчики — почтовые лошади просвещения” — и входили участники действительно в старинные ворота, куда полагалось въезжать каретам. Доклады звучали “высоко над городом”, почти что на террасе “одного из самых красивых зданий в Москве….” — узнаете цитату? — где ныне находятся читальные залы и хранилища РГБ.
На утреннем заседании ставился вопрос “Переводима ли художественная литература?” А когда объявили перерыв на обед, то паркет своим гулом подтвердил: переводима, ибо переводчики — существа из плоти и крови. Вид из окон напоминал, что “начинается земля, как известно, от Кремля”, и это гармонировало с вечерним заседанием: “Общие и специфические проблемы перевода русской литературы для разных аудиторий”.
А 4 сентября участники вплотную приблизились к реальной ситуации на книжном рынке — конгресс, как и было задумано, переместился на 23-ю Московскую международную книжную выставку-ярмарку. В аскетичном, но удобном конференц-зале обсуждали, как преодолеть разницу поэтических систем, и выясняли, можно ли научить литературному переводу.
Только что отреставрированная скульптура “Рабочий и колхозница” неподалеку напоминала, как СССР заботился об экспорте своей культуры. А объявления на ярмарке “Манга — сюда” — о том, как популярна сегодня японская массовая культура. Между тем одно из самых обнадеживающих известий о востребованности русской литературы пришло именно из Японии: “Братья Карамазовы” в новом переводе ИкуоКамэямы разошлись более чем миллионным тиражом. В Китае каждая третья переводная книга — русская.
Но во многих других странах ситуация неутешительная.
“Переводится мало, а то и плохо”, — подытожил директор Пушкинского дома, литературовед и переводчик Всеволод Евгеньевич Багно. И тут же рассказал, как Пушкинский дом старается изменить ситуацию, устраивая ежегодный конкурс для переводчиков зарубежной и русской литературы. Елена Бальзамо (Франция) заметила, что налицо “коммуникативный разрыв” между иностранными издателями и российской литературой. К примеру, французам страшно любопытно, что там пишут в России, но они не владеют иностранными языками, кроме английского, а среди английских переводов, по оценкам Бальзамо, много некачественных “пробников”. С российской стороны мало кто из издателей и литагентов активно занимается продвижением произведений за рубеж. Получается, что пропагандировать книгу может только переводчик. “Беда в том, что на Западе социально-профессиональный статус переводчика очень низок. И относятся к нему с подозрением: ▒раз принес книжку, наверно, заработать на ней хочешь’”, — заметила Бальзамо. Свести вместе издателя, писателя и переводчика старается фонд “AcademiaRossica”, представитель которого выступила на конгрессе. Для участников также была устроена встреча с редакторами российских толстых журналов.
“В Британии считают, что каждое поколение заслуживает своего, нового перевода зарубежной классики, а в России господствует мнение, что существующие переводы — это раз и навсегда”, — заметила переводчик и культуролог Анна Генина из Британского совета, представлявшая новый перевод “Песен невинности и опыта” Уильяма Блейка (его подготовили участники переводческого семинара при Британском совете). Необходимость повторных переводов русской классики осознана на Кубе, в Израиле, в Японии и в Китае, но по совершенно разным причинам. На Кубе по финансовым причинам до сих пор переиздаются некачественные переводы, сделанные еще в 1930-е годы прошлого века. В Китае изменилось мировоззрение: например, слово “другой” в смысле “выделяющийся среди прочих” утратило отрицательную коннотацию (рассказал ТяньДавэй на примере своего перевода Маканина). Иврит — древний и возрожденный язык — за последние десятилетия так эволюционировал, что молодежь попросту не понимает старых переводов.
В Японии чрезвычайно востребованы адаптированные тексты: переводчики стараются переложить классику на современный разговорный язык, упрощают имена и реалии. Так поступил и Камэяма с “Братьями Карамазовыми”. Но, как подчеркнул докладчик МицуёсиНумано, в Японии существует и совершенно иная школа перевода, когда особенности иноязычного текста даже подчеркиваются. Но, думаю, представители обоих течений подписались бы под словами Елены Костюкович (Россия-Италия): “Мы имеем право портить текст, как хотим, но вначале мы должны его понять”. Она привела пример вовремя отловленного ляпа в пробном переводе “Азазеля” Б. Акунина: “шофер” вместо “шафер”. “Если бы переводчица написала ▒кучер’, с ней еще можно было бы работать — но она и не спохватилась, что автомобилей тогда не было!”
“Вероятно, мы можем так или иначе перевести все, что способны понять. И главным тогда становится вопрос: как понять, что мы чего-то не понимаем? Непереводимо то, что в силу тех или иных причин ускользает от понимания переводчика”, — полагает российская переводчица Наталья Мавлевич.
Пожалуй, величайшее счастье, когда автор соглашается с любой интерпретацией переводчика: “Я имел в виду другое, но так, как у вас, даже лучше!”
А вот Михаил Яснов признался, что однажды нечаянно перевел стихотворение Заходера обратно на русский, с французского переложения. Оказалось, что с оригиналом не совпала всего пара слов. “Вот попробуй чего-нибудь не знать!” — заключил он.
МицуёсиНумано рассказал, что двадцать лет искал эквивалент для чеховского “душечка”. “По-японски это будет примерно как “милая женщина”. Но в прилагательном есть оттенок фривольности, а у Чехова этого нет: “душечка” от слова “душа”. И наконец я понял, что существительное надо убрать, хотя одно прилагательное — это против грамматических правил”.
Аплодисментами отозвался зал на слова британца Стэнли Митчелла: “Я не считал себя поэтом, но пока переводил ▒Евгения Онегина’, стал поэтом”.
Обнажались и общие точки разных национальных менталитетов: мы узнали, что китайский читатель любит краткие и емкие тексты; сходным образом израильтянин выражает в двух строках то, чему русский посвятит письмо на восеми страницах.
“Повсюду одно и то же противоречие между вольностью и точностью, создающее электрическое поле. Переводчику надо искать средний путь, а средних путей даже не столько, сколько авторов, а столько, сколько отдельных стихотворений”, — заключила Марина Бородицкая. Она говорила о поэтическом переводе, но по большому счету это применимо и к прозе.
Так можно ли научить столь тонкому искусству? Своим практическим опытом поделились несколько докладчиков. Виктор Сонькин и Александра Борисенко рассказали о работе своего семинара для студентов МГУ: “Переводческая грамотность, в отличие от таланта, тиражируется, и этому можно научить”. Они призывали устраивать “гавани для медленной издательской работы”, для которой в современном книгоиздательском цикле, увы, не хватает времени.
А вот Елена Костюкович считает, что переводу нужно учить на этапе аспирантуры, когда человек уже знаком с языком и культурой, а также создать академию перевода, где иностранные гости могли бы работать над собственными проектами и консультировать аспирантов.
В Германии уже десять лет успешно работает Немецкий фонд переводчиков художественной литературы: без здания, без секретарши, без адреса, подчеркнула инициатор фонда и его председатель до 2009 года РозмариТитце. Основное направление — семинары для профессиональных переводчиков: “Главное — учиться родному языку, а это дело на всю жизнь”.
Кстати, в приветственном слове конгрессу заместитель руководителя Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям Владимир Григорьев сообщил, что в России будет создан Институт перевода, который выделит гранты и окажет другую помощь переводчикам художественной литературы. Работа конгресса, на мой взгляд, продемонстрировала, что необходимость в создании такой институции давно назрела.