Роман
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2010
Перевод Екатерина Гущина
Жуан Понс#
Барбаросса
Роман
1 МИКЕЛАНДЖЕЛО расписывал фресками Сикстинскую капеллу, Коперник пытался изменить взаимосвязь человека и Вселенной, а Рожер Женестар ловил птиц.
Несколькими годами ранее Большой совет города Вероны учредил трибунал инквизиции; Гутенберг изобрел печатный станок; Макиавелли написал трактат “Государь” и тем заложил основы современного государства; Колумб совершил свои четыре путешествия в Америку, откуда привез табак и шоколад; Фердинанд II[1] завоевал Оран, Бужию и Триполи, а коварные братья Барбаросса, дабы помочь в этой территориальной и одновременно духовной борьбе Востока с Западом, опустошали Средиземноморье и душили торговлю, что способствовало упадку каталонских земель.
Рожер Женестар всего этого не знал.
Он не умел читать.
Шел 1512 год от Рождества Христова.
Рожер Женестар ловил птиц.
2 Сколько же их — этих воробьев!
Точнее — вьюрков.
Зеленушки, щеглы, чечетки, соловьи; а еще — дрозды, горлинки, голуби, щурки, зимородки и зяблики. Он ловил их при помощи липучек-приманок летом, когда птицы прилетали, чтобы напиться из водоемов, поилок для скота, ямок в камнях, родников и ключей. Мастерил маленькие клетки из стеблей рогоза, ковыля[2], ломоноса и продавал морякам с кораблей, бросавших якорь в порту Маон[3].
В порту не смолкал птичий гомон и щебет; даже когда фелюги, тартаны и галеасы[4] выходили в открытое море, их сопровождали певчие трели.
Ему исполнилось четырнадцать, и он был птицеловом.
Браконьером.
Ловил птиц.
Певчих птиц.
3 Он беззвучно скользил сквозь кустарник, аккуратно раздвигая ветки и наступая на сухую дубовую листву, — будто шагал по облакам; сдерживал дыхание, словно сам был деревом. Деревом в лесу. Лишь так можно было стать невидимкой — и для птиц, и для собак, стерегущих чужие угодья.
Их хозяева хотели бы его поймать.
За незаконную охоту сажают в тюрьму.
Многие птицы предпочли бы умереть, чем сидеть в одиночной камере — своей клетке.
4 Время от времени компанию ему составляла одна девочка. Она тоже жила в самой дальней части порта — возле садов Святого Иоанна, в известняковой пещере. Родителями ее были берберский рыбак (бывший раб, отпущенный на волю) и христианка. Она умела плести сети и делать птичьи клетки из стеблей рогоза, ковыля и ломоноса.
5 Ее звали Франсеска Лопис.
Она была светлокожей, голубоглазой, но вечно перепачканной сажей и угольной пылью, да и ходила всегда босиком.
Когда они купались в прибрежных бухтах или на мысу у себя в дальнем конце порта, Рожер видел белую кожу, словно сияющую изнутри, и у него перехватывало дыхание.
Франсеска говорила мало, зато была знакома с портовыми рыбаками и моряками, что приплывали на остров со всех концов света.
А еще она знала все тайные проходы через портовые стены, по ночам захлопывавшиеся, словно волчья пасть.
6 Очень многие хотели бы поймать птицелова. У сторожа поместья Рафал был черный пес с желтыми горящими глазами. Здоровый и крепкий, подобно своему хозяину, он, когда пил из луж и ручьев, загребал воду языком, как лопатой. Рожер смотрел на него, укрывшись за кустами цветущего дрока. Птицелов, чтобы обмануть острый нюх пса, натер тело смесью из толченых листьев мастичного дерева[5] и золы. Он вцепился в плетеные птичьи клетки, висящие у него на поясе, и замер, надеясь, что сторож не обнаружит никаких следов.
Стать деревом.
Да он и есть дерево.
Мастерит клетки из стеблей рогоза и делает липучую приманку из плодов ремнецветника[6].
7 Сторож задумчиво всматривался в линию горизонта. Какой-то парусник словно повис между небом и водой. Будто нота на нотном стане.
Из своего укрытия Рожер видел ту же музыку. Он представлял себе, как его разноцветные птички будут заливаться на все лады — в клетках из стеблей рогоза, ковыля и пальмовых листьев — на палубе корабля.
Он почти даже слышал эту музыку.
Казалось, что ее доносит до него морской бриз, снимая звуки с нотных линеек горизонта.
8 Сторожа звали Жулиа, у него были жена и шестеро маленьких детей. Жили они в небольшой хижине, сложенной из камня, принадлежащего владельцу поместья Рафал. Дом их стоял недалеко от моря, и это было первое жилье, которое встречали на своем пути пираты, высаживаясь на берег. Высокий берег, густые заросли гарриги[7], в которых кермесовый дуб соседствовал с розмарином, ковылем, вереском и алеппской сосной, служили природной защитой от пиратов и прочих лихих людей, приплывающих сюда морем. Но однажды, в ночь полной луны, пираты все же добрались до поместья Рафал, зашли в хижину и увели с собой младшую дочь сторожа. Звали ее Розаура Томас, и она стала невольницей в берберском Тремиссене[8]. Девочку приставили трудиться в мастерской некоего красильщика тканей[9], и чем больше проходило времени, тем меньше оставалось надежды, что она вернется под родной кров. Чтобы собрать деньги на выкуп, вся семья трудилась не покладая рук. Лунными ночами сторож складывал ограды из камня. Спрос на такую работу никогда не кончался. Если измерить длину всех каменных оград острова, то получится семьдесят тысяч километров (этого хватило бы, чтобы опоясать Землю почти два раза), и потому вечно требовался кто-то, кто бы возводил надежные стены, делал в них калитки, мастерил засовы и задвижки к ним, чинил этот бесконечный, геометрически безупречный каменный лабиринт.
9 Лунными ночами сторож работал в огороде. Чтобы добыть хоть чуть-чуть плодородной почвы, он разбирал старые осыпавшиеся ограды в поместье — камень за камнем — и бережно вынимал землю, забившуюся между ними. Потом просеивал, приносил к себе на огород и рассыпал, словно удобрение.
Лишь так можно было создать огород, дающий хороший урожай.
10 Если же земля была слишком иссушена, то приходилось браться за плуг.
В ярмо плуга он впрягал борова или маленькую ослицу.
С ослицей справлялся любой из его детей, а вот на хряке могли пахать только мальчики.
11 Пот орошал землю, когда он пахал, а слезы — когда сеял и думал о своей семилетней дочке, заточенной в берберском Тремиссене.
Однажды он так рыдал, стоя посреди грядок с капустой и репой, что луна скатилась с неба и опустилась на верхушку большого камня.
И кварц засверкал, отражая лунный свет.
12 Жулиа Томас чувствовал себя свободно, когда пахал при свете полной луны и когда со своим псом охотился за беззаконным птицеловом, выслеживая того в лесу или возле воды. Но он задрожал от страха, когда его вызвал к себе владелец поместья. Ведь если его прогонят, он потеряет все. И свою убогую хижину, и скудный клочок земли, похожий на островок посреди леса, и работу, и маленький огород.
Он при свете луны превратил старую масличную рощу в возделанное поле — пользуясь лишь топором, молотком каменщика, ломом, мотыгой, кривым ножом и плетеной корзиной.
Если хозяин его прогонит, то он потеряет и надежду когда-нибудь выкупить свою семилетнюю дочь из рабства в берберском Тремиссене.
13 Прежде чем постучать в дверь, сторож откашлялся, прочищая горло. Пес улегся в тени. Солнце жгло двор, словно огнем. На красных камнях можно было изжарить яичницу. Голос хозяина заполнял собой все комнату. Низкий и глубокий, он словно исходил из самого нутра.
— Ты поймал его?
— Еще нет, сеньор…
— Я опять видел следы возле источника. И в кустах дрока — тех, что у поилок для скота; и еще на краю колодца.
— Вряд ли это был птицелов. Парень осторожен, как лисица, бесшумен, как кошка, и увертлив, как рыба. Он заметает за собой все следы и словно растворяется в воде.
— Я так понимаю, ты струсил? Тебе что — не по силам схватить его?
— Вы неправильно меня поняли, сеньор! Я схвачу его! Уж будьте уверены — схвачу! Вот пес-то тогда порадуется!
— Э! Мне он нужен живым — не забудь! Деньги получишь, только если притащишь его живым. Деньги, чтобы выкупить свою несчастную дочь… Ты хорошо меня понял?
— Да, сеньор. Как человек понимает, что начался дождь, потому что на него с неба падают холодные капли и он весь вымок, а укрыться негде…
14 Хозяина звали Жузеп Фарнес, и было в нем почти два метра роста. По его лицу со светлой, необветренной и чистой кожей (правда, глубокий шрам пересекал рот с левой стороны, искривляя губы и придавая им сходство с арахисовым орехом), по горделивой осанке, неторопливым и уверенным движениям сразу было видно, что этот человек — полновластный хозяин и себе самому, и месту, в котором живет. Он был потомком одного из тех рыцарей, что высадились на остров вместе с армией Альфонса III[10]. Молодой король, чтобы вознаградить своих верных вассалов, разделил остров и оделил каждого землей, освобожденной от сарацин.
Семья Фарнес после завоевания Менорки в 1287 году получила владение Рафал — земли на побережье, на той оконечности острова, где встает солнце.
С тех пор они, как и солнце, пребывали на острове и, сохраняя полученную в дар землю в целости и неприкосновенности, передавали ее по наследству из поколения в поколение.
За эти годы поднялись над землей километры каменных стен, дома, хозяйственные постройки, сторожевые башни, были вырыты колодцы, устроены водосборники, посажены деревья, проложены дороги.
Предки воевали за эту землю под знаменем короля.
Жузеп Фарнес вышел на войну против беззаконного птицелова.
15 Это место окружено водой. В ширину здесь около километра, а от моря прибрежная полоса поднимается на три километра и разделена оросительными канавками. У пиратов было достаточно места для высадки, а у птицеловов-браконьеров — воды, чтобы охотиться. Поэтому хозяин этой земли нанимал сторожа, и по той же причине жилые дома располагались на некотором отдалении от побережья — защищенные прибрежной возвышенной полосой, не видимые с кораблей.
С моря грозили две серьезные опасности.
Пираты и штормы.
С суши — птицеловы-браконьеры и воспоминания.
16 Жену Жузепа Фарнеса звали Мария Эскудеро.
Волосы у нее были длинные — до поясницы — и черные, словно сажа. Когда она перед сном расплетала косы, волосы покрывали ее, будто плащ. А глаза сверкали, словно два раскаленных угля.
Игривых и радостных, манящих обещаниями.
17 Она умерла в пятнадцать лет, когда рожала их первенца. Не выдержала родовых схваток, хирург не смог остановить ужасное кровотечение. Все ее тело растекалось кровавым потоком. Когда повитуха унесла из комнаты его сына — его наследника, — Жузеп Фарнес взял шпагу и отрезал косы Марии Эскудеро, прежде чем ту завернули в саван. Потом поцеловал мраморный лоб и вышел вон, зажав волосы жены в руке. Он убрал отрезанные косы в ножны, а шпагу повесил над очагом. После чего оседлал лошадь и объехал весь остров — в поисках кормилицы.
Его наследник умер к исходу второго дня — он отверг молоко всех до одной кормилиц…
Предки воевали за эту землю под знаменем короля.
Жузеп Фарнес вышел на войну против беззаконного птицелова и против своих горьких воспоминаний.
18 Рожер Женестар родился в один день с наследником поместья Рафал. В полнолуние. Его мать — тоже очень молодая — также умерла родами. Из-за отсутствия кормилиц, готовых поделиться своим молоком, он рос на отваре толченого зерна и разбавленном молоке коров, пасущихся в садах Святого Иоанна, а в молоко добавляли настой аниса и мед.
Рожер был крепким и выносливым, как дикое масличное деревце[11], привыкшее сопротивляться сильным островным ветрам.
И он — выжил.
Вопреки всему, чудом.
19 Однажды, когда маленькому птицелову было семь лет, у его отца помутился рассудок: он бросился в море и поплыл к горизонту. Рыбаки вышли из порта на своих лодках, надеясь отыскать безумца. А пловцу казалось, что он вот-вот достигнет горизонта, отодвигавшегося все дальше и дальше. Внезапно он замер и ушел под воду, как будто ему подвесили по якорю к каждой ноге.
Ночью на небе появляется луна.
Белая и сияющая.
Пускающая искры света по серебряной глади моря.
См. далее бумажную версию.