вступление Игоря Померанцева
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 5, 2009
Перевод Игорь Померанцев
Тамар Радцинер[1]
Стихи
Перевод с немецкого и вступление Игоря Померанцева
Тамар Радцинер (1932-1991) — австрийская поэтесса. Родилась в Лодзи, умерла в Вене. Пережила Освенцим. Принимала участие в польском Сопротивлении. Ее родители (отец — фабрикант, мать — пианистка) и почти все близкие погибли в нацистских лагерях и гетто.
В своих немецких стихах Тамар Радцинер путала винительный падеж и родительный. Стихи она отдавала на правку редактору, который был под рукой, — старшей дочери Асе (Йоанне). Впоследствии Ася стала известным в Австрии журналистом-международником. Ася правила стихи, но мать пренебрегала правкой. Она хотела, чтобы стихи нарушали грамматические нормы и не стеснялась польского акцента в своей лирике. До эмиграции в Австрию (1959) она писала стихи по-польски. У Аси до сих пор хранится тетрадь матери с так и не изданными польскими стихами. Впрочем, немецкая лирика поэтессы при ее жизни тоже почти не публиковалась, ну разве что в антологиях. Тамар Радцинер относилась к сочинительству как к психоанализу (“Так я экономлю деньги на сеансах психоанализа”). Роль психоаналитика играли немецкая грамматика и синтаксис.
Во время Второй мировой войны Тамар Радцинер выжила чудом. В коммунистическую Польшу поверила всей душой: слово “интернационализм” было для нее святым. ХХ съезд КПСС и антисемитская кампания в Польше поставили крест на ее убеждениях. Вместе с мужем, депутатом сейма, и двумя дочерьми она эмигрировала в Австрию. Там она сменила язык и — как поэт — обрела вторую родину. Стоя в очереди в венской парикмахерской, Тамар Радцинер прочла газетное объявление о том, что столичный театр-кабаре знаменитого музыканта, артиста и драматурга Георга Крайслера ищет тексты для песен. Она послала стихи, и ее пригласили в кабаре. Это был самый счастливый период в ее жизни. Она писала песни, рисовала эскизы декораций, переводила с польского, русского, иврита, идиша. Звездным часом ее поэтической карьеры стало заседание австрийского парламента, на котором были прочитаны вслух три стихотворения из поэтической антологии австрийских поэтов-евреев. Одно из этих стихотворений принадлежало Тамар Радцинер. Две книги поэтессы увидели свет уже после ее смерти. Я прочел стихи Тамар благодаря знакомству в Праге с Асей, варшавским корреспондентом австрийского радио и телевидения. Мы подружились. Стихи Тамар меня глубоко тронули: эмигранты разных стран часто чувствуют родство. Так иногда случается с переводчиками: они находят что-то для себя близкое.
Поэзия Тамар Радцинер — это стихи человека, пережившего смерть и описавшего процесс выживания. Если угодно, они — документ, но документ бесценный, к тому же оставленный человеком поэтически одаренным. Стихи из книги “MeinewahreHeimat” (“Моя настоящая родина”) публикуются с любезного разрешения дочери Тамар Радцинер — Аси (Йоанны) Радцинер.
Было
Дама разрыдалась,
потому что разбилась
ее детская чашка.
Какая жалость,
сказала я.
Какая жалость.
Молодой чиновник
из муниципалитета
настаивал:
“Ну хоть какой-то
документ в Освенциме
у вас был?”
Господи,
сказала я.
Господи.
Дама вздохнула:
мы тоже, бывало, голодали,
и не в чем было пойти в театр…
Ничего не поделаешь,
была война,
сказала я.
Война.
Когда меня спрашивают,
что же это было,
я не знаю, что ответить.
Снова
Я снова рожаю,
как будто не знаю,
как легко
размозжить
детский череп.
Я снова строю дом,
как будто не знаю,
как можно задохнуться
под его развалинами.
Я снова схожусь с людьми,
как будто не знаю,
как легко
рвутся связи.
Я ничему не научилась.
Я сберегаю надежду
под обломками времени.
Эмигранты
Вечно в бегах, впопыхах,
задыхаясь,
мы приходим,
чтобы хоть на минуту опустить
черные чемоданы
и почувствовать себя людьми.
Но нам суют в руки глобус,
яркий блестящий глобус
из пластмассы
и с лампочкой внутри.
Нас спрашивают:
— Куда вы хотите? Выбирайте.
Вы прибыли из желтой зоны.
В зеленой зоне идет война.
А в розовую вас не зовут…
Других зон у глобуса нет.
— А нет ли у вас другого глобуса,
где нашлось бы крохотное место
перевести дух,
выкурить трубку,
пожмуриться на солнце?
— Да вы просто шутники, —
хохочет чиновник. —
Чего захотели! Другой глобус!
Он похлопывает нас по плечу —
и закрывается на обед.
Муравьи
Маленькие, черные, непоседливые,
они вечно чего-то ищут, гонимые
странным безусловным инстинктом.
Вот они тут.
Мерзкие-премерзкие.
Лично мне они ничего не сделали.
Не причинили зла.
Не вставали на моем пути:
они существуют в других мирах,
в чужих галактиках,
чем-то даже любопытные,
но мерзкие-премерзкие.
Я достаю баллончик с газом
и распыляю смерть,
истребляю, уничтожаю,
искореняю.
Маленькие черные тельца
бьются в судороге,
извиваются и скукоживаются.
На земле царит паника,
кто-то безуспешно спасается бегством,
кто-то героически оттаскивает трупы в сторону.
На неслышимых частотах
звучат стоны и вопли.
Я шагаю
по безжизненным скелетам
и кажусь себе в тысячу раз больше,
потому что у меня в руке смерть.
Я спокоен, я мудр.
Мне немного мерзко.
Я —
Бог муравьев.
Жилище
Я живу на дне
песочных часов.
Здесь мягко,
сонно,
сумрачно.
Песок льется,
моросят крохотные круглые
частицы времени.
Когда я тону в песке с головой,
часы переворачивают.
Воздух оглушает меня,
свет слепит глаза,
жажда жить и отчаяние
на мгновение
разрывают душу.
А после
я возвращаюсь на свое место
на дно песочных часов.