Перевод Юлии Степаненко
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 8, 2008
Т. Корагессан Бойл[1]
Погода? Да нет, погода тут была ни при чем, хотя дождь не переставал, а стук капель из водосточных труб так действовал мне на нервы, что, пожалуй, даже слово "безнадега" не cмогло бы со всей полнотой передать мое настроение. В тот день я бы несмотря ни на что отправился в бар "У Дэггета". Пусть бы и солнце ярко светило, и верхушки пальм горели золотом. Увы, все упиралось в работу. Если точнее — с работой произошел облом. В половине седьмого утра позвонил хозяин и сообщил, что моя помощь пока не требуется, так как тот мужик, которого я подменял, оправился от травмы спины и собирается выйти на работу. И что "нет, ни в коем случае он меня не увольняет и даже более того, на следующей неделе они ожидают новый заказ, так что рабочие руки будут нужны как никогда раньше".
«Советую пару деньков отдохнуть, развлечься, — хриплым басом пророкотал он в телефонную трубку. Голос у него был настолько низкий, что казалось, вот-вот перейдет в мычание или в блеяние или превратится в шуршание в телефонной трубке. — Ты же молодой! Погуляй, подцепи какую-нибудь девчонку. Напейся. Сходи в библиотеку. Помоги старушке перейти улицу. Cечешь?»
С самого утра день тянулся невыносимо медленно: сначала я позавтракал готовой к употреблению жратвой, разогрев ее в микроволновке. Все это — под тусклое мерцание телевизора с силуэтами мультяшных героев, то появлявшихся на экране, то исчезавших. Потом почитал отовсюду понемножку, начав с газеты и пары номеров "Нэшнлджиографик", по дешевке купленных на распродаже барахла в одном доме. Потом пообедал в кафешке бутербродом: кукурузная лепешка с ветчиной и сыром. При этом обменялся с продавщицей ровно одиннадцатью словами: "Номер семь, пожалуйста, без майонеза". "Всего хорошего". "И вам того же". Прогулялся до пляжа и промочил кроссовки. А времени все равно было еще только три. Пришлось собрать всю свою волю и потерпеть с походом в бар до пяти, ну хотя бы до пяти!
Я же не дурак. У меня и намерений-то таких не было — превратиться в пьяницу вроде работяг в моем родном городишке, в этой дыре с несуразным торговым центром, молчаливых, снедаемых ненавистью и тоской; возьмите для примера моего собственного покойного отца. Здесь я был новичком, относительным новичком (приехал полтора месяца назад), и бар "У Дэггета" оказался единственным местом, где мне было уютно. А почему? Потому что забит спивающимися стариками. Мне это сильно напоминало дом. По крайней мере, помогало чувствовать себя как дома.
Вот вам и ирония судьбы. Единственная причина, почему я переехал на побережье сначала к тете Ким и ее мужу Уэйверли, а затем в отдельную квартирку со спальней, крохотной кухней в углу гостиной и узеньким балкончиком, с которого можно увидеть кусочек Тихого океана в полумиле отсюда, состояла в желании хоть как-то украсить свою жизнь. И заодно влиться в толпу студентов, заполняющую бары на Стейт-стрит. А баров там хоть пруд пруди. Вместо этого я торчал в дыре, пропитанной запахом блевотины и тления, и ощущал себя в полной изоляции, как в подводной лодке в морской пучине. А где-то рядом бушует экзотическая, залитая солнцем Калифорния. Где никогда не бывает дождя. Кроме как зимой. Но сейчас как раз стояла зима.
Я рассеянно кивнул шести-семи завсегдатаям, приросшим к стойке, и заказал себе виски с кока-колой, единственную выпивку помимо пива, вкус которой мне нравится. Хотя и пиво я не очень-то жалую. На экранах трех телевизоров, свисающих с потолка, шли спортивные новости. А что вы ожидали увидеть в баре, где собираются спортивные фанаты? Звук был отключен, вместо этого из колонок громко неслись избитые мелодии хитов шестидесятых. Знакомые с детства. До тошноты. Когда бармен — хоть этот молодой! Официантки, впрочем, тоже — поставил передо мной стакан, я что-то вякнул насчет погоды: "Неплохой денек, можно отправиться позагорать, верно?" Двое ближайших соседей по стойке взглянули на меня с интересом. Воодушевившись, я продолжил: "А может, полюбоваться на птиц". Но они вернулись к своим напиткам и заняли излюбленную позу — треугольник из вытянутых рук, вцепившихся в стакан. На том разговор и закончился.
Было семь или что-то около того, дождь лил по-прежнему, люди то появлялись ненадолго, то исчезали, периодически щелкали, закрываясь и открываясь, зонтики. Именно тогда ко мне подсел этот парень, c виду — мой ровесник, хотя, пожалуй, нет, лет тридцати или близко к этому. На нем были бейсбольная кепка, джинсовая куртка и футболка с надписью "Неотвратимая смерть". Я решил, что это название музыкальной группы, хотя ни разу про такую не слышал. Волосы — светлые, коротко остриженные над ушами, и бородка обесцвеченная, а-ля негритянская, будто чья-то нетвердая рука мазнула ему известкой по подбородку. Мы обменялись стандартным в таких случаях приветствием: "Здорово!" — а потом он заказал у бармена бутылку пива, стакан томатного сока и два сырых яйца.
— Сырых? — повторил бармен, словно с первого раза и не усек.
— Ага, сырых, в скорлупе.
Бармен, кажется его звали Крис, а может, Мэт, улыбнулся и почесал в затылке.
— Можно яичницу-глазунью или омлет, или даже сварить вкрутую, а вот сырые… Не знаю, сырые никто раньше не заказывал…
— А ты у шефа спроси.
— Ну ладно, спрошу. Тебе с тостом или с картошкой фри?
— Нет, одни яйца.
Теперь всеобщее внимание было приковано к этому парню. Еще бы, хоть какое-то развлечение, раз уж ты оказался в этой дыре, да еще в такой гнусный вечерок. Но Крис, точно, бармена звали Крис, не раздумывая, пошел к концу стойки и продиктовал заказ официантке. Та в свою очередь что-то черкнула в блокнотике и ушла на кухню. Через секунду парень повернулся ко мне и довольно громко, так, чтобы все могли услышать, сказал: "О господи, какую гадость они слушают. Застряли в прошлом веке, что ли?"
Стариканы — из числа постоянных посетителей — подняли головы от своей выпивки и гневно на него посмотрели. Но они давно уже были в возрасте и порастеряли былую силу, так что решили не связываться.
— Да, и вправду гадость, — откликнулся я и не успел опомниться, как меня понесло.
Стал взахлеб рассказывать ему про свои любимые музыкальные группы. Между тем парень вылил томатный сок в пиво и схлебнул образовавшуюся пену, музыка продолжала назойливо греметь, а у нас за спиной толклись люди в промокшей обуви и с капающими зонтиками. Дарья, одна из официанток, на которую я давно положил глаз, но пока еще на этом фронте не продвинулся дальше обычных "привет" и "пока", принесла яйца. Скорлупа у них была коричневая, и они лежали — одинокие сиротки — в центре дешевой столовой тарелки.
— Ваш заказ, сэр, — сказала она и аккуратно поставила перед ним тарелку. — Еще что-нибудь принести? Кетчуп? Или острый соус?
— Нет, и так cойдет.
Все ждали, когда же он выльет яйца в пиво, но он ни на кого не обращал внимания. Только пожирал Дарью глазами.
— Тебя-то как зовут? — спросил он с улыбочкой.
Она назвала свое имя, улыбнувшись в ответ.
— Приятно познакомиться. А меня зовут Людвиг, — сказал он и взял ее за руку.
— Людвиг, — повторила она, отчетливо выговаривая "в", а не проглатывая его на американский манер, хотя, судя по одежде и акценту, явно южнокалифорнийскому, вряд ли он был немцем. А если даже и был, то его английский звучал безукоризненно. — Ты немец?
Дарья явно с ним флиртовала. Во мне начала медленно расти звериная злоба.
— Нет, я родился и вырос в Хермоса-Бич. Тебя имя удивило?
— Ну, в прошлом году у нас был преподаватель немецкого. Его тоже звали Людвиг, вот я и подумала…
— Учишься в университете?
Она сказала, что да. Об этом я услышал впервые! Оказывается, она работает и учится в школе бизнеса. Надеется со временем открыть свой ресторан.
— Это все моя мать придумала, — добавил он, словно никак не мог забыть про имя. — Она слушала "Героическую симфонию" в ночь, когда я родился. — Он пожал плечами. — Не имя, а наказание какое-то. С самого рождения.
— Ну почему же, мне даже нравится. Не так много Людвигов вокруг.
— Что правда, то правда, — ответил он, потягивая пиво.
Дарья все не уходила, хотя могла бы пойти и заняться другими делами.
— Ну так что насчет яиц? Принести приборы или как?
— Что — как? Думаешь, я их прямо так высосу?
— Ага, вроде того, — сказала она.
Он протянул руку, всю увешанную серебром, и нежно притронулся к яйцам и покатал их взад-вперед по блестящей поверхности тарелки.
— Нет, я их только чуть-чуть потереблю, — сказал он. Дарья, как того и следовало ожидать, засмеялась.
— Есть кто-нибудь, кто еще играет в кости? — громко поинтересовался он, адресуя свой вопрос ко всем посетителям. Завсегдатаи посмотрели в нашу сторону и отвернулись.
В то время, а было это лет десять, может, даже больше, назад, в некоторых калифорнийских барах была популярна игра в кости под названием "Лошадь". Тогда же были в моде незащищенный секс, курение и разные другие удовольствия, вредные и не очень для здоровья. Суть игры заключается в том, что надо перемешать в стакане игральные кости и высыпать их на стойку в надежде получить наибольшую сумму выпавших очков, максимум — тридцать. Играть можно на что угодно: начиная с покупки пойла для всех посетителей и кончая оплатой песенки из музыкального автомата.
Дождь барабанил по входной двери, она на секунду приоткрылась и впустила парочку новых посетителей. Они пришли без зонтика и энергично отряхивались.
Вопрос Людвига повис в воздухе.
— Никто? Ты, Дарья?
— Я не могу, я на работе.
Он повернулся ко мне. Работа мне не светила ни сегодня, ни завтра, может, вообще никогда. Квартира оказалась совсем не такой, какой я ее себе представлял. К тому же ни единой живой души рядом. Для себя я давно решил, что лучше буду жить на улице, чем перееду к тете Ким. Вернуться туда означало бы признать свое полное поражение. "Позаботься о моем сыночке, Ким, — сказала мать при расставании. — Кроме него у меня никого не осталось".
— А, ладно, давай, — сказал я. — На что играем — на выпивку? — Я начал рыться в карманах. Дурацкая ситуация! Я уже сильно опьянел и знал это. — А то, понимаешь, у меня с собой… Может, только десять баксов…
— Нет, — сказал он, вставая со стула. — Нет. Сиди и жди меня здесь, я мигом.
И тут же выскочил на улицу прямо под проливной дождь.
Дарья так и не сдвинулась с места. На ней была стандартная униформа — шорты, белые носки и майка с бросающейся в глаза надписью на груди "У Дэггета". В углу пылал искусственным пламенем камин, от света которого ее ноги мерцали. Дарья приветливо на меня посмотрела, а я в ответ пожал плечами, мол, ко всему готов, как и подобает настоящему мужчине.
У входной двери раздался грохот и скрежет. Все повернулись в ту сторону и увидели сквозь пелену дождя, как Людвиг с трудом что-то тащит. Кепка у него сползла на затылок, а с носа и подбородка капала вода. Ему хватило секунды, чтобы, придержав плечом дверь, пропихнуть внутрь клетку внушительных размеров — сантиметров семьдесят в высоту и около метра в длину. Он поставил ее у стены. Никто не сдвинулся с места, никто не промолвил ни слова. В клетке что-то было. Это сразу стало понятно: из-за резкого запаха, который от нее исходил. Запах кого-то или чего-то явно дикого, чужого, выходящего за рамки заурядного. Нá тебе, угораздило это необычное появиться в этот более чем заурядный вечер.
Людвиг вытер рукавом лицо, поправил кепку и вернулся к стойке, веселый и оживленный.
— Ладно, не боись, загляни в клетку. Он не укусит. Впрочем, нет, укусит, да еще как, так что держи пальцы подальше от решетки.
Я увидел переплетенье лап, когти и ярко-желтые глаза. Что бы это ни было, оно не сдвинулось с места, даже не моргнуло. Я уж было собрался спросить, что это, как вдруг Дарья, которая еще стояла рядом со мной, сказала:
— Это кошка, дикая, да? Наверное, рысь или что-то наподобие рыси?
— Животных не разрешено приводить в бар, — заявил один из завсегдатаев, решительно поднимаясь со стула, чтобы взглянуть на диковину. Большинство посетителей покинули насиженные места и сгрудились вокруг клетки.
— Это сервал, — объяснил Людвиг. — Из Африки. Тридцать пять фунтов мышц и проворнее змеи.
Откуда взял? Выиграл в каком-то баре в Аризоне. Фишка легла. Давно? Два года как. Имя? Да просто Кот. Кот, и все. Да, самец, и, нет, он не хочет его отдавать, но едет на новую работу за рубеж и взять с собой никак не может. Вот и подумал, что как раз в кассу — он так и сказал: "в кассу" — было бы проиграть его на спор.
Он повернулся ко мне:
— Напомни, как тебя зовут?
— Младший. Джеймс-младший, Тернер. Тьфу, Джеймс Тернер, младший. Но все меня обычно называют "Младший".
Я хотел добавить: "Из-за моего отца, чтоб нас не путали", но воздержался. Все и так не просто, учитывая, что отец полгода назад как скончался. И поскольку "старшего" уже нет в живых, то про приставку "младший" пора бы и забыть.
— Отлично, Джеймс Тернер, младший. Предлагаю тебе пари: твоя десятка против моего кота. Один заход, всё. Ну как, идет?
Меня так и подмывало сказать, что кота мне держать негде, что не нужны мне ни кот, ни морская свинка, ни рыбка в аквариуме, что спорить на десятку глупо. Но они все на меня уставились, отказаться не позволяла гордость, да еще Дарья, не забудьте Дарью, она тоже не спускала с меня глаз.
— Ладно, чего уж там… — сказал я.
Прошла ровно одна минута, а я не только сохранил свой капитал, но вдобавок обзавелся еще котом и клеткой. Мне повезло или не повезло, все зависит от того, как на это посмотреть. У меня выскочили три пятерки и две четверки. У Людвига — в сумме одиннадцать очков. Он залпом допил свое пиво, пожал мне руку в знак заключения сделки и устремился к выходу.
— Кормить-то ЭТО чем? — крикнул я ему в спину. — Что он любит?
— Яйца, — откликнулся Людвиг. — Он обожает яйца. И мясо. Сырое. Никакого сухого корма, забудь. Эта зверюга — настоящее дитя природы, и относиться к нему надо соответственно.
Он стоял возле самой двери и смотрел на сервала то ли с грустью, то ли с удовлетворением, мне издали трудно было понять, а потом наклонился и отвязал что-то, болтавшееся позади клетки. Блеснула черная кожа. Людвиг бросил мне перчатку, вернее даже перчатку с крагами, длиной во всю руку.
— Она тебе понадобится для кормления, — сказал он и испарился.
Как завороженный, я долго смотрел на входную дверь, пытаясь осмыслить, что же все-таки произошло. Потом перевел взгляд на завсегдатаев — мне хотелось увидеть выражение их лиц, на других посетителей, из местных и туристов, заскочивших выпить пива или съесть гамбургер, или попробовать свежей рыбы и невольно ставших свидетелями этого странного спора. Потом я посмотрел на клетку. Дарья склонилась над ней и ворковала с котом, держа куриные яйца, оставленные Людвигом. Дарья была небольшого роста, стройная, каждый бы сказал: привлекательная, с круглыми глазами и симметричными чертами лица, как у героинь анимé. Крохотные ножки, светлые волосы, стянутые резинкой на затылке. Я все это давно приметил, столько недель провел за этим занятием, но только сейчас до меня наконец дошло, что она красивая девчонка, настоящая красотка, в три погибели согнувшаяся перед клеткой и успокаивающая МОЕГО сервала, как будто он был обычным бездомным котом с улицы. От такой неудобной позы шорты впились ей в ягодицы, а футболка собралась под грудью.
— Бог ты мой, и что ты теперь будешь с ЭТИМ делать? — с ужасом спросил Крис, из-за стойки бара переместившийся поближе ко мне и клетке.
Я ответил, что не знаю. Что никогда не планировал завести дикого кота, даже не подозревал о его существовании, сервала то бишь, а узнал о нем только пять минут назад.
— Ты где-то тут неподалеку живешь?
— Бейвью-апартментс.
— Они разрешают держать домашних животных?
Я никогда не задумывался об этом, но решил, что да, скорее всего да, ведь мой сосед держал двух маленьких вечно тявкающих собачонок с бантиками на головах, а еще одна соседка по этажу — добермана. Доберман постоянно скреб когтями по линолеуму, когда хозяйка вела его на прогулку, если не ошибаюсь, раз сто за день. Но сервал — это совсем другое дело. Тут, конечно, кардинально поменяются условия аренды.
— Пожалуй, — сказал я. — Думаю, разрешают.
Рядом с дверцей клетки был проем, достаточно большой, чтобы можно было пропихнуть вовнутрь яйцо. Дарья, все еще воркуя, просунула в щель сначала одно, затем другое. Какое-то время ничего не происходило. Потом Кот, не меняя позы, чуть-чуть пошевелился и схватил первое яйцо — два клыка, треск разламываемой скорлупы и легкий шорох от движения языка.
Дарья поднялась и подошла ко мне. На лице ее было написано глубокое изумление.
— Ничего не предпринимай, пока я не закончу работу. Хорошо? — сказала она и в возбуждении схватила меня за руку. — Я освобожусь в девять, понял?
— Угу, — ответил я. — Ладно.
— Пока его можно поставить в подсобку, а потом, хм, воспользуемся моим пикапом.
У меня не было времени раздумывать о том, как быстро все усложнилось, а если бы даже и было, вряд ли я бы повел себя по-другому. Я просто кивнул, посмотрел в ее огромные глаза и кивнул.
— С ним все будет в порядке, — сказала она. Затем добавила, как будто я с ней спорил: — Да, да. Мне надо работать, но ты жди, ладно? Никуда не уходи.
За нами наблюдал Крис. И хозяин. Все завсегдатаи вывернули шеи, и даже половина случайных посетителей. Дарья поправила фартучек, пригладила волосы.
— Напомни, как тебя зовут?
Итак, я обзавелся Котом. И девчонкой. Разместив клетку в багажнике красной "тойоты"-пикапа и прикрыв ее брезентом, чтобы Кот не промок под дождем, мы отправились в супермаркет. Там я наблюдал, как Дарья прочесывает ряды в поисках песка для кошек и самого большого тазика. В результате мы остановились на синем для мытья посуды: хоть и пластмассовый, но на вид довольно прочный. Затем наступила очередь мясного отдела.
— У меня только десятка, — предупредил я.
Дарья наградила меня уничижительным взглядом.
— Ему необходимо нормально питаться, — наставительно сказала она и, потянувшись к затылку, распустила стянутые резинкой волосы, которые, словно настоящий водопад, переливаясь заструились у нее по спине. Она нетерпеливо дернула головой. — Кредитка-то у тебя есть?!
Десять минут спустя я показывал ей дорогу к своему жилищу. Она запарковалась рядом с "мустангом", доставшимся мне после смерти отца, и мы по наружной лестнице поднялись на второй этаж.
— Извиняюсь, — сказал я, рывком отворяя дверь и нащупывая выключатель, — у меня тут небольшой бедлам.
Я хотел еще добавить, что не ожидал гостей, иначе бы прибрался, но не успел и слова сказать: Дарья без лишних разговоров прошествовала в комнату, расчистила место на кухонной стойке и поставила там пакеты с покупками. Я внимательно наблюдал за движениями ее плеч, пока она одну за другой вытаскивала упаковки курятины и уцененных стейков — долларов этак на сорок.
— Отлично, — она повернулась ко мне, закончив запихивать все это в холодильник. — Теперь пора затащить Кота, не дело, чтоб он торчал на улице. Согласен? Коты не переносят дождя. Я знаю, у меня самой целых два. Один взрослый, а второй еще котенок.
Она стояла с другой стороны стойки, и нас разделяла гора тарелок с засохшими остатками пищи и батарея заплесневелых стаканов.
— У тебя ведь есть спальня?
Хм, спальня, конечно, у меня была, вот только… Уж если бедлам на кухне и в гостиной — а что вы хотите, я впервые хозяйничал один, и чистота в квартире мне не так уж важна — поверг меня в замешательство, то сама мысль о спальне… Пропитанная запахом грязного белья, нестираной одежды и нечищеной обуви… Чего стоит один вещевой мешок, который я так до конца и не распаковал… Я совсем впал в уныние. Представьте, у меня на кухне стоит это прекрасное видение, второй после тетки человек, перешагнувший порог моей квартиры, и даже не представляет, какое ужасное открытие ей предстоит совершить: узреть одиночество и разброд в моей жизни.
— Ага, — откликнулся я. — Дверь слева от туалета.
И вот уже Дарья вовсю там хозяйничала, расчищала место, наморщив от усердия лоб.
— Тебе придется отсюда все выкинуть. И кровать, и одежду.
Я стоял в дверном проеме.
— Что ты имеешь в виду под "все выкинуть"?
— Уж не собираешься ли ты держать его в клетке? — вскинула она голову. — Ему там повернуться негде. И это просто жестоко. — Она так и сверлила меня глазами, уперев руки в боки, а потом заявила: — Я помогу, это займет не более десяти минут.
Закончив разборку в спальне, мы неуклюже втащили клетку на второй этаж, прилагая все старания, чтобы ее не грохнуть. Брезент мы так и не отвязали: частично из-за опасения промочить Кота, частично из-за боязни быть застуканным кем-нибудь из соседей. Зверюга не издавал ни звука, даже когда клетка угрожающе наклонялась. Труднее всего было протиснуть ее через входную дверь. Кот, как по волшебству, стал вдвое тяжелее в своем немом протесте, но мы справились. Затащили наконец клетку в спальню и поместили в центре ковра. Дарья к тому времени успела водрузить в углу на стопку газет тазик с песком и, наполнив водой самую большую из моих кастрюль, поставила ее на расстоянии вытянутой руки от двери.
— Ну вот, — сказала она удовлетворенно, — пора поднимать занавес. — И потянулась к узлу на брезенте.
Брезент соскользнул на пол и улегся там кучкой, а Кот, в лучах лившегося с потолка яркого света, всем телом прильнув к решетчатой стенке, так и пожирал нас своими ярко-желтыми глазами.
— Кис, кис, кис, — заворковала Дарья. — Не хочет ли наш котеночек на свободу? А? А покушать? Мясца?
До этого момента я со всем безропотно соглашался, но тут напрягся. Кто знает, как зверь себя поведет, какие у него привычки, какие потребности?
— Как мы собираемся… — я не докончил фразу. Свет ослепил меня, алкоголь ударил в голову. — Помнишь, что мужик говорил про кормление?
Впереди замаячила новая проблема: выпустить-то мы его выпустим, а как мы, хм, я, как я его обратно засуну?!
Впервые за все это время Дарья засомневалась:
— Похоже, придется действовать быстро.
Так мы и поступили. Дарья в боевой готовности замерла возле двери спальни, а я наклонился к клетке и с выпрыгивающим из груди сердцем отодвинул задвижку. В ту пору я был очень проворным — в двадцать три года рефлексы работают безотказно, несмотря на выпитые недавно четыре или пять коктейлей, — и рванул к двери в тот момент, когда дверца приотворилась. Я был крайне возбужден. Кот тоже. Он с умопомрачительной скоростью сиганул из клетки при первом же звуке открываемой дверцы. Комнату прорезал пронзительный вопль, дверца клетки со стуком распахнулась, Кот молниеносным прыжком долетел до двери и с грохотом в нее врезался. Мы вдвоем навалились на хлипкую фанерную дверь, с невероятным трудом ее удерживая.
(Далее см. бумажную версию)