Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 7, 2008
Прошло больше года со дня смерти Курта Воннегута. Одного из самых здраво и оригинально мыслящих людей своего времени, любившего строить из себя шутника, простака, маргинала, даже юродивого. Создателя своих alterego — парадоксалиста и фантаста Килгора Траута, незадачливого филантропа Элиота Розуотера, духовного странника Билли Пилигрима. «Первооткрывателя» планеты Тральфамадор, этого рая для конформистов, «где все должны делать именно то, что они делают». Изобретателя «боконизма», философии «динамического напряжения» между добром и злом, а также «гранфаллонов» — заведомо ложных «великих целей», способных сплотить миллионы людей и породивших монстров вроде создателя смертоносного «льда девять» Феликса Хонникера. Неутомимого борца с «прогрессом — нашей главной продукцией», девизом «Дженерал моторс», корпорации, в которой Воннегут, выпускник Массачусетского технологического института, проработал несколько лет и которую высмеял в своем первом романе «Механическое пианино» — книге с названием весьма симптоматичным: своим механическим — по инерции — существованием, скажет Воннегут спустя тридцать с лишним лет в «Галапагосах», человечество по собственному почину, целенаправленно готовит свое исчезновение с лица земли.
Из всех американских писателей первой величины Курт Воннегут всегда считался у нас самым популярным. Его «Колыбель для кошки» или «Бойня номер пять» в 60-е годы были ничуть не менее известны и широко читаемы, чем «Старик и море» Хемингуэя или «Деревушка» Фолкнера — в 50-е. Теперь, когда Воннегута нет, имеет смысл задаться вопросом, чем объясняется его громкая и стойкая слава в России. Едва ли не более громкая, чем на родине.
То ли тем, что Воннегут принадлежал всему миру, не грешил бытописательством, был «оторван» от чужой и не всегда понятной американской реальности: в последней своей книге, отрывки из которой мы печатаем в этом номере вместе с двумя рассказами, Воннегут так и называет себя — «человек без страны».
То ли тем, что Воннегут создал свой «фирменный» жанр, который, хоть и называется романом, к роману, строго говоря, отношения не имеет: в книгах Воннегута нет ни характеров, ни описаний, ни стилистического единообразия — более того, оно регулярно и сознательно нарушается. Сам писатель не без всегдашней иронии называл свои произведения, эту «гремучую смесь» фикшн и нон-фикшн, «коллажем», «кукольным театром», в котором он выступает и как автор, и как режиссер, и как главный исполнитель.
То ли тем, что автор «Галапагосов» написал много книг во всенародно любимом у нас жанре научной, а чаще — «ненаучной» фантастики, за которой явственно проступают проблемы земные, злободневные. «Колыбель для кошки» — точно так же, как «Фиалки по средам» Брэдбери или «Понедельник начинается в субботу» Стругацких, — становится, по точному определению самого Воннегута, своеобразной «службой оповещения».
То ли тем, что Воннегуту, как, пожалуй, никакому другому современному американскому писателю, «повезло» с переводчиком: Р. Райт-Ковалева отлично чувствовала американского шутника и неисправимого парадоксалиста, которому принадлежит ставшая классической фраза из «кисло-сладкой» философии Боконона: «Все истины, которые я хочу изложить вам, — гнусная ложь».
Возможно, популярность Воннегута объясняется его склонностью к импровизации, вроде бы не требующей серьезного отношения. Эдакой «балаганностью» (одна из книг Воннегута так и называлась «Балаган, или Я больше не одинок»), которая, казалось бы, не сочетается со столь непопулярными у читателей философски-назидательными обобщениями. Его отменным юмором, которому, по собственным словам, Воннегут учился в молодости у знаменитых американских комиков и который не покидал писателя («Любой предмет — повод для смеха») даже в самых мрачных раздумьях и описаниях: комическое и трагическое в его прозе (в частности, в двух публикуемых здесь рассказах) нерасторжимо. «Шутка, — замечает писатель в ▒Человеке без страны’, — единственный способ подключиться к взрослому разговору». А разговор Воннегут на сцене своего «кукольного театра» ведет отнюдь не детский: темы его книг, даром что фантастических, были равно актуальны, животрепещущи и для американского, и для русско-советского читателя. И для любого другого.
Не потому ли, наконец, мы с таким удовольствием читали и продолжаем читать Воннегута, что он, в отличие от знавших себе цену «высоколобых» Сола Беллоу, Апдайка или Филипа Рота, относился к себе, а заодно и к читателю, с иронией, столь ощутимой и в «Человеке без страны»? С писателями, как и вообще с людьми, относящимися к себе несерьезно, иронично, вести диалог (а что такое чтение, как не диалог с автором?) всегда проще, приятнее, интересней. Прочитайте в «Человеке без страны» рецепт Воннегута, как надо сочинять художественную прозу, и вы поймете, что я имею в виду.
Впрочем, не будем преувеличивать всегдашнюю веселость, беззаботность Курта Воннегута. В последней книжке писателя, своеобразной пародии и на автобиографию, и — отчасти — на литературное завещание, в самом деле немало смешного, однако беззаботной ее никак не назовешь. Воннегут и здесь, как и в других своих фантазиях, любит повеселить читателя, припрятать серьезное за смешным, что вовсе не отменяет печальных жизненных итогов этой короткой «автобиографии», уже, кстати сказать, четвертой по счету. До «Человека без страны» были «Вербное воскресенье» (1981) с подзаголовком «Автобиографический коллаж», «Судьба хуже смерти» (1991) и «Времятрясение» (1998), которое Воннегут назвал «обзором столетия» и в котором, словно на прощание, свел воедино всех своих героев.
В «Человеке без страны» Воннегут, как и всякий большой писатель, предъявляет своей стране счет и немалый. Почему в мире не любят Соединенные Штаты? Может ли Америка стать «человечной и разумной»? Осуществилась ли американская мечта? В чем состоит столь раздражающее остальной мир американское высокомерие? Кто выиграл, а кто проиграл войну во Вьетнаме и нынешнюю иракскую? Что стоит за словами «всеобщее процветание» и «общество потребления»? Что угрожает единообразно мыслящему человечеству? Вопросы, которыми задается писатель в своей последней книге, согласитесь, не праздные.
Было бы, однако, досадным заблуждением считать, что «во всем виновата» Америка — скепсис Воннегута не в пример глубже. Писатель убежден, что «человечным и разумным» не бывать не только Соединенным Штатам, но и всему человечеству. Эта вроде бы беспечно написанная тоненькая книжка переполнена, как и другие книги писателя, невеселыми мыслями, имеющими отношение, и самое прямое, к нам с вами. О том, например, что духовная свобода, с точки зрения современного конформиста, не только не нужна, но и опасна, ибо угрожает социальной стабильности. О том, что человеческая цивилизация, периодически впадающая в коллективное безумие, находится на грани гибели и что, «совершенствуя неразумную природу», мы сами приближаем исчезновение всего сущего на земле. О том, что мы живем в эпоху роботов, встречающих в штыки любое отклонение от стандарта.
Так есть ли противоречие между мрачными прогнозами Воннегута и его завидным весельем, какой-то, я бы сказал, несколько даже нарочитой, маниакальной беспечностью? Сам Воннегут полагает, что нет. «Самый громкий смех, — заметил однажды писатель, — основан на самых больших разочарованиях и самых худших страхах». Таким нам и запомнится Курт Воннегут — глубоко разочарованным и громко смеющимся.