Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 8, 2007
Перевод Сергей Завьялов
проза о Даме упавший со сцены лепесток лангедокский выговор не Сиракузы конечно хотя пираты по соседству красная блузка резко обнажает зубы на дорожной обочине от солнца не в себе мясо ее языка в поисках моего исполосованного шрамами торчащие соски пыль гусеница в двух прикосновениях от перевоплощенья говорит зовут Каллироей не верю снимаю с нее кожу оставляю в этой своей прозе проза наоборот приветствую вас вывороченные наизнанку лица дремлющие на плахе для разделки человечьих туш Азорп! как кожа вспять потекшего стиха как палиндром скончавшийся от голода верлибр на губах как Велимир хлебников скончавшийся от голода на севере России не дожив до тридцати семи 28 июня 1922 года джеймс джойс к тому времени уже подробно описал странствия его в звездах и времени мы явились сильно позже проза о камне пока я упиваюсь рифмами на икс глядя в окно на телефонном проводе пернатый птикс трясет своим хвостом он красен но вовсе не предопределяет гори- хвостки пернатый посланник ужаса с его прощальным воплем "рожает не земля, рожают женщины!" помню как саги обрушивались каменным дождем на балтику на рыбаков их лодки рунами испещрены выживших хватали по ночам в огромные черные фургоны неповоротливые ледяное безвременье тянулось четверть века вечность и тогда не было ни мужчин ни женщин только злато драгоценное злато человечьего руна как говорится наш капитал бесценен alpocogiornoealgrancerchiod’ombra[2] помню он чертил строки на камнях проза о книге кора свинец пемза каждому в удел два кожаных мешка и своя доля бегущего дымящегося семени subtegmine[3] раздвинет ноги треснувшая самка-дерево чтобы вымолвить бумага проза-будительница-будущего эти слова футур-футуризм ничего не стоят и нет ни другого мира ни другого пути я сам из этого другого мира он-то и есть этот как квадратные буквы пылавшие в кусте терновом в доме Ориона два зиккурата пали как проза Лилианы я думаю о женщине на желтом фоне среди книг и о мертвом ребенке он возвращается в снах моей земли его губы бормочут единственно возможный перевод на русский строк малларме о кружеве бобэоби творчество как всесожженье и роза никому растет из пепла проза о сфинге плотоядная тварь Беатриче не была ли самкой богомола? чем была она что было на устах у ней в кругах бесплотной ночи локон Береники перевернувшийся пол? проза о последней возможности я выхожу в колючую ночь (sic) к потоку мерзлому звезд к подслушанной речи Сэй-Сёнагон и вот шевеля губами пишу и еще: у этих тварей порождений дьявола злобные сердца бессердечье их прародителя каков он их отец бог насекомых владыка таракан? она сказать хотела женские губы дул сильный ветер разлетевшиеся насекомые и проза о 10 декабря между строк больше не совокупляются проза о сумеречном зрении твоя мать выговорил он эта сумеречность мать она возвращается а может это еще и белизна стекла я постепенно обнажаю небо выцветшее за слюдяными веками безутешно я не пройду зарослями роз бессмертья вот наши дети выбирают сейчас дорогу памяти тогда как мы развоплощаемся осененная / оскверненная луна я грезил о кости в алмазной голове которую ласкал урчащий стих произнес алхимик симфония ужаса невидимая кантата ночи так как если бы всё было сказано он ошибается это сожжение всех слов от А до Z мой язык скрежещет на бумаге деревья воют в отдаленье синяя проза потоки вод на землю вожделений и молока чуть-чуть что посасывают упитанные тучки это ли философия отчаянья читаю гераклита под луной страницы пылают на окраине глаз проза о ветрах на окраине глаз слезы настало время выпить в последний раз перед дорогой стаканы в пыли и отсветы ночи в трепещущей влаге на окраине дня проза о лесе рука она шевельнулась моя рука и закрыла глаза этим призракам цикады шальные цитаты подъемы и спуски напоминала хрустальный звенящий свисающий занавес проза об изгнаньи я вдруг вспомнил о срезанных виноградных листах как слезы их покров словно племя не имеющее где преклонить головы уподоблена лира его сердцевине вселенной вселенной преисполненной роз она плачет о шелковице исторгнутой из снов сердцевина плачет о теле ствола орфийствовать чтоб воротиться вспять проза о торнаде уйти назад напомнило бы палиндром листы и ледяные звезды в глубинах лона движенье против света розы пожухли кто принудил вколоть нашу прозу татуировкой чтоб после сжечь? иван игнатьев лишив невесту невинности лишив себя бритвою по горлу жизни завтра 21 января 1914 ему исполнилось бы двадцать три он вернется к самоубийству еще раз в зангези в 1922 почти день в день как плачущая на глазах у Ницше лошадь однако ж это рай о как долги кровавые закаты о как прозрачен воздух перед смертью зажги же свой светильник зажги свой лампион катулл и ужас тотчас войдет в писанья тотчас он войдет в живых
[1] ї YvanMignot, 2006
ї Сергей Завьялов. Перевод, 2007
[2] На склоне дня в великом круге тени (итал.). (Здесь и далее, кроме оговоренных случаев, прим. перев.) Перевод И. Голенищева-Кутузова. Этой строкой начинается второе стихотворение, вошедшее в цикл Данте «Стихи о каменной даме», написанный еще в бытность поэта во Флоренции. (Прим. ред.)
[3] Под сенью (лат.). (Прим. ред.)
Следующий материал
Национальные предрассудки
Вступление А. Ливерганта