Фрагмент романа. Вступление Н. Мавлевич
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2007
Перевод Наталья Мавлевич
Далеко-далеко, за тридевять земель жил-был один… Libraire. Ну, как назвать его по-русски? Книгопродавец? Неповоротливое слово, к тому же устаревшее и слишком давит на барабанные перепонки. По сути, наш герой — хозяин книжной лавки. Так и сказать: Хозяин? Бррр… Давайте лучше скажем: Книжник. Ведь он не только продает, но любит и ласкает, читает и читает, читает и читает, читает и читает свои книги.
Будь он простым хозяином или обычным продавцом, к нему бы не захаживал сам Господь Бог, не являлись слепые вопросы и бесплотные голоса.
И не звучало бы повествование о нем как сказочная поэма в прозе, с крупинками грусти, иронии и хулиганским присвистом.
Французские читатели полюбили Режиса де СаМорейру (он родился в 1973 году, а диковинную для француза фамилию унаследовал от отца-бразильца) с первого романа, который вышел в 2000-м. «Книжник» — его третье произведение. Странное? Пожалуй. Вычурное? Местами. Но при всей своей странности очень традиционное. Критики то сравнивают шутливо-каламбурную манеру СаМорейры с песенками Шарля Трене, то вспоминают Лотреамона, воспевавшего «соседство зонтика со швейной машинкой», или Бориса Виана, так любившего расшатывать устойчивые выражения.
Ну, а самого писателя не увидишь по телевизору, не услышишь по радио. Похоже, он, как и его герой, сидит, зарывшись в рукописи и книги, и ждет, чтобы любимые читатели нашли его сами.
КНИЖНИК
Далеко-далеко, за тридевять земель от ваших краев, лежит страна, в той стране есть город, а в городе множество книжных лавок. В одной из них ее хозяин, Книжник, услыхал бренчанье над входной дверью — пу-ду-пу-ду-пу-ду — и открыл глаза.
Он кое-как прибрался на своем столе и принялся ждать.
Стол Книжника скрывался за двумя углом составленными стеллажами. Посетители книжной лавки, полагал он, желают первым делом видеть книги.
А вовсе не книгопродавца.
Книжник любил представлять себе, как посетитель попадает прямо в книжный океан, вернее в книжное море, и странствует по нему в одиночку, без посторонних глаз.
Ему хотелось, чтобы книги существовали сами по себе, без него.
А он, Книжник, сам по себе пусть бы и вовсе не существовал.
Пожалуй, Книжник был немного мрачноват, но он к себе приноровился.
Легко ли сохранять бодрость духа, когда вокруг столько книг, столько разных историй, мыслей, жизней. В минуты уныния ему случалось позавидовать торговцам автомобилями.
Но не всерьез.
На самом деле он завидовал даже не авторам книг, которые читал, а их героям.
Книга же, где герой торговал бы автомобилями, ему что-то не попадалась.
Чтоб торговал действительно, а не загнал бы там разок по случаю.
А уж Бог знает, сколько книг он прочитал.
Впрочем, Бог знал, что книг, где герои держали бы книжные лавки, он тоже прочел не так много.
Ну, это дело мне и без того знакомо, подумал Книжник про себя, чтоб прекратить пререкания с Богом.
Он прислушался и по скрипу шагов понял: «Мужчина».
Шаги приблизились.
Решительные и уверенные — видно, человек здесь не впервые. Он знал, куда идти — направлялся прямиком к закутку хозяина. Книжника невольно потянуло нырнуть под стол.
Но он сделал усилие и отважно остался сидеть в кресле.
Мужчина подошел. Он принес назад книгу о дельфинах, которая ему не понравилась.
Так прямо и сказал:
— Мне эта книга о дельфинах не понравилась. — Он носил элегантный костюм. — Просто дрянь!
Книжник посмотрел ему в глаза.
Красивые глаза.
— Простите, — осекся посетитель. — Я не так сказал. Мне не понравились дельфины, а не книга. Терпеть их не могу. А кое-кто… уж так их расхваливал…
Взгляд посетителя затерялся в афишах, висевших над столом у Книжника.
— Одна довольно молодая женщина… ну, моих лет… Вот так… Всего хорошего, месье.
— Хотите получить обратно деньги? Или зачесть их вам вперед?
— Нет-нет, спасибо за любезность. Книга ни при чем, покупку я не отменяю. Если подумать, книгу о дельфинах лучше и написать-то трудно. Да, превосходная, наверно, книга. Просто я не хочу держать ее у себя… чтоб не попалась на глаза… кое-кому…
Взгляд снова устремился вдаль.
Но посетитель встрепенулся и сказал:
— Ну, до свидания, всего хорошего.
— Всего хорошего, — ответил Книжник.
Он подождал, когда раздастся пу-ду-пу-ду-пу-ду над дверью лавки, и задумался.
Но ни одной женщины, влюбленной в дельфинов, что-то не припоминалось.
Он напряженно думал. Вообще, он знал довольно много женщин.
В свое время друзья — тогда они у него еще были — называли его лавку «ловушкой для женщин».
Хотя и сами, и хозяин Книжник, и женщины не очень понимали почему.
Сплошные книги, сплошные полки, ни красных бархатных портьер, ни шампанского, ни подносов с печеньем.
Только книги.
Где, спрашивается, тут ловушка?
Друзей Книжник потерял в тот прискорбный день, когда вдруг понял, что они судачат о нем у него за спиной.
Точнее, в тот прискорбный день он понял окончательно, что потерял их.
Это открывалось ему понемногу, в каких-то неловких словах, избитых выражениях и подозрительно однообразных советах и упреках.
А в тот прискорбный день открылось до конца.
Он все не мог понять, хотя старался: как же могло такое произойти с его друзьями?
И понял, что потерял их.
Ну, а друзья… те все судачили и удивлялись, почему он отдалился.
А вот и первый посетитель.
Хорошее начало — обычно первый посетитель приходил не раньше, чем к полудню.
В городе, где жил и продавал свои книги Книжник, книжных лавок было, как говорится, пруд пруди, и его собственная была не из лучших и не лучшим образом расположена.
«Ну и денек — как понеслось с утра!» — подумал Книжник и пошел приготовить себе чашку чая.
В ту пору он руководствовался девизом: «Посетитель — чашка чая».
Он поднялся по винтовой лестнице в верхнюю комнату, где книги были свалены прямо так, без стеллажей, и прошел на кухню.
«Вербена!» — решил он.
Раньше, когда он был моложе — то есть еще моложе, чем теперь, ведь он еще был молод, — девиз у него был другой: «Посетитель — чашка кофе», но когда дело раскрутилось (в день по десятку посетителей, а то и больше), девиз пришлось сменить из-за сердцебиений, потных ладоней и бессонницы. Кроме того, травяные чаи, хоть, может, не особо хороши на вкус, зато разнообразны, как и посетители.
Книжник не был упрям, и если хорошая идея изживала себя, умел это признать.
Ему и раньше, когда он был моложе, еще моложе, чем теперь, приходилось менять девизы.
Переходить на чай.
<…>
С чашкой вербенового чая в руке Книжник спустился обратно в лавку и с легкой опаской стал читать ту книгу о дельфинах, которую оставил первый посетитель.
И чем дольше читал, тем больше убеждался, что, в самом деле, лучше книгу о дельфинах не напишешь, разве что писать возьмутся сами же дельфины. Каковую возможность, похоже, кое-кто, и первыми — авторы книги, вполне серьезно допускали.
Мысль позабавила Книжника. Ему живо представились стихи соловья и трактаты гориллы.
Но вскоре та же мысль его встревожила.
Что будет, если еще и животные (притом не из самых приятных) возьмутся писать книги?
Уж, кажется, и без того…
И Книжнику привиделось…
— Добрый день, у вас есть учебник брачных игр, написанный бобром?
— Нет.
— А можно заказать?
— Нет.
— Но почему?
— Я таких книг не продаю.
— Но почему?
— Не желаю, и все.
— Возмутительно! Вы не имеет права! Зато животные как раз имеют — имеют право писать книги!
— Не в этом дело.
— То есть как?
— Я не продаю учебников брачных игр.
— А-а…
— Да.
— Но это тоже возмутительно!
— Пускай.
— Я этого так не оставлю!
— Ладно.
— Возмутительно!
— Всего хорошего.
Пу-ду-пу-ду-пу-ду.
Книжник тряхнул головой и заметил, что весь взмок.
Он поставил книгу о дельфинах на полку, потом вдруг вспомнил какое-то место из нее, вытащил опять, нашел страницу, вырвал и положил в конверт.
***
Хоть у Книжника не было больше друзей, зато было пять братьев и пять сестер.
И они никогда не судачили о нем за его спиной.
А он был всем им братом.
Братья и сестры были раскиданы по всему миру, жили каждый сам по себе за тридевять земель от города, где Книжник держал свою лавку, и время от времени получали странички, вырванные из книг.
Без комментариев.
Для каждого брата и каждой сестры странички всегда были разные, и каждый брат или сестра по-разному с ними поступали.
Но все читали.
Читали все.
И Книжник знал, что все прочтут.
Поэтому когда, прочтя какую-нибудь страничку, он думал о ком-нибудь из братьев и сестер и хотел повидать их, то вырывал ее из книги и посылал им.
Без комментариев.
А книгу относил в ту комнату без стеллажей, куда вела винтовая лестница.
Когда у братьев и сестер пошли дети, Книжник стал выдирать странички и для них, для всех своих племянниц и племянников.
Так что на данный момент в верхней комнате скопилась гора самых разных испорченных книжек.
Книжник часто думал, что вот он умрет, а братья и сестры со всеми своими детьми соберутся в какой-нибудь точке земного шара, помянут его с печалью и весельем, а потом соберут все свои странички, и получится Книга Книжника.
Приятная мысль.
Откуда Книжник знал, что умрет раньше всех?
Знал, и все.
Даром, что ли, он прочел целую книжную лавку книг! Знал.
И удивлялся иногда, что до сих пор не умер.
Книжник прошелся по книжным аллеям своей книжной лавки.
Взял с полки книгу наугад.
Открыл на первой странице, стал читать, улыбнулся.
Перевернул страницу, прислонился, читая дальше, к стеллажу. Скользя спиною, опустился и уселся на пол. Улыбка стала шире.
Не то чтоб эта книга была смешной — ничуть! — так действовали на Книжника все книги, потому-то он и завел свою книжную лавку.
Как только Книжник открывал книгу, он чувствовал себя счастливым.
Или, по меньшей мере, ему было хорошо.
Он радовался как ребенок.
Питал такую слабость.
Ему казалось, что кто-то думает, заботится о нем.
Словом, читая книгу, Книжник чувствовал себя любимым.
<…>
***
Когда в лавке никого не было и у Книжника оставались силы читать, он читал, уткнувшись в книгу. И так зачитывался, что иногда не слышал пу-ду-пу-ду-пу-ду над дверью.
— Добрый день… — произнесла молодая женщина. Она робко вошла в море книг и побрела, ища хозяина.
Услышав смятение в голосе, Книжник выскочил из-за стола.
Женщина судорожно вздохнула и спросила, не может ли он ей помочь.
Книжник посмотрел ей в лицо — вылитая Дева Мария.
— Не знаю, — ответил он.
Женщина сочла такой ответ вполне любезным и сказала:
— Но можете хотя бы попытаться.
— Пожалуй.
Молодая женщина искала книгу для матери, которая на самом деле была не матерью.
Книжник предложил ей Библию, она опешила, а он смутился — ну, просто у него не шло из головы, до чего она похожа на Деву Марию.
Женщина задрожала.
Чтоб ее успокоить, Книжник хотел положить руку ей на плечо и объяснить, что он не думал ничего такого, о чем говорится в книге, которую он предложил ей, но она оттолкнула его руку и зарыдала.
Она пробормотала, что никогда не стала бы так открыто говорить о своей матери, если бы знала, какой он негодяй.
И выскочила вон.
Книжник был ошеломлен.
Ошеломлен и расстроен.
Он постоял, подумал, подошел к одной из полок и вынул толстый том — не мог же он держать у себя в лавке книгу, которая заставляет рыдать молодых женщин, чья мать не мать на самом деле.
И в тот же миг – пу-ду-пу-ду-пу-ду — Бог покинул лавочку.
Книжник не огорчился.
Не в первый раз такое было, и каждый раз Бог очень скоро возвращался.
<…>
***
На этот раз Книжника оторвал от чтения стук шпилек по полу; его сопровождал, а вскоре перегнал аромат пиона.
Пошарив по углам, посетительница быстро нашла Книжника и спросила:
— Вы не могли бы мной заняться?
Книжник оглядел ее: красивые волосы, красивые глаза, все остальное тоже красивое — и ответил:
— С удовольствием.
Тогда и она оглядела Книжника, улыбнулась и сказала:
— Правда?
И они тут же занялись любовью, прислонившись к полке с русской классикой. Получилось отлично, ей было хорошо, ему тоже.
В лавку вошли несколько человек. Женщина поцеловала Книжника и ушла.
Пудупудупуду….
Книжник оглядел и этих новых посетителей, постоял в нерешительности. В идеальном мире, подумал он, все должны заниматься любовью со всеми.
Вздохнув, он все-таки вернулся на свое место за столом.
Вести себя в книжной лавке как в идеальном мире, подумал он, было бы страшно неудобно.
Сидя в кресле, Книжник следил за группкой посетителей.
Им было трудно пробираться между полок, проходы не были рассчитаны на то, чтобы пропускать большие и малые группы. Книжник не нарочно поставил полки так тесно, но сейчас, глядя на группку, невольно подумал, что оно и неплохо.
Еще он невольно подумал о бывших друзьях и снова посмотрел на посетителей, они столпились между двух стеллажей и шептались без умолку.
Он раскрыл было книгу, но при них не читалось.
И подмывало выкинуть их вон из лавки всех по одному, хотя бы для того, чтоб убедиться, что группу можно разделить на составные части, но Книжник овладел собой.
А группка с большим трудом протиснулась к столу.
Все заговорили разом, но в один час, и Книжник понял, о чем его спросили:
— Какую книгу у вас больше всего покупают?
Книжник посмотрел во все лица по очереди и встал с кресла.
Многоликая группа неловко двинулась за ним.
Книжник повел ее самыми узкими проходами, там, где обычно могли проскользнуть только дети; хоть стыдно, но приятно было слышать за спиной пыхтенье и шуршанье.
Потом он показал на первую попавшуюся книгу и ушел, оставив группу извиваться между полок.
Вся группа захотела эту книжку, но оказалось, экземпляр единственный.
Шушукались довольно долго и наконец решили не покупать совсем, чтобы не вышло ссоры.
На выходе они сгруппировались так, что книжник услыхал только одно пудупудупуду.
(Далее см. бумажную версию)