Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 11, 2006
Перевод Олесz Качанова
Анар Али[1]
Малютка Хаки родилась с парой прозрачных крыльев, плотно прилегающих к спине и незаметных на фоне коричневой кожи.
Только если взять девочку на руки или положить к себе на колени и как следует приглядеться (а для верности провести пальцем по спинке), становился виден, и то едва-едва, контур крыльев — тоненькая трубочка. Ее было чрезвычайно сложно обнаружить и легко спутать с вздувшейся веной, которая может лопнуть от малейшего укола. Между лопатками и дальше по всей спинке шла узкая щель — что-то вроде кармашка, куда складывались крылья. Кончик правого торчал наружу, но так застенчиво, словно демонстрировал готовность отшелушиться или отстать, как короста или мягкая скорлупа с переваренного яйца. Долго, очень долго никто не подозревал о том, что малютка Хаки умеет летать.
Секрет малютки, по счастью, хранила ее айя[2] по имени Айша.
Среди деловых и других «важных» людей Танганьики[3] было принято каждому ребенку нанимать айю — не потому, что в этом была необходимость, а потому, что няня считалась допустимой роскошью и входила отдельной запланированной строкой в бюджет большинства семей. Многие мужчины считали присутствие айи в доме несомненным плюсом: не толькодети получали хороший уход, но и у жен оставалось время для исполнения крайне важной обязанности — надлежащим образом заботиться о супругах.
Арушским Хаки никак не удавалось найти хорошую айю, а между тем их дочь должна была родить со дня на день. Мистер Хаки обратился за помощью к брату, живущему на Занзибаре, и тот немедленно предложил прислать в Арушу свою айю Айшу — так сказать, напрокат. Мистер Хаки с благодарностью откликнулся на этот щедрый, как ему тогда казалось, жест, тем более что всем было известно: брат с женой наняли Айшу, потому что надеялись обзавестись ребенком — однако прошло уже несколько месяцев, а невестка так и не забеременела.
Незадолго до отъезда в Арушу Айша подслушала, как на веранде за чаем занзибарские Хаки рассуждали о том, почему у них нет детей. В борьбе со злой судьбой они перепробовали все возможные средства, даже оставляли на крыше дары духам, но это не помогло. Поразмыслив, они пришли к убеждению, что причина в Айше. После того как ее наняли, их бизнес стал хиреть, верно? А миссис Хаки упала с лестницы и сломала лодыжку. (Бедняжка!) Мистер Хаки подхватил неведомую заразу (и не мог ходить в лавку целых две недели!). А однажды миссис Хаки видела призрак маленькой девочки: он появился из кухонной стены, а потом ушел обратно под штукатурку; похоже, малышка навсегда застряла меж двух миров. Сомнений нет, это все Айша: она наслала на них угангу[4], лишив удачи и потомства. Кроме того, соседи не раз доносили, что видели Айшу выходящей поздно вечером из зарослей дикого кустарника, а зачем девушке там бродить? Разве что она гулящая или замыслила недоброе. В довершение ко всему в последнее время пошли слухи, будто вачави[5] активизировались. Что, если Айша не просто навела порчу, но входит в эту тайную секту и наделена способностью вызывать джуджу[6]? Необходимо срочно принять меры. Иначе они обречены.
Чтобы проверить догадки, было решено послать Айшу в Арушу. Если подозрения подтвердятся, это сослужит двойную службу: у занзибарских Хаки родится ребенок, а от арушских отвернется удача, и тем самым будет покончено снесправедливым расположением звезд в пользу одного из братьев.
Вскоре после отъезда айи занзибарская миссис Хаки забеременела — и Айша оказалась в ловушке. Теперь, случись девушке хоть в чем-то провиниться, арушские Хаки немедленно вернут ее в Занзибар, где к тому времени слухи о ее зловещем даре проникнут-просочатся в сады «важных» людей. Ее не возьмут ни в один дом не только в Каменном Городе, но и на всем Занзибаре — и что ей тогда делать? Ни семьи, ни мужа у Айши нет; она снова окажется на улице, одна-одинешенька. Пока ее не наняли занзибарские Хаки (гордившиеся своей филантропией), она жила в трущобах, изо всех сил цепляясь за жизнь. Мать Айши сбежала с юнцом по имени Оман, отец вскоре повторно женился, а молодая жена, заимев собственного ребенка, стала гнать Айшу из дому. Отец разрывался между привязанностью к новой, растущей семье и неослабевающей любовью к первенцу, хоть Айша и напоминала ему об оскорбительном крахе предыдущего брака. Его колебания сводили с ума молодую жену, и в доме каждый день вспыхивали скандалы — в итоге жизнь стала невыносимой. Наконец отец попросил у Айши прощения, сказал, что очень ее любит, но выбора нет: ей придется уйти.
Грозящую ей опасность Айша обнаружила во вторник, через несколько дней после того, как арушские Хаки привезли новорожденную дочь домой. Войдя в детскую, она увидела, что малышка выпорхнула из люльки и, энергично хлопая крыльями, сосет воздух, как пустую грудь, тщетно пытаясь насытиться. Айша улыбнулась и покачала головой, как мать при виде безобидной шалости дитяти. Чтобы дотянуться до малютки и не дать ей удариться головой о потолок, айе пришлось встать на цыпочки — и вдруг она поняла, что уродство ребенка будет целиком и полностью поставлено ей в вину. Как занзибарские Хаки сочли Айшу причиной своего бесплодия, так Хаки из Аруши заявят, будто она наслала на их дочь угангу. У Айши бешено застучало в груди. Прижимая малышку к бьющемуся сердцу, она сложила крылья и заправила их в кармашек. Девочка вопила и извивалась, выгибая спинку и пиная айю в живот. Из груди Айши невольно вырвался крик.
Встревоженная горестным плачем дочери и няниным воплем, в комнату ворвалась миссис Хаки.
— Каманини свезе, бана, ху? — взвизгнула она, схватив девочку. — Боже, что ты делаешь с ребенком?
— Ничего, госпожа. Я ничего не делаю, — Айша спрятала руки в карманы своего расклешенного халата.
— Тогда, черт возьми, почему она так надрывается? И почему ты на нее кричала? Она, благодаренье Богу, человек, а не животное. Хорошая моя девочка. Ни разу так не плакала, не шумела. — Миссис Хаки гладила дочь по голове, но та не унималась. — Бас, бета, бас. Все позади. Никто тебя не тронет, милая. Не бойся, миту, мамочка рядом.
Одной рукой укачивая малышку, другой миссис Хаки схватила Айшу за локоть и, притянув к себе, сказала:
— Если я только узнаю, чтó ты сделала моему ребенку хоть что-то плохое, пеняй на себя.
Айша в ужасе отшатнулась. Хозяйка сильно ее тряхнула.
— На твое счастье, я пока не стану ничего говорить мистеру Хаки. Ты меня огорчила — и он ни единой секунды не потерпит твоей шензе-вара! — Миссис Хаки отпустила Айшу, напоследок вонзив в ее руку свои наманикюренные ноготки.
Айшу бросило в жар. Ей хотелось в ответ завизжать и завопить или даже ударить хозяйку по лицу. Вместо этого она стала тихонько баюкать пострадавшую руку.
Миссис Хаки еще немного покачала малышку и передала ее Айше.
— Смотри у меня! Чтобы такое больше не повторилось. — Она глянула на часы. — Покорми ее. Уже пора.
Выйдя из детской, хозяйка завернула за угол и налетела прямиком на мужа, только что вернувшегося домой с работы — из своего недавно открывшегося магазина «Оружие и боеприпасы Хаки».
— Аррей, осторожнее! — мистер Хаки отстранил жену, снял с плеча винтовку и прислонил к стене.
Миссис Хаки понимающе закивала и извинилась — она сразу заметила, что настроение у супруга скверное. Все, наверное, из-за нового магазина. С этими бестолковыми туристами хлопот не оберешься. А теперь, когда понаехали толпы американцев, станет еще хуже. Миссис Хаки очень сочувствовала мужу. Что говорить, она счастливица, ей сильно повезло — в отличие от множества женщин, которые, похоже, просто не способны заарканить хорошего мужчину. Бедолаги! Они могут утешиться, лишь с головой погрузившись в общественную работу или благотворительность.
Чтобы развеять дурное мужнино настроение, миссис Хаки поспешила перевести разговор на его любимую тему — дочь.
— Малышка умница. Хорошо кушает, пани-песаб— все как надо.
Мистер Хаки расплылся в улыбке.
— Отлично. Дай-ка мне на нее взглянуть.
Миссис Хаки обрадовалась, что ее хитрость удалась, и велела Айше принести ребенка. Сунув винтовку в чехол и повесив ее на стул в прихожей, мистер Хаки посадил дочь на вытянутую руку и поверх очков внимательно оглядел. Перевел глаза на жену, снова посмотрел на малышку. Девочка, несомненно, пошла в мать — такая же красавица. Слава богу! Мистера Хаки захлестнула волна восхищения женой.
Разве она не совершенство? Он вспомнил, как с самого начала был покорен ее красотой. Узнав о матримониальных планах сына, мать возмутилась и осыпала его упреками за то, что он вздумал жениться, не посоветовавшись с ней, да еще выбрал такую паршивую семью. Отец девушки — ничтожный башмачник, так что жди неприятностей, точно тебе говорю. Ты заметил, сын, что в их роду сплошные уродцы? Кузен, к примеру, косолапит, еле ходит. А у тетушки — помнишь, такая толстая-претолстая? — лишний розоватый палец. Или возьми вторую жену дяди — был у нее прекрасный ребенок, и вдруг однажды, бог знает по какой причине, перестал разговаривать. Взял да и замолчал. Прямо на полуслове. Не иначе, это проделки дьявола. А ее старшая сестра? Кожа как у макара[7]. Ух-фух-фух! Ты что, сын, с ума сошел? Пожалуйста, не женись на ней, умоляю! Ты отпугнешь бахати[8] от нашего славного рода. Твой бедный отец в гробу перевернется.
Доводы матери не подействовали, и, чтобы достучаться до сына, она подключила родственников: кузенов, дядюшек, дедушек. Без толку. Мистер Хаки пропускал аргументы мимо ушей, ему было плевать на все возражения. Он знал одно: он желает эту женщину и ее получит. И теперь, глядя на красавицу дочь, которую родила ему супруга, ни капли не сомневался, что поступил правильно.
Мистер Хаки вернул малышку жене и спросил на каччхи[9], чтобы Айша не поняла:
— Как тебе наша айя?
— Молодец. Справляется.
Мистер Хаки улыбнулся, довольный, что дома все в порядке. И сразу стал прокручивать в голове перечень предстоящих сегодня дел: прежде всего, нужно распаковать партию из пятисот винтовок, прибывших из Германии, а потом, когда слуга их почистит, эффектно разместить на стенде (говорят, американцылюбят, когда им представляют товар лицом) — и не забыть вывесить в витрине новые тарифы на лицензии. (Как хорошо, что Танганьикское охотничье общество повысило стоимость генеральной лицензии до ста шиллингов!) Теперь, когда город наводнен богатенькими американцами, жаждущими поставить галочки напротив всех животных в своих списках, бизнес пойдет в гору. Оценив масштаб работы, которую надо проделать к приезду клиентов, мистер Хаки потребовал, чтобы обед был подан немедленно. Жена кивнула, вручила дочь няне и поспешила на кухню.
Позже, когда миссис Хаки предавалась послеобеденному сну, Айша украдкой обшарила чулан в коридоре и вернулась в детскую с ножницами и катушкой коричневых ниток. Вынув девочку из колыбели, она положила ее к себе на колени и смазала кармашек для крыльев мазью «Викс Вапораб»[10]. После этого Айша поставила кассету с новым сборником детских стишков и, осторожно заткнув тряпкой рот своей подопечной, окунула иголку в пузырек с деттолом[11].
Несколько месяцев крылья малютки Хаки оставались зашитыми, но однажды Айша, вынося в сад игрушки, увидела, что девочка, сося палец, висит на ветке миниатюрной мачунгвы[12], словно спелый фрукт, который пришло время сорвать. У Айши подкосились ноги. Она быстро оглядела двор — хозяева еще не выходили — и вскочила на подвернувшийся стул, но до малышки было не дотянуться. Тогда Айша метнулась за подставкой для ног, стоявшей под садовым столом, и водрузила ее на сиденье. Вскарабкавшись на эту двухэтажную шаткую конструкцию и с трудом удерживая равновесие, она принялась трясти дерево; наконец крошка Хаки, сгибая и ломая ветки, стала падать, обрушив на Айшу ливень листьев и один апельсин. Ой! Не обращая внимания на сыплющуюся листву, Айша схватила девочку, но тут стул под ними покачнулся и опрокинулся; не удержавшись, она плюхнулась в траву, крошка Хаки — на нее. Вскочив, Айша наскоро ее отряхнула и стала сворачивать крылья. Когда она запихивала их в потрепанный кармашек, девочка захныкала.
— Тсс, тсс, тото. Все хорошо, — погладила ее Айша. — Не плачь. — Крошка не унималась. — Перестань! — тряхнула Айша девочку. Подняла голову и увидела, что хозяйка в спальне открывает окно.
Миссис Хаки высунулась наружу, крик ее огласил сад и пронесся по зарослям дикого кустарника, тянущимся от заднего двора до самого подножья вулкана Меру:
— Что за келеле[13]? Какого черта вы там шумите?
Крепко прижимая к себе ребенка, Айша смотрела на хозяйку, раскачиваясь взад-вперед и едва держась на ногах.
— Госпожа, она плачет, потому что голодная. Видите, я ее кормлю.
Айша достала грудь и, поудобнее перехватив девочку, попыталась засунуть сосок ей в ротик. Но та не хотела его брать, а только плакала.
— Смотри у меня. Ты получаешь приличное жалованье, а за тобой вечно нужен глаз да глаз!
Айша еще глубже сунула грудь малышке в рот и прошептала:
— Давай ешь, сатанинское отродье!
Малютка Хаки укусила ее за сосок. Айша стиснула зубы. Это был обычный ритуал, предваряющий трапезу. Малышка наконец приладилась и громко зачмокала.
— Видите, госпожа, — со слабой улыбкой указала на нее Айша, — вот и все, это мзури-сана.
Покачав головой, миссис Хаки захлопнула окно и отвернулась.
Айша отчаялась найти способ отучить малютку летать. Ничего не поделаешь — придется отрезать крылья. Айша простерилизовала ножницы и наклонилась к девочке. Достала оба крыла (при этом из кармашка вылетел белый пух). Смазала складочки и расправила крылья на спине. И только тут заметила перемену: теперь их покрывали тонкие золотисто-коричневые волоски. Айша погладила крылья — до чего же мягкие! Какой красивый ребенок! Она взяла малышку на руки и подбросила в воздух. Та загулила и спланировала в ее объятия; айя засмеялась и расцеловала девочку в пухлые щечки. Какая славная крошка! Айша подбросила малышку во второй раз, и та, радостно захлопав крыльями, устремилась прямиком к открытому окну.
— Ой, тото! — кинулась за ней Айша, протягивая руки. — Вернись, тото. Иди ко мне!
Девочка чуть не вылетела наружу, но Айша успела поймать ее за лодыжку. Она попыталась втянуть непоседу обратно, но помешал сильный порыв ветра. Айя не сдавалась. Ребенка надо вернуть в комнату во что бы то ни стало! От нового порыва ветра Айша сама взмыла в воздух, но, к счастью, пальцами ног зацепилась за раму. Их тела вытянулись в струнку. Со стороны могло показаться, что к дому по случаю праздника привязаны надутые ручным насосом воздушные шары. Внезапно ветер стих и отпустил Айшу и девочку. Обе упали на пол детской.
Собравшись с духом и с мыслями, Айша укорила себя за глупость: этот дьяволенок просто дурачится, хочет ее разжалобить. Хватит, с нее довольно. Она не легковерная простушка. На сей раз Айша была настроена решительно: от крыльев необходимо избавиться. Они слишком опасны, их нужно отрезать!
Айша положила девочку на кроватку, отогнула одно крыло и осторожно поднесла ножницы к его основанию. Руки у нее дрожали — не так-то легко ампутировать детские крылья. Но другого выхода нет. От первого же надреза из раны засочилась водянистая жидкость — потекла по девочкиной спине, закапала на кроватку. Айша отвела глаза. Боже, прошу, спаси меня. Что я делаю? Что со мной, как я посмела поднять руку на невинного ребенка? Айша тряхнула головой, прогоняя непрошеные мысли, и снова принялась за дело. От новых надрезов из крыла опять полилась вода.
Нет! Нет! Хапана! Айша отшвырнула ножницы. Нет, она не станет этого делать! Не может. Не чудовище же она. Поплевав на палец, Айша зажала рану на крыле и, нагнувшись, поцеловала. Придется придумать иной способ избавиться от крыльев — не такой варварский.
Несколько дней спустя пошли слухи, будто в Арушу недавно переселилась одна знахарка, и Айша решила навести справки. Выяснилось, что знахарку зовут матушка Зулека и живет она недалеко, на Олд-Моши-роуд. Кто знает, а вдруг, молилась про себя Айша, эта ваганга сумеет ей помочь. Дождавшись, когда хозяева, по заведенному обычаю, отправились поиграть в карата, айя вместе с малышкой поспешила к матушке Зулеке. То была глубокая старуха с морщинистым личиком, в просторном белом халате в красный горох. Поздоровавшись, она жестом пригласила Айшу в шамбу[14] и усадила у костра. Айша распеленала девочку и положила на колени ваганге. Та почесала свою бритую голову.
— Мне доводилось о таком слышать. Она похожа на большое насекомое, верно? — засмеялась знахарка, расправляя крылья маленькой Хаки. — Правда странно, что такая крошка столь быстро постигла искусство фатафут —особенно здесь, на материке. Я б еще поняла, будь это на Занзибаре или Пембе — там ребенка могут подхватить островные ветры и нести многие мили, покуда его не поймает посланец шайтана. Но тут я ничего не понимаю. — Она помолчала. — Это может значить только одно: у девочки мощнейший дар! Точно говорю. Поэтому мы должны действовать быстро. Эту угангу наслал очень сильный джинн.
Айша обхватила себя за локти.
— Матушка Зулека, почему другие живут счастливо и беззаботно, а на мою долю выпало столько мук? Я ничем не заслужила такой участи. Ничем. Я почитаю Бога. Мне трудно жилось, матушка, но я никогда не жаловалась. Никогда о многом не просила — а со мной случилась такая беда!
Знахарка понимающе закивала.
— Да, детка, мы все заслуживаем хорошей жизни, но ты, должно быть, чем-то прогневала судьбу.
Айша понурилась. Старуха протянула над огнем руку и погладила ее по щеке.
— Думаю, все просто, детка. Кто-то позавидовал твоей красоте и наслал это проклятье.
Айша оттолкнула руку знахарки.
— А может, во всем виновата ее мать! Она ровным счетом ничего не сделала, чтобы уберечь дочь от злых чар. Я за ней наблюдала. Она ужасно беспечная: стрижет ногти после заката, принимает ванну по вечерам, гуляет под деревьями во время месячных! По ее-то глупости и проникло в дом шайтаново отродье. Она сама напросилась на неприятности! А за ее проступки расплачиваюсь я! — Айша хлопнула себя по ляжкам. — Матушка Зулека, умоляю, помогите мне. Только вам известно о моей беде. В городе я пришлая, и никто, ни единый человек, не должен проведать об этой тайне. Я что угодно сделаю, лишь бы она перестала летать.
Матушка Зулека помолчала.
— Что-нибудь придумаем, детка.
Она энергично растерла руки над огнем и закрыла ладонями глаза. Вместе с младенцем накрылась белой простыней. Стала раскачиваться, а потом затряслась и забормотала на непонятном языке. От безотчетного страха Айша вскочила и едва не убежала. Но тут матушка Зулека резко выпрямилась, простыня съехала набок. Показался взмокший лоб, лицо, перекошенное безмолвным криком. Ваганга протянула малышку Айше.
— Я знаю, что можно сделать. Чтобы девочка избавилась от изъяна, будешь приносить ее сюда сорок дней подряд. Это единственный выход. Иначе средство не подействует.
— Целых сорок дней? О Господи, матушка, да как же это? Нельзя мне сорок дней подряд уходить из дома бваны[15]. — Айша нервно накрутила на палец нитку от платья. — Может, я сама буду наносить снадобье?
Матушка Зулека расхохоталась и замотала головой.
Айша осела на землю.
— Что же мне делать? От этого зависит моя жизнь.
Старуха погладила ее по голове.
— Можешь и сама втирать мазь, но на это уйдет добрых сорок лет. Знахарками были моя мать и мать моей матери. Навыки приобрести можно, но понадобятся многие годы. Такому сложному искусству за одну ночь не обучишься.
Айша заплакала.
— У меня ни родных, ни мужа. Куда я пойду, если меня выгонят на улицу?
— Тише, детка, тише. Дай мне подумать.
Отпив большой глоток из чашки, матушка Зулека закрыла глаза. Через несколько минут она посмотрела на Айшу.
— Хорошо. Поступим так: я сварю для девочки самое сильнодействующее средство. Это рискованно, но, чтобы восполнить слабость твоих рук, необходима мощнейшая кама. Способ не самый лучший, но, сдается, другого у нас нет.
Айша радостно кинулась к ней:
— Вот мы и нашли выход!
— Но учти, — погрозила пальцем ваганга, — благополучие девочки будет всецело в твоих руках.
— Да-да, матушка, прекрасно.
Старуха кивнула и направилась к одиноко растущему баобабу. В ствол дерева были вколочены сотни гвоздей, еще больше лоскутков одежды висело на ветвях. Матушка Зулека велела Айше поднести малышку к стволу и, уколов крошечную пятку, выдавила несколько капель крови на серебряный поднос. Как ни странно, девочка не заплакала.
— Снадобье будет готово через несколько дней. Я приду и в первый раз сама его вотру. Ты посмотришь, а потом будешь сорок дней подряд проделывать то же самое в определенное время — за час до заката.
— Да, конечно! Я уверена, все получится! — захлопала в ладоши Айша.
— Не будь такой самонадеянной, — осадила ее старуха. — Не искушай шайтана.
— Вы такая мудрая. Вы правы. Я буду сдерживаться, — и Айша обняла знахарку.
Потом вручила ей заранее оговоренную плату, и они условились о следующей встрече.
Вечером Айша взяла тонкую сизалевую веревку и привязала один конец к своей руке, а другой- к девочкиной лодыжке. Это временное средство сгодится, пока не начнет действовать варево матушки Зулеки.
Как было условлено, ваганга явилась в следующую пятницу, когда чета Хаки отбыла в джаматкану[16]. Она принесла большую чашу и несколько мешочков.
— Сюда, матушка, проходите. Поскорее, пожалуйста, не то нас увидят соседи, — замахала ей Айша из-за ворот сада. Они поспешили наверх, в детскую.
Айша вынула загулившую малютку из гамака и положила на пол. Освободила ее ножку, но от своей руки веревку не отвязала, и та болталась, словно высохшая пуповина.
Матушка Зулека повернула ребенка лицом к востоку.
— Смотри и слушай внимательно, детка.
Айша опустилась рядом с ней на колени. Помолившись про себя, знахарка коснулась детской головки, потом по очереди рук, животика и ножек. Зажгла благовония и окурила малышку ароматным дымом. Затем выложила на серебряный поднос какие-то травы и, покопавшись в нагрудном кармане, достала пузырек с кровью девочки. Растерла травы с кровью и, перевернув ребенка на живот, намазала смесью крылья. Особенно густой слой снадобья она нанесла на спину, пониже шеи, в кармашек, где крылья крепились к телу. Пятикратно прочла молитву и воззвала к духам:
— Не гневайтесь на нас, мы сделаем, что в наших силах. Да пребудет с вами милость тех, кто принадлежит к дому Божьему, мы попросим их за вас. Смилуйтесь над нами и избавьте от ужасной напасти. Пощадите ту, которую вы обуяли, пожалейте ее всей своей жалостью, ибо блаженны милостивые. Простите нам наши грехи, простите, простите, во имя всех истинно верующих.
Тут матушка Зулека вытащила бутылочку с розовой водой, сбрызнула малышку и простерла ладонь над ее спиной.
— Эти крылья будут становиться мягче и мягче, а через сорок дней, с Божьей помощью, отпадут.
Айша услышала, как открылись главные ворота, и по звуку узнала хозяйский белый «пежо».
— Матушка, вам нужно уходить. Поторопитесь. Нельзя, чтобы вас видели.
— Не забывай про благовония, а то они учуют запах снадобья. И каждую ночь клади дары на крышу. А теперь займись ребенком. Я дорогу найду.
Старуха обхватила голову Айши и ласково покачала из стороны в сторону.
— Благословляю тебя. Да пребудут с нами духи.
— Спасибо, спасибо! — Айша обняла ее. — Я перед вами в вечном долгу.
Матушка Зулека улыбнулась:
— Пока благодарить не за что. Сначала посмотрим, подействует ли наше средство, — это главное.
Помахав на прощание, она выскользнула за дверь.
Айша зажгла сандал и задвинула чашу и мешочки с лекарством под свою кровать. Завернув девочку в одеяло, она положила ее в гамак и, сев рядышком на стул, принялась ее баюкать и напевать колыбельную. Поймав между большим пальцем и мизинцем последний луч садящегося солнца, айя отправила его в рот и спрятала под язык. Откинула голову и подобрала ноги под сиденье; ее мягкое бронзовое тело расслабилось и обмякло.
Ночью Айше приснилось, что она беременна. Ее округлившийся живот упорно расклевывал соловей. Ребенок внутри капризничал и, похоже, пытался выбраться. Вот-вот должна была показаться головка и раздаться первый крик, но тут Айша проснулась и резко села в постели. Она было успокоилась и собралась снова заснуть, как вдруг ей показалось, будто в открытое окно выпорхнула птица.
Каждый вечер, за час до заката, Айша втирала снадобье — в точности, как ей было сказано. И всякий раз щупала крылья, проверяя их на мягкость, словно мандаци[17]. От ночи к ночи крылья заметно теряли упругость и становились вялыми, как будто их долго отмачивали в ванне. Когда на девятую ночь она ткнула указательным пальцем в одно из крыльев, в нем осталось отверстие. Айша с улыбкой стряхнула прилипшую к пальцу кожицу. Слава богу, лекарство действует! Надо на днях сходить поблагодарить матушку Зулеку. При мысли, что мучаться осталось недолго, Айшавозликовала. Совсем скоро с ее плеч спадет ужасный гнет этой тайны. От внезапного чувства свободы она расхохоталась. Ни разу в жизни не было ей так радостно и легко. Смех нарастал, как пожар в зарослях, поднимаясь из горла, наполняя рот, срываясь с губ. Его приступы опрокинули девушку на пол, она каталась по комнате, опьяненная прежде неведомой свободой. Когда Айша пришла в себя, на нее навалилась огромная усталость, и она мгновенно заснула.
Ей приснилось, что она гуляет по узким улицам Каменного Города, но они почему-то пустынны. Лавки закрыты, школьников не видно, хотя до Айши доносится приглушенный детский голос, считающий: моджа, мбили, тату— я иду искать! Кто не спрятался, я не виноват! Совсем рядом слышится топот ножек, но детей нет как нет — похоже, все попрятались в многочисленных канавах Каменного Города. Однако Айша чувствовала, что они за ней наблюдают. Она остановилась и резко обернулась, чтобы застать их врасплох. Никого. Одна. Став на колени, она заглянула под прилавок торговца рыбой, сунулась в портняжную мастерскую. Никого. Да где они все? Вдруг в репродукторе раздался голос муэдзина, призывающего верующих на молитву, — и разверзлись небеса. Вода хлестала и извергалась на Занзибар с такой силой, что остров в итоге поднялся под самое небо и нырял там в дождевых волнах, как поплавок.
На тринадцатую ночь, к ужасу Айши, крылья малютки Хаки, вместо того чтобы размягчаться, стали твердеть! Поначалу Айша не обратила внимания на перемену, приписав ее специфическому действию снадобья, но на шестнадцатую ночь забеспокоилась и пала духом. Почему нет обещанного эффекта? В чем ошибка? Вроде бы она в точности выполняла все предписания. Подумав, Айша решила накладывать мазь более толстым слоем. Однако вскоре стало очевидно, что чем гуще мазать, тем быстрее крепнут крылья и все сложнее их складывать и прятать в спинной кармашек. Однажды они просто взяли и вылезли оттуда, как ноги из тесных туфель. Айша безотчетно потянулась за ножницами, но девочка вывернулась из рук и закружила по комнате, шумно ударяясь о стену и окна. В конце концов Айше удалось загнать ее в угол; крепко прижав малышку коленом, она снова потянулась за ножницами. Айша была настолько поглощена борьбой, что не услышала хозяйкиных шагов на лестнице.
— Что ты делаешь? — воскликнула миссис Хаки, бросаясь к ребенку.
Айша вскочила.
— Госпожа?
— Бадру! Бадру! -Скорее доктора! — заголосила миссис Хаки, прижимая к себе дочку. — Затем она повернулась к Айше: — Дьявол в женском обличье! Кумамайао!
И залепила Айше пощечину.
— Что, что ты сделала с моим ребенком? — надрывалась хозяйка, смывая слезами косметику и лихорадочно ощупывая малышку.
— Что это? Что это такое? — Она нерешительно потянула за крылья. — Отвечай, бенчод[18]! Что ты сделала с моим ребенком?
— Ничего, госпожа. Малютка… эээ… летает.
— Черт возьми, что ты несешь?
Миссис Хаки, дрожа всем телом, положила дочь в кроватку, а сама опустилась рядом на пол и стала ласково ее поглаживать.
— Бадру, — жалобно звала она, — ну пожалуйста, скорее иди сюда! С девочкой несчастье!
Айша забрала малютку у нее из рук и, как чашу, подняла к потолку.
— Смотрите, госпожа, она летает.
Айша подкинула девочку вверх, дунув на нее, как на ресничку, когда загадывают желание, но та, видимо устав от предшествующей погони, лишь слегка шевельнула крыльями и упала в кроватку. Миссис Хаки сгребла дочь в охапку.
— Ты спятила?
Появившийся наконец мистер Хаки застал жену и дочь в ужасном состоянии.
— Бадру, ты только посмотри, что натворила айя, — хозяйка продемонстрировала спину девочки. Мужа затрясло от ужаса и гнева.
— Пиша Мовла! Господи, что с моим ребенком?
— Это козни дьявола! — миссис Хаки с трудом могла поднять руку, но нашла в себе силы ткнуть пальцем в Айшу. — Она его приспешница!
От страшной усталости Айша ощутила пустоту, словно из нее ушла жизнь.
— Нет, госпожа. Я человек верующий. Пожалуйста, пощадите меня. Я очень хорошо ухаживала за ребенком.
— Ты за это заплатишь! — произнес мистер Хаки ровным, но суровым тоном. — Ты не устроишься на работу ни в Танганьике, ни, естественно, в Занзибаре — нигде. Пожалеешь, что не умерла.
— Пожалуйста, бвана, простите меня. Умоляю вас. Я очень старалась, но не смогла прогнать духов.
— Значит, это правда? Ты признаешь свою связь с шайтаном?
Айша почувствовала себя загнанной в угол. Ей не на что и не на кого было рассчитывать, поэтому, хоть она и знала, что невиновна, оставалось только смириться. Она потупилась.
— Да, господин, признаю. Прошу вас, смилуйтесь надо мной!
Мистера Хаки явно удовлетворило ее покаяние, ему было приятно ощущать себя хозяином положения.
— Тебе придется заплатить за свои ошибки.
— Да, господин, я сделаю все, что прикажете. Умоляю, дайте мне еще один шанс.
Мистер Хаки повернулся к жене — узнать, что она об этом думает, — но та по-прежнему пребывала в прострации и не прислушивалась к разговору. Он покачал головой, недоумевая, как она умудрилась до сих пор не обнаружить, что над их ребенком висит страшное проклятье. Чем, дьявол ее побери, занималась она все это время? Он посмотрел на дочь и увидел, что у той даже анджанпод глазами отсутствует. Глянул за ушком — и там его нет! Оказывается, жена не защитила дочь от злых духов! Да в здравом ли она уме? При взгляде на миссис Хаки, которая, растрепанная, с потекшей косметикой, все еще сидела на полу, уронив голову на край кроватки, он впервые задумался, не стоило ли ему прислушаться к материнским предостережениям насчет того, что над родом невесты тяготеет рок. Да, супруга у него красавица, но ведь произвела же она на свет негодного ребенка, и никакой красотой этого не поправишь. Наверное, при выборе жены стоило руководствоваться иными соображениями. Он подошел к миссис Хаки и ударил ее:
— Никчемная тварь.
Та была настолько потрясена, что едва ли почувствовала боль от пощечины. Новый поворот в ее жизни, осознание того, что беда случилась именно с ней, пришло как гром с ясного неба и полностью ее парализовало.
— Ну, почему, почему это случилось со мной? — только и смогла она произнести.
Тогда хозяин обратил взор на Айшу.
— Ты будешь расплачиваться всю оставшуюся жизнь, ясно?
— Да, господин.
Отныне она обязана отчитываться лично перед мистером Хаки и получать от него все распоряжения по уходу за дочерью. А еще он в срочном порядке договорится об ампутации крыльев.
Чувствуя угрызения совести за свои попытки отрезать крылья, Айша, не подумав, выпалила:
— Бвана, прошу вас, оставьте их.
И крепко прижала девочку к груди.
Ярость, словно ток, пронзила мистера Хаки, кровь бросилась ему в лицо. Он подскочил к Айше и выхватил у нее малютку. Перекинув дочь через руку, как мешок с рисом, он скомкал одно из ее крыльев и вырвал, будто лист из книги. Да как служанка смеет указывать ему в его доме!
Айша успела подставить ладонь и, как перышко, поймала падающее крыло.
Мистер Хаки налетел на нее с кулаками.
— Это все ты, гадина, виновата!
Лежащее на ладони Айши крыло неожиданно придало ей уверенности. Она крикнула громко и отчетливо:
— Нет! Я не виновата! — и, подхватив малютку, выбежала вон.
Мистер Хаки был ошеломлен дерзкой выходкой и рванулся за девчонкой, чтобы задать ей хорошую трепку. Он свернул за угол и устремился вниз по ступенькам, но тут его взгляд упал на чехол с винтовкой, висящий на стуле в прихожей. Мистер Хаки улыбнулся: уж кому-кому, а служанке его не провести. Вернувшись в детскую, он отворил окно и стал ждать.
Входная дверь осторожно приоткрылась, и вскоре мистер Хаки увидел в саду бегущую Айшу- в канге[19] та несла малышку. Мистер Хаки распахнул окно настежь и прицелился. Айша нырнула под мачунгву, затаилась и через мгновение припустила дальше. Новый выстрел — и она прыгнула за лавандовые кусты, потом за бугенвиллию; короткими перебежками, не разбирая дороги, устремилась прямиком к зарослям, ведущим в горы.
Крыло малютки торчало из канги, как одинокий парус на арабской лодке. Чем быстрее бежала Айша, тем выше подскакивала девочка — вдруг, загудев, как мотор, они оторвались от земли и медленно взлетели. От ветра из раны, взамен оторванного, выросло новое крыло. Малютка Хаки с силой взмахнула крыльями и выбралась из канги. Увидев, что они поднимаются над лесом, ее отец покрепче ухватил винтовку и снова выстрелил, и стрелял, пока не кончились патроны. К его великойрадости, Айша раскинула руки, стала падать и, мягко ударившись о верхушку кедра, исчезла в густых ветвях.
Но малютка Хаки принялась кружить над деревьями, время от времени ныряя в них, как утка в воду. Несколько раз она поднималась одна, но вот они показались вместе: малютка Хаки цепко держала согнутую пополам Айшу и уносила ее высоко в небо.