Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 1, 2006
Перевод Александра Борисенко
БЕАТРИКС ПОТТЕР: КРИТИЧЕСКИЙ ОЧЕРК[1]
«Говорят, что салат, если его много съесть, оказывает снотворное действие»[2]. Именно такой точной, емкой фразы и ожидаешь, приступая к чтению великой саги Беатрикс Поттер, поскольку для стиля этой писательницы в высшей степени характерен избирательный реализм, который не снисходит до изображения эмоций и «скользит» мимо любви и смерти с безучастностью, заставляющей вспомнить Э. М. Форстера. Хотя произведения Поттер исполнены драматизма, происходящие события всегда описываются со стороны — проницательным и далеко не романтичным наблюдателем, который никогда не пожертвует истиной ради внешнего эффекта. Особенно ярко этот эмпиризм мисс Поттер, эта стойкая приверженность жизненным фактам проявляется в кульминации ее сочинения «Мясной рулет» — шедевра, впоследствии переименованного в «Повесть о Сэмюэле Вискерсе», где Котик Том попадает в плен к крысам на чердаке:
— Анна-Мария, — сказал старый крыс (которого звали Сэмюель Вискерс), — Анна-Мария, приготовь мне на ужин пудинг с начинкой из кошатины.
— Для этого нужно тесто, и кусок масла, и скалка, — отвечала Анна-Мария, пристально разглядывая Котика Тома.
— Нет, — сказал Сэмюэль Вискерс, — приготовь как следует, Анна-Мария, с хлебными крошками.
В 1908 году, когда «Мясной рулет» вышел в свет, мисс Поттер находилась в расцвете своего таланта, однако в начале своего пути она отнюдь не была реалистом: первое ее произведение «Глостерский портной»[3] можно отнести к сочинениям не только романтическим, но и историческим. Вот как оно начинается:
Во времена шпаг, париков, сюртуков с пышными фалдами и цветочным узором на лацканах — когда джентльмены носили плоеные кружевные манжеты и атласные камзолы, расшитые золотом, — жил в Глостере портной.
В точности этого описания, в цветочном узоре на лацканах сюртука, уже есть намек на будущую Поттер, но в первой ее книге еще ощущается некоторая скованность, вызванная не только историческими декорациями, но и выбором человека в качестве главного героя. Мисс Поттер не слишком удаются человеческие существа (так, единственный недостаток «Мясного пудинга» — появление на последних страницах автора собственной персоной). Впрочем, один двуногий у нее все же получился, и еще как! Я имею в виду, конечно, мистера Мак-Грегора, который маячит неясной угрозой в «Повести о Кролике Бенджамине» (1904), тяжелой поступью проходит через «Повесть о Питере Кролике» и наконец терпит позорное поражение в «Крольчатах Флопси» (1909). Но Глостерского портного не сравнить с Мак-Грегором: он чересчур беспомощен и добродетелен, а атмосфера повествования — снег, бедность, рождественские колокола — слишком отдает Диккенсом. Между прочим, Симпкин — единственный нелестный кошачий портрет, когда-либо нарисованный мисс Поттер. Предки Тома-с-пальчик и Ханки-Манки[4] выступают здесь в роли благодетелей. Их безграничная доброта, правда, несколько утомляет.
В том же, 1903 году писательница опубликовала «Историю о бельчонке по имени Орешек». Это не слишком удачное творение, весьма уступающее дебюту мисс Поттер – «Глостерскому портному», хотя он и написан в чуждом ей жанре. Но уже в следующем, 1904 году выходит в свет «Повесть о двух нехороших мышках», которыми открывается серия ее великих комедий. В этом произведении, где мыши Том-с-пальчик и Ханка-Манка учиняют грандиозный разгром в кукольном доме, впервые складывается неподражаемый поттеровский стиль. Стиль этот отмечен ускользающим своеобразием и плохо поддается анализу. Пожалуй, не последнюю роль играет тут аллитерация:
Ханка-Манка встала на стульчик и, взяв другой оловянный нож, принялась изо всех сил резать окорок.
— Каменный, как колбаса у нас в бакалее, — сказала Ханка-Манка.
Свою лепту вносят и короткие абзацы, задуманные писательницей с тончайшей иронией: прерывая рассказ, автор на миг задерживает действие, чтобы обвести мизансцену испытующим взором. Чуть заметная пауза позволяет и читателю полнее охватить картину: разъяренные мыши на мгновение застывают, перед тем как сокрушить все в доме.
Не было конца гневу и разочарованию Тома Тамба и Ханки-Манки. Они расколотили пудинг, и омаров, и груши, и апельсины.
А рыба не желала отдираться от тарелки, и они засунули ее в ярко-красный бумажный огонь в камине, но и он не помог.
Любопытно, что никто не подражал манере Беатрикс Поттер делить текст на короткие абзацы.
В последнем примере хорошо виднаеще одна особенность «поздней» Беатрикс Поттер: любовь к точному перечислению предметов, к натюморту, с помощью которого создается нужная атмосфера.Вспомним мусорную кучу Мак-Грегора:
Там были банки из-под варенья и бумажные пакеты, горы скошенной травы из газонокосилки (трава получалась маслянистой на вкус), гнилые кабачки и один-другой старый башмак.
Единственное, что в «Повести о двух нехороших мышках» выдает руку новичка, — это некоторая аморфность диалога. Позже персонажи мисс Поттер стали изъясняться краткими многозначительными фразами, проникающими, словно пословицы, в повседневную речь. В первых ее книгах еще нет перлов, подобных скороговорке мистера Джексона: «Нет зубов, нет зубов, нет зубов!»[5]
В 1904 году вышла вторая великая комедия писательницы — «Повесть о Питере Кролике»[6], за которой вскоре последовало продолжение — «Кролик Бенджамин». Питер и его кузен Бенджамин — два эпических персонажа, вышедших из-под пера мисс Поттер. Надо сказать, что великие литературные герои часто ходят парами: Дон Кихот и Санчо Панса, Пантагрюэль и Панург, Пиквик и Уэллер, Бенджамин и Питер. Питер — невротик, Бенджамин — невозмутимый реалист. Мама предупреждает Питера: «Не ходи к мистеру Мак-Грегору в огород. С твоим папой там произошел несчастный случай: миссис Мак-Грегор запекла его в пирог». И все же Питер отправляется именно туда, причем скорее по глупости, чем из любви к приключениям. В результате он чудом уворачивается от мистера Мак-Грегора, выскочив из курточки и заодно потеряв башмаки. Но ему удается возвратить потерянное, о чем мы узнаем из второй части истории. Тут мы и знакомимся с Бенджамином, чье хладнокровие и рассудительность резко контрастируют с неловкостью и нервозностью его кузена. Именно Бенджамин указывает дорогу в огород: «Лезть под ворота — только одежду портить. Самый верный путь — спуститься по старой груше». И Питер тут же падает с груши вниз головой.
Время с 1904 по 1908 год — период классического комедийного творчества писательницы. В эти годы появляются «Пирог и противень», «Котик Том», «Ухти-Тухти», а также «Мистер Иеремия Фишер», ставший единственной неудачей автора. Мисс Поттер находит и верную интонацию, и подходящую сценическую площадку. Теперь действие происходит в Камбрии; фоном ее рисунков и рассказов становятся фермы, деревенские лавки, каменные ограды, зеленые холмы. Ее персонажи переселяются в деревню. Диалог приобретает афористичность, легко запоминается:
Я не одобряю жестяных предметов в пирогах и пудингах. Это крайне нежелательно — особенно если откусывать большие куски.
Она может нарисовать портрет одной фразой:
Если позволите, сударыня… меня зовут миссис Ухти-Тухти; я прекрасно крахмалю и глажу, сударыня!
И так же неподражаемо экономно, всего несколькими штрихами изображает первого в ее галерее обаятельного негодяя. Вот сидящий на заборе Котик Том роняет свои одежки, а мимо проходит семейство Кряк:
— Ах, мистер Селезень Кряк, — сказала Пушинка. — Помогите-ка нам одеть Тома! Помогите нам его застегнуть!
Мистер Селезень Кряк медленно приблизился и поднял Томовы одежки.
Только надел он их на себя! На нем они сидели еще хуже, чем на Котике Томе.
— Какое сегодня прекрасное утро! — сказал мистер Селезень Кряк.
Если окинуть взором тридцать лет литературной деятельности мисс Поттер, нельзя не увидеть, что с появлением образа Селезня Кряка в ее творчестве намечается перелом. В какой-то момент между 1907 и 1909 годами мисс Поттер, должно быть, пережила некое душевное потрясение, повлиявшее на ее характер и писательскую манеру. Было бы неуместно задаваться здесь вопросом о том, какова природа этого потрясения, однако все это странным образом напоминает судьбу Генри Джеймса. Случилось нечто такое, после чего они оба перестали доверять внешним впечатлениям. Начиная с «Женского портрета», темой лучших произведений Джеймса становится обманутая невинность и вероломство друзей. Мадам Мерль, Кэт Крой, Мадам де Вионет, Шарлотте Стант — всем этим фальшивым, лживым героиням Джеймса мы находим параллели среди персонажей Беатрикс Поттер, созданных ею, так сказать, в годы мрака. «Можно сколько угодно улыбаться и при этом быть негодяем» — эту мысль в самых разных ее вариантах автор постоянно пытается донести до нас, и с этой целью выводит целую галерею злодеев: тут и мистер Селезень Кряк, первый и самый из них незначительный, и сравнительно безобидный любитель меда мистер Джексон, бормочущий «Нет зубов, нет зубов, нет зубов», и грубый и жестокий Сэмюэль Вискерс, и, наконец, «джентльмен с рыжими баками», в котором мы узнаем уже известного нам мистера Тода[7]. В 1912 году, как свидетельствует о том «Повесть о мистере Тоде», пессимизм автора достигает своего пика. Если бы не особая впечатлительность читательской аудитории мисс Поттер, мистер Тод, надо думать, кончил бы трагически. Мы помним, что в «Джемайме Кряк» джентльмен с рыжими баками при всей своей наглости был, по крайней мере, обходителен со своей жертвой:
Но перед тем как начнется ваше утомительное сидение, я хочу угостить вас обедом. Мы устроим праздничный обед на двоих! Могу ли я попросить вас захватить с огорода немного зелени для приправы, гм, к омлету? Шалфея, тмина, мяты, пару луковиц, пучок петрушки. А я принесу сальца, чтобы нашпиговать … то есть, поджарить омлет, — говорил любезный джентльмен с рыжими баками…
В своих комедиях мисс Поттер весьма находчиво избегает эмоций, связанных с любовью и смертью: мера ее таланта такова, что, когда в «Истории о мистере Тоде» она переходит эту опасную черту, интонация книги, иронический стиль письма остаются неизменными. Если нельзя оставить смерть за скобками, остается одно — органично вписать ее в свой художественный мир, расширив его границы. Бенджамин и Питер вырастают, обзаводятся семьями, но случается так, что барсук Томми Брок похищает детей Бенджамина, и бессмертная пара (в которой один герой по-прежнему невротик, а другой – все тот же невозмутимый прагматик) отправляется им на выручку. Спасательная операция, которую кролики проводят в полной темноте, осаждая дом, представляющий собой «нечто среднее между пещерой, тюрьмой и свинарником», производит гнетущее впечатление, особенно если вспомнить давнишнее бегство Питера с залитого солнцем огорода Мак-Грегора:
Солнце село; из леса раздавалось уханье совы. Вокруг было разбросано множество неприятных предметов, которые не мешало бы закопать: черепа и кости кроликов, цыплячьи ножки и прочие ужасы. Это было очень страшное место, и очень темное.
Впрочем, несмотря на леденящую кровь атмосферу, «Мистер Тод» неподражаем. В мировой литературе нелегко найти такое же волнующее описание поединка, как схватка мистера Тода с Томми Броком (отголоски которой слышатся в «Мистере Полли» Герберта Уэллса[8]):
Все было перевернуто, кроме кухонного стола.
И все было сломано, кроме каминной доски и каминной решетки. Посуда разлетелась на тысячи кусков.
Стулья развалились, окно раскололось, часы упали с треском, и повсюду валялись клочки рыжих баков мистера Тода. Вазы попадали с каминной полки, банки вывалились из буфета, и чайник сорвался с плиты. Томми Брокпопал ногой в земляничное варенье.
В «Мистере Тоде» ясно видно, какой долгий путь, начинавшийся с наивно-романтического «Глостерского портного», прошла писательница. Появлением в следующем, 1913 году «Истории о Поросенке по имени Бланд» кончается период, так сказать, великих трагедий мисс Поттер. В этом рассказе еще есть кое-что от прежнего невеселого антуража, и очередной злодей, мистер Питер Томас Пайерсон, ничуть не менее ужасен, чем мистер Тод, но книжка кончается на лирической ноте, и Поросенку Бланду удается спастись вместе со Свинкой Пиг-Виг:
Они бежали и бежали вниз по склону, срезая путь по мягкому зеленому дерну, меж тростников и клумб, обложенных камешками.
Они подбежали к реке, достигли моста, пересекли его, держась за руки…
Здесь мисс Поттер как никогда близко подходит к традиционной любовной истории. Последняя фраза позволяет надеяться, что облака рассеются и писательница еще вернется к стилю своих ранних комедий. Однако с 1913 года, когда в свет вышел «Поросенок Бланд», она хранит молчание, которого не прерывает ни в годы войны, ни после нее. Из печати вышло лишь несколько стихотворных книжек, ясно свидетельствующих о том, что мисс Поттер нимало не утратила своего таланта, однако вопрос о том, как будет дальше развиваться ее гений, остается без ответа. По прошествии семнадцати лет, в 1930 году, был опубликован «Поросенок Робинзон».
Теперь действие разворачивается уже не в Камбрии, а в Девоншире и на берегу моря. Эта история вдвое длиннее, чем «Мистер Тод», однако ей недостает стройности и драматического напряжения последнего. Лощеный обаятельный злодей исчез, прихватив с собой и острый диалог, и точную деталь, и уют повседневной жизни. Писательница не вернулась к комедиям, а пошла дальше — после трагедий написала собственную «Бурю». Но на острове Просперо с его чарующей музыкой, цветочными ароматами и воздушными замками нет места для страдающего Лира и напыщенного Антония. Мисс Поттер тоже достигла своего острова, тоже нашла для себя убежище от жизненных трагедий, и ее причудливое воображение уступило место непритязательной и безмятежной выдумке:
…Поток бурлящей воды струился по серебристому берегу.
Песок был усыпан устрицами. С веток свисали лимонные леденцы и сладости. Батат — это такой сладкий картофель — рос уже сваренным. Хлебное дерево приносило урожай пирожных и пончиков…
Все это, конечно, весьма отрадно для Поросенка Робинзона, но — увы! — в разреженном воздухе этой повести не станет прятаться за кустами злонамеренный Томми Брок, не выйдет на разведку Кролик Бенджамин и не будет выискивать подходящее местечко для высиживания яиц наивная Джемайма Кряк.
Примечание.
После публикации этого эссе[9] я получил довольно язвительное послание от мисс Поттер, проясняющее некоторые детали. «Поросенок Робинзон», опубликованный позднее других ее книг, был на самом деле написан раньше всех остальных сказок. Кроме того, она отрицает, что пережила какое-либо эмоциональное потрясение в период написания «Мистера Тода», если не считать затяжного гриппа. В заключение мисс Поттер нелицеприятно высказывается по поводу «фрейдистской» критической школы.