Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 12, 2005
Книга о переводчиках
Елена Калашникова. Интервью с переводчиками. — М.: Новое Литературное Обозрение
Беседы Елены Калашниковой с известными переводчиками появлялись с 2001-го по 2004 год в сетевом издании “Русский журнал”. Теперь они собраны в книгу. “ИЛ” попросила автора рассказать о ней.
“ИЛ”. Как возникла мысль сделать серию интервью именно с переводчиками?
Елена Калашникова. В Литинституте, на семинаре Владимира Александровича Харитонова, мы переводили в основном классическую прозу, сравнивали русские варианты с оригиналом. Я постоянно слышала: “Это хороший перевод” или “Слово переведено неудачно”, и мне стало интересно, насколько такие суждения объективны. Практический интерес возник, но не хватало какого-то импульса. Года через два, за несколько дней до защиты дипломов, в апреле 2000-го, мы с подругой гуляли по ЦДХ, и она сказала, что должна по делу зайти к Соломону Константиновичу Апту. “Ничего себе! А мне можно?” Я тогда много фотографировала и попросила представить меня Апту как фотографа. Соломон Константинович оказался доброжелательным человеком, и я что-то спросила про переводы. Он предложил прочесть его эссе “О самом себе”, но мне этого показалось мало, и я попросила разрешения как-нибудь побеседовать с ним.
Вскоре руководитель семинара посоветовал мне показать диплом Виктору Абрамовичу Ашкенази, работавшему редактором в “Иностранной литературе”. С его легкой руки в первый же день я сфотографировала в редакции нескольких будущих своих собеседников. У меня была идея устроить выставку портретов переводчиков в Библиотеке иностранной литературы. А осенью С. К. Апту вручили премию имени Жуковского, что и стало для меня “информационным поводом”. Интервью я сначала делала “для себя”. Потом предложила четыре беседы с переводчиками разделу “Книги” интернет-магазина “Аркадия”. Их прочел Борис Кузьминский и, когда я пришла брать у него интервью, пригласил вести эту рубрику в “Русском журнале”. Через неделю “Аркадия” развалилась… В общем, тут многое определила случайность.
“ИЛ”. А что войдет в книгу?
Е. К. Восемьдесят шесть бесед, известных по “Русскому журналу”, а также три новых, неопубликованных — с Н. Р. Малиновской, А. М. Гелескулом и М. А. Белорусцем. Я много думала о композиции и наконец остановилась на хронологическом принципе. Будет вкладка с фотопортретами переводчиков, некоторые сделала я сама. Будет мое небольшое предисловие и “новейшая” библиография: перечень произведений, которые перевели герои книги уже после интервью.
Беседы печатаются в сильно сокращенном виде. Некоторые переводчики, перечитав тексты, переделывали их, редактировали. А кто-то оставил как было: “Тогда я думал так, пусть так и останется”. И эта позиция мне очень близка — что-то вроде полароидного снимка. Фиксация определенного момента, настроения… Но и тут есть свои жесткие правила. Мне нравятся слова Набокова об интервью с Элвином Тоффлером: “Обе стороны преодолели чудовищные трудности, чтобы создать иллюзию непринужденной беседы”.
“ИЛ”. А легко ли подобная книга нашла издателя?
Е. К. Это вторая попытка опубликовать беседы отдельной книгой. Летом 2002 года я заключила договор с Издательством Независимая Газета, и, пока с рукописью работал редактор, делала новые интервью. Через два года договор пришлось расторгнуть, так как выход книги все время откладывался.
Собранный материал я пытаюсь осмыслить в кандидатской диссертации, которую пишу в РГГУ под руководством Б. В. Дубина: “Социально-культурная роль переводчика западной художественной литературы в России рубежа ХХ и XXI веков”.
“ИЛ”. Что вы считаете для себя образцами в жанре “бесед с людьми искусства”?
Е. К. Их очень много. “Диалоги с Иосифом Бродским” Соломона Волкова, “Набоков о Набокове и прочем”, беседы Татьяны Бек из книги “До свидания, алфавит”.
Для жанра интервью очень важна проблема понимания. Правильно ли я понимаю то, что говорит или, вернее, хочет сказать собеседник, то, что стоит за его словами? В этом смысле интервьюер близок переводчику, исследователю. Для меня названные книги — образцы такого заинтересованного исследования.
“ИЛ”. Менялся ли со временем ваш подход к интервью?
Е. К. Вначале в мои планы входили лишь беседы с мэтрами. Потом мне захотелось расширить круг, показать не только их. Героями интервью стали люди разных возрастов, с различными, часто противоположными, взглядами на перевод. Самый старший из моих собеседников — ныне покойный С. И. Липкин, он родился в 1911 году и годился молодым коллегам в прадедушки. Тут есть и так называемые “маргиналы” (И. Кормильцев, А. Керви), и “классики” (Н. М. Демурова, С. К. Апт), и “молодые таланты” (М. Спивак, В. Вотрин), и “легенды” (М. Л. Гаспаров, А. М. Гелескул)… Хотя, возможно, сами они не согласятся с такой классификацией.
“ИЛ”. Это были устные беседы под магнитофон?
Е. К. Да, большей частью интервью были устными. Но некоторые были “написаны”: кому-то (как, например, О. Кольцовой или К. Медведеву) удобнее излагать мысли на бумаге, а кто-то далеко живет (А. Волохонский или Д. Волчек)… Как правило, вопросы от интервью к интервью повторяются: хотелось узнать точку зрения разных людей на одну и ту же проблему. Но было также интересно послушать, как переводчик стал работать над текстами того или иного автора и так далее. В “Русском журнале” не было ограничений объема — таковы плюсы Интернета, — поэтому одни беседы в полной версии занимают пятнадцать или даже двадцать пять страниц (с В. А. Мильчиной или В. Б. Микушевичем), а другие — всего три-четыре.
“ИЛ”. Надо полагать, герои вашей книги говорили и о переменах, которые происходят в области перевода?
Е. К. Да, с советских времен ситуация изменилась радикально. Теперь, например, за серьезную литературу платят совершенно “несерьезные” гонорары. Поэтому тот, кто живет на переводы, вынужден работать быстро, что часто сказывается на качестве. Это может, например, усугубить буквализм русской версии.
Хотя появляются и особые теории на сей счет. Вот наблюдение В. Л. Топорова: “Сейчас у продвинутой читающей молодежи установка на плохой перевод, сквозь неуклюжий перевод она хочет увидеть оригинальное авторское решение, домыслить, превратить книгу в интерактивное чтение”. Но далеко не все мои собеседники согласны с такой точкой зрения. Например, В. Ю. Михайлин: “Что касается Топорова, то каждый переводчик со стажем начинает теоретизировать и искать неожиданные интеркультурные ходы. Это как гаспаровские эксперименты с буквальным переводом, как выжимки из Кавафиса, когда стихотворение из четырнадцати строк сводится к четырем. Такой эксперимент интересен, но не отменяет перевод, если прочитать эти четыре строки, не зная оригинала… но это не Кавафис”.
“ИЛ”. А тема отношений переводчика с редактором? Она в вашей книге затрагивается?
Е. К. В интервью мы обсуждали и такую пробему: нужны ли переводчикам редакторы? Вот мнение Н. Л. Трауберг: “В хороших издательствах, например в “Худлите”, работали хорошие редакторы, такие, как Шахова или Шмидт. Виктор Ашкенази из “Иностранной литературы” — замечательный редактор. Все переводчики иногда пишут глупости. Хороший редактор орлиным взором окидывает проделанную нами работу. Когда я переводила Грина, то вместо “чехла для грелки” написала “футляр”, а вместо “зерен” — “бобы”. Витя эти ошибки тут же исправил. А во многих издательствах нет редактора, и если я не замечу свою ошибку, то она будет кочевать из книги в книгу”. Но А. С. Богдановский считает, что “добросовестный переводчик может обойтись без редактуры. Никто лучше его не знает потаенные, “нутряные” моменты текста. Ведь можно самому на две недели от него отойти, а потом вернуться и что-то поправить. Для начинающего человека страховка нужна, а для матерого — не уверен”.
“ИЛ”. Ваша книга представляет полифонию мнений по многим вопросам, есть в ней случаи из практики, а также их теоретическое осмысление. Это своего рода исторический документ, попытка зафиксировать состояние русского перевода на рубеже XX-XXI веков. Но вы беседуете с переводчиками в первую очередь о секретах их ремесла, а что сможет почерпнуть из интервью так называемый “простой читатель”?
Е. К. Мои собеседники не просто переводят произведения зарубежных авторов, но и в определенной степени формируют русскую литературу завтрашнего дня. А ведь известно о переводчиках не так уж много… Эта книга не только дает коллективный портрет современного русского переводчика, но и позволяет заглянуть в отдельные творческие мастерские, показывает мастеров с “человеческой” стороны.
“ИЛ”. Обычно вы еще и фотографируете своих собеседников. Что это дает вам как журналисту?
Е. К. Голос, речь, внешность, манеры — все говорит о человеке. Время интервью бежит незаметно, я все время думаю: “Мало, надо еще!”, и только расшифровав пленку, понимаю, как, наверное, устал мой собеседник за эти полтора или два часа. Фотографирую я всегда после беседы, не хочу отвлекаться. Одна из трудностей состоит в том, что каждый человек, зная, что на него нацелен объектив, “делает лицо”, позирует. Мне нравится фотографировать собеседника в движении, когда он говорит. Но тут возможны минусы: раскрытый рот, нефотогеничная разговорная мимика. Поэтому нередко герои книги дают для публикации фото из личного архива.
“ИЛ”. Что больше запомнилось из таких встреч?
Е. К. Отдельные детали, первые впечатления. Например, квартира В. И. Когана. Вечер, за окном ноябрь, кабинет освещает зеленая настольная лампа, на стенах картины и черно-белые журнальные фотографии: Набоков, Веничка Ерофеев, Керуак, Берроуз, Гинзберг, Буковски… И такое ощущение, что эти люди — просто мне не повезло! — вышли по делам. Например, в магазин за пивом.