Рассказ
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 4, 2004
Первым препятствием на пути к достижению совершенства в искусстве женской пантомимы является переизбыток костей в голове, руках, ногах и туловище. Наилучших результатов позволяет добиться “бескостный” подход, когда плоть можно “лепить” по канонам самых разнообразных лицевых и позиционных стилей. Пантомима, исполняемая мужчиной с полным набором костей (“этажеркой”), чаще всего ходульна, невразумительна и представляет собой всего лишь жалкое подобие истинного бихевиора. В человеческом теле слишком много лишних костей, мешающих выявлению скрытых форм и поз, посредством которых высвобождается очистительный эмоциональный узус. Женщина, предпринявшая попытку миметизировать избыточный эмоциональный фон, опираясь при этом на природный набор костей, обречена на неудачу. И только мимостиль, основанный на “сокращенном костяке”, может эффективно способствовать достижению душевного благополучия.
Чаще всего наличие и местоположение излишних костей (мезги) в женской голове определяют путем долговременного (месяц и более) простукивания ее поверхности лицевым молотком, причем стиль работы молотком должен быть скорее беспокоящим. Обрабатывая молотком одни и те же участки xthtgf, мы постепенно размалываем излишний костный субстрат, большая часть которого расположена в теменной и затылочной части, каковой и выводится затем из организма естественным путем со слезами, слюной или потом. Любая кость, от которой можно избавиться таким образом, не является жизненно важной: она всего лишь временная скорлупа, чьи оковы следует сбросить.
Малокостная женщина, способная набрать как минимум семь фунтов дополнительной лицевой массы, не увеличивая при этом веса остального тела, не нуждается в удалении головных костей. Дополнительная лицевая плоть, как правило, необходима даже самым пластичным из мимов, работающим в “пластилиновом” или “блинном” стиле. Вероятно, наиболее действенным способом локального ожиривания лица на сегодняшний день остается употребление сливок по норме не менее одного галлона в день. Другой рекомендуемый способ связан с перемещением жира с иных, более насыщенных участков тела, таких, как бока и бедра. При этом жир методом агрессивного массажа возгоняется вверх по туловищу и далее в голову, после чего шею стягивают жгутом до тех пор, пока жир не “схватится” и не сформирует естественные пласты в щеках и вокруг глаз.
Если оставить в стороне эти довольно трудоемкие методики, применимые только к маленьким женщинам, любая женщина может добиться существенного сокращения костного субстрата, пожертвовав несколькими фунтами мелких костей в руках и ногах, парой ребер, кое-каким излишним материалом в районе позвоночника (“шток”), коленными чашечками и отдельными фрагментами обеих лопаток. От этих костей, уже разломанных, измельченных и перемолотых, безопаснее всего избавляться через специальную зону костесброса, которую формируют в районе грудины.
Операции по удалению других костей более рискованны, но тем существенней обретаемая взамен мимическая адаптивность. Удаление части челюсти позволяет женщине исполнять пантомиму “головастик”,которая оказывает успокаивающее воздействие практически на любую эмоцию, но прежде всего на чувство зависти. Из бескостных рук можно сплести великолепные тенеформы и силуэты, что позволяет исполнять “курочку” и “водопад”. Репертуар безруких мимов Джеральдины включает “флюгер” и “слона”, не говоря уже о “безрукавке Джона Хенри”. Поскольку лишними можно смело счесть все зубы за исключением двух передних, удаление оных позволит вам исполнять гортанные мимы и мимы из серии “чужой язык”, совершенно незаменимые при состояниях эмпатии и благоговейного трепета.
Конечно, столь радикальная автохирургия может показаться чересчур серьезным испытанием, но тем приятнее вам будет узнать, что избыточные кости, разломанные и измельченные, вовсе не обязательно удалять из организма; их можно перевести под кожей в район брюшины или затолкать круговыми движениями в аутентичные массивы плоти на ягодицах, где костная масса может храниться долгие месяцы, при условии, что ягодицы будут регулярно массироваться и вымачиваться в воде. Восстановление костей по прежнему местоположению — процесс элементарный: нужно просто-напросто протолкнуть их под кожей в исходную область и затем фиксировать при помощи особой телесной струбцины, так называемого hеставратора, который неделю или около того носится под специальным нательным бельем из плотной хлопчатобумажной ткани, пока кости снова не приживутся и не восстановят свои изначальные функции.
Что мне делать с костями после того, как я их удалила?
Если после удаления костей из тела у вас осталось достаточное количество твердой костной массы, из нее следует вырезать бихевиор-свисток, или телесную флейту. Музыка, исполняемая на инструменте, изготовленном из элементов собственного тела, поможет женщине лучше справляться с эмоциями, переживать стрессовые ситуации, а кроме того позволит ей познакомиться с ощущением так называемого временного коллапса, которое помогает избавиться от чувства верности и привязанности к вещам и людям. Мелодии телесной флейты могут использоваться также и для того, чтобы остановить чужое движение, чтобы заставить другого человека заснуть, заплакать или причинить себе увечье — в зависимости от репертуара.
Зверомимы
Представляется вполне естественным, что мимическое изображение зверя (обманка) создает соответствующий внутренний настрой, приводя чувства в усеченное, “животное” состояние. Большинство людей, в том числе и женщины, регулярно и неосознанно миметизируют животных. Женщина-мим (“тихая Глэдис”), которой хочется обуздать собственные чувства, вполне может воспользоваться каким-нибудь из популярных каталогов звериного поведения, скажем, “Библией бихевиора”, и за счет тонко подобранных к повседневности зверодействий расширить спектр так называемого человеческого поведения, каковое вынуждена демонстрировать женщина, чтобы аранжировать основные задачи типа ходьбы, плавания, чтения и говорения разнообразными животными бихевиорами: топотом, мяуканьем, почесыванием, взбрыкиванием, ляганием, пыхтением, шипением, подкрадыванием в траве. Всякая женщина должна сама решать, какие животные представляют именно те модели бихевиора, которые ей прежде всего необходимо в себе подавить — или вовсе от них избавиться. В мире теперь столько разных зверей, а история бихевиора стала настолько богатой, что женщине не составит труда найти именно то животное, которое соответствует ее эмоциональному сюрплюсу (демоническому знаменателю); впрочем, поиски подходящего животного лучше всего начинать на старой доброй американской ферме.
Моя зверомимическая практика целиком строилась на твари, известной под названием “лошадь”. Я всячески пыталась усвоить лошадиные позы и манеры — рысь, галоп, кентер, умение есть из торбы, встряхивать “гривой”, взбрыкивать, когда меня знакомят с новыми людьми, — включая овладение изощренными навыками ржания и храпа, в которых я упражнялась при всякой возможности, пока не научилась самым естественным образом вводить эти звуковые комплексы в повседневную речь так, чтобы окружающим казалось, будто я всего лишь громко прочистила горло — подобного рода лошадизмы требовали от меня такого внимания, что к концу дня во мне физически не оставалось ни одного живого, сколь-нибудь осознанного чувства, а мое мятежное сердце, забыв обо всем прочем, превращалось в простенький насос. Может статься, что главный итог зверомима — та неимоверная усталость, каковой добиться иным способом попросту невозможно. Даже наблюдать за зверем утомительно. Подражать ему — смерти подобно.
Мои самые ранние воспоминания об отце связаны с собачьими пантомимами; затем настало время “волчьего” бихевиора, который сделался неотличим от его естественного поведения: он настолько проникся родительскими чувствами, что почти совсем перестал заходить в дом, стал злобным и раздражительным и слонялся целыми днями во дворе. На собачьей стадии утро в нашем доме в Огайо начиналось с того, что отец принимался бегать под дверью моей спальни, рычать, скрестись и лаять; он скулил, он выл, он издавал душераздирающие звуки, а иногда скрежетал зубами так, словно пожирал кусок сырого мяса. Время от времени он и впрямь изображал, что ест меня. Если я, еще толком не проснувшись, едва переставляя ноги, подходила к двери, чтобы выяснить, что там за шум, он уносился прочь, и, открыв дверь, я обнаруживала всего лишь пару свежих царапин, потеки слюны и странный запах, исходивший от темного и твердого комочка кала. Стоило мне вернуться в постель, и он снова оказывался тут как тут, лаял хриплым отцовским лаем и скребся в дверь, а потом принимался скулить и бросаться на нее всем телом.
Мама выбрала себе в качестве зверя некое странное существо, в котором я была способна угадать разве что другую женщину, куда старше ее, может быть, ее же собственную мать: скрюченную, печальную, а иногда и вовсе как бы отсутствующую. Это была тихая мимодрама с почти незаметными на первый взгляд элементами стиля, самая изысканная имитация бихевиора, которую мне когда-либо доводилось наблюдать: долгое и неподвижное, изо дня в день, сидение у окна, элегантная манера закрывать лицо руками, череда глубоких вздохов, которые, казалось, вот-вот претворятся в членораздельную речь, но — увы, губам никак не удавалось принять нужную форму, чтобы вылепить из воздуха слова.
Есть ли такие вещи, которых не следует изображать?
Вполне очевидно, что наиболее опасной формой демонстративного миметического поведения является попытка передать человеческие чувства. При неосознанном мимозисе эмоциональных состояний, таких как плач, смех, сомнение или содрогание от испуга, даже в тех случаях, когда это делается в шутку, словно бы задаваясь вопросом: “а не забавно ли будет, если я и впрямь что-то почувствую?”, в качестве единственного действенного антидота выступает исполнение мима “ничего”, неподвижной позы, каковую следует принять под открытым небом не менее чем на сутки, в течение которых от женщины требуется ничего не делать, решительно ничего, пока вызванная мимом эмоция сама собой не сойдет на нет. Опасность миметизированной эмоции состоит в том, что разница между намеренно изображаемым чувством и чувством настоящим крайне невелика и может вовсе исчезнуть в любой момент; в отдельных случаях притворное чувство бывает даже сильнее настоящего, наносит более глубокие раны и длится значительно дольше. В этих случаях предписывается мим “ничего”, в любую погоду и в обязательном сочетании с чехлом чувств размера А (в полный рост), поверхность которого фиксирует эмоциональное состояние женщины.
Эротомимозис
Имитация полового акта (“швейная машинка”), исполняемая без другого человеческого тела и/или другой основной опоры, позволяет избавиться от чувства замешательства или сомнения. Если я не уверена в том, что способна справиться с какой-либо задачей, исполнение эротомимозиса (в особенности “полноприводной швейной машинки” и “залпа из всех орудий”) обычно устраняет сомнения и возвращает меня к жизни с обновленным чувством уверенности в себе и собственной значимости.
Обычно я встаю, широко раздвинув ноги, возле стола, который доходит мне до талии. Одна рука заведена за спину и согнута в локте для удержания равновесия, другая лежит на столе (стиль “армейский перепихон”). По счету “три” я начинаю совершать движения тазом, сначала медленные, ритмичные, с мощным досылом бедрами на последнем этапе, как будто я по пояс увязла в густом пудинге. Ягодицы напряжены и подобраны, спина выгнута. Заняв идеальную эротомиметическую позицию, я перехожу к “тремору”, то есть к серии коротких и быстрых ударов, затем отступаю и “тяну резину”, замедлив движение почти до полной остановки, после чего совершаю очередной полный мах (“двуручная пила”); время от времени я отрываюсь от стола и, выдержав довольно долгую паузу, “колеблюсь” на пороге, что подразумевает необходимость несколько раз привстать и опуститься на цыпочках (это движение иногда называют “выгляни в окошко”), чтобы затем снова вернуться к базисному чередованию ритма глубоких ударов и тремора, а также отбива, увертки и рывка. Этот стиль применим и при подъеме по лестнице, хотя обе руки тогда заняты — ими надлежит опереться о перила (“гражданка”). Если вы практикуетесь возле стены, можно прислониться к ней плечом,а руки сцепить за спиной (“джентльмен”). Естественно, каждый человек должен сам подобрать себе аутентичный эротомим, основанный на первичном жесте, вызывающем сексуальное удовлетворение. Если позволяют средства, можно воспользоваться услугами трах-инструктора. Если акт проникающего совокупления не является для вас первичным сексуальным жестом, мим следует соответствующим образом видоизменить. Весьма полезны в данном случае парадигмы вязания и домашней суеты. Мне приходилось видеть женщин, исполнявших элегантный “мим исчезающего свитера”, изощренную “сотейницу”, полный сложных извивов “хулахуп”, а также “проснись и пой” — поразительно мрачный и вялый сексуальный стиль, который неизменно меня расстраивает; сдается мне, все эти миметические акты были основаны на личном сексуальном опыте — если судить по легкой дрожи, время от времени пробегавшей по лицу исполнительниц, а также по вымученным попыткам сохранить полную сосредоточенность на исполняемой мимодраме. Существуют тысячи способов изобразить человеческое соитие — взбивать воздух бедрами, не говоря уже о множестве не менее полезных зверостилей, однако женщине ни в коем случае не стоит впадать в отчаяние, если ее индивидуальный модус соития непривычен для стороннего наблюдателя или не принят в современном обществе, если он требует усложненной и радикально инновационной телесной техники, способной испугать присутствующих, которые могут принять данный эротомим за эпилептический припадок или системный бред. Натянутое и неискреннее исполнение консервативного эротомима еще никому не приносило пользы — и никого не могло ввести в заблуждение. С каждым годом все большее число женщин в минуту сомнений останавливается в круговерти обыденных забот и дел, чтобы наскоро смиметизировать свой неповторимый, глубоко личный миг оргазма — какой бы неуместной не казалась им поначалу подобная выходка и скольких бы сил она не потребовала, — благодаря чему они наново набираются решимости и воли идти в этот мир с открытым забралом.
Прощальный мим
Прощальный мим — быть может, самая терапевтически действенная из всех доступных на настоящий момент техник имитации бихевиора, хотя, с другой стороны, само понятие терапии включает в себя перспективу некоего облегчения, освобождения, являющегося одной из неизменных навязчивых идей среднестатистического американца, вследствие чего поддаваться ей нельзя ни в коем случае, а потому и обращаться с этой формой имитационного бихевиора надлежит осторожно. Если при исполнении прощального мима вас охватит слишком сильное “чувство благополучия”, мим следует немедленно прекратить., Прощальный мим, если не вдаваться в подробности, подразумевает создание “воображаемых врагов”, которых затем надо “убивать” воображаемым оружием, душить, топить или уничтожать любым другим способом, который изберет женщина, решившая “попрощаться”. Функция убийства, самый распространенный в нашем мире бихевиор, к сожалению, доступна далеко не всем женщинам, для большинства она чревата уголовной ответственностью. Однако, судя по всему, редукции любовного чувства, хотя бы в самой необходимой мере, можно добиться исключительно через мимозис насильственного умерщвления лиц, включенных в орбиту женского самосознания: отцов, братьев, так называемых любовников, незнакомцев. С воображаемыми дубликатами всех этих врагов или, иначе говоря, с эквивалент-манекенами женщина может обращаться так, как ей вздумается, давая полную волю врожденной агрессии — избивать их, пинать, расстреливать, протыкать насквозь, — что приводит к оттоку чувства близости (“привязанности”), от которого иными способами избавиться практически нельзя. Исполнять прощальный мим следует в специально отведенном “умертвилище”, где ничто не будет препятствовать свободной вокализации акта и где всегда под рукой широкий выбор оружия. Женщина должна убивать таким образом своих отцов, братьев, друзей и приглянувшихся ей незнакомцев всякий раз, как только всерьез даст о себе знать ловушка привязанности.
С другой стороны, в тех случаях, когда в теле женщины начинает слишком громко заявлять о себе персональный показатель стыда (ППС), что можетпривести к нежелательным рецидивам раскаяния или даже к попыткам принести свои извинения, применяется весьма небесполезный мим самоубийства (“плотник”), который, если практиковать его достаточно часто и с хорошей самоотдачей, способен в буквальном смысле слова заглушить нежелательные чувства. Исходя из собственного опыта, я бы посоветовала исполнять этот мим, так сказать, “арпеджио”. Для достижения желаемого результата рекомендую в быстром темпе сымитировать множество последовательных самоубийств: стреляться, вешаться, резать себя ножом — и всякий раз миметизироватьсостояние смерти. Отдельные женщины могут предпочесть “шекспиризацию” момента умирания и растянуть его на целый день, тогда как другие, преследуя аналогичную цель преодоления чувства стыда, избирают стиль “мультик”, в их случае более действенный.
Оборудование и снаряжение
Идея женской пантомимы подразумевает жизнь, не обремененную предметами, так что какое бы то ни было оборудование само по себе выглядит парадоксом, от коего, за вычетом двух или трех исключений, следует отказаться в пользу чистой мимостетической жизни, принципиально неизменной в любой точке мира. Хотя некоторые женщины предпочитают носить в течение всего периода дневной активности чехол чувств размера А и антиэмфатический чулок, я воспринимаю склонность к такого рода пышным одеяниям как откровенное проявление высокомерия, как беззастенчивое хвастовство достигнутым уровнем самоконтроля, оскорбительное для лиц, пока еще не нашедших в себе сил справиться с пагубной привычкой к эмотивности и чрезмерной экспрессии.
Однако для достижения предельного совершенства в женской пантомиме абсолютно незаменима одна вещь, а именно коррекционное зеркало в полный человеческий рост (“транслятор”), которое служит мимизирующей женщине окном в иной мир и самыми невероятными способами искажает каждое ее действие: оно “девичит” ее, придавая ей более нежный вид, “мужичит” ее или старит, оно присваивает ее движения, а потом, через некоторое время, проигрывает их заново на фестивалях бихевиора, оно задает зеркальный образец самых отточенных жестов и поз, лекало, по которому женщина может лепить свое тело после того, как закончит упражняться в бихевиорах.
Причинит ли вам боль попытка изобразить собственного отца?
Мимезис члена вашей собственной семьи (“засада”) может создать весьма интересный бихевиор-минус, который способен длиться едва ли не бесконечно, особенно в тех случаях, когда семья в состоянии работать как единая команда, мимизируя бихевиоры друг друга (“цифра восемь”) в реальном времени и постоянном режиме, меняясь ролями на всем протяжении многотрудного периода меж двух сеансов сна. Камуфляжный мим имеет место, когда сразу несколько членов семьи внезапно начинают имитировать одного и того же человека (“ярмо собачье”): к примеру, родители принимаются миметизировать собственного сына и, с одной стороны, не прекращают этого занятия ни на минуту, а с другой -не признаются в этом; подобная ситуация именуется чрезмерным мимом или “любовью” и может спровоцировать продолжительный бихевиор-минус в том мальчике, которого имитируют, особенно если он отзывается на имя Бен Маркус. Чрезмерный мим освобождает мальчика от необходимости быть самим собой, поскольку все его бихевиоры с успехом покрываются действиями родственников. Он может наблюдать за игрой своих родителей, изображающих его до тех пор, пока юные разум и сердце не сделаются настолько тихими и незаметными, что рано или поздно подростка вообще перестанут замечать, и он, не привлекая к себе чьего бы то ни было внимания, сможет покинуть сей видимый мир.