Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 3, 2004
Меир Шалев. «Эсав». Перевод с иврита Рафаила Нудельмана и Аллы Фурман. СПб.: «Ретро», 2002
В прошлом году автор «Русского романа» израильский писатель Меир Шалев (р. 1948) впервые побывал в России — стране, откуда в начале ХХ века перебрались в Землю обетованную его предки. Поводом для визита стал выход в свет книги «Библия сегодня» (Перевод с английского И.Гуровой. М.: Текст, 2002), в которой Шалев препарирует ветхозаветные сюжеты, попутно иронизируя над классическими комментариями к Танаху (24 книгам Святого писания) средневекового раввина-мудреца Раши. Как могла появиться в Израиле книга, чье название имеет сходство с «Библией для верующих и неверующих» Емельяна Ярославского, ведь любая свободная интерпретация библейских сюжетов обычно вызывает противодействие со стороны приверженцев канона практически в любой точке земного шара? Дело в том, что за последние десять-пятнадцать лет мироощущение израильских интеллектуалов изменилось. Трудно сказать, что повлияло на это в большей степени. Быть может, непрекращающаяся алия — приток переселенцев из разных стран мира, превращающий землю Израиля в нерегулируемый перекресток разных культур. Так или иначе, нынешние израильские писатели, как правило, демонстрируют единство по двум позициям: они не признают веру отцов и стремятся к мирному урегулированию конфликта с палестинцами.
Роман «Эсав» имеет название куда более вызывающее, чем «Библия сегодня». По книге Берешит (Бытие) Эсав (Исав) — внук Авраама и сын Ицхака (Исаака), уступивший Якову (Иакову) свое первородство. Иудей не может назвать своего ребенка Эсавом хотя бы потому, что внуком его был Амалек (Амалик), напавший на евреев при выходе из Египта, так же как христианин не назовет его Иудой. Таким образом, ортодоксальный еврейский читатель изначально видит перед собой закрытую дверь с табличкой «Вход запрещен», а читатель, не обремененный догмами, волен трактовать роман по-своему, в зависимости от своей дотошности, степени литературной подготовленности, вкуса и желания.
Роман Шалева — это прежде всего история одной семьи. Иерусалимец в пятнадцатом поколении Авраам Леви знакомится с крупной светловолосой девушкой из Астраханской губернии Сарой. Она рожает ему детей-близнецов, одному из которых родители дают имя Яков, а второму… конечно не Эсав. В день иерусалимского землетрясения они бегут из города, угнав повозку греческого патриарха, и обустраивают свою жизнь в маленьком поселении: сооружают большую глиняную печь, которая должна положить начало будущей пекарне Авраама Леви. Дети между тем растут — им пора в школу. Вот только хорошо учиться мешает плохое зрение. Скромный достаток семьи приводит к тому, что близорукие близнецы получают одни очки на двоих. Они достаются Якову, отчего тот становится эмпириком, брат же изучает мир по книгам, хранящимся у странного библиотекаря Ихиэля. Время идет — дети взрослеют, и их дороги все больше расходятся. Это не мешает им полюбить одну и ту же девушку — Лею. Но обладающий первородством Яков знает всю свою жизнь наперед, ибо тот, «кто знает, что для него хорошо, не нуждается в экспериментах». Потому и берет Яков Лею в жены. Как и в Первоисточнике, мать, в отличие от отца, больше любит Якова и проклинает второго сына, который уезжает в Америку и живет там долгие годы вдали от родного очага. Вернувшись на родину пятидесятилетним одиноким человеком, он уже не находит своего дома: мать давно умерла, отец состарился и серьезно болен, родной брат стал чужим, а Лея впала в многолетний летаргический сон. Единственный человек, продолжающий связывать его с прошлым, — это дочь Якова и Леи Роми.
Роман Шалева — это роман о любви, которая кажется настоящей только в воспоминаниях, ведь даже реальная любовная связь героя с племянницей становится неизбежной лишь благодаря тому, что Роми напоминает ему и ушедшую мать, и уснувшую возлюбленную. О любви Меир Шалев писать умеет, что оценили в Вероне, присудив писателю премию «Scrivere per amore» («Писатьрадилюбви»).
«Эсав» — это роман о повседневной жизни израильтян, шумной и непредсказуемой в Иерусалиме, тихой и размеренной в небольшом еврейском поселении на севере страны. Впрочем, фантазия автора преображает реальность по своему усмотрению, и она подчас становится похожей на снимки, сделанные в студии иерусалимского фотографа Дадурьяна, рядящего клиентов в одежды разных народов, наделяющего личинами разных людей. Так и появляются в альбоме Шалева фотографии австрийской принцессы Рудольфины, британского кавалерийского офицера Артура Спини, киномеханика-итальянца Сальваторе Бенинтенди, странной пары американцев «мистер энд миссис Чарльз Глидден оф Бостон». Самое время отдать должное переводчикам — Рафаилу Нудельману и Алле Фурман, которые превратили причудливое языковое варево из иврита, ладино (языка североафриканских евреев), идиша, турецкого, английского, арабского, французского, итальянского в лакомое блюдо для русскоязычного читателя и, ко всему прочему, снабдили его двумя рецептами переваривания незнакомых слов — с помощью внутритекстовых пояснений и словаря в конце книги.
Роман Шалева — это своеобразный ребус. Как-то сосед семьи Леви Бринкер случайно откопал на своем винограднике античную мозаику с изображением красивой молодой женщины. Проследивший за соседом Яков разобрал ее, сложил в мешок и подарил Лее. Девочка составляла из разноцветных камней изображения цветов и птиц, а однажды у нее даже получился «один симпатичный парень», но она не могла в точности воссоздать задуманный художником образ. Меир Шалев разъединил, распределив по всему тексту, элементы своей мозаики. Их видно невооруженным глазом. Самые заметные «камни» — из Танаха.
Библейский отец близнецов Исаак в старости ослеп, потому не распознал в Исаве Иакова, облаченного в овечью шкуру. Авраам Леви всю жизнь спит с открытыми глазами, чтобы не допустить обмана. Не потому ли вопрос о первородстве между братьями решается дележом единственных очков? Библейский Исав был охотником и отличался остротой зрения. Герой романа, близорукий, как и его брат, считает, что «нечеткое зрение — самое подходящее зрение для человека культуры», и отнюдь не потому, что пекарю не нужно видеть дальше конца своей лопаты. Это возможность запечатлять в памяти только то, что ты захочешь.
Для хорошо знакомого с мировой культурой Шалева Танах не может быть единственным источником, и потому в мозаичное панно вставлены «камешки» меньшей величины. Это явные, скрытые, вымышленные цитаты из великих книг, книг известных, малодоступных и несуществующих вообще. Признание автора-героя, что он иногда сам уже не помнит, что цитирует, не мешает нам узнавать Данте, Рабле и Шекспира, Филдинга, Флобера и Анатоля Франса, англоязычного Набокова и Набокова русскоязычного.
Наконец, самые мелкие фрагменты большой мозаики находятся во вставных новеллах, главным образом в первой — «Князь Антон и служанка Зога (вымышленный рассказ о людях, которых не было)» — о рождении, путешествии в Иерусалим и смерти австрийского князя Антона. Эти новеллы, в свою очередь, также являются пазлами, включающими в себя помимо вышеназванного отсылки к еще одному «первоисточнику» — самому тексту «Эсава».
Никому так и не откроется, как на самом деле зовут героя-повествователя. Меир Шалев умышленно оставляет несколько «теорем Ферма», ибо только автору-конструктору дозволено знать, как в точности выглядит составленная им мозаика. Читателю вряд ли суждено сложить из разноцветных камней изображение прекрасной женщины, но, как когда-то у Леи, наверняка получится хотя бы один «симпатичный парень». Если читатель любит головоломки.
Если же нет, можно просто читать в свое удовольствие, даже не пытаясь вступать в игру, особенно если поверить автору, утверждающему, что «все эти истории проще, чем они выглядят».
Дмитрий Дмитриев