Сергей Ромашко
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 2, 2001
Вера, факты и воображение
Сергей Ромашко
Давид Флуссер. Иисус, свидетельствующий о себе.
Перевод с немецкого Константина Мамаева.
Серия «Биографические ландшафты». Челябинск, Урал LTD, 1999.
В ряду биографических сочинений, представляющих собой русский вариант серии, уже в течение нескольких десятилетий с успехом издаваемой немецким издательством «Ровольт», книга об Иисусе безусловно занимает особое положение. Позитивистский настрой серии, в которой жизнь той или иной личности представлена по возможности через документы (тексты и изображения), а авторский текст биографа словно только дополняет их и служит «связками» для документов, приходит в данном случае в противоречие с объектом исследования.
Дело, разумеется, не только в том, что документальные свидетельства об Иисусе во многих отношениях сильно ограничены (например, мы не располагаем изображением Христа, не знаем ничего о большей части его жизни). Возникает принципиальный вопрос: можно ли строить объективное жизнеописание личности, если практически все документы, ее касающиеся, представляют собой проявления веры, поскольку и сама жизнь Христа была для тех, кто эти документы создавал и хранил, предметом веры?
Давид Флуссер эту проблему прекрасно сознает и не случайно начинает свою книгу именно с этого — с возможности найти объективность в вере. При этом он достаточно убедительно доказывает, что поскольку именно личность Иисуса послужила основанием веры, то и свидетельства веры в данном случае — точны и касаются сути дела, в то время как свидетельства сторонних наблюдателей, если бы они были доступны нам в достаточно большом объеме, дали бы не так уж много.
Начиная с эпохи Просвещения, данная проблематика занимает умы не только теологов и историков (которым она принадлежит, так сказать, по роду профессии). Она вторгается в область философии и идеологии — здесь первой значительной фигурой был Гегель и левогегельянцы (кстати, это обстоятельство совершенно незаслуженно исключено из книги Флуссера). И в то же время Христос как личность постоянно оказывается в поле зрения поэтов и художников. Художники, собственно говоря, были первыми, кто вообще столкнулся с неизбежной необходимостью изобразить Христа — просто потому, что иначе картину создать нельзя. Но и литература, правда, со значительной задержкой, вышла на рубеж, где реальный Христос, жизненная ситуация Иисуса должны были быть конкретизированы, стать ощутимыми, переживаемыми так же, как и другие жизненные истории.
Можно, конечно, сказать, что Иисус литературы, вплетенный в повествование с другими, в том числе и полностью вымышленными персонажами (как это происходит, например, в «Мастере и Маргарите» Булгакова, романе, остающемся, пожалуй, самым значительным явлением такого рода), — совсем не то, что реальная историческая личность Христа. Но и оставляя в стороне разного рода «промежуточные» случаи, вроде беллетризированной историографии (в духе Ренана), нельзя не признать, что даже самая строгая научная реконструкция невозможна без участия воображения. Как, впрочем, и без определенного эстетического подхода. Так что приведенные в конце книги — в числе других цитат — слова Новалиса о том, что жизнь Христа представляет собой поэму, имеют далеко не только символический смысл. Как и сожаление Ницше, что рядом с Иисусом не оказалось своего Достоевского (впрочем, так оно чаще всего и бывает).
Книга Флуссера сосредоточена на реконструкции совершенно определенной стороны жизни Христа: на окружавшей его иудейской среде. «Для того чтобы понимать Иисуса, необходимо знание современного ему иудаизма», — эти слова из предисловия очень точно характеризуют позицию автора. Позиция эта не нова, и в настоящее время существуют подробные своды иудаистских параллелей к евангельским эпизодам. Известно и то, что многие высказывания Христа обретают удивительную ясность, стоит только «перевести» их на арамейский — язык, на котором учитель и говорил с апостолами.
Флуссер достаточно подробно и в то же время вполне доступно для неспециалиста рассматривает исторические обстоятельства происхождения Иисуса, начало его вероучительской деятельности, его отношения с представителями религиозной традиции (это касается, в частности, многочисленных запретов и предписаний, постоянно всплывающих в евангельских повествованиях), с фарисеями (которые были гораздо сложнее, чем это обычно полагают; так, были моменты, когда фарисеи становились на защиту ранних христиан). Подробно разбираются основные понятия проповедей Иисуса — любви и морали, отношения веры и власти. Автор очень наглядно характеризует Иерусалим евангельского времени, что позволяет лучше представить себе последние дни жизни Иисуса и обстоятельства его смерти. Обстоятельства эти автор разбирает подробно, нередко отходя от традиционной версии событий (например, он считает, подкрепляя это аргументами, что никакой синедрион Иисуса к смерти не приговаривал, а фарисеи протестовали против ареста и казни Иисуса).
Книга Флуссера — наглядное свидетельство того, что ни личность Иисуса, ни происхождение христианства не могут быть полноценно поняты без обращения к религиозной и социально-культурной ситуации Палестины двухтысячелетней давности. В то же время исследование заставляет задуматься о том, что при всех своих конкретно-исторических корнях христианство «невыводимо» из иудаистской традиции и что уникальность христианства состоит именно в его общечеловеческом потенциале, который и привел к его широкому распространению.
Впрочем, позитивистская сдержанность текста Флуссера вполне «уравновешивается» текстами приложений к русскому изданию, которые носят скорее медитативный характер. Здесь помещены, помимо апокрифического евангелия от Фомы, размышления о личности Иисуса, принадлежащие С. Кьеркегору, Свами Вивекананде, Ошо (Багвану Шри Раджнишу), а также редактору-составителю всей серии, в которой вышла книга, Н. Болдыреву. Все они в своих рассуждениях выходят далеко за пределы древней Палестины, причем три последних текста указывают на «азиатскую» перспективу Иисуса. Наиболее радикален Ошо, прямо утверждающий, что Иисус провел молодые годы в Египте и Индии, где прошел курс обучения мистическим дисциплинам. Этот текст, более похожий на проповедь, бессмысленно разбирать с точки зрения научной аргументированности: религиозное вероучение, а Ошо был именно вероучителем, должно рассматриваться в совершенно определенной перспективе, отличной от перспективы исторического сочинения. Однако многое в мыслях Ошо заставляет задуматься; например, почему, в самом деле, евангелия ничего не говорят о пути, которым шел Иисус к учительству (в Индии и на Дальнем Востоке именно путь учения, совершенствования — один из основных мотивов подобной биографии) — Иисус сразу появляется как «готовый» учитель без всякой предыстории (схема, кстати, повторяется затем в христианской агиографии).
Книга плавно «закругляется» текстом отца Александра Меня «Иконография Христа и загадка Туринской плащаницы». Постоянно трудившийся над гармонией знания и веры Александр Мень и здесь аргументированно и с изящной неторопливостью подводит читателя к мысли, что подлинный облик Иисуса нам все же доступен — и через анализ исторических данных, и через иконографическую традицию, восходящую, по-видимому, к образу, сохраненному плащаницей. Эта статья служит достойным завершением интересной и познавательной книги.