Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 12, 2001
Ромен Гари: жизнь еще впереди?
Открытый для русской читающей публики нашим журналом, который сначала опубликовал (в Библиотеке «ИЛ», 1988) «Жизнь впереди», книгу, изданную под псевдонимом Эмиль Ажар, а затем напечатал «Обещание на рассвете» (1993, № 2), Ромен Гари вот уже десяток лет остается одним из самых популярных в России западных писателей, и каждую его новую публикацию ждут, предвкушая литературное событие. Не всегда эти ожидания оправдываются, однако интерес к Гари все равно высок и устойчив. А восприятие его произведений аудиторией на редкость разнообразно. Тут и неумеренный восторг, и скепсис, и чувство разочарования, и уверенность, что этот писатель еще по-настоящему не прочитан, не оценен.
Можно сказать, что в нашей стране, с которой он генетически связан, Гари нашел свою вторую родину, причем наиболее горячий отклик его книги встречают у молодых читателей. Представляя еще одну книгу из наследия французского автора, редакция «ИЛ» решила познакомить читателей с суждениями о Гари, которые принадлежат начинающим критикам. Все они студенты или недавние выпускники Российского государственного гуманитарного университета, участники семинара по сравнительному литературоведению под руководством А. М. Зверева.
Мария Табак
«Обещание на рассвете» — сюжет и жанр
Популярность Ромена Гари как на Западе, так и в России вряд ли может быть объяснена какой-то одной причиной. Одних привлекает разнообразие тем, жанров и стилей романов Гари, других — история с двумя Гонкуровскими премиями. Третьим любопытно сравнить романы, написанные Гари на французском и английском языках. Четвертые находятся под впечатлением от биографии этого человека — писателя, летчика и дипломата. Личная жизнь Ромена Гари очень тесно переплетена с творчеством. Женат он был дважды: первый раз — на писательнице Лесли Бланш (прототип главной героини романа «Леди Л.»; затем она была консультантом Питера Устинова, экранизировавшего роман; в главной роли снялась Софи Лорен), второй — на голливудской актрисе Джин Сиберг, покончившей с собой в 1979 году. История этого брака была странным образом предугадана им в «Цветах дня».
Писатель публиковал свои книги под несколькими псевдонимами: Ромен Гари, Эмиль Ажар, Люсьен Брюляр, Фоско Синибальди и самым впечатляющим — Сатана Бога. В 1980 году Гари покончил с собой, сделав это весьма театрально. Накануне самоубийства он позвонил первой жене и сказал: «Я неправильно разыграл свои карты». Оставил записку: «Никакого отношения к Джин Сиберг. Ревнителям культа разбитых сердец обращаться по другому адресу». Сразу вспоминается и его весьма странное высказывание в интервью «Ночь будет спокойной»: «Начнем с того, что мой сын еще слишком юн для того, чтобы меня понять, для того, чтобы я мог говорить с ним обо всем этом. Когда он сможет понять, меня уже не будет. Он потом прочтет» (1974 год — писателю в это время шестьдесят лет, его сыну Александру-Диего — одиннадцать).
Роман «Обещание на рассвете», быть может ключевой текст Гари, был написан в 1960 году. В большей части словарей и энциклопедий роман назван автобиографическим. Насколько справедливо такое определение?
С одной стороны, в романе присутствуют канонические признаки жанра автобиографии: налицо «акт преодоления уходящего времени, попытка вернуться в собственное детство, юность, воскресить наиболее значительные и памятные отрезки жизни — как бы прожить жизнь сначала», и «стремление осмыслить прожитую жизнь как целое, придать эмпирическому существованию оформленность и связность» (Литературный энциклопедический словарь). «Обещание на рассвете» — история становления личности, попытка понять себя и окружающий мир, борьба с обстоятельствами («…я смотрю на жизнь как на грандиозную эстафету, в которой каждый из нас, прежде чем упасть, должен передать дальше свой вызов — вызов уделу человека…» {{ Здесь и далее роман «Обещание на рассвете» цитируется в переводе Е. Погожевой.}}).
Однако в построении «Обещания на рассвете» есть некоторые особенности.
В центре этого «автобиографического» романа — не двойник писателя Роман Касев, от лица которого ведется повествование, а его мать, Нина Борисовская. И образ главного героя раскрывается только через ее представление о нем. Его личные интересы, вкусы, пристрастия отходят на второй план. Поэтому, как мне кажется, можно с значительной долей уверенности говорить о том, что главная сюжетная линия романа — это биография Нины. Именно поэтому повествование заканчивается практически сразу после рассказа о ее смерти. Роман «Обещание на рассвете» охватывает лишь сравнительно небольшой отрезок жизни Романа Касева и обрывается так же резко, как и начинается.
Все поступки героя — лишь исполнение воли матери. Возникает впечатление, что после ее смерти единственное, что он может, это лежать на пустынном пляже Биг-Сура, тишина которого нарушается только криками птиц да лаем тюленей, вспоминать молодость и мечтать «о какой-то первозданной нежности» (и это несмотря на все прежние карьерные успехи!). Французский исследователь творчества Гари Пьер Байяр считает главной темой романа «опыт расставания», анализ психологической ситуации расставания с любимой женщиной. Гари, предполагая, что «Обещание на рассвете» приведет в восторг фрейдистов, заранее их обезоруживает: психоаналитиков он называет «изворотливыми паразитами и душегубами» и отмечает, что больше всего его раздражает «всякое самодовольство, претендующее на полную осведомленность».
Cам Гари в эссе под названием «В защиту Сганареля» выдвигает концепцию так называемого «тотального» романа, то есть романа, объединяющего в себе самые разнообразные жанровые признаки, темы, типы героев. Причем все эти разнородные включения в пределах одного произведения должны, по мнению писателя, взаимодействовать, подменяя друг друга, порождая новые ситуации.
Пьер Байяр в книге «Он дважды был Роменом Гари» говорит о том, что в романе наряду с чертами других жанров есть признаки «родительского романа» (судьба героя задается с детства его родителями). Хотя применительно к «Обещанию на рассвете» можно говорить, как он считает, скорее о «материнской автобиографии».
Точка зрения Байяра представляется мне весьма убедительной, поскольку в определении «материнская автобиография» фокусируются все основные особенности романа. Разделение же творчества писателя на романы пикарескные и лирические (такую классификацию предлагает отечественный литературовед Р. Галимова) кажется очень условным, поскольку в том же «Обещании на рассвете», отнесенном Галимовой к лирическим романам, любой читатель может без труда найти черты романа плутовского. Достаточно вспомнить хотя бы затею Нины с «парижским модельером Полем Пуаре», роль которого исполнил актер Алекс Губернатис. Вообще, авантюры Нины, да и некоторые выходки самого Романа Касева, как, например, попытка угона самолета, заставляют вспомнить плутовской роман. Кроме того, в романе (да и в жизни Гари) есть черты сказки — ведь именно в сказках добрая волшебница обещает герою замечательное будущее, и непременно сбываются.
Содержание романа не исчерпывается историей отношений Романа с матерью. Не менее важная тема — творчество в самом широком смысле этого слова. Понятие творчества не сводится для Романа к искусству как таковому, для него творчество — это умение увидеть красоту вокруг себя, понять ее спасительную силу, помочь ей выжить. Именно поэтому с такой гордостью говорит известный писатель и дипломат о том, как он спас колибри, нечаянно влетевшую к нему в комнату, газель, в которую уже приготовился выстрелить охотник. Красота, по его мнению, способна изменить мир: «Я свято верил, что в литературе, как и в жизни, можно изменить мир по собственному желанию, вернув к его истинному назначению, представляющему собой хорошо продуманное и первоклассно созданное творение. Я верил в красоту и, стало быть, в справедливость». Более того, герой не раз рассуждает о том, что он старался строить жизнь как художественное произведение. Литература же воспринимается Романом как нечто вторичное, она — лишь один из способов создания прекрасного. Свою улыбку герой называет одним из своих «литературных, давно вынашиваемых творений». Творец — не только человек, способный увидеть прекрасное в окружающем его мире, это человек, способный увидеть прекрасное в своем прошлом. Важнейшая функция памяти писателя, по Гари, — передача слов давно умерших людей и памяти как таковой: «С новыми друзьями, появившимися у меня после войны, я только сильнее ощущал отсутствие тех, с кем продолжаю жить бок о бок. Порой я забываю их лица; их смех и голоса ускользают от меня, но это только делает их ближе». Память как способ преодоления смерти, как способ создания произведения искусства — эта тема чрезвычайно важна для Гари.
Говоря о сюжете «Обещания на рассвете», нельзя не упомянуть о «вставных новеллах». В романе есть два эпизода, которые, при желании, можно было бы напечатать как отдельные блестящие рассказы. В них — лейтмотивы всех произведений Гари. Первый (и, признаться, это мои странички) — рассказ о господине Пекельном: «добрейшая вильновская мышь», «маленький человек», одинокий и грустный, мечтает о том, чтобы великие мира сего знали о самом факте его существования. Заметим, что ему даже не важно, что его уже и на свете не будет, когда Роман вырастет и сможет рассказать всему миру о г-не Пекельном. Ему, как и матери Романа, мечтающей стать «великой актрисой», важно, чтобы о нем знали, чтобы его жизнь не прошла напрасно. Так же, как и Нина Борисовская, он верит в то, что Роман станет французским посланником, что «есть справедливость». И Роман на самом деле становится «носителем памяти» (выражение Байяра).
Другой эпизод, не менее важный для нашей темы, — история любви Романа и Валентины. Байяр видит в Валентине всевластную роковую женщину и отмечает, что такой женский тип является преобладающим в творчестве Гари. Соперничество между мальчишкой Яном, впоследствии видным деятелем компартии Польши, и русским иммигрантом Романом, впоследствии известным французским дипломатом и писателем, неожиданно возрождается через много лет.
Обе основные темы романа — тема матери и тема творчества — так или иначе связаны с «обещанием» героя. По-французски название романа звучит как «La promesse de l’aube», на русский его переводят как «Обещание на рассвете», на английский аналогично — «Promise at dawn». Вообще же «обещание на рассвете» по-французски звучало бы «la promesse a l’aube», a «la promesse de l’aube» буквально означает «обещание рассвета». Герой романа дает два обещания. Первое — матери «на рассвете жизни» — обещание «воздать ей должное, придать смысл ее жертве и однажды вернуться домой победителем в споре за господство над миром с теми, чью власть и жестокость я так хорошо почувствовал с первых шагов». Второе — читателю: обещание «кончить этот рассказ». Возможно, это обещание герой дал в буквальном смысле слова на рассвете, поскольку, когда рассказ подходит к концу, на Биг-Сур скоро должен опуститься вечер, а Роман уже «слишком давно» лежит там, «слушая, как шумит море». Если же трактовать «рассвет» в символическом плане, как начало чего-то нового, то «обещание рассвета», данное Нине, выполнено. Нина верила, что благодаря сыну станет великой драматической актрисой, что сын приведет все к «счастливому концу». Так и случилось, хотя она этого уже не видит.
Закончить хотелось бы словами самого Гари, в которых, как мне кажется, вполне объяснена природа его творчества: «Во мне проснулась жажда справедливости к человеку, каким бы жалким и преступным он ни был, которая наконец-то толкнула меня к истокам моих будущих книг, и если правда, что это стремление болезненно родилось из моей сыновней любви, то все мое существо понемногу подчинялось ему, пока литературное творчество не стало для меня тем, чем является и по сей день, в высочайшие минуты аутентичности, — лазейкой, через которую пытаешься бежать от невыносимого, возможностью отдать душу, чтобы остаться в живых».
Алиса Романова
Поэзия маргинальности
Размышляя о таком сложном онтологическом понятии, как маргинальность, в рамках которого можно рассматривать большинство персонажей Гари, следует указать и на занимаемое в жизни самим писателем особое положение — аутсайдера, чужака в разных культурных пространствах. Отвечая на вопросы Франсуа Бонди («Ночь будет спокойной»), Гари заметил: «Я от рождения принадлежу к меньшинству. В Варшавском университете я садился рядом с теми, кто в меньшинстве. Я всегда против самых сильных». Он — «гражданин мира», еврей, поляк, русский, американец, француз, воспитанный в традициях иудаизма и перешедший в католицизм. Маргинал по происхождению, Гари заговорил в своих литературных произведениях на разных языках, тем самым интегрируясь в разные культуры, адаптируясь в новой среде. Многих своих героев писатель также помещает в крайнее, предельное по отношению к конформистской реальности состояние.
Маргинальность — культурно-социальное явление, чаще всего негативно окрашенное, поскольку противопоставляется норме — социальной, физической и т. д., любое отклонение от которой воспринимается как нарушение, угроза, преступление или болезнь. Однако в произведениях Гари это понятие лишается какой-либо негативной коннотации и становится синонимом естественности, истинной сущности человеческой личности. Герои практически всех романов Гари — маргиналы различных мастей, своего рода блудные сыновья, живущие в чуждом им обществе, не ощущающие его традиций, не укоренившиеся в нем. Фоном для событий, в которые они вовлечены, служит регламентированный, конформистский мир.
Маргинальность как социальная категория и как феномен человеческого бытия — некое предельное, пограничное положение человека по отношению к какой-либо общности или культуре. Анализируя произведения Гари, условно можно выделить несколько типов маргиналов: те, кто вынужден быть маргиналом в силу своего происхождения, или социального статуса, или профессии, или этноса и т. д. Понятие маргинальности у Гари теснейшим образом связано с двумя оппозициями — норма * патология и центр * периферия. Норма или центр здесь — устойчивый, жестко структурированный, благополучный мир, «статистическая масса»: патология или периферия — меньшинство, «болевые точки» («В Париже и пригородах проживают десять миллионов человек, чье невидимое присутствие вполне ощутимо, но я иногда остро ощущаю их видимое отсутствие, и в этой отсутствующей толпе у меня разыгрывается комплекс. Испарина небытия». * «Голубчик» {{ Здесь и далее роман «Голубчик» цитируется в переводе Н. Мавлевич.}}). Мадам Роза и арабчонок Момо, персонажи романа «Жизнь впереди», относятся к социальному меньшинству, причем самому отверженному. Мадам Роза максимально отклоняется от всех норм — социальных, моральных, физиологических: она еврейка, жертва Освенцима, бывшая проститутка с незабываемой внешностью, кроме того, страдает приступами безумия — «отключками», как их называет ее воспитанник Момо. Безумен и главный герой романа «Голубчик», отождествляющий себя с удавом.
Важнейшие понятия, связанные с явлением маргинальности в творчестве Гари, — граница и предел. Голубчик находится на границе между положением аутсайдера и добропорядочного гражданина, постоянно отклоняясь в сторону маргинальности. Причем эту позицию следует рассматривать как динамичную, как выражение самого процесса перехода. С этим связана идея постоянной смены масок, идея перевоплощения, многоликости персонажей (Голубчик — удав; араб Момо — еврей Мойша, которых мадам Роза заставляет поменяться ролями, чтобы Момо остался с ней) и даже самого Гари (мистификация Гари—Ажар—Павлович). К другому типу героев-маргиналов можно отнести тех персонажей, которые стремятся преодолеть собственную инакость с целью реализовать себя в ином качестве: маленькому Момо очень хочется жить в семье и обрести дом, что в финале романа ему удается. И хотя все персонажи-маргиналы Гари чувствуют себя вполне самодостаточными в своей среде, они живут с ощущением близости другого, чуждого им мира, искушаемые желанием хоть ненадолго стать его частью.
Маргинальность в трактовке Гари — готовность к восприятию нового через отрицание всевозможных стереотипов и запретов, переходное состояние не только в пространственном, но и во временном отношении. Момо, встречая Надин — молодую женщину, которая в финале романа его усыновит, — начинает верить в существование будущего, у него появляется «надежда» — важнейшая категория в романах Гари. В зачаточном состоянии «пролонгмена» живет Голубчик, неким черновиком, эскизом, которому в будущем только предстоит обрести законченную форму. Он, как и Момо, проживает каждый день с ясным предчувствием будущего («Великие чревовещатели — прежде всего освободители, они позволяют нам вырваться из одиночного заключения и ощутить родство с миром»). Ощущение реальности оказывается, в трактовке писателя, острее у маргинала, нежели у человека среднего, связанного условностями и нормами; именно маргинал сразу же замечает подмену естественного фальшивым («Кругом и так сплошной обман. Иногда начинает казаться, что живешь в дублированном фильме: все шевелят губами, а слова не соответствуют»).
Повествование в «Жизни впереди» и «Голубчике» ведется от первого лица; Гари позволяет персонажам говорить на языке их среды. Любопытно, что при этом Момо мечтает создать свой собственный, особый язык, «не такой разболтанный и затрепанный, как языки средних обывателей». Также и для Голубчика заветная мечта — «видоизмененный язык. Небывалый, с безграничными возможностями».
Осознание своего присутствия в мире у маргиналов Гари сродни экзистенциалистскому. Свою псевдосвободу, несвязанность канонами они воспринимают как некую приговоренность к жизни в этой реальности. Голубчик замечает: «Я маялся комплексом неполноценности. И полнейшей свободы, когда никто никому не обязан, никто никого не держит и не поддержит, полнейшей воли, когда один в поле воин, ни ответа и ни привета, связан свободой по рукам и ногам, невольник того, чего у тебя нету». Итак, маргинальность в интерпретации Гари — предельная степень отчуждения и изоляции, особая способность отделять главное от несущественного. Одновременно, смирившись со своим вынужденным существованием, герои французского писателя превращают собственную непохожесть на других в сознательную игру; это становится способом самопознания и поиска места в мире.
Софья Фрумкина
Гари, пишущий по-английски
Ромен Гари — писатель русский по происхождению, большую часть жизни провел во Франции и написал некоторые произведения по-английски, в том числе романы «Леди Л.» и «Цвета дня», которые сам позже перевел на французский язык. Английский язык Гари выучил за годы Второй мировой войны, но первый английский роман был написан им только в 1957-м.
Говоря о творчестве Гари в целом, можно согласиться с оценками Франсуа Бонди, который в 1974 году взял у него большое интервью. Бонди пишет, что Гари «похож на мозаику, сложен из разных кусков — русский, азиат, еврей, католик, француз; автор, который пишет по-французски и по-английски, говорит на русском и на польском». Однако не стоит забывать, что это интервью относится ко времени, когда еще не была раскрыта мистификация, связанная с именем Эмиля Ажара. Сейчас, зная, что под этим именем скрывался Ромен Гари, можно предположить, что творчество на английском языке — первая попытка писателя начать в определенном смысле жизнь заново, что Гари искал новый язык для новых образов, пытался тем самым положить начало своей новой писательской жизни.
Для Гари характерны постоянный поиск нового пути, желание взглянуть на себя, на свое творчество и жизненный опыт со стороны. Он сам говорит об этом так: «Если я долго остаюсь собой, становится тесно — меня душит мое я».
Итак, можно сказать, что английские романы Гари — это еще и смена привычного уже читателю писательского образа.
В первом романе на английском языке «Цвета дня», как и во всех произведениях Гари, много автобиографических мотивов, но, в отличие от большинства других его романов, здесь они проявляются не прямо (как, например, в «Обещании на рассвете») * чертами автора в той или иной степени наделены и Ренье, и Ла Марн, и Вилли Боше.
У Ла Марна общее с автором — эмиграция в детстве во Францию, которую он представлял по рассказам матери и по книгам («Начав изучать Францию по книгам, он в течение долгого времени слышал ее лишь издалека, как звук охотничьего рога из глубины леса»). Фигура матери очень важна для героя, и это постоянно подчеркивается. Важно и происхождение: сам Ла Марн говорит, что он еврей, и придает данному обстоятельству огромное значение. Однако, как кажется, ключевой мотив для этого персонажа — страсть к пародии и самопародии. Для Ла Марна «пародия — попытка обезоружить реальность прежде, чем она доберется до него». Гари практически повторяет эти слова в книге «Ночь будет спокойной», и можно предположить, что в них его жизненная позиция.
Автобиографические черты приданы и фигуре Вилли Боше: стремительная карьера в Голливуде, женитьба на известной киноактрисе, совпадает даже количество снятых фильмов (два). Вилли Боше с Энн Гарантье составляют «звездную пару», как Гари с его второй женой Джин Сиберг; их также постоянно преследуют репортеры, их фотографии не сходят со страниц популярных изданий. Однако все это происходило с Гари через несколько лет после написания романа, так что в реальной жизни писатель оказывался скорее не на месте Ренье, а играл роль Вилли Боше, то есть реальная жизнь стала в некотором смысле искаженным отражением вымысла.
Роман «Цвета дня» построен на противопоставлении окружающей реальности и внутреннего мира героев. Каждый из персонажей сам осознанно лепит свое внутреннее «я», понимая его отличие от «я» внешнего; появляется мотив «лицо — маска». Так, Ренье создает свой образ в соответствии с установившимися штампами, он выбирает маску грубости и мужественности, за которой скрывается идеалист, борец за попранные ценности, человек, ищущий истинное счастье. У него в кармане лежит листок, на одной стороне которого изображена обнаженная женщина («если его найдут, подумают, что в этом причина, — честь будет сохранена»). Однако с другой стороны листка — цитата из американской конституции, слова о праве каждого человека стремиться к счастью, они и представляют реальную ценность для Ренье.
Вилли Боше — человек, который по сути своей остался ребенком. Всю сознательную жизнь он так или иначе искал убежище от реальности, скрывал свое истинное лицо. Он превращает себя в некий персонаж и постоянно носит маску, которой отгораживается от реальности. Для Боше непереносимы полная открытость, подлинность; полдень для него ужасен, так как это время, когда человек вынужден столкнуться со всем, что он обычно отказывается видеть. Боше ведет постоянную игру, ведь напускные вульгарность и банальность — единственная возможность побороть реальность («реальный мир вызывал у него приступ, как только контакт чересчур затягивался»).
Погибает он именно в тот момент, когда понимает, что реальность берет над ним верх, — все, что делается вокруг, происходит не в его воображении, а на самом деле («Энн, пытался он крикнуть, я не хотел этого, я только воображал!»).
Реальность неприемлема и для отца Энн Гарантье. Тот делает все, чтобы свести свою жизнь к чисто условному существованию, «профильтрованному, освобожденному от всего, что могло его ранить». Осознавая, что его настоящее лишено смысла, он живет прошлым: «После ухода жены он выжил как отголосок своей любви, не помнит лица жены, но остается верен ей».
Противопоставление истинного лица и маски проведено у Гари на нескольких уровнях. Действие происходит в зимней Ницце во время карнавала: сравниваются карнавальная стихия и жизнь, лежащая вне этой стихии, однако каким-то образом с нею постоянно соприкасающаяся.
Главные персонажи «Цветов дня» воплощают карнавальное, шутовское начало. Таков Ла Марн, который постоянно меняет имена (соответственно, и лица-маски) и ведет себя в зависимости от того, кем он является в данный момент. Это и «лирические клоуны», находящиеся в вечном поиске идеала, борцы за обреченные идеи (Ренье).
Попытка писательского перевоплощения, выразившегося в смене языка, органична для мирочувствования Гари и его творческих установок, однако она не затрагивает основных, сюжетообразующих мотивов его произведений. В английских романах поиск счастья, идеала, гармонии, любви, справедливости остается для писателя высшей ценностью.
Мария Горбачева
Герои «экзистенциального приключения»
Литература «экзистенциального приключения» теснейшим образом связана с исторической и культурной ситуацией ХХ века, в первую очередь с ситуацией после войны — после концлагерей, после взрыва атомной бомбы; с ситуацией, повлекшей за собой крушение традиционных гуманистических представлений, казавшихся на протяжении нескольких столетий незыблемыми. Гари говорит о крушении «величайшей европейской иллюзии», а один из самых ярких его героев, Морель из «Корней неба», вспоминает «вышедших из моды слонов», «громоздкий пережиток ушедшей геологической эпохи». Разочарование, отчаяние, неверие стали основными категориями мироощущения, воплощенного в послевоенной литературе «экзистенциального приключения»; эти категории родственны другим — трагичности, конфликтности, обреченности.
«Я не верю… что дух всесилен. Не верю в благородные соглашения, в миф о человеческом достоинстве. Не верю в силу разума, в превосходство духовной жизни» {{ Здесь и далее роман «Корни неба» цитируется в переводе В. Голышева.}}, — восклицает один из персонажей «Корней неба», достаточно четко формулируя банкротство гуманизма как веры в человека и его здравый смысл. От лица самого автора о его героях сказано: «Просвещенные, мыслящие, мечтательные, проницательные… любящие человечество, они подсознательно понимали, что гуманизм — несбыточное искушение».
Тема несостоятельности гуманизма как великой иллюзии постоянно звучит в произведениях Гари. Эта иллюзия становится своего рода фоном, на котором живут и действуют его главные герои — идеалисты, утописты, отчаянные и немного нелепые в своем стремлении удержать, спасти остатки былой веры в человека, ибо она последнее пристанище, которое еще осталось у людей в трагическом ХХ веке. «Все мои книги до предела напичканы этим веком», — признается сам Гари, еще раз подтверждая принципиальную связь собственного творчества с реальностью и культурной ситуацией своего времени («Ночь будет спокойной»).
В литературе «экзистенциального приключения» герой всегда оказывается насильственно вовлеченным, «втянутым» в самую глубь жизни, в самые травмирующие ситуации, в трагические и неразрешимые конфликты и противоречия окружающего мира. У Гари такие конфликты предельно заострены: араб — еврей, еврей — немец, тюремщик — заключенный, общество — маргинал, одиночество — толпа, колония — метрополия и т. д. Причем для него принципиально, что источник конфликтов надо искать внутри самого человека: современная история не породила, но лишь спровоцировала и обнажила те противоречия, ту внутреннюю борьбу с «богами» ненависти, глупости, подлости, которую человек ведет постоянно, на протяжении всей жизни: «Стоит только поднять голову, чтобы увидеть их сверкающие доспехи и копья, устремленные на меня в лучах солнца. Сегодня мы старые враги, и я хочу здесь рассказать о своей борьбе с ними».
Именно борьба (сопротивление, преодоление) является магистральной темой литературы «экзистенциального приключения», темой романов Андре Мальро, Антуана де Сент-Экзюпери, Грэма Грина. Эта же тема — в центре внимания Ромена Гари, одного из самых ярких представителей такой литературы. Герой Гари часто оказывается в поистине «предельной» ситуации, в ситуации «экзистенциального выбора», от которого зависит не только его собственная, индивидуальная судьба, но и будущее тех утраченных ценностей, «слонов» и «майских жуков», которых так отчаянно и нелепо пытаются защищать последние идеалисты. Для Гари гуманистические идеалы — не какой-то абстрактный набор ценностей и понятий или априори установленные и известные всякому истины, а тот нравственный императив, который каждый человек вырабатывает и определяет для себя сам. В его романах почти обязательной становится ситуация наивысшего напряжения, когда герой находится между жизнью и смертью. «Le calme de la nuit» — тишина и спокойствие звездного неба перед страшными бурями Вселенной, когда на небе вспыхивает «оранжевый шар», — вот излюбленный им момент действия.
Оказываясь перед драматическим выбором, герой Гари осознает, что у него есть два пути: навсегда отказаться от этого нравственного императива, впав в отчаяние и страх, ожесточившись (как, например, Орсини из «Корней неба»), спрятавшись в свою скорлупу, покрепче «обмотавшись» своим удавом (как месье Кузен из романа «Голубчик»), или же бросить вызов реальности — встать на защиту «слонов», как Морель и Минна в «Корнях неба». Герои ведут себя по-разному. Они вступают в схватку с вечными «богами», вновь и вновь возобновляют безнадежные попытки победить, научившись жонглировать седьмым мячом, как повествователь «Обещания на рассвете», или упорно не расставаясь со своим игрушечным зонтиком, заменившим друга, как малыш Момо из «Жизни впереди». Однако та «атавистическая неспособность отчаиваться», о которой говорит герой «Обещания на рассвете», движет практически всеми этими персонажами, определяя их существование как бытие «вопреки», бытие «против» того удела человеческого, который навязывает им сама действительность.
«…При малейшей провокации я тут же, сжав кулаки, оборачиваюсь к врагам всего человечества; я делаю все возможное, чтобы принять достойное участие в нашем извечном бунте против обстоятельств, я смотрю на жизнь как на грандиозную эстафету, в которой каждый из нас, прежде чем упасть, должен передать дальше свой вызов — вызов уделу человека… Я верю в счастливый исход этой борьбы…» — говорит рассказчик в «Обещании на рассвете», и здесь, возможно, квинтэссенция философии Гари. При этом позиция «вопреки», по Гари, всегда подразумевает вовлеченность — со-участие, со-страдание, со-причастность происходящему и шире — всему человечеству. Соучастие противостоит безразличию; сострадание понимается как нечто более высокое, чем просто страдание. Сопричастность рождает ощущение братства, также понимаемого шире, чем просто общность судьбы всех отверженных, маргиналов и идеалистов.
Таким образом, жизненная позиция героя, что характерно для литературы «экзистенциального приключения», всегда предельно активна, так как сама ситуация, невольным, а затем и деятельным участником которой он становится, требует этой активности. «Судьбы нет. Господин Рок в перчатках, в цилиндре, с тростью не существует. Существуют мужчины и женщины, страдающие вперемешку, как попало, наудачу… — заявляет Гари, словно формулируя основную идею своих произведений, и продолжает: * Я рассматриваю человека как фронт братского сопротивления против своей изначальной сущности» («Ночь будет спокойной»).
Совершая выбор, «проходя» свое «экзистенциальное приключение», герой Гари неизбежно проходит и определенный путь самопознания, корректирует свои представления о мире и об окружающей действительности, переживает своего рода испытание — именно в соответствии со сделанным выбором. По мысли Гари, выбор совершается каждую минуту человеческой жизни, и введение в повествование «предельной» ситуации — только повод заострить внимание на самой сути и извечной необходимости для каждого этот выбор сделать, ощутив и осознав реальность тех понятий и категорий, которые в условиях новой действительности уже стали казаться лишь призраками, «пережитками» давно ушедшей эпохи. Исход этой борьбы более всего занимает автора.
Важно, однако, что итоги «схватки с богами», с действительностью и с самим собой в романах Гари далеко не всегда однозначны. Рядом с оптимистическими словами о триумфе Мореля, о неистребимости «майских жуков» и «улыбке природы», которая останется всегда и вопреки всему, звучит и некоторая ирония над отчаянными попытками «поймать седьмой мяч», одержать окончательную победу: «Я часто выигрывал в своей жизни, но мне понадобилось много времени, прежде чем я понял, что можно выиграть битву, но нельзя выиграть войну. Для этого необходима помощь со стороны, которой пока что ждать неоткуда» («Обещание на рассвете»). Индивидуальный, одинокий бунт, по Гари, — единственно возможная и достойная позиция человека в наше время, если он хочет остаться человеком. Однако это трагический бунт — в силу своей исключительности и единичности; «последний, несуразный крик наивысшего человеческого мужества».
Есть у Гари небольшой, но очень интересный рассказ с симптоматичным названием «Гуманист». Это история Карла Леви, немецкого фабриканта и убежденного гуманиста, отказавшегося после прихода к власти Гитлера эмигрировать и решившего отсидеться в подвале собственного дома, обложившись сочинениями любимых писателей — поборников гуманизма. В этом рассказе выражена не только последовательная и непоколебимая вера в идеалы «великодушия, справедливости, разума», но и подвергнута проверке их состоятельность, а также возможность их защищать. Сопротивление реальности поставлено под сомнение, а в некоторых местах даже отчетливо пародируется, и тем самым поставлен под сомнение тип героя, который преобладает в таких романах, как «Корни неба», «Обещание на рассвете», «Жизнь впереди». «Главное — не терять веру, не впадать в уныние, хотя не мешало бы и принять кое-какие меры предосторожности», — думает гуманист Карл, не очень веря ни в самодостаточность гуманизма, ни в собственные силы. Проходят дни, недели, годы, а он все сидит в подвале, не решаясь выйти наружу. «…Тем не менее оптимизм и вера в человечество крепли, он мужественно держался в своем погребе, ожидая, пока на земле восторжествуют великодушие и справедливость…»
Инна Странцова
Мифология Гари
Африканский континент на протяжении долгого времени привлекал писателей своей экзотичностью, архаичностью и первозданной природой. В романе «Корни неба» Ромен Гари показывает Африку под двумя углами зрения. С одной стороны, мы видим законченный мифопоэтический образ континента: бескрайние песчаные просторы, саванны, темное звездное небо. Африка выступает в романе как некий космос, где разворачиваются события. С другой стороны, Африкa рисуется в состоянии распада и морального упадка, который не так давно пережила Европа.
Как мне кажется, мифологическая окраска в описаниях этого континента все же превалирует. Это связано с тем, что африканский континент вплоть до наших дней смог сохранить многие архаические верования и представления, оставаясь своего рода «колыбелью человечества». В романе этот мотив обыгрывается не раз (например, в диалоге между Сен-Дени и Пером Квистом, который вернулся в Африку, чтобы умереть). Показательно, что государством, которое Гари выбрал местом действия, стал Чад — центр, сердце Африки. Приезд героев в Африку переплетается с важнейшими для Гари мотивами — поиска дома и в буквальном смысле тепла, а также поиска самого себя. Уже в середине романа читатель узнает, что все герои, вставшие на сторону Мореля, оказываются в Африке именно с целью самопознания и в надежде обрести дом. Африка стала для них той землей, где «корни неба», глубоко вросшие в их душу, сумеют дать побеги.
Вечной, мифологической Африке противопоставляется реальная ситуация на континенте: «Люди заволновались, в Кано (в Британской Нигерии) вспыхнула борьба между сторонниками и противниками Федерации; на востоке жгли и заливали кровью издавна самые мирные территории Африки; с севера грозно заявлял о себе ислам, арабы опять захватили древние дороги работорговцев; наконец, на юге Африки выходки буров разбередили в душах черных древние раны». Роман датирован 1956 годом, когда древнейшая земля начала приходить в состояние войны и хаоса, из которого с таким трудом выбралась Европа. В романе много раз упоминается об ужасах войны, развязанной Гитлером, о кошмаре установленного им режима. Морель пришел именно в Африку бороться за свою свободу и достоинство, за свои «корни неба», ведь здесь еще не полностью разрушена связь времен, поколений. Конфликт ощущается тем более остро, так как это последнее место на земле, где сохранилось что-то подлинное, первозданное.
«Корни неба» —основная метафора в романе Гари, которая обладает емким смыслом. «Мусульмане называют это «корнями неба», а индейцы Мексики — «древом жизни»; и те и другие падают на колени и воздевают к небу глаза, в муках колотя себя в грудь. Потребность в защите живого, которую упрямцы вроде Мореля пытаются утолить воззваниями, комитетами борьбы и обществами охраны природы, эти люди хотят насытить сами, нуждаясь в справедливости, свободе, любви — в этих корнях неба, так глубоко вросших им в сердце».
В другом месте читаем: «Корни неба бесчисленны, красота их бесконечна и разнообразна, и некоторые так глубоко вросли в человеческую душу: беспрестанное, мучительное стремление ввысь и вперед, потребность в бесконечном, жажда, предчувствие чего-то иного, безграничное ожидание — все это, сведенное к человеческим масштабам, есть потребность в собственном достоинстве. Свобода, равенство, братство, достоинство… Нет корней более глубоких и при этом более хрупких…»
Касаясь мифологического пласта романа, еще раз упомянем такие понятия, как мировое древо и древо жизни — они обеспечивают смену поколений в мире и связь всех его частей. Африка — континент, где на исконные племенные представления наслоились ислам и традиции европейских народов. В исламе мировое древо имеет вертикальный вид, а, например, в верованиях, распространенных в Западном Судане, что находится недалеко от Чада, — горизонтальный: там мировое древо соединяет все части света.
Слоны на фоне африканской природы — ключевой образ романа. В самом начале говорится, что слоны Мореля — символ, и символ поэтический. Показателен эпизод, где описывается нацистский лагерь; там люди изобрели способ бороться с замкнутым пространством, представляя стада слонов, бегущих по вольным просторам Африки. Очень часто герои романа видят слонов на горизонте и думают о бескрайности человеческих мыслей и стремлений. Для Гари слоны — это «могучий символ естественной свободы». Неоднократно в романе применительно к слонам встречаются слова «анахронизм», «пережиток прошлого». Они относятся здесь и к таким понятиям, как гуманизм, внутренняя свобода человека, любовь ко всему живому. Человек, сохранивший в себе эти качества, уже не может найти места в современном мире.
Сен-Дени, рассказывая об Африке, говорит: «Попутно я больше верю в фетиши моих черных, чем в ту политическую промышленную дешевку, которой их пытаются завалить. Да, я, конечно, анахронизм, пережиток минувшей геологической эпохи, — кстати, как и слоны, раз о них зашла речь. По сути, я и сам — слон». Человек, пытающийся сохранить ценности гуманизма, которые смогут обеспечить связь поколений и времен, становится анахронизмом. Европа в течение длительного времени истребляла человека. В Африке тысячами истребляются слоны, причем убивают их сами черные.
Показательно, что в мифопредставлениях африканцев образ слона играл ключевую роль. Например, предкам царских династий и знатным вождям приписывалось происхождение от слона. Слон принимал участие в обряде инициации. Слон и человек в африканских верованиях неразрывно связаны. Истребление слонов в Африке — это то же самое, что истребление человека, конец мироздания. Отец Фраг сравнивает Бога с животным. У Гари «корни неба» повелевают защищать слонов. Возникает связующая вертикаль между небом и землей, между «тем» миром и «этим», между Богом и человеком.
Екатерина Тарасова
«Пожиратели звезд»: заметки на полях
В романе «Пожиратели звезд» (1960) Гари предложил свою интерпретацию сюжета о докторе Фаусте — на современном для автора материале. Писатель существенно изменил мотивировку поступков героя. В традиционной легенде Фауст продает душу дьяволу ради абсолютного знания. Гари переворачивает эту схему: для диктатора Альмайо, правителя одной из латиноамериканских стран, само понятие «душа» эфемерно, и стремится он к абсолютной власти. Мысль о сделке с дьяволом приходит в голову не средневековому чернокнижнику («Народная книга о докторе Фаусте») и не ученому («Доктор Фаустус» Кристофера Марло, «Фауст» Гёте), а индейцу с его примитивными, на взгляд европейцев, представлениями: «Он оказался в точности таким, каким его описывал отец Хризостом, а потом все учителя из Сан-Мигеля… Вокруг него развевались языки пламени и лежали пачки банкнот со знаком доллара; позади стояли голые девицы… В руке он держал американский флаг, которым размахивал. Справа были видны пушки, танки, люди в военной форме и самолеты, сбрасывавшие бомбы; разумеется, как и утверждали священники, у Эль Сеньора были раздвоенные копыта и рога, но еще у него была седая бородка; на нем был жилет, вышитый знаками доллара, и цилиндр с лентой в виде американского флага. Одна нога его стояла на теле убитого крестьянина, голодная жена которого сжимала в руках исхудалого ребенка…»{{ Здесь и далее роман «Пожиратели звезд» цитируется в переводе Е. Капитонова.}}
Легенда о Фаусте — сюжет, часто используемый Гари. В «Обещании на рассвете» Гари пишет, что настоящая трагедия Фауста заключается «не в том, что он продал душу дьяволу. Настоящая трагедия в том, что нет никакого дьявола, чтобы купить вашу душу». Эта идея высказывается и в «Пожирателях звезд». «Никому еще никогда не удавалось продать свою душу, милейший. Спроса нет. Это — всего лишь одна из тех лживых надежд, которыми нас убаюкивали, дабы не падали духом и стояли на своем», — говорит марионетка Оле Йенсен. Гари убежден, что не существует никаких надличностных ценностей, никакого абсолюта, идет ли речь о добре или зле. Судьба человека творится не могущественными богами, а им самим, его отношениями с миром. Однако сомнение в существовании абсолюта не единственный аспект, интересующий Гари в трагедии Фауста. Для писателя важна попытка средневекового героя жить по особым законам, маргинальность последнего. Всю жизнь Гари вставал на защиту маргиналов в самом широком смысле этого слова — социальном, психологическом и т. д. В «Пожирателях звезд» идея особой участи маргинала иллюстрируется изображением латиноамериканского мира. Легенда, возникшая в лоне западной цивилизации, воссоздается на принципиально иной почве, и действие приобретает фарсовые черты, хотя коллизия по-прежнему остается трагической. Писатель настаивает на праве индейской цивилизации существовать и развиваться по собственным законам. Гари пишет о чуждости и враждебности двух культур и о том, что любое навязывание взглядов или ценностей, неприемлемых для одной из них, неизбежно порождает зло. Собственно, насильственное вторжение европейцев с их комплексом представлений и ценностей в стихию индейской жизни и становится истоком того зла, которое совершает диктатор.
Большая часть повествования ведется от лица безымянной американки, любовницы Альмайо, пытающейся донести до индейцев достижения прогресса. По ее приказу возводятся университет и библиотека, прокладываются телефонные линии и современные дороги. Однако эти начинания ни к чему не приводят, так как встречают враждебную реакцию индейцев. Истины, бесспорные для сознания людей Запада, их интеллектуальные концепции подвергнуты в романе проверке, и становится очевидно, что они вовсе не имеют общечеловеческого значения.
При столкновении двух культур многое из того, что прежде почиталось за безусловное и самоочевидное, наполняется иным смыслом или обесценивается. Так, один из героев романа, доктор Хорват, молодой американский священник, «неутомимый и вдохновенный борец с врагами Господа», представитель современной просвещенной церкви, работающей во имя прогресса, оказавшись в «предельной» ситуации, в положении между жизнью и смертью, при соприкосновении с иррациональной стихией испытал необходимость переосмыслить все догмы, которыми он привык руководствоваться в жизни. Ведь в этом мире его борьба с дьяволом воспринимается как его прославление — поэтому-то Хорват и получил приглашение от диктатора. Былые истины оказываются иллюзиями.
Понятие «иллюзии» приобретает в романе Гари смысл экзистенциальной категории. Очень существенно, что большинство персонажей романа — фокусники, создающие иллюзорный мир. Индейцы же жуют листья масталы — растения, вызывающего наркотический дурман, и тоже постоянно погружены в грезы. Соприкасаясь с индейской жизнью, «цивилизованные» герои начинают ощущать призрачность своего существования.
В изображении латиноамериканского мира роман созвучен произведениям многих писателей этого континента (Габриэля Гарсиа Маркеса, Марио Варгаса Льосы). Бытие индейцев описывается как первобытный хаос, где в неразрывной взаимосвязи сосуществуют добро и зло, любовь и ненависть, прошлое и настоящее, а плотское начало доминирует над духовным. Перед нами стихия вечного, в которой отсутствуют какие бы то ни было хронологические границы и рамки. В романе есть черты современности, упоминаются битники, Гитлер, Сталин, Синатра, но все это приметы преходящие и случайные, тогда как круг существования индейцев незыблем. Соотечественники Альмайо, живя в не подчиняющемся законам времени магическом пространстве, и сами как бы не имеют возраста. «Что же до доктора Хорвата, то он не питал ни малейших иллюзий, нисколько не верил словам негодяя Гарсиа, которого много веков назад кто-то забыл расстрелять».
На рубеже 50—60-х годов на Западе широкое распространение получили революционные теории, и попытки воплотить их на практике будоражили мир. Было модно говорить о Фиделе Кастро, Че Геваре… Роман Гари, написанный одновременно и в полемике и в согласии с этими настроениями, обладал определенной злободневностью. Однако, как и большинство его произведений, «Пожиратели звезд» затрагивают и современные и вечные проблемы. Гари — очень человечный писатель, он касается тем и мотивов, которые будут волновать людей в любое время. Этим, видимо, можно объяснить популярность, которой неизменно пользуются его книги.
Дарья Бондарчук
Гари/Ажар — двое в одном
Читая самые известные романы, подписанные Роменом Гари или Эмилем Ажаром («Обещание на рассвете», «Пожиратели звезд»; «Голубчик» и «Жизнь впереди»), мы встречаем общую проблематику и некоторый комплекс мотивов, образующие художественный мир этого автора. Конечно, зная о знаменитой литературной мистификации, легче говорить о сквозных мотивах, звучащих в произведениях Гари/Ажара. И все-таки: возможно ли, оставаясь самим собой, человеком с определенным жизненным и духовным опытом, писать с совершенно разных позиций, вставая, например, на «ажаровскую» точку зрения? До какой степени осуществимо полное перерождение писателя при смене языка, стиля или псевдонима?
Думается, что, несмотря на несколько попыток Гари «сменить кожу» (до появления Ажара были и другие «маски»), в его произведениях всегда оставалось общее ядро — одни и те же мотивы поступков героев, сходные ситуации, переживаемые ими. Писатель каждый раз воссоздает мир, в котором люди существуют вопреки бесчеловечным законам природы и социума («хочешь не хочешь, а жить-то приходится»), где каждый в одиночку борется за то, чтобы сохранить хоть какую-то часть себя, хоть каплю человеческого достоинства. Беседуя с Франсуа Бонди («Ночь будет спокойной»), Гари говорит, что в современном мире, полном цинизма, мошенничества и шарлатанства, существуют лишь «мужчины и женщины, страдающие вперемешку, как попало, наудачу».
Его героев объединяет неистребимая, почти по-детски наивная вера в чудо, в некую высшую силу, которая противостояла бы несправедливости окружающего мира, где властвует страдание. И очень часто герои эти терпят крах, как Хосе Альмайо из «Пожирателей звезд», который остался «один во вселенной, внезапно показавшейся лишенной всякого смысла — не было в ней ни таланта, ни магии, ни тайной власти».
И тем не менее вера в волшебство, надежда на чудо становятся главной силой, движущей героями и спасающей их от отчаяния. Сам Гари признает, что его всегда привлекало чудесное, что в каком-то смысле без этой «погони за чудом» невозможно творчество («Ночь будет спокойной»).
Воображение, творческое начало для многих героев Гари — единственный способ переделать мир, «подправить» реальность: Роман («Обещание на рассвете») обращается для этого к литературе; для Момо («Жизнь впереди») монтажный стол обладает магической силой, потому что дает возможность «переиграть» жизнь, пустив ее вспять. Эта вера в то, что чудо поможет достичь счастья и гармонии, держит героев Гари/Ажара, спасает вселенную от распада.
Чудесное в романах Гари/Ажара зачастую обретает форму клоунады, карнавального веселья, шутовства. Хосе Альмайо окружает себя клоунами, фокусниками, чревовещателями и прочими кудесниками, среди которых он надеется найти «величайшего волшебника» — дьявола, который мог бы наделить его абсолютной властью. С помощью всесильного «мага» он надеется восстановить справедливость и оправдать все те страдания и жестокость, с которыми ему пришлось столкнуться в жизни. На протяжении всего пути он ищет идеал, совершенную силу, абсолют, но, потеряв последнюю надежду («Тебя вообще нет», — говорит он Джеку, которого считал дьяволом), утратив веру в высшую справедливость, погибает.
Мотив клоунады возникает и в «Жизни впереди». Малыш Момо приходит в магазин посмотреть на витрину, где был устроен цирк, который кажется мальчику самым прекрасным на земле: «Это ничуть не было похоже на жизнь ни в каком отношении… В этом цирке все были счастливы, а в жизни так никогда не бывает». Глядя на разноцветных клоунов, Момо чувствовал себя счастливым, потому что понимал, «что они не страдают, не стареют и что с ними уж точно никакой беды не может случиться». Он не испытывал страха, так как знал, что «клоуны не умирают, потому что в смерти нет ничего смешного».
Скромный клерк по прозвищу Голубчик обращается к чревовещателю Паризи, в совершенстве владеющему «искусством самоубеждения, диалога с собой… со всей вселенной». Однако оказывается, что все попытки «войти в диалог» с окружающими — иллюзия, что «ответа не дождешься. Нет даже резонанса. Звук тонет в глухоте». Голубчик — «одинокий человек, затерянный под крышами Парижа», в мире, оставленном Богом. Лежа в обнимку со своим любимым удавом, он втайне мечтает, чтобы тот «сделал грандиозный скачок в эволюции и заговорил».
Центральными персонажами романов Гари/Ажара неизменно становятся маргиналы, люди, существующие вне социальных, национальных, религиозных рамок и установлений. Однако у Гари эта маргинальность совершенно лишена негативной коннотации, наоборот, только в такой среде можно еще найти настоящие человеческие чувства, способность к любви и сопереживанию. Так, например, трансвестит мадам Лола, принадлежащая к той породе людей, что «слишком отличаются от всех, а такое никогда не прощают», оказывается способна на настоящие материнские чувства — в отличие от женщин, сдающих своих детей в приюты.
Герои романов Гари существуют в опрокинутом, вывернутом наизнанку мире, где все направлено против человека, и само устройство человеческого общества, кажется, призвано уничтожить всех слабых или слишком необычных. Они живут наперекор законам реальности и борются за сохранение самих себя в равнодушном и обезличивающем мире. Хосе Альмайо пытается преодолеть жалкую судьбу крестьянина-кужона и подняться до самых вершин власти. Роман, сын русской эмигрантки, всеми способами хочет добиться славы, чтобы как-то уравновесить несправедливость, выпавшую на долю его матери. Арабский мальчик Момо сохраняет любовь и сострадание к старой воспитательнице-еврейке. Одинокий Голубчик изо всех сил стремится прорваться сквозь стену человеческого безразличия к любви и пониманию.
Вот это стремление преодолеть свою отчужденность и одиночество, найти контакт с миром, превозмочь судьбу, исправить несовершенство мира и роднит героев Гари/Ажара. Это, как мне кажется, и есть тот общий знаменатель, та точка, где соприкасаются такие разные и в то же время в чем-то схожие романы. Меняя «маски», Гари оставался собой.