ВЕЛИКОБРИТАНИЯ
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 10, 1999
ВЕЛИКОБРИТАНИЯ
Клементайн и Уинстон — история любви в письмах.
В 1904 году на балу в Лондоне познакомились блестящий 29-летний молодой человек и очаровательная 19-летняя девушка. Ее звали Клементайн Хоузиер, его — Уинстон Черчилль. Четыре года спустя их пути вновь пересеклись, и тогда они обменялись первыми письменными посланиями. Вскоре сыграли свадьбу. За 56 лет брака, до самой смерти У. Черчилля в 1965 году в возрасте 90 лет, они написали друг другу 1700 писем, открыток, телеграмм, записок, которые составили гигантский том переписки “Говорят сами за себя”, подготовленный к печати их младшей дочерью Мэри Соумс и опубликованный издательством “Стоддарт”.
За долгие годы совместной жизни болезни, войны, дела нередко разлучали их, и переписка становилась единственным средством связи (телефон оба недолюбливали, и в их доме он стоял в неуютном темном коридоре). Привычка писать друг другу была столь сильна, что супруги обменивались посланиями, не только находясь по разные стороны океана, но и живя вместе в загородном доме. Причем это было подлинное общение, а не просто обмен информацией, как в нынешний компьютерный век.
О чем же шла речь в этих письмах? Неизменно проникнутые любовью, верой, участием, они отражали характер своих авторов. Уинстон рассказывал о политических и финансовых делах, о гибели “Титаника” и ирландском вопросе, о выборах, назначениях и отставках, о своей давней страсти — живописи, и все это окрашивалось сильными чувствами — обидой, радостью, самоуничижением, надеждой или же самодовольством. Зная впечатлительную натуру жены, он стремился поразить ее, приукрашивая свои рассказы самыми невероятными деталями.
Клементайн, в свою очередь, привносила в переписку больше домашнего, личного: новости об их усадьбе в Чартуэлле, о четырех детях, тревоги о здоровье мужа. Но она могла и метко охарактеризовать кого-либо из современных политических деятелей (Керзон, Ллойд-Джордж, Муссолини), и поругать мужа за стремление управлять самолетом (он отказался от этого удовольствия лишь после 140 полетов), и ободрить, и пожурить его. Так, в письме от 27 июня 1940 года, вскоре после назначения Черчилля премьер-министром, жена предупреждает: “Дорогой Уинстон, должна признаться: я заметила, что ты ведешь себя не слишком хорошо, и в тебе нет былой доброты… Надеюсь, ты простишь мне, если я скажу тебе нечто важное. Один человек из твоего окружения (близкий друг) был у меня и сообщил, что ты рискуешь заслужить всеобщую нелюбовь коллег и подчиненных из-за чрезмерной грубости, язвительности и деспотичности… с твоей огромной властью ты должен сочетать цивилизованность, мягкость и, по возможности, олимпийское спокойствие”.
Она имела право делать ему подобные замечания, ибо Черчилль всегда прислушивался к ее советам и даже просил их. Столь несентиментальный внешне государственный деятель в письмах обращался к жене “моя кошечка”, она же называла его “мой поросенок”, а свои послания они порой сопровождали шаржами и рисунками зверушек.
Представить отца земным, живым человеком — такова была одна из целей М. Соумс при подготовке этого тома, снабженного информативными примечаниями и биографическими справками. Книга стала не только историческим документом, но и литературным путешествием по жизни тех, кто определял события нашего века.
Подп. к илл.: Уинстон и Клементайн Черчилль в 50-е годы.
ПОЛЬША
Новая встреча с Мрожеком
Пять лет назад читатели “ИЛ” (1994, № 10) познакомились с последней на тот момент пьесой Славомира Мрожека “Любовь в Крыму” (весной следующего года премьера спектакля по этой пьесе состоялась во МХАТе им. Чехова). С тех пор вернувшийся из долгой эмиграции драматург не публиковал новых произведений, если не считать коротких заметок, эссе, стишков и юмористических рисунков в “Газете выборчей”. И вот наконец в майском номере журнала “Диалог” появилась новая пьеса Мрожека, “Прекрасный вид”, написанная им в прошлом году по заказу варшавского театра “Вспулчесны”.
Место действия пьесы — небольшой городок где-то на Балканах (точнее, на Адриатическом побережье), а состоит она из двух формально не связанных друг с другом актов, в каждом из которых участвуют по два персонажа: мужчина и женщина (в первом акте — пара, приехавшая на отдых; во втором — туристка и смотритель местного музея). Диалоги, как это обычно у Мрожека, прозрачны, лаконичны и наполнены специфическим для автора юмором, построенным на логических парадоксах. Оба акта строятся по общей схеме: начинаясь как веселый скетч, они постепенно перерастают в камерную драму (с явственными отголосками актуальных для мировой политики событий) и завершаются как трагедия, в финале которой — следуя известному канону — стреляет ружье.
В первых критических отзывах отмечается, что Мрожек, как обычно, и удивляет, и разочаровывает, и создает неудобства для режиссеров. Неудобства связаны с тем, что драматург, как и прежде, подробно расписывает все детали обстановки и нюансы поведения персонажей, практически не оставляя постановщикам никакой свободы для индивидуальной трактовки. Разочароваться могут те, кто рассчитывал, что Мрожек, заработавший еще до эмиграции в начале 60-х репутацию мастера политического фарса, после возвращения на родину вернется и к этому жанру. А удивлять может творческое долголетие мастера (дебютировавшего в 1958 году), на пьесах которого воспитывается уже третье поколение польских зрителей.
Илл.: Славомир Мрожек
США
Генри Джеймс и его музы
В США вышла в свет книга литературоведа Линдал Гордон “Частная жизнь Генри Джеймса: две женщины и творчество”. В ней описаны две незаурядные женщины, оказавшие большое влияние на творчество писателя. На первый взгляд между этими женщинами нет ничего общего, но на самом деле их роднила одна черта: по строгим канонам пуританского общества Америки середины XIX века, не признававшего права женщин на собственное мнение и тем более на его публичное выражение, ни ту, ни другую нельзя было назвать “настоящей леди”.
Первой из них была кузина Джеймса Минни Темпл, его подруга по детским играм и юношеским увлечениям. Ее отличали живой и дерзкий ум, искренность и непосредственность суждений, нежелание подчиняться строгим жизненным правилам. Как и Генри Джеймс, Минни постоянно конфликтовала со своим окружением — старшими родственниками и учителями, которых считала “узколобыми ханжами”. Отношения кузенов никогда не были романтическими (Минни питала нежные чувства к старшему брату Генри, а потом — к одному из его друзей). Однако именно она воплощала в себе идеал будущего писателя — независимую женщину, способную иметь свою точку зрения на любые проблемы и отстаивать ее в спорах с мужчинами. По мнению Линдал Гордон, образ юной Минни, умершей от туберкулеза в возрасте 24 лет, навсегда сохранился в памяти Джеймса, и ее черты угадываются в его героинях Дейзи Миллер и Изабель Арчер.
Второй женщиной, сыгравшей большую роль в жизни Генри Джеймса, была писательница Конни Фенимор Вулсон. Она была старше Джеймса, его привлекали ее интеллект и прямолинейность; кроме того, молодой писатель был счастлив познакомиться с представительницей литературной династии — Конни приходилась внучатой племянницей Джеймсу Фенимору Куперу. Впрочем, Джеймс скрывал свою тесную привязанность к Конни Вулсон, которую по-приятельски называл “Фенимор”, от родственников и близких друзей: он стеснялся признаться в теплых чувствах к немолодой незамужней писательнице. Вулсон стала заниматься литературой по необходимости после смерти отца, когда ей пришлось взвалить на свои плечи заботу о матери и двух племянницах. Романы и новеллы Конни Вулсон пользовались большой популярностью, и в ее отношениях с Генри Джеймсом постоянно присутствовал элемент соперничества. Как и Минни, Вулсон стала настоящей музой Генри Джеймса только после смерти — она покончила с собой в возрасте 53 лет в Венеции. По мнению автора книги, образы зрелых женщин в произведениях Джеймса во многом навеяны именно воспоминаниями о Конни Вулсон.
Американские писатели — табель о рангах
Редакция журнала “Нью-Йоркер” решила попытаться дать ответ на, казалось бы, несложный вопрос: кого можно включить в двадцатку лучших молодых писателей Америки? Однако выяснилось, что составить такой список весьма трудно. Во-первых, по каким критериям следует отбирать “лучших”? Если речь идет именно о молодых писателях, то можно ли поставить знак равенства между “лучшим” и “многообещающим”, или же речь идет о “добившемся наибольшего признания”? Во-вторых, что значит “молодой” писатель? Вообще молодыми принято считать людей в возрасте около двадцати лет. Но литература редко становится уделом вундеркиндов — иногда проходят годы и даже десятилетия, прежде чем писатель досконально овладевает искусством связывать слова в членораздельные и достойные внимания фразы. Многие литераторы становились известными в тридцать, сорок лет, а то и позже. В конце концов было решено, что писатель остается молодым примерно до сорока лет, и в список могли попасть только авторы, не достигшие этого возраста. После того как были выработаны все критерии отбора, составителям стало совершенно ясно: их рейтинг-лист не может претендовать на объективность. Действительно, предположим, что подобный список стали бы составлять ровно сто лет назад, в 1899 году. В него, без сомнения, не попали бы ни 27-летний журналист Теодор Драйзер (“Сестре Керри” предстояло увидеть свет лишь в следующем году), ни Джек Лондон, написавший всего несколько клондайкских рассказов. Фолкнер только-только учился разговаривать, а Хемингуэй, Борхес и Набоков вообще лежали в пеленках.
Однако задача была поставлена, и ее предстояло выполнить. В число лучших молодых писателей 1999 года вошли авторы, творчество которых отражает основные направления развития художественной литературы наших дней. Это сюрреалисты и импрессионисты Рик Муди и Э. М. Хоумс, мастера драматических монологов Дэвид Фостер Уоллес и Джордж Саундерс, историографы Чанг-Рей Ли, Майкл Чебон, Уильям Т. Уолман, наследники традиционных форм и юмора Дональд Антрим и Мэтью Клэм. Особое место в современной американской литературе занимают произведения, посвященные тому, как становятся американцами. К числу лучших мастеров этого жанра принадлежат недавние эмигранты Джумпа Лахири, Эдвидж Дантикет, Джуно Диас. Имена этих и других молодых писателей пока еще мало известны за пределами США. Однако, по мнению редакции “Нью-Йоркера”, именно им предстоит в будущем веке доказать, что настоящая литература в Америке не умерла.
ФРАНЦИЯ
Писатель Эжен Делакруа
В издательстве “Галлимар” вышла в свет книга, принадлежащая перу великого художника Эжена Делакруа, “Воспоминания о путешествии в Марокко”. Широкой известностью пользуется серия картин Делакруа, написанная под впечатлением этого путешествия, которое живописец осуществил в 1832 году. Однако до недавнего времени никто не подозревал о том, что помимо набросков и картин Делакруа привез из Марокко весьма интересный и содержательный дневник. Текст был обнаружен в 1997 году практически случайно, когда потомки душеприказчика Эжена Делакруа выставили дневник на аукцион в Париже. Рукопись была приобретена Национальной библиотекой, эксперты которой установили, что в дневнике не хватает части страниц. Спустя еще один год во время подготовки выставки работ художника в Туре в частной коллекции были найдены недостающие фрагменты текста. Находку признали сенсационной.
Известно, что поездка в Марокко оказала огромное влияние на творчество Делакруа. Она стала для него настоящим откровением, произвела подлинную революцию в его мировоззрении и живописи. По словам художника, от увиденной им красоты он испытал удовольствие, “которое вряд ли можно пережить во второй раз”. Возможность получить это наслаждение выпала на долю Делакруа совершенно неожиданно. После завоевания Алжира отношения между Францией и Марокко были очень сложными и напряженными. Луи-Филипп, желая смягчить это напряжение, отправил к султану Аб дар-Рахману посольство во главе с графом де Морнеем. В соответствии с традициями, в состав посольства входил художник, которому поручалось запечатлеть наиболее важные моменты встречи и пейзажи совершенно незнакомой страны. Претендентами на выполнение столь важной миссии были Изабе и Делакруа; последний победил конкурента благодаря семейным, политическим и артистическим связям. Поездка продолжалась шесть месяцев и завершилась трехдневным пребыванием в Алжире. Там была написана картина “Алжирские женщины в своих покоях”, разделившая впоследствии честь быть “переписанной” Пикассо вместе с “Менинами” Веласкеса.
Что касается самой книги, Делакруа написал ее на основании дневниковых записей через десять лет после путешествия. В ней описываются впечатления от красот экзотической страны, от знакомства с обычаями и традициями различных слоев населения Марокко. Не остается никакого сомнения в том, что записи сделаны художником. Вот, например, как он описывает свои впечатления от посещения семей марокканских евреев: “Главное, что привлекает в их женщинах, — это маленькие белые ножки в остроносых туфельках без задников, открывающих взору крохотные розовые пятки”. Делакруа неоднократно писал о том, что совершенно не разбирается в политике и в социальных проблемах. Однако в книге можно найти и такие замечания о результатах 12-летней оккупации Алжира: “Карьеры и шахты, как и положено орудиям прогресса, одержали победу над мечетями, которые лишь загромождали улицы, а мавританские кладбища в пригородах стали жертвами варварской отваги разрушителей. Я видел совсем свежие могилы, развороченные и заваленные обломками надгробий, что вызывало справедливый и горячий гнев сыновей, мужей и отцов тех, чьи останки были потревожены”.
Впрочем, при всей нестандартности суждений автора главным достоинством книги являются сопровождающие ее зарисовки и наброски.
Илл.: “Лагерь в Зерхуне” (рисунок из дневника Делакруа).
По материалам газеты “Глоб энд мейл оф Кэнада” (Канада), журналов “Диалог” (Польша), “Кензен литтерер” (Франция), “Нью-Йоркер” (США), сетевого магазина “barnesandnoble.com”.