(Стихи. Перевод с польского Владимира Британишского)
"Иностранная литература" N5. Виктор Ворошильский
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 5, 1996
Перевод Владимир Британишский
Виктор Ворошильский
Из книги «Последний раз»
Перевод с польского ВЛАДИМИРА БРИТАНИШСКОГО
***
Когда возвращаюсь домой
из поездки
из больницы
и вижу передвинутый шкаф
выровненные на полке книги
в порядке сложенные бумаги
выглядит так
как если бы меня уже не было
и дом это принял к сведению
и жил уже без меняТогда у меня возникает
чувство обиды
что он так легко согласился
с тем что меня нету
не подождал чтобы я возвратясь
приветствовал шкаф на прежнем месте
и все привел в привычный беспорядокНо он прав
что примеривается
Автоответчик
Автоответчик
отвечает голосом кого-то кому звонюЗдоровается любезно
просит оставить сообщенье
заранее благодаритНо я не умею
с ним разговаривать
взволнованный не расскажу новость
не признаюсь в любви
не пожалуюсь
не обругаюЯ знаю чей он
этот фальшивый голос:
это убийца
моего друга
врага
любовницыВыпустил из них кровь
влил в жилы свою леденящую сущность
вставил в гортань кассетуУже никогда никому из них не позвоню
боюсь
что поздороваются со мною голосом
двойника-убийцы
Экспонат в музее литературы
Они все знали
о Мандельштаме
раздетом донагаНа выцветших страницах дела
волосатые груди
и срамКак бы пришпилили булавкой
зябкость его и стыд
трепыханием мотылькаТеперь они уходят
в тяжелых сапогах и плащах
в черную бездну векаА он стоит
голым худым плечом подпирает
рушащийся мирЛенинград, сентябрь 1990 г.
Мое новое занятие
Входят
с аппаратурой
и я начинаю накручивать
на катушку в их черный ящикО Тадеуше
О Ежи
еще о ком-то
вспоминаю
защищаю без большой надеждыКакой-нибудь забавный случай —
предлагает режиссер напоследок
хотя наиграл уже этой жизни
на полный метраж
только резать да клеитьОтключают контакт
закрывают ящик
выходятВ следующий раз
соблазняет режиссер прощаясь
придем чтобы о васЭто уж не со мной возражаю
это уж не со мной
Наконец что-то повеселее
Старик написал бы ты что-нибудь повеселее
ж тебя знаю
ты умеешь радоваться и смеяться
почему же стихи твои вечно
с мрачной миной
мол не до смехаНаписал бы ты в самом деле
говорю я себе с упреком
Ты же
мог бы
тающей на щеке первой снежинкой
глупо разинутой пастью старого пса
тем что ты жив
что не болит
и разными забавными пустякамиПомнишь
минуту счастья
когда в новой камере в Бялоленке
в окно без козырька
хлынула волна лазури
зыбля луч златочешуйныйИ другую
в городе над водой текущей
в центре необъявленной войны
минуту ироничного покоя
под парусом утреннего ветраРадость
прикосновенья
мелодии
глотка освежающего пересохшее горло
и что несколько слов написал ты снова
неважно что горькихТы ведь знаешь уже и то
что даже в исчезании есть сладость
в безвозвратности смысл
есть утешение в том что все имеет конецНу не хмурься старик
позволь им улыбнуться
вспомни у тебя было такое
чувство юмораХорошо (обещаю)
постараюсь
может быть завтра
может быть еще сегодня
мне удастся наверно удастся
А если даже
А если даже —
у меня к Нему нет претензийОн ведет себя безупречно
Столько раз не воспользовался случаем мне это сделать
Имел в своем распоряжении
сквозняки инфекции бомбы
закрытые на засов вагоны на восток и на западИмел солдата
на мосту над Неманом побелевшим
и неизвестных субъектов в жолибужском сквереПутешествия по морю переход через улицу
Глубокий наркоз и обычный сон
Отчаянье неосторожность случайность
Не спешил дал мне шанс
столько времени чтобы любить и не в должной мере любить
двигаться дышать застывать не дыша
строгать доски писать в рифму
мыслить о непостижимом и
увидеть Неаполь
Столько времени и сверх того
чтобы все успеть пропустить сквозь пальцы
сквозь глаза сквозь сердцеБыл для меня не строгим отцом но
дядюшкой потворствующим и щедрымДолжен же ему в конце концов
надоесть
в какой-то день в какую-то минуту
Путешествия и приключения
Столько восторгов приливов отливов
Вспененное время в безбрежном не здесь
Хватающий за колени калека Бейрут
Хватающий за сердце сладкий Сухуми
Хватающая за горло колючая Караганда
Между Сциллой и Харибдой
в баре качающегося корабля «Трансильвания»
спутник лечит мою тошноту коньякомВ огромной электронной игрушке франкфуртского аэродрома
я пересаживаюсь из несмелого пассажира economy class
во взрывающегося смехом по-испански
вставляющего косящий глаз в аппарат «Canon»
покупающего уверенность в себе в зоне свободной торговли
подглядывателя и хвалителя клонящегося к концу векаПласты цивилизации:
крестьяне из-под Житомира
кавказские горцы балты военнопленные
проваливающиеся сквозь землю нескончаемые шествия народовС молитвенным пеньем вторгается в стены мечети собор Кордовы
В Неаполе негодяй на мотоцикле
вырывает у дамы сумочку толстый штатский в полиции
показывает гору сумочек сущий ОсвенцимВ сером дожде под Ватерлоо на поле разгрома и славы
простуженный пошмыгиваю носомВ гостиничке на рю де Соммерар запах из умывальника
и отчаянье эмигранта которым я не являюсьНа Альт Моабит 21/22 пьяный прощаюсь с другом
на минутку навсегдаЗемля Европы и Азии горит под ногами
не чувствую ее жараИ не знаю чей голос не позволяет мне обернуться
когда покидаю Дубровник
Осень в Константине
И снова лес
пень знакомый пестун
к бурой груди прижимающий
зеленого сосункаЗдравствуй и прощай
мой многократный след
на усыпанной хвоей тропинкеВстречаю приветом
все что звучно и немо
то что идет за мною
и заступает дорогуСкрипку Ванды
полную звучаний недопетых
такая щедрость и гордость
вкладывает в другие рукиДыханье Клюхи
на бессильных моих коленях
ее тяжелая голова
с мольбой в глазахПод открытым небом
Казик Сташевский
поет отцовские песни
отца не помнит я помню
А слушатели молодые
обнявшись танцуют
на каменных плитахПриветствую вас встречи и прощанья
облако шум вершин хворост хрусткийГлаза остерегающие губы
не смотри на меня такими глазамиЗапоздалая мудрость
глупость сопровождавшая верноМир ты мой что не сбылся
Это я
дерево здешнего леса
капл его невысказанной речи
стекающая по коре