Гарики
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 55, 2017
* * *
Кошмаров будущих раскаты
при всей их дальности
уже слышней, чем адвокаты
гнилой реальности.
* * *
Но что мне в качестве итога
себе сказать? Мету пургу.
И знаю нынче очень много.
Но только вспомнить не могу.
* * *
Увы, моё усердие и рвение
исчезли без малейшего следа,
когда ко мне явилось откровение
о глупости настырного труда.
* * *
Нет, о любви писать я не устал –
сменилось жизнечувствие моё:
души моей таинственный кристалл
как раз и помутнел из-за неё.
* * *
По зову сердца, не для выгоды
мы затеваем споры сложные,
кроя из общих фактов выводы
взаимно противоположные.
* * *
Пока мы ловим слов созвучие
и цедим рифму, как вино,
по миру шьётся злополучие,
но нами брезгует оно.
* * *
Благословить хочу я всех,
кто жив душой на почве зыбкой
и прячет горестный свой смех
за жизнерадостной улыбкой.
* * *
Влияет ли еврей на ход событий?
Конечно, да! Притом – весьма зловредно:
всемирной паутины нашей нити
колышутся незримо и победно.
* * *
О, это чувство мне знакомо,
и мемуары нам не лгут:
еврей везде живёт как дома,
покуда дом не подожгут.
* * *
Мы свет почти везде включили,
мы дивные создали вещи,
мы время тикать научили,
но тикает оно – зловеще.
* * *
У Творца очень много забав,
по размаху они бесподобны,
но смягчается Бог, увидав,
что ещё мы смеяться способны.
* * *
Природа устроила твёрдо:
у гнусных и пакостных тварей
в лице проявляется морда
и быстро становится харей.
* * *
Перечисляя наши качества,
от века к веку всякий раз
мы упускаем дух палачества,
таящийся в любом из нас.
* * *
Тверды у начальства и стиль, и манеры,
но трудная в жизни стезя:
ползя по ступеням чиновной карьеры,
уже разогнуться нельзя.
* * *
Мне в рай не попасть: на запрете – печать,
никак не увижу я рая,
но счастье – в чистилище вечно торчать,
испуганных всех ободряя.
* * *
Повсюду распахнутся наши клетки,
свобода воцарится у народов –
не ранее, чем все марионетки
послать посмеют на хуй кукловодов.
* * *
Я верю, что душа моя бессмертна,
в кого-то ей вселиться Бог поможет,
я женщин уважал весьма конкретно,
преемнику желаю я того же.
* * *
Ушли фашизм и коммунизм,
зло вышло в новую конкретность,
но сгубит мир не терроризм,
а блядская политкорректность.
* * *
Прости, Господь, но мне смешон,
кто жалуется вслух:
мужицкой гордости лишён
тот горестный лопух.
* * *
В душе моей любви избытки –
к родне, друзьям и близким людям;
а если выпиты напитки,
то даже к разным сукам – судьям.
* * *
Даже мысли философской
тут загадка и кручина:
искра Божья от бесовской
слишком поздно отличима.
* * *
Шум жизни для меня почти умолк,
я благостный покой себе создал,
единственный на мне висящий долг –
я Богу ещё душу не отдал.
* * *
Землетрясения, цунами,
ветра, срывающие крыши, –
увы, не чувствуются нами
как нечто посланное свыше.
* * *
А люди привыкают ко всему –
к тюрьме, суме, правителям подлейшим,
и наш Господь сказал: «А посему
пусть это с ними будет и в дальнейшем».
* * *
Не верю уравнительной молве
об умственной похожести народа:
у всех у нас опилки в голове,
но разная у дерева порода.
* * *
Длинную житейскую дорогу
я топчу без жалоб и наград;
я теперь заметно ближе к Богу –
Он меня не ждёт, но будет рад.
* * *
Мир начинался сложно так,
а стал ещё сложней,
и я поэтому никак
не делаюсь умней.
* * *
А мысли набегают белопенные,
и нет покоя шалым и пропащим;
я делаюсь поэтом постепенно,
а после смерти стану настоящим.
* * *
Мы созданы, чтоб жили парно,
в любовной таяли истоме,
а говоря высокопарно –
необходима баба в доме.
* * *
Бог на богохульников не злится,
Бог насмешку любит, а не лесть,
Богу от хулы и смеха мнится,
будто Он и в самом деле есть.
* * *
Такая нынче всюду атмосфера –
грядёт пора трагических новаций…
И тут подумал я: какого хера
мне обо всей планете волноваться?
* * *
Ужель начну плести белиберду?
Маразма я боюсь сильней всего.
А в детство я, конечно, не впаду –
весь век не выходил я из него.
* * *
Ни наград, ни должности, ни звания –
вольная дряхлеющая птица;
счастье моего существования –
в полной неспособности трудиться.
* * *
Женщина воркует и курлычет,
а кудахтать – вовсе мастерица,
но порой так жалостливо хнычет,
что мужчина молча матерится.
* * *
Гусаров любят в самом деле
за их воинственные шпоры,
хотя они грубы в постели
и вытирают хер о шторы.
* * *
Куда-то ушёл, растворился и стих
дух алчности, страсти и фальши;
теперь я далёк от соблазнов мирских;
они от меня – ещё дальше.
* * *
Я славную себе нашёл стезю,
доступную сынам не каждой нации:
умею выковыривать изюм
из самой неприятной ситуации.
* * *
Многие, что явно были штучные,
были в полной степени людьми,
сделались в года благополучные
суками, скотами и блядьми.
* * *
Я задержусь на этом глобусе
и сочен буду, как оладушка,
покуда юноша в автобусе
не скажет мне: «Садитесь, бабушка».
* * *
А доктор, напрасно лечивший меня,
сурово промолвит: «Он был
упрям и курил до последнего дня», –
а после добавит: «И пил».
* * *
Я предан рифме всей душой
и взглядом чуть косым,
и пусть поэт я небольшой,
* * *
Вдоль по жизни брёл я, спотыкаясь,
и легко запреты нарушал;
раньше я грешил, почти не каясь,
а теперь я каюсь, не греша.
* * *
Пустеют и немеют города,
как будто похозяйничала мафия:
друзья из них уходят в никуда,
и ныне это просто география.
* * *
Напрасно я то водку пил, то чай,
напрасно я водой дышал морской –
навек во мне еврейская печаль
с российской перемешана тоской.
* * *
Единый образ наш весьма сомнителен –
в нас разная клубится благодать:
быть можно выдающимся мыслителем
и триппером хронически страдать.
* * *
Все бесы, упыри и вурдалаки,
вся нечисть, этим гадам соприродная,
исходят из невидимой клоаки,
которую родит душа народная.
* * *
В эпоху страха, нервы леденящего,
с небес душе даруется кредит:
энергия бессилия кипящего
могучие творения родит.
* * *
Сложилась не ахти моя судьба,
душа меняет вкус и аппетит:
в себе давно я вытравил раба,
теперь меня свобода тяготит.
* * *
Пришла весна. Курлыча односложно,
бегут ручьи, стекая в буерак,
а бабы обнажили всё, что можно,
а что нельзя, прикрыли кое-как.
* * *
Человек – это Божье художество,
и душе его нет насыщения,
очень тёмные замыслы – множество –
ещё ждут своего воплощения.
* * *
Нам не по силам ничего
в игре кошмарного с ужасным,
напрасно всё – кроме того,
что нам не кажется напрасным.
* * *
Про что слова «дезабилье»,
а также «неглиже»?
Это она ещё в белье,
но вся твоя уже.
* * *
Я прочитал тут невзначай
и свой умишко сразу взвесил:
во многой мудрости – печаль,
и я поэтому так весел.
* * *
Породистой твари в провинции мало,
поэтому климат таков,
что вместо волков торжествуют шакалы –
они не добрее волков.
* * *
Пока земной вершится карнавал,
я жадно пью из этого колодца,
я многое уже зарифмовал,
но бесконечно много остаётся.