Перевели с иврита Татьяна Соколовская и Михаил Польский
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 47, 2013
ПЕСНЯ ДОЖДЛИВОЙ НОЧИ
Земля иссохла… Напои её дождём из облаков!
Деревья, что посажены людьми,
не им принадлежат – они Твои.
Из райского ручья их напои
с Твоих высот!
Весь воздух мира, вся его природа,
растения, долины и холмы
хотят дождя, в котором повторится
вкус первого дождя в святую ночь
соединенья Евы и Адама.
Мир юности… Мой царь и пастырь!
По-разному у птиц и у людей проходит ночь дождя,
У птиц – построенные клювом гнёзда, а у людей – дома…
Что значит ночь в тепле гнезда и в доме,
сложеньем букв изобразить нельзя.
Тишь-тишина в гнезде и запах древней тайны,
дождь, дождь ночной, и в доме тишина.
НАД МОГИЛОЙ ВОЗЛЮБЛЕННОЙ
Ты здесь, любимая, в могиле, под землёй,
и позвонки, как гроздья винограда,
рассыпаны в земле. Ты здесь, не за морями,
лежишь под камнем. Я над ним стою,
раздавленный, униженный распадом
стареющего тела. Я пришёл.
Я позову тебя по имени, как прежде.
Услышишь ли меня, любимая, в земле?..
Так близко, как рука к ребру
и как стена к постели,
но далеко, так далеко, как звуки
умолкших голосов,
как голос твой в тот самый первый вечер,
в саду, в тревожном запахе сирени…
…Звучал так нежно, так призывно,
но до меня ещё не долетал.
А ты была, как день, благоуханна,
как поле созревающей пшеницы,
как солнцем напоённые плоды.
и волосы медовые твои –
янтарный лес, в котором свет и тени…
Я помню, ты стояла в белом платье,
под серебристой шёлковой фатой…
Зачем ты умерла, зачем?..
И мы – оставили тебя в могиле гнить,
как пса, закопанного в огороде.
И я, и все друзья любимые твои
с тех пор блуждаем в опустевшем мире,
в пространстве без тебя.
И в окруженье жизни лучезарной,
над пропастью меж нами и тобой
вдыхаем жадно, словно дикари,
как звери, стерегущие добычу,
как птицы хищные, твой запах нежный –
благоуханье зреющей пшеницы и аромат плодов.
При свете дня мы заняты другим,
но вечером, когда краснеет небо,
терзают душу прежние желанья
и образ твой одушевляет ночь.
О, если бы найти твоё отображенье
здесь, в этой жизни, в облике земном,
и воспевать тебя, и Бога славить…
Поймёшь ли ты, любимая, в земле,
как мы тебя любили, как желали
в горячей тьме ночной…
ИЗ ЦИКЛА «МИР ЗАБРОШЕННЫХ САДОВ»
1
О мир заброшенных садов – вселенная в миниатюре!
Тут змеи, скорпионы, сорняки,
гиены по ночам рыдают горько…
Со временем тут выкорчуют пни
и возведут дома. Но это – будет, а пока –
в стволах незримо бродит то, что накопилось.
И каждую весну здесь лопаются почки –
я это чувствую всем телом.
Печален мир заброшенных садов,
В нём ароматы увяданья и цветенья, весна и смерть.
От середины дерева до кроны –
скелет, но ближе к полосе земли и к сорнякам,
к крапиве, есть веточки, растущие из смерти
к весне. От них исходит запах скорби.
И если это выразить словами, пересыхает горло.
Деревья мёртвые, и птицы на ветвях.
И первозданное сиянье…
О мир заброшенных садов!
Нет, никогда на кладбище людском
картина смерти не бывает так жестока,
как здесь, в тепле, в пьянящем запахе весны.
На каменном надгробье можно
построить голубятню, и могила
уже не будет выглядеть так грустно.
Но только не в заброшенном саду!
Здесь голубятня неуместна…
Пишу – и слёзы на глазах,
и по спине – то жар, то холод…
2
Мама моя и сёстры (на замужних платки из шёлка,
У девушек рыжие косы уложены на затылке)
идут среди мёртвых деревьев на встречу к отцу и зятьям.
Мужчины сюда приходят благословить луну.
Сухие листья шуршат, и слышится шорох крыльев…
Тут их никто не встретит, не скажет – входите с миром,
тут среди мёртвых деревьев – змеи и скорпионы,
растут по ложбинам колючки, крапива, дикие травы,
преют сухие листья – листопады минувших лет.
Когда мой отец с зятьями танцуют и возглашают:
«Царь Давид существует, жив, существует, жив!» –
в Яффо и в Тель-Авиве к луне вздымается море,
мама моя и сёстры светятся белизной…
Отец и его зятья поднимаются на деревья,
ветви под ними не гнутся – невесомы отец с зятьями,
стоят и смотрят на море, словно печальные птицы.
Но никак не приходят в гавань корабли из западных стран,
чтобы доставить кости с комьями влажной глины,
пропитанной их кровью, как святая земля.
Спустились отец с зятьями, ветви не потревожив,
склонились мама и сёстры… Подняли вой шакалы…
3
Не надо вопрошать у мёртвых, почему
встречаются они в заброшенном саду
благословлять луну, когда синеет воздух от мороза
в конце зимы и мёртвые деревья
скорбят и вспоминают лето и дуновение весны.
Она к ним приходила после смерти, в их сны.
Деревья умирали месяцами, без жалости людской,
пытаясь отыскать корнями влагу в земле сухой…
На ощупь – эта грусть нежнее шёлка
волос печальных избранницы моей души,
покинувшей меня,
когда я находился в юном теле, подобном скрипке.
И в ночь благословения луны она встаёт из моря
и по серебряной тропе идёт искать живого человека,
одного,
который вышел ей навстречу в смятенье,
в мерцающем сиянье
звезды Венеры, окружённой нимбом золотым.
…Ночная встреча в мире заброшенных садов,
как прежде в садах живых деревьев, летними ночами
когда-то в юности, которой больше нет и никогда не будет,
быть может, сохранится только в скорби
воспоминаний старческого тела…
Разбиты скрипок драгоценные тела, и их не починить…
ДЕНЬ ГИТАРЫ
Будет день… Будет ласково петь свою песню гитара,
Бог отец – в небесах…Птицы в гнёздах и птицы в сердцах.
По волнам не плывут корабли, и отец остаётся с детьми,
со своими деревьями, с кротким домашним огнём.
Всё, что было в скитаньях, запрятал он в сердце своём,
как запрятаны в сердце земли тайны древнего мира.
Собираются девушки, песни поют, на гитаре играют,
в них сияние, свежесть, цветущих садов аромат.
Будет счастье кому-то, а кто-то и песенкам рад…
Будет день… И не будет органа, довольно гитары простой,
потому что далёкие грёзы ушли и мечты достижимы.
Нет больших расстояний, Господь их закрыл пустотой,
крыльев нет, только руки и плечи любимых.
Всюду пенье ручьёв, и на сердце легко.
Посох странствий забыт. Кто захочет идти далеко?
ИЗ ЦИКЛА «ЧЕЛОВЕК В БЕЗДНАХ»
Мы взывали к Нему из глубин, о ничтожных потерях скорбя,
не умея измерить тоску и печаль в полноте бытия,
не умея понять настоящую ценность вещей,
взвесить боли и скорби – какая из них тяжелей.
Потерявший лишь малую часть или тот, кто лишился всего,
возносили молитвы и жалобы, каждый о горе своём,
тем же голосом скорбным,
одними слезами рыдали, склоняя чело.
Мы не знали, какое терпенье и силы нужны для великого горя,
небывалого, непостижимого горя,
и как мало вмещают болота в сравнении с морем.
Но ещё воцарится любовь на просторах земли,
и стихи воспоют нашу землю, где мы – короли,
и святые виденья откроются нашим очам,
и слияние тел будет словно Божественный дар,
как слияние Солнца с Луной,
как в раю… Это было давно. Это было дано.
Перевела с иврита Татьяна Соколовская
ИЗ НАУКИ О ГОСУДАРСТВЕ
1.
Не силой меча одного, но прови́денья силой
сбывается то, что знаменьем зовут в народе.
От посоха Моисея и меча Навина
до готового к войнам меча Давида –
в руках наших, отвыкших от боя, но верных свободе
и гимну Иерусалима.
Не одною лишь силою крыльев орёл вознесён,
но стремленью его покоряются выси и дали,
и в пределы заветных мечтаний вторгается он,
достигая пределов желаний.
Но, увы, наших всадников кони, ступая устало,
не взошли на Синайскую гору,
не испили воды из Великой реки Авраама,
не приблизились к Нилу-Еору.
Ибо в кузне войны на времён изломе
нам кузнец-полководец пока не явлен,
властелин раскалённой железной глыбы –
предводитель нашего поколенья.
Мы б увидели: вот он раздул горнило,
а в горниле – вода Иордана, Нила,
и Ливан, и Хермон, и Моав с Гиладом.
И поток нефтяной потечёт через землю нашу,
поколенья будущие питая.
От потока того разгорится воля
даже немощных духом детей галута.
И сердца молодых, непривычных к пенью,
утоляющих жажду водой болота,
встрепенутся, забьются и вместе грянут
долгожданную песнь о Евфрате, Ниле,
о Дамаске, Моаве и о Хермоне!
О услышь, Иордан, как народ изгоев
воспевает союз свой с рекой Евфратом –
с той рекой Великой народ – великий.
Если на Иордане взойдём лесами,
им не жить – ведь извечные рощи наши
на Евфрате, откуда навеки с нами
наша вера: Господь Един…
Мы всё те же и пьём всё из той же чаши:
власть и святость. Одно с другим.
2
Разума приговор:
«Будете жить мечом»,
ибо враги кругом,
жёстко земное лоно.
Всею моею кровью молю Всеблагого:
О, сократи приговор
«будете жить мечом».
Пусть, словно лес густой,
что на холмах зелёных,
встанет Израиль Твой,
с гомоном птичьим в кронах,
вечный и молодой!
Будете жить мечом,
ибо так надо,
и не видать мечу
конца-края.
Откроет пастух загон,
выведет стадо:
за спиной автомат,
на ремне граната.
Соколом глянет он,
землю обозревая.
Будете жить – мечом,
строить, пахать – мечом,
лёгким смычком – мечом –
музыку извлекая.
Думать про жизнь и смерть
будете вы с мечом
будет любовь – с мечом –
благоуханье рая …
Муж и жена – с мечом –
и горяча их кровь,
и потому – с мечом –
нового ждут хасида.
Смех потечёт – с мечом!
Плач потечёт – с мечом!
Песнь расцветёт – с мечом –
псалмом Давида:
«Мне обещал Пресвятой,
что возликую ныне:
вот – обустрою Шхем,
долину Суккот измерю,
мне Гилад, и по праву –
Эфраим, и мне Менаше,
Иудея – моя твердыня,
Моав – моих омовений чаша,
Эдом под моей стопой,
Мицраим, со мною пой!»
Нас убоятся вскоре
племена Полумесяца –
и успокоятся
под крылом нашим.
Мы свидетели их союзов –
братство суши и моря.
И даже Крест перебесится.
Если же бросить меч
мы посмеем
и возжелаем течь
среди тихих мест
речкой тихой,
сдаться и дань платить…
будет лихо:
дани с нас не возьмут:
коварный Крест
Полумесяц на нас натравит,
и нас раздавят,
как филистимлян и кнаанеев.
Разума приговор:
«Будете жить мечом».
Сердцем – и день, и ночь,
совестью – днем и ночью…
Взор неусыпный наш
весь объял окоём
мира, что жив воочию
нашим в нем бытиём.
Если ж на миг один
взор затуманит сон,
тотчас воспрянет враг –
рядом его засада.
Тотчас восстанет он
на Иордан, Яркон
и вознесёт свой стяг
от Нила до Евфрата,
чтоб на Горе пустой
Солнцу служить с Луной.
3
Когда слышим «галут»,
перед нами кошмары встают,
разверзаются души слезами –
унынье и страх,
и трепещет в бессилии разум при слове «галут».
Я пришёл и пою,
все со мною поют –
песню мужества, веры и силы из мира неволи.
И лежит у судьбы на весах
злое иго мытарства
против доли господства,
владыки законного доли.
И я вижу: свобода и власть тяжелей, чем галут.
Ибо не о телесном заботы гнетут,
но о сущности царства.
Мне решать, мне судьбу выбирать и полёт направлять,
поднимая сады и леса там, где были болота.
Как ликуют сердца!
Жив народ, обретающий власть
На земле!
В государстве народа!
Ну а плач не беда –
это плач на своей борозде,
где сыны от отцов получают Отчизну в наследство!
Где ликуют сердца, где молитвы и песни везде
полной грудью –
от сердца!
Только этим деяния наши благословлены.
То итог нашей жизни для мира, семьи и страны.
И теперь каждый знает:
Убивает наш разум галут.
А Родная Земля – возрождает.
4
Ни покоя, ни сна – вот народа великого бремя.
Ведь задача его – успокоить стихию и время:
о чащобах лесных над брегами медлительных вод
размышляет, мечтает, поёт.
Не такая судьба у народа, подобного стаду:
лишь трава да вода из ручья – его жизни отрада.
Но великий народ – он рождается с норовом льва.
Это царь!
Над овечьим ручьём не склонится его голова.
Услыхав его глас – Солнце в небе заблеет –
и сомлеет…
А в ответ – Глас небесный народам на страх,
и откликнутся эхом пределы Земли,
покорятся ему всех морей корабли.
Враг – во прах.
лето 1948
Перевёл с иврита Михаил Польский