Стихи
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 44, 2012
Вероника Долина
из нормандской тетради
1.
У нас суббота, господа. Опять она –
как и тогда,
Когда нас не было тут с вами и ни капли…
Вся площадь – будто
свежий лист. И фрукты тут, и букинист,
И к вечеру для малышей спектакли.
А я, несчастный человек, сейчас поеду в Понлевек
(Там Евы Грин живет неюная мамаша).
И вот я, бедный музыкант, сейчас уеду на брокант –
Ах, эта жизнь невыносимая, не наша!
2.
Что делать
нам? Нормандская дыра,
Чтоб не
сказать, прошу прощенья, дырка.
Вчера был
дождь и есть еще с утра.
Посуда,
телефон, обед и стирка.
Но, вдалеке
от всяческих страстей,
Что видишь
напрямик, через дорогу?
Родителей
своих. Своих детей.
Детей своих
детей. Одну тревогу.
Но тут такие сладкие дожди –
Как хлеб, как масло с соляным кристаллом.
Сиди себе, стихи свои луди.
Дай отдохнуть глазам своим усталым.
Мой папа мог бы жить не на Тверской –
Но с этим хлебом, молоком и сыром.
Работать мог бы в автомастерской.
Дружил бы с внуками. И дочкою. И с сыном.
3.
Проветрить
голову, пожалуй.
Будто квартиру
и чулан,
Пока что не
идёт пожаром
На нас
какой-нибудь мужлан.
Пока родной
российский викинг
Меня не
гонит за порог…
Давно
бедняга ищет выход
Для всех
своих немытых ног.
И вдруг
притопает лохматый,
Неутомимый
русский тролль?
Что ж мне
его, встречать лопатой?
А вдруг он с
топором, позволь?
Сиди среди
других животных.
Там
размножайся, ешь и спи.
От слов моих
бесповоротных
Зубами
синими скрипи.
Не то чтобы
я ненавижу
В суровых
сумерках людей,
Но вот тебе
отдельно визу
В Европу не
дала б, злодей.
Тут викингов
своих немало.
Они мохнаты как никто.
Я давеча пальто снимала –
Так им не надобно пальто!
Они свои подшерстки чешут
Корявым ногтем и пыхтят.
И безъязыким басом брешут,
И мяса женского хотят.
Проветрить следует квартиру:
Она дымится без огня.
Неужто я пишу сатиру
На злобу ночи или дня?
Возьму дитя, пойду на ферму –
Там среди козочек-козлов
Скорей приду в свою же форму,
Чем от иных скандальных слов.
4.
А в общем, как себя ни будоражь,
Повестка дня закрыта. Мы не боги.
И скромным платьем марки «жюдоранж»
Приветствую я дочку на пороге.
В том смысле, что подарок припасён.
Мог быть погуще, вдругорядь найдётся…
Могла б с овцой стоять иль с поросём,
Как тут у нас, у фермеров, ведётся.
Приедут дочки-внучки в Норманди –
А тут и ты, с расшитым полотенцем.
И спит ребёнок, с кроликом к груди
Прижатым, будто бы с младенцем.
Могла ли ты себе
предугадать
Такую живописнейшую
участь,
Такую, прости боже,
благодать,
Когда с гитарой
распевала, скрючась?
Похоже, вот и это уж
прошло.
Где там гитара, где мои
подвалы?
Дружки мои,
кидалы-поддавалы,
Мне с этим очень даже
повезло.
Нормандские теперь мы
рыбаки.
В Москве нас – днём с огнём и по
сусекам…
Как мама говорила? Языки
Учи
– и, может, станешь человеком.
5.
Как вы там пели, ваше благородьице?
Кругом одна чужбина да разлука?
Во Франции –
Успенье Богородицы,
Такая католическая штука.
Пока не видно осени предвестников,
И не летает пепел Жанны Д’Арк,
Родители ведут своих прелестников
Исследовать соседний зоопарк.
Их ожидают звери, как положено,
Во всеоружьи шерсти и клыков.
И, как положенное, ждёт детей мороженое.
Мороженое ждёт, без дураков.
А что в Москве, какая ода к радости?
Куда ведут родители детей?
Что там такое с праздниками в августе?
Чем веет от вечерних новостей?
Погода, знаю, портится и
портится.
Уже летит понурый чахлый
лист.
Не будет вам Успенья
Богородицы –
Я говорю как старый
атеист.
6.
Восторженность первого года
Почти незаметно ушла.
Вот так, что ли, пахнет свобода,
Когда выгорает дотла?
Игольчатыми петухами
Над старым собором во мгле,
Пирожными или стихами –
Всем тем, что пекут на Земле.
Недаром меня
похищали
То башня, то
грот, то скала.
Но всё это
было вначале,
А позже – иные дела.
Спасусь,
соскользну по верёвке.
Ногою
попробую снег.
Еще
предстоят остановки,
Но всё-таки это побег.
7.
В нашей-то
области, где кальвадос изобилен,
Русских
писателей – просто хоть шапкой лови.
Тут,
например, проживает писатель Гладилин,
В августе,
правда. И это рассказ о любви.
– Скоро поеду в Москву, –
говорит он тревожно. – Скоро поеду, а ты не
подскажешь, дружок,
Можно ль
кого-то увидеть, хотя б осторожно?
Чуточку
«Крыма»? «Изюма»? Свеченье? Ожог?
– Этого нет и не будет, –
сказала я строго. –
Нет и не
будет. Теперь времена немоты.
Тот, кто
желает свидания с собственным богом,
Скромно к
Ваганькову тащит, как может, цветы.
Там
человеком побудешь хотя бы немножко,
Там
населенье иное, железный кружок.
Книжки
обложка – и в мраморе темном окошко.
Ну, и увиделись вроде. И Крым. И Ожог.
8.
В те
невозможные, в те древние поры
Была я
школьницей, одетой в «Детском мире».
Балладу «Три
незрячие сестры»
Я сочинила,
уже или шире.
Объёмистая
книжечка была,
А школьница,
как говорят, былинка.
Но книжечка
упала со стола
И оказалась
книгой Метерлинка.
Вот именно
не пьесы, а стихи –
Простые, мы
таких и не встречали.
Не так-то
дети слепы и глухи.
Но Метерлинк – пойди
найди вначале…
9.
В преддверье сентября –
Нет, прямо на пороге,
Там, где встаёт заря,
Там мне единороги
Показывают дом –
Не тот, что у кентавра,
А где зашёл с трудом
Кораблик в гавань Гавра.
Отвыкла от тепла,
Измучилась Марина.
В дороге не спала
И, как моряк, курила.
Баульчик у груди,
Дрянные папироски
И мальчик позади,
В берете и матроске.
Не выйти ль, например,
На море и на ветер?
Рыбачий Див-сюр-Мер
Их свежим сидром встретил.
Громадина была
Тяжёлым душным адом.
Нормандия цвела
Нескучным летним садом.
Да долго ли поэт
Стихи на воле мыкал?
Неяркий летний свет.
Последний день каникул.
10.
Покуда,
скромный бард, я петь не разучилась,
Пока Кристин
Лагард на нас не ополчилась,
Пока
чиновник глух и выжидает транша,
Мы будем
жить, мой друг, на берегу Ламанша.
Пока хватает
нам на месяц тыщи евро,
Пусть
отдыхают хам и разбитная стерва.
Мечтательный
огонь горит у изголовья,
А мой
троянский конь пришел из Подмосковья.
Ну нету там
сыров, и мидий, и паштету.
И климат там
суров, дорог и вовсе нету.
Так что же
там – не жить, не
размножаться, что ли?
Не буду
ворошить тебя, родное поле.
Я тоничку свою, свою субдоминанту
Тихонечко пою, идя от Гавра к Нанту.
Пусть межвалютный сбор меж белых скал
отвесных
Не тает до сих пор в моих карманах тесных.
Но как ты там одна? О чем поёшь, малютка?
Качается волна, кончается валютка…
В причёске серебро, очки горят металлом.
Ты всем несёшь добро –
и странникам усталым,
И мне. Хоть, скромный бард, я петь уж
разучилась,
Но и Кристин Лагард пока
не ополчилась.
11.
Конечно, всё было иное, лет сто назад.
Но сентябрь всё равно со мною, как старый
сад.
И хотелось его засадить молодой ботвой –
А он сам не хочет, упрямо трясёт головой.
Нету сада со мной. В голове – сплошной огород.
Да и там одни загородки и недород.
Вот найду кой-чего и тебе пришлю в двух
словах,
Чтоб салат приготовить, что ли, весь в
кружевах…
Значит, всё как обычно: берём нашу травку
маш.
Ты в лицо её знаешь, и маху ты тут не
дашь.
Помидоры-малютки. Каждый чтоб невелик.
Банка кубиков брынзы. Не надобен базилик.
Основное в этом году: не бери маслин!
Ни маслин, ни оливок сегодня не надо,
блин.
Это было моей ошибкою много лет,
Но сегодня мы все исправим: оливкам – нет.
А теперь достиженье года: белый изюм.
Ну уж это несёт природа уж в каждый чум…
Вот берёшь изюма хорошую вескую горсть
Да и сыплешь его угрюмо. Пожалте, гость!
Но оливковым маслом всё же придется полить.
И лимонным соком всё это увеселить.
И, конечно, орешков кедровых надо, прости
стихи.
Или семечек тех, здоровых, без шелухи.
Не соли, не перчи, не надо, не дай-то Бог!
И салат расцветёт, как роза, и даже
впрок…
Если чудо случится и ты не доешь его,
Настоится за ночь и
будет огогого!
12.
В ком что-то
несуразное болит,
в ком
теплится обычная душонка –
езжай скорей
сюда, космополит.
Такой уж
день. То Праздник индюшонка.
Съезжаются
фургончики с утра –
вся область
тут, на то мы и столица.
Не Тур-де-Франс,
он вообще мура,
а зверь
домашний призван веселиться.
И голубя, и
кролика лицо,
и нежный дух
трёхдневного утёнка…
Я б написала
Богу письмецо,
да всё
боюсь, что напишу не тонко.
А петуха…
честнейшие глаза –
всё
ждёт-пождёт, но чувствую, дождётся.
И наконец,
индюшек голоса –
курлы-курлы,
а к Рождеству – придётся.
Купи себе
дружка, пришла пора.
Купи, не
жмоться, дурень-обыватель.
Он будет
брат тебе или сестра,
он не игра,
а духа воспитатель.
Когда придёт
назначенный момент,
ты будешь
принуждён принять решенье –
он выступит
что твой интеллигент.
Он знает всё
про жертвоприношенье.
Да, у детей
счастливые глаза.
Полны зверья
картонные коробки.
Не знаю,
сколько верят в чудеса –
но
дружелюбны, веселы, не робки…
13.
…Обнаружено
тело женщины. Пятидесяти с лишним годов.
Четверо
родов. Четверо здоровых плодов.
Обнаружено
было на пляже, где дети ловят волну.
Не маленькая
уж, а туда же. И куда же это? Ну-ну.
Довольно
странно одета. Мало данных пока –
Но вряд ли
жена поэта. Скорей уж вдова рыбака.
Слава Богу,
хоть обнаружено. Может, даже на полпути.
Обезвожено
ли, перетружено, но могли бы и не найти.
И, уж если и
не раздевалась, но, босая, шла до воды,
То куда эта
свора девалась, эти её плоды?..
…Так, задумчиво и нескоро, сочиняется в такт шагам –
По шершавым камням Онфлера, по следам Франсуаз Саган.