Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 34, 2010
Михаил Фельдман
Ещё не дата
Когда бесчинствуют восточные химеры, и отлетали над Парижем все фанеры, и чувство юмора не знает чувства меры, и паруса ещё ого как парусят, – когда гитара намекает на аккорды, когда поклонниц зачарованные орды хотят на бис и вожделенно красят морды, – мы знаем точно: Кимельфельду шестьдесят!
Уже полжизни позади, а ты в расцвете, ты на Парнасе, как Ромео на Джульетте, глаза искрятся, как у Сакко и Ванцетти (ах, до чего ж мои сравненья хороши!) – и что с того, что ты рождён в созвездьи Рака, когда в фамилии твоей два мягких знака, что говорит не хуже знаков Зодиака об утончённости и мягкости души!
С таким талантом, экстерьером и либидом, клянусь, я тоже, буду гадом, – стал бы гидом, и учинил бы несговорчивым аидам сорокалетнее вождение за нос! И не смотрите на меня, как на тупого, с пренебреженьем, как Маркони на Попова, – от унизительного взгляда от такого мне затруднительно ответить на вопрос:
С чего наш Эрец начинается мувтахат[1]? Я только знаю, что кончается на тахат[2], и враг стремится, чтобы Эрец был оттрахат, и в этой похоти весьма неутомим. А нам всё пофигу, у нас идут процессы, а у врага одни абсцессы и эксцессы, а это значит, что Париж не стоит мессы, а стоит мессы только Иерусалим!
Люблю Париж я ну почти, как Фалыстыну, и этим чувством я, наверно, не остыну, но, отдавая долг Дюма отцу и сыну, я выдам нечто, патетически грустя… И, несмотря на то, что публика поддата, меня поддержат, как Тагор Рабиндраната, когда скажу, что шестьдесят – ещё не дата… Начнутся даты где-то двадцать лет спустя.