Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 3, 2016
Ольга Кузнецова. Родилась и выросла в городе-герое Туле. Там же с 14-ти лет начала писать
стихи и песни, успела получить вокальное образование, вступить в Союз
российских писателей и выпустить в свет три небольшие книги стихов. В 2001 году
уехала в Москву за новой жизнью и в поисках реализации. С тех пор побывала
членом жюри нескольких фестивалей авторской песни, записала три музыкальных
диска со своими песнями и песнями на чужие стихи, публиковалась в различных
журналах и альманахах. Дипломант поэтического конкурса имени Н.Гумилёва «Заблудившийся трамвай» (СПб, 2004), финалист
поэтического конкурса «Эмигрантская лира» (Брюссель, 2009).
В настоящее время – свободный художник, воспитывающий двух прекрасных
детей.
зов крови
Я безумно люблю свой город.
До удушья. До пьяных слез,
Узнавая кузнечный молот
В наковальне июльских гроз.
Я храню его воздух серый
В каждой складке своих одежд.
Я дышу его улиц серой
И болотом больших надежд.
Здесь дожди холодней и дольше,
И для дел не хватает дня,
А в далекой-далекой Польше
Кто-то помнит другой меня.
Кружит флюгер над старой башней,
И с шеста золотой петух
Смотрит пристально в день вчерашний
И меня окликает вдруг.
Я спешу. Я теряюсь в гуле,
По живым мостовым плыву,
Позабыв, что иду по Туле,
Что с рождения здесь живу.
Если б нам раздавали детство,
Мне бы выпала эта твердь.
Дорогое мое наследство –
Пыльных улочек полусмерть.
Город в небо вонзает грубо
Цвета воронова пера
Заводских монополий трубы
И пронзительный взгляд Петра.
диптих
1.
маме и папе
смотри на Нее, смотри.
еще не настало утро.
еще не проснулся тот
который Тебя предаст.
прими из Ее груди,
Младенец смиренномудрый,
грядущего дня восход
и ангельский слушай глас.
еще тридцать лет и три
до той неподъемной чаши,
до тьмы над Твоим Крестом
и света в глазах Отца.
смотри на Нее, смотри,
пока Она рядом, чаще,
пока не коснулись боль
и слёзы Ее лица.
еще далеко пока
до Лазаревой субботы.
звезда мудрецов ведет,
дарами сума полна…
смотри же, как Мать легка,
уставшая от заботы,
и как тебя любит тот,
с которым пришла Она.
2.
дочке и
сыну
когда над Тобой потешались,
мы новую мыслили шалость.
когда Тебя распинали,
мы мяч во дворе пинали.
когда Твои кончились муки,
мы мыли чумазые руки.
покуда снимали с Креста,
мы пели, не помня поста.
когда над Тобою стенали,
мы грязные джинсы снимали.
покуда Тебя хоронили,
мы луковый варень варили.
когда Тебя запирали,
мы яйца в отвар опускали,
смотрели, как пухнут в печи
воздушные куличи.
когда не нашли на месте
Тебя, мы-то знали — воскрес Ты!
мы мало еще понимали,
мы толком не верили – знали,
что Тихою станет суббота,
что Храма наполнится сота,
что мама с трескучим огнем
и мы – никогда не умрем!
*
* *
упало яблоко потом пропел петух
в траве негромко заиграл кузнечик
полёт шмеля и облачный пастух
погнал к реке медлительных овечек
но хлопнет дверь и зашумит сосна
и пропоет журавлик у колодца
и я увижу сквозь завесу сна
как новый день лозой упрямой вьется
звёздная
колыбельная
ангелы спят. день окончился в срок.
облаком теплым белеет перина.
высохли слезы, и жребий высок
грустных Гиад из созвездия сына.
гнев ли богов, или горечи яд
пусть обойдут их без всякой отсрочки.
светом далеких спасенных Плеяд
тихо качает созвездие дочки.
им, что за словом не лезут в карман,
вечно упрямым и часто бодатым,
оком оранжевым Альдебаран
пусть подмигнет в этом небе когда-то.
солнечная сторона моего лета
Ольге
и Виктору Трушиным
павловским яблоком день опустился в
ладонь —
ранний, зеленый, еще не напившийся
света.
счастье так просто, пока в очаге есть
огонь
в солнечной
стороне
моего
лета.
здесь я умею дышать и любить не спеша —
божья коровка в краю негорелого
хлеба.
ангелы зримы, покуда блаженна душа
в ветренной
стороне
моего
неба.
нет ничего, только эта глубокая тишь.
горькая Русь с журавлиной тоскою колодца.
время ничто. есть земля, на которой
стоишь.
и синева.
и текущее
вверх
солнце.
Полнолуние в солнцестояние
оно случится не однажды
и будет тихим виз-а-ви
как обещанье вечной жажды
здесь не прощаемой любви
и под его упрямым оком
живым серебряным клеймом
пометят нас сердечным током
и чисто вымытым умом
и будет ночь как вздох случайный
и бесконечно белым день
как спящий лев как слон печальный
и уходящий вдаль олень
Слово
ищу слова для прощания –
выходит всего одно,
незримое, как дыхание,
и терпкое, как вино.
бездонное, как вселенная,
и жгучее, как чеснок.
как море – у пирса пенное,
и тихое – сквозь песок.
как дудочки трель над росами,
как вечный глубокий Ом.
как свет золотой, полосками
стекающий от икон.
как лотос, случайно выросший
в кувшиночьей глубине.
как Ангел, еще не вынесший
меня от тебя – ко мне.
замри
всё замерло. всему сказали
"стоп".
прохожие, метро, автомобили,
как будто в соляной недвижный
столп
за Лотом лето словом превратили.
вода из крана, кофе на плите,
в дверном проеме бесконечный
вечер,
и птица, до гнезда не долетев,
и звук дождя за окнами, и ветер, —
всё встало, обесточилось,
засты…
как в детской приснопамятной
забаве.
с субботы до немыслимой среды
затихло всё, что затихать не
вправе.
и не пойми зачем вскочивши в три,
я слышу, как пульсирует и бьется,
боясь проспать команду
"отомри"
в груди моей встревоженное солнце.
31 мая
Белье на ветру хлопает,
как будто снялась стая.
В седой голове тополя
мой ветреный май тает.
Сирени от клякс вычистил,
каштанов задул свечи,
как будто бы сам вычислил
минуты до той встречи,
когда соловьев цоканье
заставить взлететь в стремя
горячее, темноокое,
нездешних кровей время…
А ты береги искорки,
небольно стегай сердце,
покуда стрижи искренни
и звонко дождей скерцо,
а ты колоском хлеба ли,
вьюном, васильком к свету
тянись и твори небыли
о том, что пришло лето.