Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 2, 2014
26 февраля в
Москве состоялось вручение премии им. И.П.Белкина – ею, как известно,
награждают за лучшую повесть. В шорт-лист-2013 вошли пять произведений: «Лёгкие
миры» Татьяны Толстой («Сноб», 2013, №5), «Кокон» Ильи
Бояшова («Октябрь», 2013, №5), «Яд и мёд» Юрия
Буйды («Знамя», 2013, №4), «Архитектор и монах» Дениса
Драгунского (изд-во АСТ, 2013) и «Кейп-Код» Максима
Осипова («Знамя», 2013, №6). Победителем стала Татьяна Толстая.
Премии – двигатель
литературного процесса, ну а если премия эксклюзивна (а премия Белкина такова:
единственная в России, которая вручается за повесть), то это ещё и хороший
повод порассуждать о текущей литературной ситуации, её тенденциях и
закономерностях. И вот что у нас в этом году получилось.
Начнём с того, что
белкинский шорт-лист-2013 очень хорош и, по правде
говоря, литературные шансы у номинантов были равны: каждый автор (никто из них,
кажется, не нуждается в представлении) подошёл к своей литературной штанге и
без труда взял вес. Одни сделали ставку на невероятном допущении: встрече
молодых Гитлера и Сталина («Архитектор и монах») и желании человека избавиться
от собственной души – в буквальном, физическом смысле этого слова («Кокон»).
Другие поставили на лирическую непосредственность жизненной истории, на музыку
прозы («Лёгкие миры» и «Кейп-код»), тоже вышло здорово. Третьи – на детективную
интригу и тоже не прогадали («Яд и мёд»). Словом, этот список – хороший
навигатор: пять-шесть часов приятного чтения вам обеспечены.
Дело, однако, в
том, что читатель за последние годы как-то успел отвыкнуть от жанра повести. То
ли дело – романы: каждый год выходило (и выходит) по пять-шесть толстых книг,
которых нельзя пропустить ни при каких обстоятельствах. Или – рассказы: в
начале 2010-х случился настоящий ренессанс малой и сверхмалой прозы (Рубанов, Быков, Елизаров, Драгунский…). Но открывая в
магазине очередную новинку, покупатель меньше всего имел шансов увидеть
подзаголовок «повесть».
Отсюда –
читательская растерянность. Верно ли, что повесть – это то, что длиннее
рассказа и короче романа? Сколько персонажей должно действовать в повести,
чтобы не мешать друг другу? Что на этот счёт говорит Википедия? А правда ли,
что повесть – это неполучившийся роман? Вон Евгений
Гришковец планировал же назвать свою новую вещь «Непойманный» «повестью, не
ставшей романом» – как это объяснить? Жанровые границы, конечно же, условны.
Так что премия Белкина исполняет важную роль литературного заповедника, в
котором жанр сохраняет свою классическую форму. А что происходит за пределами
этого заповедника?
В неохраняемой
литературными смотрителями местности тем временем наблюдается конкуренция видов
– перераспределение жанровых ресурсов между большой и малой формой. Долгое
время издатели вообще избегали слова «повесть» – и вот странным образом романы
стали съёживаться, как шагреневая кожа. Особенно это касается коммерческой
литературы. Издателей можно понять: устойчивую прибыль им приносит не один
роман Пелевина в год, а один роман Донцовой в месяц. Издатель и автор
торопятся. Когда мы говорим, что романы съёживаются, то дело, разумеется, не в
фактическом объёме страниц, а в разветвлённости сюжета, психологической
бедности персонажей, упрощённости художественных мотивировок – упрощённых, конечно,
с точки зрения классического романа, однако назвать очередную историю Донцовой
повестью издатель всё равно не согласен. Как будто книга с подзаголовком
«повесть» будет продаваться хуже, чем «роман».
Иными словами,
важный признак современного романа – его измельчание; повествование становится
компактнее, короче. Роман постепенно превращается в романоид:
уже не роман, ещё не повесть; быстрое чтение часа на два. Романоиды
– это не только коммерческая «Донцова» (хотя это огромный сегмент литературного
рынка). К примеру, Лев Данилкин называет романоидом и «Скунскамеру» Андрея
Аствацатурова: жанр, «кажется, выбранный небрежно, но
тоже, конечно, глубоко продуманный и скрупулезно выдержанный – записки на ходу,
коллекция анекдотцев»[1].
Сто лет назад,
кстати говоря, было то же самое – роман уступил место очеркам и запискам:
«Записки на манжетах» и «Записки юного врача» Булгакова, «Конармия» Бабеля,
«Египетская марка» и «Шум времени» Мандельштама, «Сентиментальное путешествие»
и «Zоо» Шкловского, «Записи потомка» Платонова, «По
Руси» Горького, «Донские рассказы» Шолохова, «Рассказы Назара Ильича, господина
Синебрюхова» Зощенко – список неполон.
Так что повесть –
слово из классического литературного словаря. Ищите повести в «толстых»
журналах, их авторы ещё помнят о том, что у романа и у повести совершенно
разный повествовательный ритм. Но ведь кроме «толстых» журналов есть и «живые
журналы», влияние которых на словесность тоже нельзя преуменьшать – а в ЖЖ
всё-таки ценится большая лаконичность, пресловутые «72 слова», флеш-фикшн. А это уже совсем другие литературные
координаты.
В конце концов,
«повести Белкина» были ведь не повестями, а всё-таки рассказами, но от этого
читать их не менее интересно даже спустя двести лет. Мораль? Пишите лучше, а
жанр приложится!
[1] Данилкин
Л. Рец. на: А.Аствацатуров.
Скунскамера. // Афиша. 17.1.2011. =
http://www.afisha.ru/personalpage/191552/review/357568/