(интервью с Н.Ивановой)
Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 2, 2013
(См. в этом же номере: Марианна Власова, «Во имя Беллы»)
…В Италии была.
Италия светла, прекрасна.
Белла Ахмадулина
18 мая литературная премия «Белла» завершила свой первый
сезон. Незадолго до объявления победителей об удельном весе поэзии, качестве
литературного вещества и русско-итальянских культурных связях с председателем
русского жюри, литературным критиком Натальей
Ивановой беседовала Марианна
Власова.
Наталья Борисовна, как случилось, что Вы, крупный специалист
в области прозы, уже много лет занимающийся проектом "Белкина",
оказались во главе этой новой поэтической премии?
Во-первых, я курирую
отдел поэзии в журнале «Знамя», и все стихи проходят через мои руки. А когда-то
давно я начинала здесь свою работу именно в отделе поэзии. Потом уходила
на ту же должность в «Дружбу народов» — на 6 лет.
Вся моя биография связана
с поэзией, три моих монографических работы и многосерийные телепрограммы
посвящены Борису Пастернаку. Так что о поэзии я писала, и писать буду.
Конечно, о прозе я пишу больше… Но это связано с моим общественным
темпераментом, который не всегда совпадает с эстетическими убеждениями. Я хочу
писать о так называемом литературном поэтическом веществе. А проза не всегда
дает для этого пищу. Поэзия является основой моего взгляда и на прозу тоже.
Поэтому я и согласилась участвовать в поэтической премии.
Чтение поэзии, погружение
в нее дает совершенно особый эффект. Я могу сравнить ее только с музыкой и
математикой. В поэзии другой удельный вес слова, а у поэтов
— другие человеческие судьбы… Недаром в какой-то стране, сейчас не
припомню, портреты поэтов помещают на купюрах – поэты символизируют
национальное достояние.
При этом, когда поэт
пишет прозу, эссеистику, он все равно остается поэтом. А если прозаик начинает
писать стихи, это часто – провал. Например, у Василия Аксенова, у Битова — те стихи, которые они поместили в конце своих
романов, как это сделал Пастернак, не прибавляют качества. Лучше было бы
оставить все эти стихи в тетрадках.
А переход из поэзии в эссеистику, прозу, на ваш взгляд, более
естественен?
Вспомним «Охранную
грамоту» и «Детство Люверс», прозу Цветаевой, «Разговор о Данте» Мандельштама,
эссеистику Иосифа Бродского. Да, может быть. Обратных примеров мало – вот
появился «Гнедич» Марии Рыбаковой, высоко оцененный в премиальных сюжетах.
По какому принципу
выбирались члены жюри? Допустим, участие Бориса Мессерера в данном проекте
понятно… А как насчет других?
Все остальные, потому что
на букву «А» (улыбается)… Если серьезно, что касается поэтов, Михаила Айзенберга и Максима Амелина… Они
очень разные, что всегда хорошо для жюри. И при этом и тот, и другой –
эссеисты. Члены жюри не должны представлять одну группу, иначе их решение
заранее прогнозируемо, а это не интересно.
Максим Амелин ориентирован на русскую поэзию 18 века. В нашей
поэзии он державинец. А Михаил Айзенберг
– продолжатель акмеизма, но при том новатор. Сочетание
эссеистики с поэтическим талантом встречается редко. И поскольку у нас есть не
только номинация «Русское стихотворение», но и критика, эссеистика о поэзии,
был необходим именно такой взгляд аналитика Айзенберга.
Андрей Арьев – яркий представитель питерской
литературной общественности, большой специалист по поэзии начала века, по
поэзии эмиграции, автор книги о Георгии Иванове… Еще у него есть книга «Царская
ветка», которая состоит из эссе о поэзии…. Конечно, схватки были боевые.
Как это происходило?
Состоялась довольно
интересная дискуссия по поводу приоритета традиции и новаторства. В итоге
пришли к новаторству, которое выражено, например, в катренах, то есть в самой
традиционной форме. Как бы поверх всех барьеров. Все новаторство
заключается во взгляде на мир, а еще в сдвиге рифмы, как у Алексея Порвина, в ощущении времени, которое есть у Ксении Чарыевой. А стихотворение Александра Вергелиса
понравилось всем.
Расскажите, пожалуйста, о культурном поле, которое соединяет
наши две нации – русскую и итальянскую.
На самом деле это предмет
для многих книг, которые уже опубликованы и еще будут. Но для меня родина моей
души – Италия. Я никакой из городов так не люблю, как город Флоренцию. Даже в
крошечном итальянском городке, где население 1,5-2 тыс. человек, культурный
слой фантастический… Я думаю, что русская литература – тоже оплот золотого века
человечества. Только в Италии это прежде всего выражается в архитектуре,
живописи, музыке, в пластических искусствах. И конечно, в поэзии, если
вспомнить Данте, Петрарку… Во флорентийском центральном соборе в на
фреске в алом плаще стоит изгнанный из Флоренции Данте. Трудно себе
представить, чтобы у нас в храме был бы изображен Пушкин… А у них это есть.
Хотя поклонение Пушкину у нас носит почти религиозный характер!
Данте, Петрарка по сути
уже русские поэты, они давно переведены замечательными переводчиками и
присутствуют в самой душе и плоти русского стиха. У Анны Ахматовой
«Божественная комедия» была настольной книгой. Без «Разговора о Данте»
Осипа Мандельштама не существует… У нас с Италией глубочайшие связи. И
священные камни Европы кроме нас не оплачет никто. Для нас Италия – никак
не заграница, а, скорее, прародина европейской культуры. Кроме того, это
Средиземноморье, где природа, архитектура – все воспитывает душу. И когда после
этого приезжаешь в Петербург, то видишь какую-то странную северную реплику на
традиции итальянской архитектуры. Без Росси и Кваренги, без итало-швейцарца Трезини нет Петербурга.
Беллу Ахмадулину много
переводили на итальянский, у нее вышло в Италии четыре книги. Итальянцы ее
очень любили. Я тому свидетель. Мы бывали с Беллой и Борисом Мессерером на
нескольких встречах, на вилле под Миланом, где шел разговор о культуре. Я
видела, как ее воспринимают итальянцы, с каким благоговением к ним относится
она…
Еще для нашего поколения
был важен итальянский кинематограф. Я, например, учила итальянский язык в
университете только потому, что хотела понимать Феллини в подлиннике. Может,
это состояние счастья у русского человека культуры возникает, когда он
оказывается в Италии. Я думаю, что недаром Бродский хотел основать в Риме
Русскую академию. По его воплощенному замыслу, поэты, художники из России могут
жить там по три месяца. Конечно, все читали «Набережную неисцелимых» и
понимают, какой подарок сделал Бродский следующим поколениям. И похоронили его
на кладбище Сан-Микеле неслучайно… Итальянцы очень
ценят русский 19 век, а нашу литературу считают своей. Достоевский, Толстой,
Чехов – для них величайшие писатели. В фильмах Тонино Гуэрры
это чувствуется. Русско-итальянская душа существует. Я даже знаю одного физика,
который поставил перед собой задачу расшифровать, из чего состоит итальянская
дымка, о которой писали русские художники. Потом эта великая картина Иванова
«Явление Христа народу», насквозь пропитанная Италией. «Мертвые души» Гоголя,
внутри которых именно итальянские всполохи и всплески… Его «Рим». Это
нераздельное существование двух культур. И слава Богу, нашлись спонсоры для
премии.
Планируется ли продвижение стихов итальянских
авторов-финалистов премии в России? И если да, то каким образом – будут ли
издаваться переводы стихов итальянских поэтов в подборках толстых журналов или
выходить в виде отдельных сборников за какой-то определенный срок? А также кто
будет заниматься этими переводами?
Первая церемония
награждения будет проводиться в Италии, в городе Ромео и Джульетты – Вероне.
Сценарий понятен: там будут звучать стихи и эссе на двух языках. Стихи трех
русских поэтов переводит один из лучших переводчиков, Алессандро Ньеро. Что касается текстов, написанных специально для этой
церемонии нашими эссеистами, — по рекомендации Евгения Солоновича
их переводит Джулия Дзанголи, выпускница университета
в Болонье, сейчас она преподает итальянский в Литературном институте им.
А.М. Горького. Прекрасно перевела – написанные к церемонии краткие эссе
Степановой, Жолковского и Конакова, финалистов
премии. Члены итальянского жюри занимаются переводами номинантов со своей
стороны. Все это будет напечатано в виде небольшого изящного альбома-билингвы,
посвященного премии. Надеюсь, он будет издан к следующему
сезону в качестве подарка для публики.
По поводу сроков премии,
которые в этом году явно передвинулись и отличаются от заявленных в Положении.
Срок съехал, потому что
премия новая. Номинантов выдвигали медленно, а хотелось набрать достаточный
портфель. Мы изначально решили, что будем объявлять шорт-лист в начале апреля.
Срок передвигали максимально, чтобы было как можно интереснее.
В следующем году будут те же числа?
Шорт-лист будет
объявляться так же – в апреле, поскольку день рождения Беллы 10 числа. А что
касается церемонии, то в следующем году она состоится в России.
Наталья Борисовна, премия присуждается молодым авторам до 35
лет? Почему Оргкомитет остановился именно на такой цифре? А не на тридцати,
например?
У нас был большой спор. Я
вообще сначала высказывалась против возрастных ограничений. Но потом
прислушалась к мнению учредителей, которые говорили, что тогда первые места
возьмут все знаменитые поэты. Для критиков мы решили не устанавливать никакого
возрастного ценза, поскольку это очень сложный жанр литературной деятельности.
А дать возможность посмотреть Италию молодым поэтам и поучаствовать в таком
конкурсе – было правильней. О возрасте трудно говорить… И хотя сейчас
поэтическое созревание становится более медленным, чем в пушкинские,
лермонтовские времена, наши финалисты — совсем молодые люди. И именно на них
был сконцентрирован интерес членов жюри, а те, что постарше – отсеяны. Так,
судя по результатам, можно было устанавливать возрастную рамку – 27 лет.
Тридцать пять – для большего охвата, для понимания того, с кем мы имеем дело.
Мне, например, это интересно для редакции. Мы все время печатаем людей
неизвестных, молодых. Но кстати, из того, что выдвигал журнал «Знамя», ни один
поэт не вошел в финал… Зато из эссеистов вышла Мария Степанова.
Почему в каждой из номинаций с русской стороны именно три
финалиста? Цифра три чем-то обусловлена, как, например, в премии «Белкина» —
число 5?
В начале предполагалось,
чтобы финалистов будет 5. Но в итоге решили, что нужно строже отнестись к
отбору, и выбрали троих.
Какую роль в премии играют учредители — Министерство культуры
Калужской области и «Общество друзей Тарусы»?
Помимо финансовой
составляющей, председатель Совета «Общества друзей Тарусы» (а Таруса находится
в Калужской области) Татьяна Николаевна Юрлова занимается музыкальным Рихтеровским фестивалем и другими культурными проектами,
связанными с городом. И вот они решили, почему бы не организовать премию? А
познакомились мы с ними, когда в галерее «Знамени» была представлена большая
экспозиция работ Мессерера «Петербург. Белые ночи», приуроченная к презентации
журнального варианта книги «Промельк Беллы». Была еще одна, совершенно
роскошная выставка при жизни Беллы. Она состояла из портретов Беллы, страниц ее
поэтических рукописей и тарусских акварельных пейзажей. И вот спустя некоторое
время от «Общества друзей Тарусы» поступает это предложение о премии, а
название для нее придумываю уже я. Белла у нас ассоциируется с Ахмадулиной, а
для итальянцев «bella» значит «прекрасная».
Почему в первый год Оргкомитетом городом для вручения премии
стала именно Верона?
Место проведения
церемонии выбирало итальянское жюри, они решали, где интереснее.
Церемония состоится в одной из церквей города. Помимо выступлений номинантов,
публике будут представлены фрагменты фильма Андрея Хржановского «День Рафаэль»,
навеянного стихотворением Беллы. Надеюсь, туда приедет вдова Тонино
Гуэрры – Лора, – и прокомментирует этот фильм, потому
что он связан и с рисунками ее мужа тоже. Это такая российско-итальянская
история. Вся эта церемония, несмотря на ее насыщенность, должна будет
сопровождаться музыкальными элементами. Мы постараемся, чтобы молодые поэты
познакомились, начали друг друга переводить… Для нас важно, чтобы их знание
друг о друге пошло дальше.