Из наблюдений над современной прозой
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 5, 2017
— Это отсветы. То, что ярко светится в темноте на
берегу или на воле, отражается от нее совсем иначе, чем выглядит в реальности,
вырисовывая порой самые фантастические картины. С берега отсветы очень красивы,
но тому, кто плывет, их красота неведома. Более того, отсветы мешают ему, так
как кроме них ничего больше не видно.
Владимир Журавлев. Отсветы
Картины,
отсвечивающие в прозе иркутянина Владимира Журавлёва, иногда заставляют
потянуться к словарю, но не к Далю, а к словарю провинциальных деревенских
говоров. Как правило, там все ясно из контекста (или попутно объяснено).
Например: что такое слань. Или сорожка.
Или разница между отцом и усыновителем. Такие сокращения, как ЗАГС, тоже
понятны абсолютно всем. И справки, ЗАГСом заверенные.
Но
одно такое сокращенное понятие когда-то, при советской власти известное даже и ясельникам, теперь позабыто настолько, что нуждается в
расшифровке.
ОБХСС.
Возникает
оно не в текстах Журавлёва, а в его послужном списке. 1984 год: житель Зиминского района, выпускник Иркутского института инженеров
железнодорожного транспорта (ИИИЖДТ?) призван на срочную воинскую службу. В
1987 году направлен в Саратов на Высшие курсы МВД СССР «по линии ОБХСС», в
каковой системе прослужил два десятка лет, после чего вышел в запас в звании
полковника. Все по той же линии.
Даю
расшифровку. ОБХСС — Отдел борьбы с хищениями социалистической собственности.
Окончательно оформлен в 1937 году.
Можно
себе представить, сколько захватывающих дух криминально-разыскных
сюжетов должно было хлынуть в журавлевскую прозу!
И
ничего такого?! Где-то на краешке действия вскользь поминаются дураки и злодеи, палящие друг в друга, но не поймешь, то ли
это и впрямь выстрелы, то ли эхо, напоминающее выстрелы…То
ли реальные события, то ли их отсветы в памяти или воображении.
Когда героиня одного из рассказов оплакивает
умершего мужа, веришь, что он отлетает в любящую память, но вот в эту память
вламываются бандюги и вышибают окно, чтобы пограбить,
а вместе с ними возникает тот самый добрый муж и участливо спрашивает вдовушку,
не испугалась ли она, а она ахает: «Че это, Харитоша? Не пойму, за грехи какие?» — я тоже никак не
пойму, откуда такой выворот отношений: может, тут редакторский недосмотр?.. А
подумав, понимаю: из реальной жизни в загадочный мир отсветов может отплыть что
угодно. Вплоть до бандитского беспредела, коим
запросто оборачивается любовь.
Впрочем, беспредела
нет (или почти нет) в прозе Журавлёва. А есть поэзия деревенского детства,
пронизывающая прозу. С первых строк:
«Жаркое, но короткое сибирское лето, словно
ладное, упруго изогнувшееся под полными ведрами, коромысло, легло своей
сенокосной серединкой на плечи деревни. Со стороны посмотреть — легко и
красиво! Только хочется поскорее донести эту йоту, не расплескав, и
освободиться, расправить плечи и, вздохнув свободной грудью, просто
наслаждаться солнечным теплом, до той поры пока не зарядили дожди, предвещая
скорое похолодание…»
Чистая
поэзия!
И
вот так же, между теплом и холодом, вибрирует бесконечная крестьянская работа,
ежедневно проклинаемая за бесконечность и ежедневно дразнящая ощущением
счастливой правильности жизни.
То,
что эта деревенская жизнь чаще всего пропущена через воспоминания детства, —
как раз и придает ей обаяние непредсказуемости, и хранит ту загадочность,
которая затаена в неразличимости темного и светлого, озорного и покаянного,
наслаждения риском и беды.
«В горшке с топленым молоком… коричневая корочка… в отличие от
противной пенки в кипяченом молоке, сама по себе была готовым блюдом».
Что
остается в памяти? корочка? пенка?
Не
сразу и раскусишь…
«Как почти все его поколение, в большей
степени материалист, подспудно он готовил себя к той неизбежности, после
которой не будет дежурных телефонных звонков, желанных, но редких встреч с
отцом, долгих разговоров и воспоминаний о былом, и коротких прогнозов о предстоящем. Ничего не будет, останется только память».
Заметим эту «неизбежность».
«Дед
еще царя помнил, хоть и не видел никогда».
А бабушка?
«Бабушка… родившаяся и пошедшая в женскую силу еще «при
царе», не имевшая даже "ликбеза", сохранив к восьмидесяти годам ясный
ум, отчетливо понимала, что ее время безвозвратно ушло, Лишь осколки этого
времени хранились в таких же, как у нее, сундуках ровесниц, переживших за свой
век под десяток войн и три революции».
Что остается в наследие внукам и правнукам,
для которых те войны и революции — отсветы памяти?
Поколение,
к которому принадлежит Владимир Журавлёв, получает от него поразительно емкое
имя:
—
Ровесники подвига Гагарина.
Вы
слышите? Не ровесники Гагарина (как дети войны, спасенные от погибели), а
ровесники подвига Гагарина.
И
вот они вошли в зрелость.
Война,
которая для поколения Гагарина (и для него лично) была испытанием, грозящим
гибелью, — до ровесников его подвига доплывает отсветами. Орденами,
хранящимися в старых коробках рядом со справками. У того же Харитона «одних
орденов с войны было четыре… Стали платить».
Стали
платить — вот и все. И это еще слава богу! А если
«ответы на запросы приходят как под копирку: что сведений нет»?
Чем
утешиться?
«Про
награды сказали: отдадут. Даже медаль, из-за которой весь этот сыр-бор
разгорелся. Только ехать надо в Москву… долгая песня».
Песня
эта увенчивается пронзительным монологом о том, чем в
конце концов становится война в памяти стариков:
«В
их выцветших глазах ни злости, ни свирепости. В них нечто другое — неизбежное,
гибельное и в то же время рассудительное и спокойное, оправдывающее эту
погибель. Позже люди найдут название этому нечту,
изводившему тех, кому повезло вернуться с войны…»
Что
же она такое — эта неизбежность? судьба? тоска при мысли о такой судьбе?
«Тоску
надо прятать в глубине души, чтобы не вырывалась наружу».
Какая
память остается нынешним поколениям? Что наследуют они от Истории, кровью
проехавшейся по дедам и прадедам? Какими конфетками наградит их судьба?
Конфетку
— обещает. На Пасху. Если ровесник гагаринского
подвига выучит молитву.
Какую?
«Отче наш».
Выучил.
И
встав перед иконами среди бабушек, затянул:
—
Славься, отечество наше свободное, дружбы народов великий оплот! Партия
Ленина — сила народная — нас к торжеству коммунизма ведет…
Мне
нечего добавить к такому отсвету.
Тот,
кто плывет дальше, да наполнит отсветы своим опытом.