Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 11, 2017
Прошло
уже лет тридцать, а я до сих пор помню этот день, его несущественные
подробности: бесконечный дождь, пустые автобусы, тусклый свет в книжном. Помню само ощущение —
ощущение причастности к чему-то большему. В тот день мы с отцом были похожи то
ли на удачливых искателей сокровищ, то ли на заговорщиков. Мы возвращались
домой с бесценной находкой. Это была книга. Рэй Брэдбери. «Память человечества». Сборник, включающий в себя
«451о по Фаренгейту» и рассказы о литературе.
«Память»
мы поменяли (приобрести подобный сборник в провинциальном городе было
нереально) в донецком «Доме книги». Выбирали долго. Признаюсь, что сам
наверняка искусился бы чем-то другим, более подходящим для ученика четвертого
или пятого класса. На Брэдбери настоял отец. Мама
покупала на вырост одежду. Отец нашел книгу на вырост.
Порой
мне кажется, что все, что было, и все, что будет в моей жизни, включая Церковь
и священство, определили двести страниц «Памяти человечества». Чтение Брэдбери стало для меня непростой, но необходимой
инициацией, посвящением в реальность.
Чему
могла научить советского школьника книга, начинавшаяся словами: «Если тебе
дадут линованную бумагу, пиши поперек»? Не слишком ли рано заразил невероятной тоской
по настоящему тихий американский книжник, оказавшийся
пророком?
Брэдбери приглашал не в уютный детский мир с его абсолютными героями,
осуществленными надеждами и многообещающей верой в будущее. Любовь в «Памяти»
была обреченной. Рукописи горели. Сила Божия совершалась в немощи: совсем не
героические люди совершали свое само-стояние в опрокинутой хрупкой Вселенной.
Для
мальчика, взрослеющего на фоне гибели большой и сложной родины, было особенно
важно услышать благую весть о том, что тоталитарное рождается не извне, но
изнутри человеческого сердца. Рождается там, где боятся благословенной
сложности мира. Тоталитарное — вечное искушение бытия, его нелепо отождествлять
с определенным строем или конкретной страной.
И
слово в «Памяти человечества» возникало на пути тотального как тихое, но
действенное орудие сопротивления. Оно не только хранило и транслировало
культуру. Слово держало мир.
Автор
«Памяти человечества» показал, что слово противостоит не строю. Для него это
слишком мелкая и недостойная цель. Слово спорит с самим небытием.
Надеюсь,
что американский фантаст обратил в свою веру не только наивного советского
пятиклассника. Уверен, что каждое слово Брэдбери,
одного из последних пророков, до сих пор спасает наш мир от окончательной
разгерметизации.