(М.Басыров. «Сочинения»)
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 10, 2017
Марат Басыров.
Сочинения. — Казань: Ил-music,
2017.
Сто
тысяч слов с небольшим в этой книге. Марат всегда
подсчитывал, сколько написал, но не знаков — знаки были мертвые, — только слова
живые. Эта книга замечательна уже тем, что вобрала в себя целую жизнь, как и
замечательна идея издания этих сочинений под единой лаконичной обложкой —
светлые буквы на темном фоне. Книга сложена из рассказов и двух романов, не
схожих между собой. Но не покидает ощущение цельности, видимо, из-за того, что
это все — о нем. О
самом сокровенном…
«Я
напишу немного, но это будет…» — часто повторял Марат, никогда не договаривая.
Проза его получалась емкой, многогранной, словно автор хотел создать такой образ,
который вместил бы все, что необходимо для космического полета длиною в
человеческую жизнь:
«Он
давил буквы, как клопов, которые, насосавшиеся его крови, оставляли следы на
белом поле виртуального листа. И все было виртуальным: и
правда, и ложь, и любовь, и предательство, и желание быть услышанным и понятым
раз и навсегда».
В
этой книге неизменно присутствует главный герой, у которого свое мироздание:
есть Творец с его божественными историями, есть космос или некое запредельное
место, куда хочет проникнуть герой, и есть ангелы, они бескрылы, но какие есть… Такой вот триптих, словно нарисованный словами-красками на
деревянных складнях, на которых Босх изображал сады ада и рая.
Расположенные
хронологически, Божественные рассказы — как ступени пути писателя, по которым
поднимаешься и видишь, как постепенно выкристаллизовывается стиль,
приобретаются объем, лаконичность, глубина.
В
первой же новелле героя после операции уносит прочь за границу реальности. И
позже будет много мистических моментов, связанных с переходными состояниями,
часто встречаются больницы, как места пограничья жизни и смерти, и тут же
медсестры, как ангелы со стрелами амура. И самому герою нужно еще отчаянно
сражаться, чтобы остаться в живых.
«Можно
сказать так: я сам похож на кота… Ничего не ждущего от этой жизни, но
цепляющегося за нее всеми обмылками когтей, чтобы не дай бог, не сорваться».
Каждый
рассказ — притча, часто нарочито насмешливая, грубая, сексуальная, при этом
тонкая, беззащитная, пробирающая до дрожи своей откровенностью. Марат не писал
исповедь, он просто брал за основу искренние чувства, чем, кажется, всех
обманул: еще ни один критик не смог угадать, что в его рассказах и романах было
взаправду, а что — вымысел.
Золотая
рыбка в одноименном рассказе не может исполнить желание любви, потому что
оказывается самой обычной, ее нужно кормить и ухаживать за ней. А счастье
человека не бывает золотым — золотое бесполезно. Вообще любовь по своей силе
может встать на одну ступень со смертью. И если любовь заканчивается, ее
сменяет смерть.
Сокровенное
прорывается сквозь мистические границы, когда близорукий мальчик с
другом-заикой обращаются к целителю. Происходят неожиданные метаморфозы: зрение
героя резко обостряется. Однако, за чудо надо платить — и герой тоже начинает
заикаться, становясь изгоем. Только дружба остается неизменной, она и есть
главное чудо.
Вроде
бы очень просто произнести: «Встань и иди». Гораздо сложнее сказать это самому
себе, чтобы мертвое стало живым. Потому что за смертью уже не бывает любви. За
смертью нет ничего, кроме чувства греха и мук совести, которые ощутил маленький
мальчик после издевательств над котом. Этот случай помог ему через много лет не
повторить свой грех. Он уже знал, что Бог не оставит его в тот раз.
В
безвыходном положении на крыше строящегося дома с опрокинутой лестницей Бог
также спасает. И уж точно божественный дух нисходит с картины Брейгеля на
героя, находящегося в одиночестве в зимней деревне, между жаром печки и холодом
снега. Второе пришествие — это уже почти появление самого Господа в виде аиста,
через стоическое высиживание птицы на дереве. Так монахи столпники стояли
когда-то.
«Что
ты есть и где начало тебе и конец? Где ты есть, если нет тебя нигде? Неужели
только в заглавных буквах живешь ты, господи?»
И
заканчивается эта часть настоящим Евангелием на полторы страницы, где есть и
подобие распятия и воскрешения. Рождение младшего брата оказывается для ребенка
таким же переворотом в сознании, как переживание событий Нового Завета.
Некоторые
из рассказов задумывались как начало больших вещей, но, оказавшись самодостаточными, так и не были дописаны до романа — у
Марата было короткое, но глубокое дыхание, он выкладывался весь и сразу. Есть в
книге и эскизы к позже осуществленным замыслам, как, например, рассказ
«Космос», который отсылает к нулевой главе романа «Печатная машина».
Герой,
с детства мечтающий о космическом полете, осуществляет
мечту, но летит не к звездам, а сквозь время — советское детство, перестроечная
юность, молодость 90-х, зрелость нулевых. Он попал именно в то поколение, которое
прошло сквозь преломление эпох, сбивающее с орбиты. Но не эти сбои являются
ключевыми событиями романа. Он не о сексе, попойках, сменах работ и даже не о
творчестве. Хотя именно в творчестве удается прорваться во внутренний космос. В
конце романа герой делает виток, возвращаясь в юность, когда он пишет стихи и
от бессилия выбрасывает печатную машинку с балкона. Потом недостающие буквы
мешают ему написать письмо родителям, оно становится непонятным, как сигнал из
космоса. Послание, которое никогда не расшифруешь, если не знаешь, что такое
любить.
В
романе много космического. Тузик в трамвае полетел в космос в воображении
героя. «Коллайдер» стал своеобразной машиной времени,
где друг, который на 12 лет младше, воспринимается героем как сын — произошло ускорение
частиц, время сжалось. Даже в печатной машинке клавиши похожи на обслуживающие
фермы, отходящие при старте от космического корабля. Но железо может взлететь,
а может и припечатать.
Противоположность
состоянию полета — печатная машина, то, что прессует, приводит под общий
стандарт и чему старается противостоять герой. И сам роман, произрастая из
искренности, полной оголенности и сокровенных чувств, срывает панцирь с
читателя, проникает под кожу, теребит и очищает. В предпоследней главе
происходит не только очищение героя от алкогольных шлаков, но и освобождение
самого духа, что позволяет обратиться напрямую к Богу.
То,
что задумывалось, как обращение к Богу в «Божественных рассказах» и как
приближение к Нему хотя бы из космоса в «Печатной машине», сформировало дух,
который в романе «ЖеЗеэЛ» поднимает на крыльях тех,
кто летать вроде бы не может. Не могли, но полетели все эти бескрылые пьяницы-мечтатели, писатели-графоманы, поэты неудачники.
Сама корявость названия «ЖеЗеэЛ» тоже своеобразная
шифровка, только в нее, наоборот, добавлены лишние буквы. Творец ведь не может
не любить всех нас такими, какие мы есть. Потому что
видит в нас тех, кем мы могли стать. Теми, которыми он нас задумал.
Марат
умел на маленьком пространстве, как говорил, на «носовом платке», совместить
противоположные чувства: смешное и трагичное, циничное и лиричное, как и
связать воедино жизнь, смерть и любовь. Он знал, какую цену надо заплатить,
чтобы писать, как Бук, Достоевский или Арсений из последней главы своего
последнего романа.