Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2016
Александр Николаевич Климов-Южин (псевд.; настоящая фамилия — Климов) — поэт. Родился в 1959 г. Автор четырех поэтических книг. Стихи публиковались в журналах «Дружба народов», «Новый мир», «Арион», «Октябрь». Лауреат премии «Московский счет» (2006 г.) за книгу «Чернава», лауреат премии «Югра» (2012) и др. Живет в Москве.
Средиземное море
1
В середине земли, как под купол псалмы
Во вселенском соборе,
Поднимают валы многозвучий громы
И ревут в общем хоре.
И бугрятся умы, словно волны-холмы,
В просолённом растворе.
В середине зимы — это мы, это мы,
Средиземное море.
В середине земли, в середине зимы
Средиземное море
Где-то ропщет вдали, набегая из тьмы,
Белой пеной в дозоре.
2
А в шабат просто так
Наполняются людом бульвары,
И владельцы собак,
Словно доги, идут сухопары.
Нет, конечно, не так,
как собаки,
Но всё же поджары.
Сладко пахнет табак,
Дефилируют парами пары.
Одинокий семит
Изучает под пальмами прессу,
Город к морю спешит —
Тель-Авив так похож на Одессу.
Покидая этаж,
Свои доски несут сёрфингисты
На подветренный пляж;
Их волна принимает со свистом.
Как ужасный кистень,
Разбивают валы волнорезы,
И звучат целый день
Ре бемоли в ушах, до диезы.
И плывут посреди кутерьмы
Корабли на призоре —
В середине земли, в середине зимы
В Средиземное море.
* * *
Жуткой ираильской стужей —
Плюс двадцать два,
Выйду, рассветом разбужен:
Скверик, трава.
Тень вырастающей ветки,
Блеск от перил,
В спину мне с лестничной клетки:
— Шубу забыл!
Радужный цвет бугенвиллий,
Клумба из роз,
Видно, они пошутили
Или всерьёз?
Шаркают тапочки-шкеры,
Стол, преферанс,
Шахматы, пенсионеры,
Но не у нас.
Плавится в теле истома,
День декабря.
Господи, как же знакома
Эта Земля.
Здесь на вопрос московита —
как или где? —
Враз переходят с иврита
На фрикативное «Г».
Тут г-образны куртины,
Дома дома.
В кронах торчат мандарины,
Значит — зима.
До Рождества — две недели,
Солнышко, чиз!
Вместо заснеженной ели
Здесь кипарис.
Вот он, вполне рукотворный
Рай на земле!
Кадр прокрутился повторный —
Ёлка в Кремле:
Край трудового упадка,
Доллар — прогноз,
Где расцветает в лопатках
Стылый хондроз.
Аквариум
Леониду Колганову
Значит, точно зима — закрываются трисы.
Словно маркет, аквариум манит подсветкой.
Алодеи высокие, как кипарисы,
Помавают слегка на течение веткой.
Я на сгустки гляжу приглушённые света,
И спокойное сердце ритмично, как мантры.
Удлинённым хвостом полоснула комета,
И гурами жемчужны бока из Суматры.
Пучеглазые монстры свои телескопы
Навели на меня, в довершенье картины:
Гладиатор петух, всех загнавший за стропы,
В жёлто-рыже-тигровом своём шубутины.
Из подводной среды шепчут мягкие губы —
Красных шапочек стайку относит струёю —
Там на вашей земле нравы жёстки и грубы,
То ли дело у нас под водою, водою.
Как вы там без воды? Под водой, под водою
Воздух гонит компрессор, стекло между нами.
Наплывают они с золотой чешуёю,
Словно дауны с робкими солнцеглазами.
Засыпая в предчувствии Нового года,
Улыбаюсь во сне их беззубой улыбке,
Задыхаясь …дыхаяся от кислорода,
Золотые мои дефективные рыбки.
Иордан
А Иванова помнишь? Ну, что за вопрос.
Вот она предо мной — Галилея.
Помню, как приближался с нагорий Христос,
Огнерыжий Матфей, справа — Гоголя нос,
Борода и тюрбан саддукея.
Я на гробе Господнем свой крестик святил,
И святил Вифлеемской звездою.
(Сомик рядом с цепочкой сверкнувшей проплыл)…
Только как эвкалипт тут случился? Бог весть.
Или фон розовеющих тучек?
Мне сдаётся, что было всё это не здесь,
А на пекле, в глазах вызывающем резь,
Средь пустынных репьёв и колючек.
Где вода так желанна, как Новый Завет,
А трава — изумрудно-желанна.
Человек только был, и уже его нет:
Воздух ловит, хватает урывками свет
Под тяжёлой рукой Иоанна.
Назарет
Город Назарет, город на заре —
Вспомнился Арбузов.
Это к слову, так. Город на горе,
Много пальм и друзов.
Мне араб в рядах продавал здесь дрель,
Я купил сыр козий.
До сих пор в ушах, как смешно Адель
Произносит — Ёзиф.
Пахнет куркумой, перцем, имбирём,
Камфарой, мускатом.
Спутница моя знает, что почём,
В меру торовата.
На губе пушок, тает на просвет
Розовое ушко.
Воздуха глоток, с табуреткой шкет,
Пахнет свежей стружкой.
Неужели стул, неужели стол
Здесь Назаретянин
До зевоты скул ладил, что престол,
Как простой селянин.
Драгоценней стул был бы средь людей
Драгоценной яхты.
Обиходных, Им созданных вещей
Скрыты артефакты.
Библия, Коран. Запахи всех стран,
Кот на мягких лапах
С поднятым хвостом входит в ресторан.
Ах, какой здесь запах.
Гроб Господень
За тысячелетия сколько страстей
И страждущих видела эта дорога,
Паломников Истрии и Пиреней,
Из Пскова, Бердичева, из Таганрога.
Затылок в затылок, сменяется род,
Живём во грехе и проходим почия,
Но длится у Гроба всю ночь литургия,
А днём, как песок, нескончаем народ.
О, сколько ступало здесь скорбных сусал,
Сюда приходили великие тени —
Здесь Гоголь беззвучно молитву шептал,
Тут Готфрид Бульонский вставал на колени.
Здесь я взгрустнул перед Гробом святым,
О ближних и дальних поплакал немного,
Что жизнь скоротечна, что вот невредим
Средь смертных, и нет пред собой мне итога.
Но что-то в моей завершилось судьбе,
Но пятясь спиною, застыл у порога:
В кувуклии видя отсутствие Бога,
Его обретая невольно в себе.