(или Большая Белая Акула Как Повод Для Гордости)
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2016
Осипов Юрий Сергеевич родился в 1985 году в Москве.
Закончил философский факультет СПбГУ. Прозаик, сценарист корпоративных
мероприятий. В 2012 году вошел в лонг-лист премии «Дебют»
в номинации «малая проза». Живет в Санкт-Петербурге. В «ДН» публикуется впервые.
Данный текст не является путеводителем в известном смысле
этого слова. Вы не найдете здесь чьих-то взглядов, наблюдений и утверждений,
помимо авторских. Кроме, разумеется, географических фактов и исторических
доводов. Некоторые из достопримечательностей и вех истории острова сознательно
опущены или не упомянуты по причине того, что данный текст НЕ является пособием
«Мальта за сорок минут». Это скорее записка с пояснением, что можно разогреть
из холодильника, которую ваша мама прикрепляла к дверце магнитом. Имена
некоторых персонажей изменены или остались за полями, потому что так хочет
автор. Так же какие-то моменты мальтийского быта могут показаться утрированными
и недостоверными, но именно такими он их увидел и запомнил. Все описываемые
события действительно имели место быть, однако не стоит забывать, что их
описание может не точно передавать те ощущения, которые автор испытывал в
момент их возникновения. Потому что это уже не жизнь, а беллетристика.
Впервые побывать на Мальте мне довелось в составе рабочей
группы, проводившей выездное мероприятие для туристов из России. В течение тех
дней пребывания на острове я не только не успел познакомиться с кем-нибудь из
местных жителей, но даже искупаться времени не нашлось.
Впрочем, нет, один из туземцев все-таки попал в поле моего
общения, проявив себя не с лучшей стороны. Это был торговец
разноцветным порошком, имитирующим песок различных расцветок (от тунисского
красного до невозможного голубого), который он
фасовал в стеклянные бутылочки объемом пятьдесят миллилитров. Суть
проекта, ради которого мы оказались здесь, заключалась в вывозе группы
российских туристов на острова Мальтийского архипелага, с культурной
программой, которая включала в себя интерактивную экскурсию по столице,
Ла-Валетте. Если вспомнить стихотворение лорда Байрона «Прощание с Мальтой», то
можно найти в нем такие строки:
Прощай, смешная Ла-Валетта!
Прощай, жара в преддверье лета!
Прощай, дворец, пустой и скучный!
Прощай, провинциал радушный!
Прощай, торговец нерадивый!
Прощай, народ многоречивый!
Собственно, этими шестью строчками поэт охарактеризовал
Мальту в целом (и столицу в частности) довольно подробно. Но я почему-то не
последовал предостережениям Байрона и за это поплатился. Как я уже говорил,
помимо банальных вылазок на пляж, ланч,
послеобеденную сиесту, гостям острова была предложена интерактивная экскурсия.
Интерактивная экскурсия — это поделенные на группы туристы, которые без помощи
гида (но при помощи разнообразных подсказок) сами находят
достопримечательности, фотографируются на предложенную тематику, а поджидающие
их на некоторых точках аниматоры рассказывают им интересные факты из истории
города. А чтобы находящимся в состоянии перманентного бодуна туристам было не
скучно стаптывать шлепки на холмистом ландшафте Валетты («Прощайте, улочек
ступени — по вам взбираться нет терпенья…»), нужны были промежуточные точки. На
которых запыхавшиеся соотечественники могли бы: хлопнуть по рюмахе
местного вина, угоститься закусками (оливками, чесночным хлебом, сырами),
узнать пару нужных слов по-мальтийски (например,
важной фразе «худуф сормак»
— «пошел в жопу» туристов не научили, а зря) и
получить на память сувенир. Одной из таких точек и стала улица Республики,
примыкающая к собору Св. Иоанна — на ней располагались
торговые лоточки с сувенирной продукцией. Нашего торговца-аниматора звали
Виктор — типичный мальтиец с налетом арабщины
вперемешку с итальянским стилем. И, конечно, «мальтийским» английским, с мягкими
знаками и раскатистым звуком «рэ». Интерактивная
станция на улице Республики включала в себя следующее: опохмеленные
и благодушные (после дегустации) туристос находят
нужного торговца, озвучивают пароль, получают чистые листочки бумаги, на
которых пишут свои пожелания, после чего Виктор прячет листочки в склянки с
песком и запаивает гипсом. Контингент доволен (на руках есть сувенир, а на
следующей точке их ждет хорошо прожаренный мальтийский кролик), Виктор счастлив
— за пару часов он выполнил недельный план по стеклотаре. Договор с ним был
заключен на простых условиях: половину денег за расходные материалы и само
участие он получил до экскурсии, остальное — должен был получить по окончании.
Но скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Уже
четвертая группа (из шести) будущих обладателей разноцветного грунта
столкнулась с нерадивостью торговца: подсчитав сумму аванса и количество уже
розданных бутылочек, Виктор понял, что уже ушел в минус. И стал истерично
требовать, чтобы ошалевшие от полуденного солнца туристы возместили его убытки
и заплатили за сувениры. И группа, желая поскорее отделаться от экскурсии и
отправиться на пляж, уплатила-таки столько, сколько требовал Виктор. Но
следующая команда россиян оказалась не такой сговорчивой, так как состояла
большей частью из женщин предпенсионного возраста,
которые не лакали вино пивными кружками и с интересом прогуливались по Валетте,
обращая внимание не только на надписи SALE. Дамы подняли крик, что, мол,
путевка в дальнее зарубежье и так влетела им в копеечку
и они не согласны платить 5 евро с носа за песок в шкалике.
У каждой из групп был телефон «поддержки», которым пятая
группа не преминула воспользоваться. «Поддержкой» был я, и, услышав в трубке
праведный гнев клиентов, поспешил им на помощь, оседлав велосипед. На мой
резонный вопрос, какого мальтийского хрена ты, Виктор, творишь, торговец с
достоинством отвечал, что он не для того боролся за независимость Мальты, чтобы
его потом бессовестно обворовывали бледнолицые. Надо заметить, что Мальта приобрела
статус независимости (от Великобритании) в 1979 году, о чем до сих пор
повествует своими пустыми бараками заброшенная армейская база британцев на
Северном побережье острова, прямо у магистрали Сан-Андрия.
На вид Виктор был рожден примерно на десять лет раньше этого события. На мой
вопрос, зачем тогда он дятлом кивал во время инструктажа, Виктор обиженно
ответил, что не ожидал такой подлости от белого человека и рассчитывал, что за
его бутылочки заплатят во время экскурсии. Чертыхаясь, я отсчитал этому
прохвосту нужную сумму, чтобы не затягивать время экскурсии: пока я доехал до
места событий и перетирал с Виктором, успела подойти еще одна группа туристов.
Торговца, безусловно, можно было понять — к нему приходят
незнакомцы, рассказывают про какую-то «интерактивную экскурсию», приобретают
несколько десятков бутылочек зараз — есть от чего сойти с ума, не правда ли?
Никто, конечно, не собирался кидать его на деньги, но сам факт такого саботажа
с его стороны не укладывался в голове. И ставил под сомнение умственные
способности Виктора: ну, не понял ты половины сказанного на инструктаже,
переспроси, вместо того чтобы второгодником кивать и говорить: «Понял, Мариванна, все понял».
Это был самый тяжелый эпизод за мероприятие, однако он
произошел с утра и к вечеру почти забылся. К полуночи, завершив торжественную
часть мероприятия гала-ужином для клиентов, мы
дружной командой организаторов вышли из отеля, повернули на Санта-Риту и
оказались в водовороте тусовочного района Пачевилль,
где в клубе «Москва» распили несколько бутылок виски, оглохли от децибелов и
почти потеряли друг друга из виду. И уже под утро такой же невыспавшийся,
как мы, таксист на мультивэне отвез нас в аэропорт,
едва успев на посадку. Опохмелились мы только в Вене, на пересадке.
И вот спустя ровно два года, опять в августе, я вновь ступил
на мальтийскую землю, чтобы теперь провести на ней время до следующего лета.
Уже в здании аэропорта, несмотря на
исправно шумящие кондиционеры, меня обожгло, будто я нырнул в заварной кофе. Я
не помню, как проходила проверка на паспортном контроле в прошлый раз, но в
этот мне показалось, что я прилетел по меньшей мере в
Израиль. Не говоря ни слова (и даже не взглянув на меня) пожилая женщина
скрупулезно сверила все закорючки на заполненных страницах паспорта, несколько
раз обращаясь за помощью к сослуживцу в белой рубашке с разводами на груди и
подмышках. Когда пасьянс сошелся, брезгливо отдала мне мой аусвайс,
так и не удостоив меня взглядом. Вся процедура заняла минут десять.
Я был раздосадован, пока не увидел табличку на стойке — это
был пропускной пункт для жителей Евросоюза. Бедная женщина, наверное, пыталась
найти мою родину в реестре стран и не могла. Шучу — конечно же, она хотела меня
проучить, чтобы не лез без спросу, а стоял в очереди, как все.
У моей девушки, проходившей паспортный контроль на соседней
стойке, все прошло гораздо напряженней. Ей задавали вопросы. На английском.
Ответы на них она не всегда знала даже на русском. Ее мариновали в душном
помещении больше получаса. За это время я успел получить багаж, так как был
уверен, что девушку рано или поздно, но все-таки пропустят — страна, конечно,
маленькая, но хватит на всех. Девушка появилась у выдачи багажа раздраженной и
погрустневшей: она принимала все близко к сердцу и не желала, чтобы ее несправедливо
подозревали.
В дальнейшем выяснилось, что такие санкции применялись в
основном к гражданам бывшего СССР и бедным странам Восточной Европы. Особенно,
к гражданкам. Украинки, белоруски, казашки, русские,
молдаванки, румынки, словачки, словенки, сербки — все они выглядели в глазах МИДа Мальты проститутками, непременными стриптизершами и
будущими нелегалами. Короче говоря, ко всем странам, что не входили в
ЕС, но стремились в него, а так же к недавно
вступившим в Шенгенское соглашение относились с подозрением.
И мальтийское правительство можно было понять.
Стрип-клубы были
оккупированы выходцами из стран Восточной Европы. Реже — девицами с черного
континента. Особо удачливые румынки (им везло больше остальных) рассекали по
острову на новеньких Мерседесах и БМВ, и снимали апартаменты в центре Слимы или Сент-Джулиенса. Деньги
в стрип-клубах зашибались
(по местным меркам) просто отличные: вид оказываемых услуг был шире, нежели
было указано в прейскуранте. Некоторым мадамам
удавалось перейти на содержание к зажиточному мальтийцу, итальянцу или ливийцу
уже после пары сеансов привата. Ангажировать девушку
на весь день и ночь стоило не меньше 1000 евро. Но в отличие от, скажем,
тайских морковок, они не готовили, не стирали и не убирались по дому. Еще бы:
белая женщина, венец творения. Такая может только
совокупляться, выбирать по каталогу и ориентироваться в меню. Конечно, в ловле
крупных рыб везло не всем, и конкуренция была просто дьявольская. Казалось бы,
в силу природных данных, украинки должны были быть в фаворитах. Но тут давала о
себе знать полнейшая неосведомленность в элементарном английском. Еще бы: не
входившие в состав СССР государства прививали господствующий язык своим
гражданам с начальной школы. И даже последние маромойки
знали, что без его знания есть верный шанс остаться на вольных хлебах
дунайского княжества. Украинки (а это были в основном жительницы провинции, а
не центральной части страны) с английским не дружили, так как дома — не
позволяла занятость бытом, а в школах зачастую просто не водилось
квалифицированных педагогов. Кое-какие навыки они получали в гостиницах, где
останавливались иностранцы, или в приватных чатах Live-cam,
подолгу врубаясь, что значит «spread your legs wider,
you slut». Дальнейшее
изучение языка на территории, где он является государственным, осложнялось
врожденной ксенофобией и просто не привитой тягой к знанию. Даже если это
знание могло существенно поправить их материальное положение. Конечно, рано или
поздно, хохлушки осваивали азы английского, но к тому времени теряли свое малоросское обаяние. Сразу фартило
в основном обладательницам большой груди. В итоге не шибко удачных граждан
бывшей великой державы обставляли те, кто был менее развит физически, но сумел
европеизироваться. Русских девушек в стрип-клубах
почти не обитало. Соотечественницы по большей части приезжали на остров учить
язык и работали обслуживающим персоналом в ресторанах и барах. Если было
разрешение — работали по специальности (в основном инструкторами по фитнесу, пилатосу и чему-нибудь такому). Или, когда заканчивался
первоначальный капитал (если таковой имелся) находили итальянского
(мальтийского, еще реже английского) любовника. Обслуживающий персонал получал
ничтожно мало — редкий клуб или бар мог похвастаться ставкой выше 8 евро в час.
Некоторые с горя прибивались к сутенерам.
Проституция на Мальте находится под строжайшим запретом — на
обочинах никто не голосует, открытых борделей не водится. Нет, ясно дело, что
есть и уличные мотыльки, и подпольные дома терпимости, точнее — этажи в жилых
домах. Например, в городе Гзира. Или в городе Мсида, но это — со слов Марка, сам так и не удосужился
проверить. Католическая церковь осуждает подобный вид услуг, и религиозность
мальтийского правительства берет верх (не в пример находящейся в ста километрах
от Мальты Италии) над пороком. По крайней мере, для видимости. Проститутки все
равно существуют (куда ж без них) и околачиваются в клубах, преимущественно во
«Floor 22», который расположен в единственном
небоскребе на острове, стометровой башне Portomaso,
на 22-м этаже. Из панорамных окон клуба открывался шикарный вид на море и сушу
с высоты птичьего полета, и чтобы им насладиться требовалось заплатить входные
10 евро. Здесь собирались стареющие деревенские женщины (считается, что все
населенные пункты, не являющиеся Слимой или Сент-Джулиенсом и не примыкающие к ним территориально — это
деревня; считается, разумеется, жителями этих двух городов), резервировали
столы с диванами у окна буржуазные европейцы в бабочках, и отплясывала золотая
молодежь острова. К иностранцам в бабочках подсаживались пергидрольные
или мелированные русские бабы, которых курировал
коренастый сутенер с дивной гривой поседевших волос — эдакий
увядающий супермен в возрасте. Иностранцам было плевать, на каком языке говорят
эти бабы, само их присутствие рядом повышало статус мужчин в глазах тех, кому
не хватило места за столиком. А бабы пили шампанское, не отказывались от
кокаина, повелительно ожидали огня к сигарете, инстинктивно смеялись, когда
того требовала ситуация — словом, стоили тех денег, что уплатил за них господин
в бабочке.
Естественно, что доходы «беженцев» из Восточной Европы не
декларировались, что дико возмущало министра экономики Республики Мальта. Так
что отлов нелегалов не прекращался. Но одно дело поймать, и совсем другое —
предъявить обвинение. Чтобы попасть в страну достаточно было шенгенской визы. Но туристическая виза имела свои
ограничения не только по срокам, но и по возможностям — устраиваться на работу
турист не имел права. Для получения учебной визы (гарантирующей возможность
проживания на время учебы) было два варианта — поступить в колледж или
университет, либо записаться на курсы языка при любой лингвистической школе.
Для обучения в ВУЗе требовался аттестат о среднем образовании, около 4000 евро за
семестр и международный сертификат о знании языка, которым студент будет лизать
гранит науки. Лингвистические школы просили за учебную визу от 90 евро в
неделю, что было по карману даже официантам. Если, конечно, они снимали
квартиру втроем, вчетвером, как обычно и бывало. Второй вариант был проще,
лингвистических школ была уйма, можно было оплатить визу и наслаждаться
островной жизнью, практически не появляясь на занятиях. Полиция все понимала,
но руки у нее были связаны. Однако тех, кто жил, что называется under radar, без визы, рано или
поздно отлавливали и отправляли на родину-мать.
Получение рабочей визы было более сложным процессом: кодекс
требовал страховку на круглую сумму, наличие заверенных бумаг о квалификации,
письмо от работодателя и прочую бюрократию. Так что этот вариант подходил
далеко не всем барышням, прилетевшим вкусить дольче виты.
Вариант женить на себе мальтийца, или хотя бы попасть в категорию «партнерши»,
имевшей официальный статус, был проще и от бумажек не зависел. И если со свадьбой
все ясно, то для получения статуса «партнерши» нужно было начинать с малого:
при наличии согласного мальтийца «наезжать» на остров года два по приглашению
(проживая месяца по три в полугодие), пока МИД не удостоверится в серьезности
таких отношений. Но и такой поворот событий не всегда подходил пресловутым
русским, украинкам, румынкам, молдаванкам и казашкам, которые бились в
конвульсиях в предвкушении сиюминутного счастья.
Из всего вышесказанного становилось ясно, почему «нашего
брата» (точнее, сестру) не слишком жаловали на островах, где, по преданию,
нимфа Калипсо несколько лет ублажала Одиссея, пока тот жрал
шашлык из своих друзей.
В аэропорту нас встречал старый друг моей девушки, коренной
мальтиец. Познакомиться с ним мы успели еще в Петербурге, куда он заезжал
вкусить местного колорита, то есть — поглазеть на красивых белых женщин.
Марк, так зовут нашего друга, мощный сорокалетний мужчина, в
прошлом — мастер спорта по водному поло. Выйдя в тираж, Марк занялся карьерой
тренера ватерполистов и весьма преуспел на этом поприще. Собственно, это было
семейной традицией: отец Марка проделал такой же путь от стройного юноши в
шапочке до грузного мужчины, орущего с бортика бассейна. Марк, в кругу друзей,
не стеснялся самоиронии, когда определял водное поло как самый педерастический
вид спорта: зрителям не видно, как соперники выкручивают друг другу гениталии
под водой, удерживают за плавки, атакуют в промежность — делают все, чтобы не
дать сопернику выполнить бросок или принять передачу.
Марк — закоренелый холостяк, у него несколько женщин в
Восточном полушарии. На острове, обязанности его fuck
buddy на тот момент выполняла румынская стриптизерша Марчелла, шикарная кукла двадцати лет. Но временами Марку
хотелось не торгово-рыночных отношений, но разговоров по душам, и тогда он
выписывал себе из чешского Брно бывшую модель Иветту,
которой уже перевалило за тридцатник. Марку нравится
окружать себя красивыми женщинами. На маленьком острове в Средиземном море
наличие красивой женщины играет, как я уже говорил, огромную роль в твоем
социальном статусе — тебя видно, когда ты выезжаешь в город со стройной,
длинноногой блондинкой. Для многих мальтийцев, по словам Марка, размеры острова
представляют угрозу для либидо — завести любовницу втайне от жены или друзей
практически невозможно. Даже если завести ее на соседнем острове Гоцо, который мальтийцы используют как «дачу» в сезон, если
переводить на российские ценности.
Мы сели в черный джип Марка, обязательно праворульный,
и отправились в городок Нашар, находящийся в самом
центре острова. Апартаменты в этой области мы нашли через сайт недвижимости еще
в Петербурге, и Марк обо всем договорился с агентом, которой оказалось купчинская женщина Наташа, проживающая на Мальте.
Апартаменты представляли собой нелегальную постройку о двух комнатах с кухней и
туалетом на крыше трехэтажного жилого дома. Особым шиком жилища являлось то,
что вся крыша (а это еще метров 50) была в нашем распоряжении. Часть крыши со
стороны гостиной (половиной стен в которой были окна от пола до потолка) была
отделана под террасу: обеденный стол со стеклянной столешницей, стулья, два
лежака, кактусы в кадках с мелкими камешками и гриб зонта, защищающего от
солнца. В хорошую погоду с террасы видны очертания Сицилии, до которой всего
Почти все печки, плиты и обогревательные приборы на Мальте
работают на газу, так как электричество здесь производится из нефти, которая
полностью импортируется. Отсюда высокие тарифы на электроэнергию. Газовые
баллоны нужно приобретать по утрам с грузовика, извещающего клаксоном о своем
прибытии на твою улицу, как молоковоз во двориках
Одессы. Пустой баллон обменивается на полный, с
доплатой. Учитывая, что мы изволили проживать над третьим этажом, тащить многокилограммовую бомбу по лестнице было обременительно.
Электричество, помимо осветительных целей, используется для
нагрева воды в ванной и кухонной раковине. У зажиточных ребят подогрев
автоматический: захотел помыться — помылся. У экономных товарищей есть кнопка
(как выключатель света), которой можно включить или
выключить обогрев. У нас в квартире была именно такая система, и чтобы помыться
по очереди, необходимо было ждать около часа, пока вода нагреется до подходящей
температуры. Но это все — издержки осени-зимы: с начала апреля бак, выходящий
на крышу над ванной, начинал нагреваться после восхода солнца, и уже к полудню
вполне можно было принять душ.
А вот чего действительно не хватало зимой, так это центрального
отопления. Его просто нет, якобы — за ненадобностью, welcome
to sunny Malta. Но в январе ветра настолько сильные, что без
газового обогревателя не прожить — по вечерам змеи холодного воздуха проползают
в квартиру и атакуют не утепленные участки тела. Как-то солнечным январским
днем, такой вот ветерок чуть приподнял стеклянную столешницу (размером 1х1,5
метра и толщиной с мизинец), что стояла на четырех ногах, и тут же опустил. А я
потом битый час собирал по всей крыше маленькие осколки, коих набралось на
целый полиэтиленовый пакет с ручками. Но стоило ветру стихнуть на одну минуту,
как становилось жарко.
Расчетливые мальтийцы устанавливают на крышах домов солнечные
батареи, и эта мера действенна в местности, где солнце палит с апреля по
ноябрь. Этой энергии хватает, чтобы снизить счета на электричество, но
незначительно. И окупается такая батарея не за один год.
В свое время Сильвио Берлускони предлагал построить на Мальте электростанцию, но
жители выступили с протестом и «крестный отец» сдался.
Итак, нагретой водой из-под крана можно было намывать телеса или посуду — на этом ее функционал заканчивался. Для
питья она не пригодна, так как отдает запашком — ее искусственно опресняют в
специальных установках, выкачивая из грунта или моря. Воду для питья можно
купить в любом магазине за небольшие деньги, если брать упаковкой по 6 бутылок.
Что же собственно привело нас, меня и девушку сюда, на эти
рассыпанные между Африкой и Итальянским сапогом крошки, представляющие собой
мальтийский архипелаг?
Когда-то, во времена последнего ледникового периода, острова
были соединены не только между собой, но и имели сухопутный мост до Сицилии.
Поэтому обе культуры развивались синхронно, так как были по сути одной и той же
местностью, населенной греками. А привело нас сюда (как и древних финикийцев,
арабов и норманнов) солнце. Есть старая шутка, что петербуржцы отличают до 500
оттенков серого. По этой причине у нас и появилось
желание избежать лютой ингерманландской зимы,
добровольно заточив себя на острове, где остановилось время (но об этом — чуть
позже).
Подробно расспросив Марка в его приезд в Петербург, я
составил (с его слов) общую картину жития на Мальте. Сопоставив факторы
отечественной осени-зимы и средиземноморского климата, я склонился к
последнему. Девушка меня поддержала. Договорившись о переезде с Марком, мы
расправились с нашими карьерными делами — я ушел в творческий отпуск, который
мог себе позволить, будучи фрилансером. А девушка —
просто уволилась, объявив нелюбимому начальнику средний палец с ухоженным ногтем.
Нашей страховкой, в том случае, если не удастся нелегально устроиться на
работу, была двухкомнатная квартира у метро Комендантский проспект, которую мы
выгодно сдали в аренду. Я продолжил работу фрилансером,
работая удаленно, этих денег вкупе с арендной платой нам вполне хватало на
жизнь как у среднего мальтийца. А шиковать, мы и не
умели.
Я давно взял за правило: в заграничных поездках, если хочешь
составить первичное мнение о народе, населяющем искомую землю, надо спрашивать
мало-мальски знакомого местного «Опиши мне своих соплеменников?». И получишь
весь расклад, как в личном деле преступника. Ответ Марка был, наверное, самым
искренним и объективным (себя от мальтийцев он не отделял) среди всех
услышанных по миру:
— Man, they
are simply not talented — было первой фразой
Марка, он выпалил ее быстро, как заготовленную, словно знал о моем вопросе —
Они не умеют создавать что-то свое, все заимствованное — у Великобритании,
Италии, чертового MTV и прочих. Даже своего кролика знаменитого мы так готовим на
вертеле, потому что так наши предки-рыцари жарили дичь в крестовых походах. Мы
все принесли из походов, все привычки и особенности, или нам отдавали это
очередные захватчики. Теперь, эти походы заменил телевизор. Он заменил им все:
мир за пределами Мальты, для мальтийцев существует только на экране.
Марк долгое время жил в Лондоне и прожженных островитян не
понимал. На мой взгляд, он был абсолютно прав в своей характеристике — прожив
на острове достаточное время для изучения непосредственно жителей разных
возрастов и социальных групп, я имею право на подобное суждение.
Жизнь на островах накладывает свой отпечаток. Но одно дело
прочитать об этом в книге, и совсем другое — почувствовать на собственной
шкуре. Обязательно, хотя бы раз в жизни, пусть на полгода — год, но вырвитесь
из своей среды обитания и переместитесь на остров, анклав, со всех сторон
окруженный водой. И пуститесь во все тяжкие, пусть со всех сторон журчит не
родная речь, не по-вашему гудят клаксоны, а собаки лают как на родине, без
акцента. Перестаньте быть сити-боями и сити-герлами, получите статус island
dude, изолируйте себя от большой Земли. И вы поймете,
как человек привязан к той местности, где родился. Даже если он не испытывает
явных патриотических чувств, то он в любом случае заедет домой похвастаться
друзьям и бывшим девушкам своим загаром. На этом и строится космополитизм:
чтобы по возвращению бравировать, как ты любишь мир, раз уж пришлось увидеть
его целиком. Только убедитесь перед поездкой, что Евросоюз не изменил порядок
начисления дней нахождения в себе любимом для граждан РФ.
Островитяне не торопливы и великодушны, они чувствуют себя
хозяевами жизни, баловнями судьбы и отчасти — они правы. Остров имеет осязаемые
границы, что помогает не терять ориентиры. Время течет так же заметно как
солнце по небу: оно замедляет ход, временами просто останавливаясь.
Ограниченность пространства сказывается на генетическом фонде нации: все жители
хотя бы в одном колене, но родственники. Кровосмесительные связи сказываются на
внешности, здоровье и работе мозга. Поэтому внешность у мальтийцев на любителя.
Тлетворное влияние Италии так же подрисовывает свои штрихи к фигуре
островитянина — пища жирна и подается огромными порциями. Глядя на мальтийских
девушек, понимаешь, что девичье обжорство неизлечимо,
так же как и женский алкоголизм. На их фоне упомянутые восточноевропейки
выглядят богинями плодородия. Мальтийцы выглядят как насильно принявшие Аллаха
итальянцы — они чернявы, восточноносы, они говорят на
сицилийско-арабском народно-разговорном языке, который с гордостью называют
мальтийским. Но десятилетние дети на местном диалекте уже не говорят, их
родители уже обританились. В силу арабских корней
(арабы, как всегда, пустили в мальтийцах самые крепкие корни) мальтийские мужы невероятно тщеславны и могут кичиться
любой мелочью, хоть чуть-чуть возвышающей их над другими мальтийцами. Но белого
человека уважают. Шушукаются за спиной, но чтут. Потому что в основном белый
человек и приносит культуру на остров: Святой Павел дал острову свое
покровительство, Караваджо одолжил одно из полотен, англичане оставили второй
государственный язык и комика Билла Конолли, Голливуд
— декорацию деревни для фильма «Папай моряк». И ко всему своему наследию
мальтийцы относятся настолько ревностно, что зависть берет. Мегалитские
храмы древности — повод для гордости всей нации. Но гордость эта не из-за
красоты храмов (а они действительно — прекрасны, потому что первозданны), а
из-за времени постройки — они на пару тысяч лет древнее пирамид, согласно
исследованиям. То, что большая часть этих храмов была уничтожена в 19 веке для
увеличения пахотных земель, мальтийцы не вспоминают. Пожилой мальтиец, с охотой
перебивающий разговор квартета англичан на автобусной остановке у Золотой
Бухты, на голубом глазу заявляет, что католическому
храму Ротонда в городе Моста — три тысячи лет. Англичане недоверчиво смеются,
но прощают старого человека. Нам бы такую нежность к собственной истории.
В качестве небольшого отступления: далеко-далеко, в
Калининском районе Петербурга, на Минеральной улице стоит католический храм
Посещения Пресвятой Девы Марии, внутри аскетично и по
настоящему духовно, в фундаменте похоронен сам проектировщик Бенуа. До 1938
года рядом с храмом располагалось кладбище, но после того, как последнего отца
настоятеля храма расстреляли, из кладбища сделали полигон ГТО: добросовестные
советские рабочие с винтовками и гранатами брали штурмом склепы, постройки 19
века, и метко били по могильным крестам, например, на могиле художника Бруни. Сам храм использовали под картофелехранилище. И
только в 21 веке, в сильно запущенном виде его вернули обратно католикам. Но и
тут издевательствам не пришел конец: часть исконно храмовой земли вокруг
часовни уже ей не принадлежит. И в соседнем помещении, через стенку храма,
располагается — тададам-дадам — склад алкогольного
супермаркета «Ароматный Мир», сама точка продажи тоже неподалеку. И вот уже
пятнадцать лет, как католические священники пытаются эту землю вернуть и
постройку отвоевать, но тщетно. Был бы храм православный — никто бы не посмел,
после развала Союза, отжимать землю, а так — вербисты
какие-то не русские, что они здесь забыли. Нынешний отец-основатель, кажется
поляк (или немец), отец Рихард, человек, при общении
с которым понимаешь собственную мирскую убогость и на глаза
наворачиваются слезы, не теряет надежды восстановить храм. Дай Бог ему
победить русский кретинизм.
А на Мальте, если ты въезжаешь дом, на фасаде которого
имеется декоративная лепнина, или по краям лестницы стоят монументы, а из стены
под окном вылезает раковина фонтана (и таких домов огромное множество), то ты,
как съемщик или владелец обязуешься перед государством сохранить фасад в
первозданном виде. И если из какой-нибудь богом забытой башенки, служившей
опорным пунктом где-нибудь в Таффихе, на скале с
видом на Ливию, попробуют сделать овощехранилище, то мальтийцы возьмут штурмом
Дворец великого Магистра в Ла-Валетте и выкинут правительство к чертям, как
Александр I в свое время выкинул Мальтийский орден из Российской Империи.
В первый месяц, проведенный на острове, мы вели себя как
туристы, в статусе гостей. Сначала мы исколесили его вдоль и поперек на
вездеходном автомобиле Марка, затем более детально — на скутере Vespa, как завзятые хипстеры: в кедах, с одинаковыми
прическами «маффин», в очках с массивной оправой (у
меня — с диоптриями, у девушки — с пустышками), не хватало только граммофона с
играющей пластинкой. Прическа маффин — это выбритые
виски и затылок, волосы зачесываются назад или вперед, в зависимости от длины и
пожеланий носителя. Молодых людей, носящих не такую прическу, в возрасте от 13
до 26 лет, можно было пересчитать по пальцам. Я выглядел как все парни, девушка
— как очень модная девушка, с которой так и хочется познакомиться. Меня
успокаивало то, что маффин этот я взрастил еще до
того, в Петербурге. Волосы мои были достаточной длины, чтобы уже через пару
тройку месяцев я мог забирать их в ананасный хвост на макушке, становясь все
больше похожим на дауншифтера. Борода тоже
способствовала — без нее образ Робинзона был бы не полным. Девушке борода не
нравилась, исключительно тактильно, и в поддержку образа подруги Робинзона
перестала гладко выбривать низ живота. И до пояса, снизу, стала похожа на
героинь фильмов итальянского режиссера Тинто Брасса.
Нужен был компромисс: мы сошлись на брутальной щетине на моих щеках и
подбородке, в обмен на «бразильское бикини» у девушки.
Микроскопичность острова, его небольшие городки, выросшие из
рыбацких деревушек или поселений крестьян настолько «подзабирают»
уроженца мегаполиса, что первое время ему трудно смириться, что со своей
террасы он может видеть его края.
Площадь столицы республики не достигает и квадратного
километра. Летом, от наплыва туристов самый популярный город Сент-Джулиенс трещит по швам.
Еще бы, в самом его центре находится район Пачевилль, где сконцентрированы ночные клубы. Внутри которых, невероятно дешево (для русского человека) и
неожиданно щедро льют алкоголь. Мальтийскую молодежь полощет в три ручья на
всех прилегающих улицах. Я не раз наблюдал, как вкусно одетые девушки и дамы в
вечерних платьях ползли на четвереньках по ступенькам переулка Санта-Рита —
основной тропе, по бокам которой один клуб переходит в другой. Клубы однотипны
и ничем друг от друга не отличаются. Ничем. Возможно, дело в том, что у всех у
них один владелец — известный мальтийский наркобарон,
его имя можно встретить в названиях заведений Пачевилля.
А так же в том, что молодежью как будто сознательно не
занимаются. Их молодость пущена на самотек, они готовы каждый
день плясать под одну и ту же музыку (нет, не мальтийскую народную, такой
просто нет), эдакую «уц-уц-уц-колбаска».
Люди, которые отвечают за эту музыку в клубах, сами довольно
нелепые персонажи. Диджей часто выполняет функцию
ведущего, что, в его понимании, сводится к выкрикам «So
sexy people», «Oh, sexy ladies»,
«VIP is shakin’». Один
особо одаренный экземпляр перечислял названия известных ему стран (как бы
намекая, что здесь, в клубе, представлены их жители) и восклицал «Oh, my god»,
за что и получил от нас прозвище Омайгадов.
При посещении клубов не покидало то неловкое чувство, что мне уже не стать
министром культуры Мальты. Остров укреплен как форт, даже нацисты не смогли его
взять, где уж тут проникнуть мало-мальски достойной культуре? Марк с видом
знатока утверждал, что Мальта соревнуется в туризме (и в клубной культуре в
частности) с Ибицей и Кипром. Люди, которые побывали
на всех трех островах, говорят, что это бредни — Мальта находится в глубоком
тылу этой культуры. Хотя для меня, эта «культура» сродни огородной.
Внутри Пачевилля сложно не заметить
маниакальное пьянство среди молодежи и людей среднего возраста: на моих глазах
опрятно одетые ботаники накидывались вусмерть за
несколько минут, а крупные особи теряли голову в первые
полчаса. Культура пития отсутствует — берут дощечками, по 12 шотов крепкого на подносике.
Литровая бутылка водки, виски, джина стоит неприлично мало, подается в ведерке
со льдом и кувшинчиками сладкой Колы на запивон.
Услышав, что я русский, мне тут же лили водку в стакан.
Столичную. На вкус она была лучше, чем большинство русских водок в
петербургских магазинах.
В любом клубе в пределах Пачевилля
можно купить кокаин средней паршивости за 50 евро. Для
того, чтобы получить нужный эффект, мне потребовалось
употребить в туалетной кабинке целый грамм за один присест. В качестве трубочки
я использовал свернутую карточку на один бесплатный коктейль — их раздают перед
входом в любой клуб. Большая часть посетителей используют их для свертывания
трубочек, или как фильтр для джоинта. Мальтийское
уголовное право приравнивает любое наркотическое вещество к тяжелому,
поэтому даже за кропаль гашиша карает нещадно.
Почувствовав наконец эффект от порошка, я для приличия спустил воду в унитазе и
вышел из кабинки. Услужливый негр, расположившийся на
табуретке в углу, у двери, предложил мне купить презервативы, флакон туалетной
воды или попрыскаться из любого флакона, жестом показал разнообразие чупа-чупсов на подставке — все это за какую-то денежку.
Толпившиеся в туалете мальтийцы брали леденцы и опрыскивались заграничными
ароматами. И вот так, сытно разнюханными, вкусно
пахнущими, с конфетой за щекой выныривали обратно из светлой уборной в
сумеречные дебри клубного помещения. Из женской уборной выбегали,
пританцовывая, молодые и не очень мальтийки, с
конфетной палочкой во рту. Чупа-чупсовый флюс намекал
на эротичный подтекст. Возможность для мужчины и женщины вступить в интимные
отношения, познакомившись в клубах Мальты, довольно высока. Секс не является
табу, как и полигамия. Арабская похотливость и итальянский темперамент превращают
мальтийских самцов в кастрированных мартовских котов. И распускаемые ими флюиды
оседают на всех, кто окунается в Мальтийское море. Менеджер одного из клубов,
француз Самми, каждую неделю представлял мне новую
девушку в качестве своей герлфренд. Англичанка Эмили,
работающая барменом в одном из клубов, в свои выходные дни снимала в этом же
клубе чернокожих для своих колонизаторских утех.
Девушки всех возрастов свободно трутся филейной частью о пах
понравившегося мужчины, выполняя ритуальный танец, а через пару композиций уже
наглаживают лицо совершенного другого кандидата на соитие. Мальтийские женщины
не играют в игру «я не такая», они гарантируют понравившимся самцам возможность
половой близости. И это честно — местным мужчинам (как и приезжим) совершенно
не обязательно врать, чтобы затащить понравившуюся женщину в постель; ему не
нужно говорить ей слова любви, клясться в верности и прочей чепухе — ей даже не
будет обидно, если он уже забыл ее имя и вряд ли позвонит потом. Однако
какие-то приличия и ритуалы все же сохранены — никто не хватает за руку первую
понравившеюся девчонку и не тащит ее в свою крошечную Toyota Vitz (самая популярная
марка автомобиля на Мальте). Достаточно предложить девушке выпить или
продемонстрировать умение двигать телом в доступной близости от объекта
вожделения. А потом все равно угостить ее алкоголем. И так — по всей Европе, с
незначительными нюансами и поправками на местный колорит. Европейцы,
преимущественно, конечно, молодые, трахаются как
заведенные со всеми подряд, они знают, что секс — это здорово. Торжество
промискуитета, не иначе. Моя великая Родина тоже постепенно раскрепостилась, но
все же пока не достаточно. Хотя, может что мальтийцу
хорошо, то русскому — запрещено УК?
Молодежь жадно пожирала глазами мою девушку, с завистью или
презрением поглядывая на меня. Спустя какое-то время, девушка перестала
краситься в темное время суток — слишком бурная реакция мальтийских парубков не
доставляла удовольствия. Но поросль продолжала глазеть
на нее и задирать меня. Впрочем, «задирать» — это громко сказано. Молодое
поколение наследников ордена Госпитальеров — трусы, чикены,
как говорил про них Марк, они боятся вступать в открытый конфликт, предпочитая
словесные баталии. А мы с девушкой предпочитали не реагировать, я был в ладах с
собой и своей гордостью. Иногда, правда и мне случалось принимать участие в
словесных перепалках. Здесь конкуренцию мальтийцам составляли итальянцы. В
одной из таких перебранок я заявил в конец обнаглевшему
итальяшке, в расстегнутой рубашонке, открывающей татуировку Христа во весь торс
(стычка началась по его вине — он грубо толкнул девушку и не извинился):
— Go fuck
yourself!
— No, you
go fuck yourself!
— очень оригинально парировал набриолиненый
макаронник.
— No, I am
going to fuck her — я указал на свою девушку
и перевел палец на итальянца — and you go fuck
yourself!
Парировать юнцу было нечем, так что он разразился бранью на
родном языке, от которой у его нарисованного Иисуса кровоточили стигматы. Стоит
заметить, что даже если стайка ребят не боялась одного русского паренька с
девушкой, то трусила при виде полиции. Копам нечем было заниматься в светлое
время суток, и они восполняли нехватку работы по ночам, заполняя улицу
Санта-Рита.
Одним словом, Пачевилль — это
паноптикум. Не ходите туда, не уподобляйтесь этой скучной чуме.
Итак, клубы полны, кафе забиты, на частных вечеринках
на виллах — полна горница людей. Очень своя атмосфера. Отдыхают хорошо.
Конкуренция как таковая отсутствует — все ходят под одним хозяином, прямо или
косвенно. Это убивает интерес и интертеймент как
таковой. Программа у клубов не меняется — зачем чинить то, что работает?
С другой стороны, ходить мальтийской молодежи больше некуда:
во вне сезон (с октября по май) альтернативы Пачевиллю
просто нет. Да и в сезон, в общем-то,
выбор не велик, те же клубы, только на побережье. Хотя есть пара действительно
достойных мест, вроде регги-клуба Zion в Марсаскале, на Юге острова, где играют живую музыку,
устраивают какое-то подобие общения зритель-артист, выдают немного конферанса,
много курят марихуану — клуб совмещает в себе площадку под открытым небом и бар
с кухней в помещении. Мальтийская молодежь функционирует в дискотеках в любой
день недели, а на выходных клубы открывают дополнительные этажи, чтобы не упустить ни одного желающего оглохнуть под водочку. Раз в
месяц проходит очередной католический праздник, объявляемый выходным днем, и у
мальтийцев случается маленькая пятница. В сезон к ним добавляются так же не
знающие меры англичане, итальянцы, русские. То тут, то там звучит пронзительный
русский мат. А от жившего на острове уже год казаха я слышал шикарное по своей
эклектике утверждение «of course,
на х…!». Вот она, тоска по
родине!
С кино и театром дело обстоит не лучше. В кино показывают ту
же голливудскую жвачку, что и в большинстве кинотеатров мира: сортирный юмор
для подростков, знойные мелодрамы для их мам, лютые экшены
для пап. Все как в России.
Из-за отсутствия зрителя и авторитета католической церкви, в
кинотеатрах не показывают арт-хаусное кино (например,
новый фильм Джармуша), а также фильмы на откровенно
наркотическую и сексуальную тематику (и «Грязь» по Уэлшу,
и «Нимфоманка» Триера одинаково прошли мимо). «Далласский
клуб покупателей» предъявили публике только потому, что картина стала сенсацией
на церемонии Оскар. Зато, в качестве утешения, посреди каждого фильма есть
антракт, и народ выбегает из зала пописать, покурить и поесть.
А в это время, всего в
Понятия «мальтийский театр» как такого уже не существует. Да,
театр Маноэль — второй старейший театр Европы. Я имею
в виду здание театра, форму. Потому что о содержании можно забыть, если вы хоть раз бывали в Мариинке,
Большом, Гранд Опера или Лондонской Опере. Исключение составляет
филармонический оркестр Мальты, который дает в театре ежегодные концерты, а
классическую музыку испортить невозможно.
Зато мальтийцы любят шоу, в любых его проявлениях. Будь то
шоу Мальтийских рыцарей, отбивающихся от войска турков
— там славно кормят. Или вокально-танцевальное кабаре Divas,
эдакий бенефис эрзацев звезд 80-90х годов, половина из которых является гей-иконами. Что не удивительно —
главный хореограф данного шоу — Феликс, признанная звезда гей сцены Мальты.
К геям отношение на острове
неоднозначное. Насквозь католические мальтийцы, стиснув зубы, проигнорировали
легализацию однополых пар, как того и требовал от них Европейский Союз перед
вступлением. ЕС, правда, требовал изначально прекратить дискриминацию геев на рабочих местах, но с течением времени его
требования по толерантности становятся все настойчивее. А проигнорировали
мальтийцы-ортодоксы эту новость потому, что гей пара получала те же права, что
и семья проклятых натуралов,
но официально ячейкой общества такая пара не признавалась. Такой вот
компромисс: геи рады, что получили возможность
становиться официальными «партнерами», а католики счастливы, что бесовские руки
не коснулись уз брака. А правительство так просто в восторге — есть смысл
развивать гей-туризм.
Правда, клубов по интересам всего раз-два и обчелся. Подобий «Кабаре на
Коломенской» и «Центральной станции» на Мальте я не встречал.
Август и сентябрь, пока не кончился сезон, мы провели как
отпускники: как только вопрос с культуркой был
выяснен, оставалось только нежиться на пляже, гонять на водных скутерах, нырять
с аквалангом, пробовать свои силы в кайтсерфе и парамоторинге (на парашюте да с моторчиком Карлсона за спиной), есть, спать, reverse,
repeat.
С закрытием сезона, когда купаться стало невозможно,
перспективы открывались не самые радужные. Нет, чего греха таить — погода на
Мальте почти круглый год стоит солнечная, и даже январские ливни и ветра
воспринимаются как дань природе: давайте прервемся, подумаем о душе, пока за
окном барабанят капли и развеваются листья пальм. Сначала выручала работа, коей
перед Новым годом скопилось достаточно. Но после праздников и до Марта наступил
мертвый сезон. Остров Мальта, да и соседний Гоцо,
были исследованы вдоль и поперек уже к ноябрю. Под «вдоль и поперек» я подразумеваю, что были посещены все
достопримечательности из путеводителя, а так же те, которых в нем не было, но
показал Марк. Он также провел экскурсию по большинству лучших ресторанов,
включая любимый ресторан четы Питт-Джоли в Валетте,
начиная с мальтийской кухни, продолжая итальянской, затем мексиканской, далее
индийской, китайской, греческой. В нескольких японских ресторанчиках
выяснилось, что российские суши — самые вкусные из всех, что я пробовал.
Новостью это оказалось только для меня. Как и во всех странах старушки Европы
пользовались спросом кебабницы, в некоторых можно
было добавлять в питу с бараниной «русский салат» —
картошку с морковкой под майонезом. Такой кебаб можно
было рубануть, пройдя двести метров от нашего дома, и я поправился на несколько
килограмм уже через несколько недель. Пришлось переходить на домашнюю еду —
когда закончились неизведанные уголки острова, мы зажили обычной петербургской
жизнью.
Обычная жизнь подразумевала достойное питание за умеренные
деньги. Нам повезло — рядом с нашим домом находился аналог французского
Carefour, сети магазинов эконом-класса,
супермаркет GS store. Я и на родине был равнодушен к
гастрономическим изыскам, так что не брезговал покупать здесь недорогие и практичные
консервы: тунец, тушеная говядина, фасоль в сладком соусе, кукуруза. В
деликатесном отделе можно было отхватить вкусного сыра с паприкой дешевле, чем
запаянную нарезку в сырном отделе. В алкогольном углу продавались замечательные
вина по 5-7 евро. Довольно часто удавалось не оплачивать упаковку с водой — я
просто провозил ее мимо кассы в продуктовой тележке с ручкой. Овощи и фрукты
выгоднее и вкуснее было покупать с грузовичка фермеров, которые также
останавливались по соседству. Из овощей мы варили отечественные супы, с гущей,
потому что кремовые вариации за желудок не трогали и сил не прибавляли. Под
новый год мы со скидкой купили в GS двухсотграммовую банку красной икры. А к
самому празднику приготовили оливье, рыбный и крабовый салаты.
Новый год для Мальты является скорее хронологическим
праздником, нежели семейным. Для семьи у них имеется Рождество. Мы не
планировали отмечать этот праздник по католическому календарю, однако Марк все
решил за нас. И пригласил нас на рождественский ланч к своим родителям. Присутствовал так же младший брат
Марка Кит, его жена Рут и сын Джастин. Сам Марк был
без спутницы, о чем он сильно переживал за столом, отбиваясь от подколок Рут о
старческой дисфункции. Родители Марка произвели на меня впечатление: люди с
живым чувством юмора, они провоцировали сыновей и невестку на родственные
шутки, вежливо задавали нам провокационные вопросы и ругали правительство. И
внезапно оказались расистами. Это потом мы уже выяснили, что большинство (да
почти все) мальтийцев за сорок — расисты, по отношению к арабам и чернокожим. А
тогда нам это показалось невероятным. Кит был приятным мужчиной за сорок, со
стильной седой бородой и таким же ежиком на голове. Рут выглядела как русская
женщина 21 века — высокая, распущенные каштановые волосы, лисичьи черты лица,
она много курила и уже с начала праздника была слегка пьяна. Десятилетний
Джастин не страдал дефицитом внимания, поедал
лазанью, пил газировку и слушал, о чем шутят взрослые. А взрослые шутили о геях и гомофобии, об арабах и неграх, поведении мальтийцев за рулем, детстве Марка и
Кита, взрослении Марка и Кита, и о том, что Марк уже старый и его никто не
любит. Наш друг не обижался на родню, воспринимая их слова с должной долей
самоиронии, отвечая что, да, он не совершенен, но и лазанья подгорела. Хозяйка
дома высказывалась по поводу нового правительства, за которое она голосовала.
Разговоры о политике обычно меня раздражают, но тут следует сказать несколько
слов о политическом устройстве Мальты и отношению к нему мальтийцев.
Начну с событий, произошедших уже после рождественских
праздников и Нового года. В какой-то из весенних дней в Генассамблее ООН прошло
голосование по поводу отделения Крыма и принятие его в состав России. Мальта
проголосовала за «непризнание Крымского референдума». В то утро Марк заехал в
гости и на полном серьезе стал расспрашивать меня: правда ли, что после Крыма
мы примемся за Аляску? Он видел соответствующие фотографии в facebook.
Конечно нет, ответил
я, впрочем, не очень уверенно. Моя великая Родина способна на все, как
супермен. Ее, как поставленного над тобой в офисе руководителя, временами
сложно понять. В популярном сериале о буднях американского правительства House of cards,
главный герой — идущий напролом к президентскому креслу конгрессмен Фрэнк Андервуд — почитывает на досуге «Государство» Платона,
однако ратует скорее за «Политику» Аристотеля (было бы странно, если б янки
отрицал право частную собственность), а поступает вообще по сценарию «Государя»
Макиавелли. Но снаружи Белого Дома его действия не понятны простому американцу.
Но США — страна огромная, а Мальта — по площади и населению меньше Род-Айленда,
самого крошечного штата. И действия правительства видны как на ладони. Выборы
правящей партии на Мальте — очень серьезное дело, как для политиков, так и для
простых горожан. Явка всегда не меньше 90%, кандидаты от партий не брезгуют
ходить по домам электората, по телевизору идут жаркие дебаты, на обочинах дорог
стоят билборды с сатирой одной партии на другую и
т.д. Именно в политических баталиях темперамент мальтийцев открывается
полностью, как сообщил мой знакомый, русского происхождения, живущий на Мальте
уже несколько лет. Уже через несколько минут после оглашения результатов в 2013
году, Слима и Сент-Джулиенс
наполнились людьми с флагами, клаксонящими автомобилями,
громкой музыкой. Ощущение было как в Петербурге, когда «Зенит» взял кубок UEFA.
В этот раз победили социалисты, составив большинство в парламенте.
Христианско-демократической партии повезло меньше.
Социалисты недолюбливают ЕС, стараясь показать жителям
Мальты, что решения правительства принимаются ими самим, а не по указке Европы.
И слава Богу — ЕС упирает на то, что Мальта обязана
принимать у себя всех беженцев с черного континента, выдавать им визы, работу и
прочее. В ответ на это, в августе 2013 правительство Мальты отказало в высадке
сотне ливийских беженцев, которых подобрал танкер «Салами», идущий под флагом
Либерии.
Ситуация такова, что вступив в ЕС, Мальта стала перевалочным
пунктом для бегунов из Северной Африки на Большую Землю. До этого, самым
популярным трамплином в Европу для беженцев служил итальянский остров Лампедуза.
Тем не менее, хотя правительство не сильно жалует бегунов с
«первой земли», они все равно проникают всеми возможными способами. В итоге, не
желая, чтобы вся эта братия шаталась по острову, для них создали центр
временного содержания Safi. По мнению Европы, этот
лагерь — новый Бухенвальд. Им не вдомек, что пребывая
за пределами лагеря, беженцы начинают портить показатели органам правопорядка —
Мальта считается самой безопасной страной в Еврозоне.
Самые опасные типы на улицах — арабы, преимущественно
ливийцы. Шикарные автомобили, от спортивных Феррари и Мазератти
до элегантных Бентли, имеют
арабскую вязь на номерах. Ливийцы, проживающие на Мальте, делятся на два типа: опасные
и притворяющиеся. Первые, в случае уличного конфликта, могут пырнуть
ножом — эта категория является чем-то вроде «братухи-борцухи»
из Кавказских республик. Вторые — притворяются, что они не такие как первые.
Держат себя в узде, пытаются создать видимость цивилизованного человека. Я знал
двух ливийцев, Абдулла и Мухаммеда, которые принадлежали скорее ко второй
категории, но легко могли сдать на первую. Абдулл выглядел как пресс атташе Аль-Кайды: на фото в facebook он
был запечатлен на фоне флага своей страны, в руках сжимал Ак-47, и только его
безупречный дорогой костюм говорил о несерьезности снимка (или мне так
казалось). Мухаммед выглядел как актер Болливуда:
плотный, даже тучный, с индийскими губами и носом, с распущенными до плеч
черными прямыми волосами. Он скорее походил на арт-директора той же
организации, что и Абдулл. Мухаммед рассекал по Европам, пребывая на Мальте не
больше недели в месяц, при встрече здоровался со мной по-русски и докладывал,
как чудно было в Амстере, а в Лондоне (вот тебе на!) шел дождь. Я живо представлял себе как он вербует в свою организацию сивых
бриттов в пабе на окраине Лондона. А Мухаммед коротал вечера в Пачевилле, пил Курвуазье и
несколько раз на моих глазах сильно пачкал свои дорогие костюмы.
Опаснее арабов были только прилетавшие на уикенд англичане,
обычно путешествующие грядкой не меньше десяти перцев. Эти захватывали
бар-клуб, выпивали весь стаут, чередуя его с шотами крепкого, и шли искать приключения. И находили
французов, к собственной радости. Французы, в отличие от мальтийских банд, не
трусили, но проигрывали почти всегда. Иногда, англичане встречали на своем пути
русских с пустыми стаканами, что, как известно — к беде.
За время жития на острове, подраться на улице мне случалось
два раза. Первый раз был полностью по моей вине, я выпил
лишнего и вожжа попала под хвост: если бы не вмешавшийся таксист,
ожидавший меня в кэбе, трое арабских молодчиков могли бы существенно исправить
мне прикус.
Во второй стычке я виноват не был. Есть в Пачевилле,
прямо у отеля Intercontinental, маленькая пиццерия
под названием Eat me — I’m famous, работающая
круглосуточно. За стеклянной дверью — прямоугольное помещение, четыре на два
метра, на уровне груди — стойка уголком, как в шаверме
на углу Невского-Литейного,
чтобы облокотиться и поесть. Однако ночью, все предпочитают заказывать у
прилавка, выходящего на улицу и поедать пиццу под открытым звездным небом. По
ночам за главного тут невысокий, но жилистый бритоголовый мальтиец, лет сорока,
которого мы называли просто — Шеф. После полуночи в его заведении играли
композиции Doors и классические альбомы Metallica. Опосля Пачевилльской
долбежки это было словно уши после ванны почистить. На
почве музыки мы как-то и разговорились, сошлись в музыкальных пристрастиях, и с
тех пор Шеф делал нам с девушкой скидку на пиццу. А пиццу он готовил, на мой
вкус, лучшую на острове. Он создавал ее у вас на глазах, собственноручно
разминая и раскатывая тесто, придавая ему пышную форму, обильно посыпая
ингредиентами, любовно устанавливая ее в печи прихватом с длинным черенком.
Свежая пицца дымилась и обжигала небо. Иногда, в особенно многолюдные ночи, Шеф
работал с помощницей, которая принимала заказы.
В ту ночь, мы с девушкой, возвращаясь откуда-то через Пачевилль, заглянули к Шефу на огонек. Перед нами в очереди
стояла еще одна пара, которым мешал здоровенный негр — он что-то произносил в их адрес, мальчик с девочкой,
дрожа, пытались его не замечать. Когда подошла наша очередь, выяснилось, что
помощница Шефа пытается заставить черного верзилу заплатить за съеденное, а тот не реагирует. В конце концов, она махнула
на него рукой и приняла наш заказ, получила оплату и поставила на прилавок две
тарелки с четвертинками пиццы, на которых еще кипело масло. Пока я отвлекался
на сдачу, негр сделал первую попытку дотронуться до
моей тарелки, но я вовремя заметил и отстранил его руку, показав пальцем — не
надо так делать. Негр улыбнулся из-под козырька своей
кепки и снова протянул руку к тарелке. Продавщица за прилавком еще раз
напомнила ему об оплате, он опять сделал вид, что не услышал. Я во второй раз
отвел его руку, пихнул его в грудь, забрал обе тарелки и мы с девушкой отошли к
столику на тротуаре. Пристроившись, мы обнаружили, что негр
последовал за нами. Он вплотную приблизился ко мне и теперь глядел сверху,
оказавшись на полголовы выше меня. Я в очередной раз, уже обеими руками
вытолкнул его с тротуара на проезжую часть, все еще надеясь, что стычки можно
избежать. Не тут-то было, негр остановился на
проезжей части, поймал равновесие, сделал шаг ко мне, широко размахиваясь рукой
от плеча. Я поднырнул под его руку, поймал его шею в локтевой сгиб руки, подсек
правой ногой его опорную и повалил на асфальт. Не рассчитав, запутался в его
ногах и больно ударился коленкой. Оказавшись верхом на оппоненте, я высвободил
правую руку и несколько раз прицельно ударил его в глаз и висок. Потом чьи-то
сильные руки подняли меня вверх и поставили
вертикально. Немногочисленные посетители пиццерии решили-таки вмешаться в
конфликт и разняли нас (и что-то мне подсказывает, что будь негр
в моем положении, они бы не вмешались).
Меня оттащили от противника на несколько метров, девушка была
рядом: я вдруг понял, что это она кричала все это время Stop
it!, испугавшись. Я пристально вглядывался в группу
людей, поднимающих негритоса, нас разделяло метра
четыре, можно одолеть в один прыжок. Парень чернокожий поднялся, отпихнул
помощников и всем своим видом показывал, что готов продолжить. И тут из дверей
пиццерии выскочил Шеф, на ходу срывая с пояса фартук. Он оказался вдвое меньше негритоса, что, однако не помешало ему в прыжке ударить
кулаком по черному лицу. Негр почти упал плашмя,
успев в последний момент принять упор лежа. И тут же получил носком моего кеда
в переносицу. Кажется, мне самому было в этот момент больнее, чем негру. Шеф еще добавил ногой по почкам обмякшему телу,
сплюнул, бормоча какие-то мальтийские ругательства, и вернулся через дверь на
кухню. Девушка взяла меня под руку и потянула за собой в нужную нам сторону. Я
обернулся назад через пару метров и обнаружил, что негр
почти поднялся, пошатываясь, и мотал головой, в поисках, видимо, своих
противников. Вот это сила духа. Когда-нибудь чернокожие будут доминировать на
всей планете, они более развиты физически, при желании — они победят. Все так,
как и хотел Чарли Мэнсон.
В целом же, Мальта действительно соответствовала титулу
самого безопасного государства ЕС. И, как утверждал Марк, обладала самым
ленивым полицейским управлением в мире.
Через какое-то время я как будто сам стал мальтийским
служителем закона. Зимой на Мальте совершенно нечего делать — дуют ветра, идут
дожди, рано темнеет и приходится занимать себя в домашних условиях.
Целыми днями я читал книги, которые за неимением бумажных
аналогов, закачивал в ebook. Как раз вовремя меня
настиг Сомерсет Моэм и его самоанский цикл, который и
подтолкнул меня описать период жизни на Мальте. Только герои его малайских
рассказов, белые миссионеры, относились к туземцам с большим пиететом, нежели я
к — мальтийцам. В остальное время, мы с девушкой пытались подтянуть свой
английский и выучить итальянский (для последнего мы использовали скачанный с торрентов блок выпусков «Полиглота» от телеканала
«Культура»). Скачивали новинки кино, иногда рубились в подаренную мне на
Рождество Марком приставку Sony Playstation,
занимались любовью, полдничали черным кофе в центре Нашара.
Раз в неделю вместе с Марком стреляли по тарелочкам из ружья «Байкал» на
полигоне и играли в боча (мальтийский вариант петанка), посещали казино и сауну при отеле Хилтон.
От однообразия дней, я стал чаще курить марихуану.
Мой первый мальтийский джоинт я
купил у таксиста. Это был морщинистый, лысенький, лукавый старичок, похожий на
старого Пикассо, по имени Карлос. Карлос водил желтый кэб как остаток наследия
англичан: всего на острове этих автомобилей застряло не больше десяти штук, а
то и меньше. Кэб, как вид такси, нравился мне сравнительно больше остальных
автомобилей с шашечками: в нем можно было вытянуть ноги, или вчетвером сидеть
напротив друг друга, как в карете. Мы часто пользовались услугами такси за не
имением водительских прав, а Марк договорился со знакомой компанией, чтобы и
плату с нас брали божескую. Однажды мы пришли на место подачи кэба и
обнаружили, что водитель стоит снаружи и курит сигару. Я тоже достал табак и
стал крутить себе папироску. Водитель, это был Карлос, живо поинтересовался,
что это такое я курю. Табак, ответил я. Карлос участливо улыбнулся и сказал,
что курить ganja гораздо полезней. На том и порешили: в следующий раз Карлос привез мне грамм белой
вдовы. Вдова была такая «злая», что удалось растянуть этот вес на неделю: я
вставал с утра, наливал чай или кофе в чашку, садился в раскладное кресло на
террасе с видом на море, включал музыку на айподе,
закуривал джойнт и закрывал глаза. Через пару часов
шел завтракать. Если на улице гулял ветер, я проделывал все
то же самое, но на диване. После завтрака мы выходили прогуляться в
центр Нашара, поглазеть на местных с балкона кофейни
или пополнить запасы продовольствия. Вторую папиросу я курил на лавочке у
центрального собора, напротив располагался бар фанатов
местного футбольного клуба «Нашарские Львы», у
которого постоянно тусовались молодые люди в тренниках.
Третий джоинт выкуривался после
ужина, мы садились на диван в living room, выключали лампу, и единственным источником света
становилась залитая огнем церковь соседнего городка Гхаргур.
Города на острове плавно перетекают один в другой, как микрорайоны в большом
городе: выходишь из ворот Валетты, обходишь фонтан Тритон, и вот ты уже во Флориане. Раньше, когда указателей местности не
существовало, мальтийцы ориентировались по церквям. То есть церковь была (и
есть) градообразующим учреждением. Внутри всех без исключения храмов на Мальте
по католически неуютно, меня всегда раздражала гигантомания или напускное
роскошество. Но с этим можно мириться, если покурить перед входом и
рассматривать храмы как арт-объекты.
В следующий раз, я взял у Карлоса уже
— Но знаешь что? — взгляд Карлоса повис над полем —
Мальтийцы, конечно, не сахар. Но зато мы не торгуем улыбкой, понимаешь, о чем
я? Мы не слоняемся по улицам, растянув рот до ушей, и не делаем вид, что у нас
в данный момент все гуд. Зато, если ты обратишься к любому мальтийцу на улице —
я имею в виду, конечно, к человеку старше тридцати лет — за помощью, то
увидишь, что мы всегда готовы помочь. Просто нам совсем не обязательно при этом
всем своим видом показывать, что мы осчастливлены твоей просьбой, понимаешь, о
чем я? Мы не имеем ничего общего с этими европейскими лицемерами, которые
улыбаются как идиоты, но проходят мимо твоей беды.
Может мы и не первые на планете, но уж точно и не последние. И потом — Карлос
хитро улыбнулся — ты знал, что самую большую в истории белую акулу поймали у
берегов Мальты? Понимаешь, о чем я толкую?
Да, я понимал. Через неделю Карлос поведал мне, что его
дилера сцапала полиция и травы какое-то время не
будет, так что не могу ли я продать ему немного гашиша? Я отломил ему
по-дружески, Карлос удивился и благословил меня, мою девушку и мой род. И
пропал: больше я не видел его лица за стеклом на водительском сидении кэба,
телефон его был выключен. Старый добрый Карлос, я надеюсь с тобой все в
порядке, и ты не угодил в тюрьму, а просто ушел в тень на какое-то время.
Оставшийся гашиш я продал по номиналу знакомым сербам из Пачевилля.
Как я уже говорил, любые запрещенные вещества приравнивались к тяжелым, и сроки за них выдавали в два счета. Так что,
«Страхом и Ненавистью» на мальтийский лад никто не промышлял.
Зима прошла, прошмыгнул первый день весны, и погода
постепенно становилась все жарче. Мы вернулись к обычным занятиям
островитянина, не обремененного работой с 9 до 5. За месяц до официального
открытия сезона погода выправилась настолько, что появилась возможность снова
нырять с аквалангом. Моим первым инструктором был юноша по имени Тайрон, настоящий корифей своего дела. Тайрон
был того типа людей, которые готовы на все ради адреналина. Он и внешне и
внутренне напоминал героя Патрика Суэйзи из
культового фильма Point Break
— подтянутая фигура, длинные выгоревшие локоны до подбородка, медная кожа. Он
быстро и внятно объяснил мне, как продуваться и пользоваться кислородным
баллоном, куда вставлять трубки, зачем нужны клапаны, о важности индикатора
уровня кислорода и базовым знакам под водой, которые по первости
многие путают. Например, поднятый большой палец вверх означает не «Все олрайт», а «я хочу всплыть». «Все олрайт»
— это кольцо, образованное большим и средним пальцами.
Мы облачились в гидрокостюмы, Тайрон
помог мне повесить за плечи баллон и мы прыгнули в воду, перед этим поплевав и
размазав слюну по линзам масок. Я оказался слишком легким и ушел под воду
только с третьей попытки, когда Тайрон пристегнул мне
на бедра пояс с грузом. До этого я барахтался на поверхности, нажимая клапан,
который освобождал компенсатор от кислорода, чтобы
наконец погрузиться. Плюс — мне было страшновато и непривычно дышать через
акваланг, я боялся, что соленая вода проникнет под маску и разъест мне
контактные линзы. Отчаявшись испытать опыт подводника, я уже готов был
отказаться, когда Тайрон подплыл ко мне поближе и
сказал дословно следующее:
— Слушай, ты же из России? Я видел по ТиВи,
как ваш президент ныряет с аквалангом. Я не понимаю, почему он может, а ты нет?
Через несколько минут, я осторожно преодолевал глубину в два
метра, останавливаясь, чтобы стабилизировать давление, разрывающее барабанные
перепонки. В тот раз мы опустились на тринадцать метров и пробыли под водой
всего около получаса, из-за того, что от волнения и слишком учащенно дышал и
израсходовал кислород в баллоне раньше положенного.
Впоследствии я еще несколько раз совершал погружение в
обществе Тайрона, но получить средний уровень
подготовки не успел, не позволили погодные условия: у меня было два месяца в
конце сезона и один в начале следующего. На заброшенном танкере, затонувшем
буксире и немецкой подводной лодке я так и не побывал. И статую Христа на
глубине в сорок метров тоже упустил. Ее установили на дне морском, в двух
километрах от острова в честь Иоанна Павла II. За время, прошедшее с этого
события, статуя поросла подводной флорой и стала похожа на партизана-бирюка.
Чтобы потрогать ее шершавую поверхность руками, в начале моей дайверской карьеры мне не хватало опыта, в конце — не
позволяла погода. Христос так и остался стоять на дне, протянув вверх руки, призывая к себе. А может быть, наоборот, обвиняя — я вам не
декорация аквариумная!
Мои погружения носили скорее медитативный характер, нежели
приключенческий. Под толщей воды необычайно тихо, звуки разносятся на уровне
вибрации, и слышишь ты в основном только свои мысли и дыхание. Состояние
невесомости, состояние открытого космоса — вот с чем обычно сравнивают
погружение в глубины морей и океанов. Для меня же, психонавта
с опытом, данная история была сравнима с вылетом на психоделическую
орбиту. Времени не существовало: как и преграды пространства, оно осталось
где-то над головой, в лучах солнца. Я опускался на 10-
Как гражданин ЕС вы можете свободно перемещаться в пределах
Еврозоны и даже, в некоторых случаях, летать за покупками через Атлантический
океан. Эта свобода перемещения дорогого стоит, в буквальном и переносном
смыслах. С недавних пор некоторые страны стали практиковать покупку
гражданства. В момент моего нахождения на Мальте ее паспорт стоил больше
полумиллиона евро. А чтобы получить вид на жительство, достаточно было
приобрести недвижимость на сумму в триста тысяч. Еще вариант — получить
разрешение на работу. Но учитывая, что Мальта вступила в ЕС хитрым способом и
оставила за собой право выдавать разрешения на работу даже европейским
гражданам, то не-европейцу
приехать и остаться катастрофически тяжело. Даже если он востребованный
специалист. Коим ваш рассказчик не является.
Но, черт побери, свободное перемещение по Старому свету пока
тебе еще позволяет здоровье — это ли не кайф для
рожденного в СССР?
Несколько раз мы с девушкой выбирались на Сицилию — в Термину и к вулкану Этна. Смена обстановки действовала,
несмотря на очевидное сходство образа жизни сицилийцев
с жителями Мальты. Сойдя с парома, мы сели на автобус и помчали по дорогам
навстречу к вулкану. Открывающийся пейзаж комментировала русский гид Анна,
обладавшая весьма экзальтированной манерой речи: что-то среднее между Ренатой Литвиновой и Ангелиной Вовк. Чтобы хоть как-то
заинтересовать русского туриста, Анна делала акцент на историю Коза-Ностра, дона Корлеоне и Омерту. Турист все равно норовил уснуть, просыпаясь только
на остановках для дегустации вина и сладостей. У подножья действующих кратеров
ютились лавчонки с сувенирной продукцией, бижутерией, сладостями и спиртными
напитками, работала закусочная. Пока девушка мерила блестяшки
и цацки, продавщица лавки предложила мне стаканчик
семидесятиградусной настойки, чтоб я не скучал, видимо. На этикетке было
изображение извергающегося Этна. После дегустации чуть
не извергся я. Надышавшись разряженным воздухом и не потеряв ни одного
попутчика, автобус повез нас обратно. Пройдет месяц, и капризный вулкан снова
заявит о себе как действующий. И сотрет лавчонки с лица земли, без человеческих
жертв. Извержение, точнее дым столбом, я наблюдал, потягивая сидр на нашей
террасе.
Марк относился к сицилийцам скорее
со снисходительной насмешкой, нежели враждебно. Почитал их вино, но как людей
почему-то ставил ниже мальтийцев, о которых, как я уже говорил, тоже был не
самого лестного мнения. То есть это был такой местечковый замес, что-то вроде
отношения петербуржцев к Москве.
Отдав за экскурсию по Сицилии совсем небольшие деньги, мы
стали присматриваться к авиаперелетам в другие страны
Еврозоны.
И вот тут-то выяснилось, что визы у нас просрочены: каким-то
образом мы наткнулись на изменения, которые ЕС ввел для российских туристов.
Подсчет дней теперь велся по другому принципу. И по этому
же принципу выходило, что мы уже почти нелегалы. Собрав совет, я, моя дама и
Марк, решили оставить все как есть, главным было уехать до того, как закончится
срок самой визы, а не количество разрешенных дней пребывания в ЕС. Собственно,
в аэропорту предполагалось закосить под дурачков,
которые и слыхом не слыхивали о принятом несколько
месяцев назад изменении визового режима. А по старой схеме мы вписывались в
рамки визы. Марк предложил получить мальтийскую учебную визу, но мы уже
достаточно насытились его родиной и постепенно начинали скучать по родным
краям. Правда, мы сделали одну смехотворную попытку получить не учебную, но
постоянную визу. Марк подготовил анкеты и нашел знакомую женщину в МИДе. Мы втроем приехали в столицу, с понтом
заглянули в визовый отдел и без очереди пробрались к столу нужного чиновника.
Основанием для продления нашей визы было (Марк дословно сказал именно это) — в
России сейчас холодно, можно они останутся хотя бы до июля? И, вы не поверите,
этот вариант сработал бы, будь у нас мальтийский, а не финский шенген. Эта добрая женщина была согласна донести до своего
начальства нашу «беду», если бы не финская виза, понимаете? Из МИДа мы выпали с хохотом, понимая, что еще бы чуть-чуть — и
прокатило!
Так что из всех стран, которые мы могли бы посетить, проживая
на Мальте, оставалась лишь Италия, до которой шел паромчик.
Несмотря на то, что знающие люди утверждали, что на внутренних рейсах ЕС визы
могут проверить в одном случае из ста, мы опасались быть пойманными, да еще и
впустую потратить деньги на билет, например, в Париж. А так для любителей
путешествий по низким ценам был открыт простор всей Еврозоны — можно было легко
приобрести лоукостеры на определенные направления.
При наличии визы, конечно, или при желании рискнуть и не оказаться этим «одним
из ста».
Изнывая от скуки, мы искали хоть какие-нибудь мероприятия,
которые можно было посетить, но тщетно: ничего не происходило. Концерты,
выставки, шоу — все было настолько мелким, не талантливым, пустым (на взгляд
человека из огромного города-музея), что хотелось даже не плеваться, а так — не
замечать. То есть любое событие, анонсированное на листе бумаги, приклеенном к
известняковой стене, или на билборде у обочины,
воспринималось не как «интересное» или «не интересное», а как «очередное». Пока
однажды в недрах facebook я не обнаружил приглашение
на концерт Патти Смит, крестной матери гребанного панк рока, который должен был произойти в
актовом зале местного Университета.
Вот оно, воскликнули мы с девушкой и поехали в Валетту за
билетами. Потом — целый месяц ждали, отсчитывали дни, предвкушали. За все это время я не увидел на острове ни единой афиши,
сигнализирующей о прибытии культовой «бабушки», которая в свои 67 лет выглядела
получше многих старлеток рокапопса.
Единственным знаком того, что концерт состоится, стал выброс на прилавок
магазина Zara женских маечек
с принтом фотографии молодой
Патти. Моя девушка, конечно же, купила себе такую. И облачилась в нее в назначенный день. Я же, для
соответствия, одел тишотку с Дэвидом Боуи (или, как вы говорите — Бауи).
Онлайн карта показывала, что у
университета Мальты есть своя собственная территория, окруженная кольцевой
автодорогой — со спутника все это смотрелось довольно уютно. И мы решили
подъехать на место раньше времени, чтобы погулять по территории студенческой
обители до начала концерта.
Мальтийский университет является одним из старейших учебных
заведений Старого Света. По слухам, во время дипломатических визитов к
премьер-министру Мальты здесь изучал английский язык великий руководитель КНДР
и яркая звезда Пэктусана Ким Чен
Ир.
Если посмотреть на карту, то территория университета
представляет собой желудок с отходящей вправо кишкой тропинки в сторону
спортивных площадок. Площадь желудка невелика, для изучения местности требуется
полчаса. Посреди кампусов, здания библиотеки, актового зала, студенческого
центра и площадки для отдыха можно найти строения непонятного назначения, в
виде каменных каркасов недостроенных корпусов. Точнее, это такая конструктивистская
фишечка — просто голые стены с прорезями окон, через
которые можно пройти, выглядит это так, будто отозвали финансирование и стройку
забросили. Такой вот постмодернизм.
Гуляя по дорожкам, можно заглядывать в окна крошечных
аудиторий, где у студентов вместо громоздких парт — стульчики с откидным
столиком. На территории множество зеленых зон со сдвоенными столами-лавками,
примерно на таких же в моем детстве забивали «козла» отцы моих дворовых
товарищей. Учащиеся, заседающие на лавках, вином и домино не баловались, а
сосредоточенно жевали свой meal, параллельно читая с
мониторов своих лэптопов и планшетов.
Студенческая площадка выглядела лаунж-зоной
какого-нибудь клубного сабантуйчика на природе:
настольный футбол и аэро-хоккей, диванчики, несколько
плазм (одна для караоке, другая для просмотра футбольчика),
звукорежиссерский пульт, колонки по периметру, тентовый бар с пивом и
прохладительными напитками. Но даже
здесь, казалось бы, в культурном центре острова, играла музыка из Пачевилля — часть студентов все-таки
осталась неисправимыми идиотами, несмотря на
выброшенные за поступление деньги.
Подошло время концерта, территория университета стала
заполняться приятно одетыми молодыми люди с девушками, стареющими хиппи,
длинноволосыми маргиналами, интеллигентными дамами в возрасте, в обязательных
очках. Я не стал насиловать глаза, надевая линзы, поэтому остался в очках.
Оттого чувствовал себя еще причастнее к событию.
Стоит заметить, что очкариков было больше половины сидящих в
зале, который по размерам был меньше зала стандартного ДК на пять сотен кресел.
Все билеты с местами, некоторые ряды кресел были полностью оккупированы
очкариками. Мне стало жутковато — еще какие-нибудь пятьсот лет назад наши шансы
на выживание, с таким зрением, были бы ничтожно малы. Теперь — мы были
четырехглазыми повелителями. Никто не испытывал дискомфорта от ношения очков,
никто не стеснялся своей оправы. Не знаю, дразнят ли очкариков в европейском
детстве, но, видимо, нет — здесь очки являются атрибутом и аксессуаром. То есть
никто не скажет: ишь, еще очки напялил, интеллигент!
Вот не помню, за что дразнили Хрюшу в «Повелителе
Мух»: за очки или за вес? Или за то и другое?
Патти Смит уже на второй песне
достала учительские очки, чтобы прочесть свое стихотворение из блокнота. Добро
пожаловать в клуб, крикнули ей из зала, видимо, кто-то из очкариков. Мама панк-рока недоуменно посмотрела в
ту сторону, приподняла брови над линзами очков и сказала: «Я этот клуб
основала». Смех, овации, продолжаем.
Вообще, постаревшая звезда андерграундной
сцены Нью-Йорка, признанная поэтесса и сочинитель песен, мисс Питти Смит держалась просто великолепно. Невысокая женщина,
с пепельными вьющимися волосами до груди, в кожаных полусапожках с пряжками,
легком тренче и потертых джинсах. Орлиный нос, сильно
раскосые глаза, и звук, звук, выходящий из ее диафрагмы. Чувственный, бьющий
наповал, искренний как песня в подземном переходе, которую никто не слушает. Патти вышла в сопровождении двух седовласых мультинструменталистов, и эта троица поставила на уши
аудиторию. Я ожидал акустического концерта, поэтических чтений под струнные и перкуссию, а получил полноценный сейшен с клавишами, басом, двумя гитарами и тремя голосами.
Патти призналась, что на Мальте она в первый раз, ей
здесь нравится, прочла стихотворение (не знаю, ее ли авторства) про Караваджио, который крадется узкими проулками Валетты.
Попрощалась, ушла со сцены, чтобы вернуться на бис. Толпа у сцены заревела,
затопала ногами.
Выйдя снова, Патти жестом приказала
всем встать со своих кресел и приблизиться к сцене. Танцуйте, кричала она, и
все подчинились. Нам с девушкой удалось попасть в первый ряд. Рядом с нами
стоял мужичок лет шестидесяти, с татуированными кистями рук, он рукоплескал Патти и музыкантам. Было видно, что он выпил и
расчувствовался. Словно ждал этого концерта всю жизнь.
Во время предпоследней песни она выдернула из толпы девочку
лет пятнадцати, в байковой рубашке и узких джинсах, вручила ей гитару,
показала, какой аккорд надо зажать и продолжила выступление. Девочка неуверенно
била по струнам, стараясь не смотреть в зал, музыканты ее подбадривали.
Закончив хитом Ван Моррисона «Gloria»,
Патти напомнила имена своих музыкантов, не забыв и
про девушку (кажется, ее звали Марта), потом они взялись за руки, поклонились и
удалились.
На выходе из здания стоял столик с напитками, можно было
купить бокал красного или белого вина. Никто не расходился: кто-то пил, кто-то
отрывал себе афишу со стены студенческого центра, все галдели и делились
впечатлениями. Мы покидали университетский городок с грустью — впереди был
последний месяц нашей жизни на острове, который, мы знали заранее, не будет
богат на события.
День отъезда неумолимо приближался. Итак, как я уже сказал, в
аэропорту предполагалось прикинуться шлангами, которые не в курсе, что у них
просрочены визы. Чем ближе подходило ко дню перелета, тем сильнее начинала
нервничать моя девушка. Я уже пожалел, что продал весь гашиш сербам и
успокаивал себя иллюзией приключения: меня, возможно, депортируют. Что
заставило меня думать об этом как о приключении, я уже не могу вспомнить. Но
все прошло как по нотам: никто не обратил внимания на наши просроченные визы.
Человек, выдававший посадочные талоны, лишь проверил срок ее годности, и
получалось, что он истекал через несколько месяцев. Получив посадочные и сдав
багаж, мы взяли в дьютифри бутылку кьянти
и распили ее из горлышка. Нам удалось! Немыслимо! Слава всем богам! Я ожидал,
что нас примут, оштрафуют, продержат в специальном заведении для нарушителей,
пока будет решаться наша судьба, а потом вышлют из страны без права въезда лет
на пять. Этого не случилось, нам повезло, мы покидали Мальту через парадный
выход.
Салон авиалайнера был заполнен на треть, пассажиры
рассаживались поудобней, занимая сразу все три места в
блоке кресел. На взлете мы любовались огнями таящего в ночи острова, пытаясь
угадать какие именно населенные пункты виднеются внизу.
Что ж, Мальта, раз ты приняла нас,
Не мне бранить тебя за странность,
На духоту твою сердиться,
О, гарнизонная теплица!
Гляжу в окошко, озадачен,
На что сей остров предназначен.
Когда самолет набрал высоту, девушка переместилась через
проход и свернулась калачиком на свободных сидениях. Я изучал непроглядную
темень за иллюминатором, слушая шум двигателей. В салоне, как говорится, не
топили, и я согревался спиртными напитками. Передо мной на откидном столике
стояли две пустые пятидесятиграммовые бутылочки из-под виски. И снова лорд
Байрон:
Затем в моем уединенье
Беру перо, берусь за чтенье,
Глотаю горькое лекарство
В усугубление мытарства,
Ночной колпак тяну на лоб…
О боже! Так и есть: озноб.
Я поднялся, открыл багажное отделение под потолком и достал
из рюкзака бутылочку с красным песком. Вместо этикетки на стекле был ровными
буквами выведен мой новый псевдоним.
В один из последних дней пребывания я оказался с какой-то
оказией в Ла-Валетте. Прошелся по улице Республики, завернул к «Усекновению
головы Иоанна Крестителя» в Собор Св. Иоанна. Картина
была на месте, Саломея держит блюдо наготове, красное
одеяние Иоанна растекается кровью по мостовой. Караваджо макает кисть в красную
гущу ткани и подписывает полотно своим именем.
В помещении тихо, за мной приглядывает
сонный охранник. Гений Караваджо не прижился здесь из-за своего крутого нрава и
наклонностей, которые творцу можно и простить. Но Госпитальеры ставили себя
выше искусства, и бедному художнику пришлось тайком бежать по морю обратно в
Рим. Вот и мне пришлось выходить из республики бочком, не привлекая внимания.
Я покинул собор через другой выход, выйдя на залитую солнцем
мостовую. Скрутил себе папиросу, закурил и снова завернул на улицу Республики,
чтобы пройти Валетту насквозь и выйти к форту Элмо, а
оттуда к маяку, на волнорез.
У входа к полотну Караваджо, перед столиками кафе стоял
торговый ряд, у которого толпились первые туристы, открывающие сезон отдыха на
Мальте. Вспомнилось, что еще не всем моим друзьям подобраны сувениры. Тем, кто
заказал вино и миндальное печенье, я уже приобрел желаемое. С одного из лотков
торговали бижутерией и фенечками-браслетами,
в основном, не вызывающими доверия своей ветхостью. У меня на запястье и по сей
день красуется скромный браслетик из ленточек грубой кожи, сплетенных в косу —
подарок с марракешского рынка, привезенный мне другом
много лет назад. Я даже нырял с ним на глубину в пятнадцать метров, не забавы
ради, просто забыв про него, он уже давно стал частью руки.
Побродив вокруг лотка, я купил какие-то фенечки (да простят меня мои друзья) и несколько
вездесущих магнитов на холодильник. Оставалось купить мальтийские спички (с
гербом ордена, например) для друга-коллекционера. Я уже собирался покинуть
развал, как вдруг наткнулся взглядом на миниатюрные бутылочки с разноцветным
порошком внутри. Я поднял глаза выше бутылочных горлышек и узнал в торговце
Виктора. Он улыбался дежурной улыбкой:
— Хотите воспоминание о Мальте, сэр?
— Sure, — ответил я и выбрал
наполнитель цвета песчаной бури с берегов Туниса. Виктор набрал песок в
бутылочку и собрался подписать ее масляной краской. Я остановил его, достал
билет на автобус, ручку, и написал на обратной стороне то, что я бы хотел
видеть на бутылочке. Виктор не стал вникать, быстро вывел буквы и стал
закатывать горлышко в гипс. Закончив, он обменял поделку на протянутую купюру.
Стал искать сдачу, но я отказал, и он был польщен.
— Спасибо, мой друг! Хорошего дня!
— You’re welcome,
Виктор. Прощай.
Прощай, обдуваемый всеми ветрами архипелаг, потерявшийся во
времени. Может быть, в следующее обледенение на планете тебе повезет снова
поцеловаться с утраченной сицилийской сестрой. А пока наслаждайся своей
отстраненностью, чтобы там не считали населяющие тебя люди. Ты ни с кем не
соревнуешься, ни от кого не отстаешь и не опережаешь, не идешь вровень и не
поддаешься сравнению. Ты встала на пути апостола Павла, отсрочила его приговор
и получила его покровительство. И я тебя не пропустил.
Что ж, как говорят выросшие в британской колонии обитатели
Мальты:
Thanks for
the memories, спасибо за
эти воспоминания.
Искренне твой, Pietari Shenghen.