Стихи
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 10, 2014
Пучков Владимир Павлович — поэт, журналист, гл. редактор газеты «Вечерний Владимир». Родился в 1951 г. во Владимире. Окончил Литинститут им. А.М.Горького. Автор книг стихов«Эклоги»и «Зимняя ветвь». В журнале «Дружба народов» печатается впервые. Живет во Владимире.
Византия
Византия спит, завернувшись в лето,
Море синее выцвело, словно ситец.
Окуная перо в ледяную Лету,
Сочиняет Историю летописец.
Холодна История и протяжна,
А рукой поднимешь – не больше свитка,
Но сквозит оттуда темно и страшно
Пустота, не знающая убытка!
Тесновато в келье, растущей прямо
Из сухой земли четырьмя углами,
И София спит в сердцевине храма,
Где продольный свет полирует камень.
Летописец пишет, а ветер носит
Ледяные листки по убогой келье,
Византия мощно вступает в осень,
Оттого так много вокруг веселья!
Бесконечных пиров и роскошных казней,
Вот о чем он пишет при свете свечки, —
Что последним вором быть безопасней,
Чем сидеть на троне смирней овечки!
Что страшнее солнечного затменья
То, что дух гнетет, помрачая разум;
И двуглавый орел равнодушной тенью
Половину земли накрывает разом!
* * *
Каменный шар Луны катится по траве.
Небо стоит в реке, словно сгорает спирт,
Полночь вдыхает нас, а выдыхает свет,
Прячется под золой огненный алфавит!
Угли разворошу, искры летят — гляди.
Бегство горящих букв напоминает речь.
Как колокольный гул, небо стоит в груди,
Так и сгорает мир, если его поджечь.
* * *
Сухая осень. Хрупкий конденсат.
На листьях кристаллический осадок.
Невидимые в воздухе висят
Большие хлопья шороха, и сладок
С холмов крутых стекающий в распадок
Полураспада пряный аромат.
Вода не отражает ничего,
Но ей еще доступно бормотанье,
Она бежит, меняя очертанья,
И ранним утром на скрипящей ткани
Рассыпанного солнца вещество.
Земля черна и крепкий воздух чист,
И каждый звук просторен, словно сени,
Где у стены скамья, тенёта, тени,
Ведро с водой – и в нем кленовый лист.
* * *
Небо каменного века,
Становой хребет зимы!
Кто поднимет Вию веко,
Око гоголевской тьмы?
Кто посмеет, кто захочет
Так рискнуть, чтобы пропасть?
В крупный гоголевский почерк
Мелкой буковкой упасть?
Кто заглянет в это око,
Века черное ядро?
До чего оно глубоко,
До чего оно хитро!
* * *
Здесь городок. Здесь царствует зима,
Электрик на столбе, как бедный гений,
Витает в облаках. И жизнь сама
Всего лишь плод его больных видений.
Он думает: — Когда приду домой,
Я выпью пять огромных кружек чая,
Потом в окно, затянутое тьмой,
Уставлюсь, поневоле различая
Невзрачный куб подстанции родной.
Глаза затянуты куриной пеленой…
Какой там снег, какие холода?
Лишь птицы наполняют небо дрожью,
Лишь по небу летящая звезда
Порой напоминает искру Божью.
* * *
Сухой, военной выправки январь.
Твержу устав зимы и непогоды.
Деревья, как железный инвентарь,
И всюду прочный поскрип, как и встарь,
Нам под ноги рассыпанной свободы!
Повсюду снег, жестокий, как приказ,
И в воздухе, прицелившемся точно
Стволами воронёными, на нас
Вороний сад уставился сейчас,
И смотрит в щёлку лиловатый глаз
Того, кто нами властвует заочно.
* * *
Не Державинская ода –
Шуба с барского плеча!
Ибо на державность мода
Что-то стала горяча.
Хорошеют переводы
У Жуковского в руках,
Ходят Баденские воды
В Петербургских берегах!
И сильнее год от года
Крепнет Вяземского вязь.
Пушкин, где она, свобода?
Холод молниеотвода,
С небом сотовая связь!
* * *
Прислонюсь щекой к ледяному ветру,
Приоткрою форточку, словно вьюшку,
Телевышка торчит, как нелепый вертел
Вместе с тучей, наколотой на верхушку.
Только это и видно в мое окошко,
Но и этого хватит, чтоб верить в Бога,
Даже если неба совсем немножко,
Всё равно его бесконечно много!
* * *
Я пошёл и внезапно почувствовал взгляд.
Словно кто-то стоял за кромешной стеной снегопада,
За чугунной окалиной сада, за бровкой оград,
За дорогой, висящей во тьме, за пределами взгляда.
Зацветал, словно хлопок, разбуженный воздух земли,
Шелестел, и летел, и потворствовал всякому звуку,
Словно Тот, кто стоял за пределами взгляда, вдали,
Всё держал и держал над землёй милосердную руку.