Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 5, 2013
Заруи Айрян
. Искусство поэтического перевода в творчестве русских поэтов II пол. XX — нач. XXI века (на примере армянской поэзии). — Ереван: “GSM Studio”, 2012.
Когда пишешь о стихах, без цитаты не обойтись; она, помимо всего прочего, демонстрирует их уровень, их выделку. В разговорах о прозе такого рода нагрузкой цитату почти не обременяют. Обсуждая же работу критика либо литературоведа, вовсе не заикаются, как тот управляется со словом, это, мол, дело десятое. Наперекор обыкновению, с десятого по важности дела как раз и начну. Цитаты не комментирую, не ставлю в скобках ехидных вопросов, устрашающих восклицаний, недоуменных восклицаний с вопросами.
Микаэл Налбандян “встал на путь свободы с самого рождения”; переводчица “воспользовалась таким средством поэтического языка, как аллегория, где улавливается глубокий смысл мыслей поэта, призывающий к активным действиям”; “Перевод, как и подлинник, выразителен в своем звучании, который всецело передает мысли и чувства поэта-демократа, мыслителя и просветителя…”; “…блестяще передала не только душевное состояние поэта, но и его оптимизм, призывающий народ к восстанию”; “Вникнув в суть прогрессивных мыслей и чувств В. Терьяна, русская поэтесса воссоздала их аналоги, звучащие созвучно подлинникам”; “Перевод, являясь образцом вольного перевода, в котором переводчица попыталась близко к подлиннику передать смысл и стиль, построен перекрестной рифмовкой”; “…душевная пустота и пессимизм (А. Исаакяна. — Г. К.) были представлены русской переводчицей с большим лиризмом”; “Музыкальность стихотворения полностью воспроизведена. Данного эффекта З. добилась, сохранив перевод междометия «Ах»”; “она мастерски изобразила метамарфозность (так в тексте. — Г. К.) чувств героини”; “В переводе, как и в подлиннике, мысли поэта звучат в виде риторического вопроса, который обеспокоен судьбой бедняцких сыновей”; “Отметим, что здесь отражена и политическая лексика, которая звучит в речи Ленина: Итак, вставайте на борьбу, / направьте на буржуя штык <…> В переводе, как и в подлиннике, представлена и высокая лексика: За власть Советов бедняки / ведут свой справедливый бой. / Сако, хоть нет второй руки, / сражался храбро и одной. /, — эти строки и подобные им выражения передают патриотический пафос поэмы”; “В переводах З. проявила себя талантливым и высокоодаренным поэтом-переводчиком, мастером сплетения и кладки рифмы, которая благодаря своим вольным переводам воссоздавала их аналоги на русском языке”; “Образ родины в поэзии Шираза является источником его надежды и оптимизма, который тесно переплетается также с глубокой любовью к образу матери”; “Перечисляя и анализируя переводы З. из поэзии Шираза, бесспорен тот факт, что переводчица блестяще справилась со своей переводческой задачей, представив на русском языке аналоги, всецело раскрыв поэтическую сущность армянского поэта”; “любой поэтический перевод — соревнование, это выбор между содержанием и формой”; “Произведения Ов. Туманяна издавались на русском языке начиная с 1893 г., когда переводить их стали лучшие русские поэты-переводчики, такие как К. Бальмонт, М. Петровых, Б. Ахмадулина”, “стихотворение <…> написано газеллой”; “это стихотворение <…> перевел также Б. Пастернак, чей перевод своим достоинством не уступает вышерассмотренному”; “Перевод выразителен в своем звучании, как и подлинник, он легко читается и имеет небольшой сюжет”; “Радостные чувства поэтического обновления С. испытал и в процессе своей переводческой деятельности с армянской литературы”; “глубокий философский смысл о вечности бытия”; “В переводе мысли Клеопатры звучат аналогично подлиннику, где царица справедливо называет себя богом, перешагнувшей в бесконечность”; “В переводе отразилось и настроение поэтессы, ее глубокая любовь к родной стране, понимая даже язык ее камней”; “В переводе <…> мысли и чувства поэта звучат искренне, в которых проявилось мастерство переводчика”; “Основой поэзии Е. является гуманность, в которую вошли идейные убеждения прогрессивного человечества с его взглядами и убеждениями”; “Е. тончайшим образом передал суть подлинника, который по всем параметрам переводческого искусства является его аналогом, который оставляет на читателей такое же впечатление, как и подлинник”; “Мысли и чувства Чаренца в переводе звучат искренне и смело, раскрывая лучшие черты его характера, мечтающего быть самим собой, не теряя при этом свою честь и достоинство”.
Во избежание недоразумений — перед вами не перевод, изуродовавший оригинал. Автор, оговорено в пространной справке, окончила филологический факультет университета по специальности “русский язык и литература”, защитила кандидатскую диссертацию и носит ученое звание доцента; ей принадлежат монография и статьи в научных журналах и сборниках, включая российские.
При всем том ученый-литературовед не знает, что такое поэтика (“поэтика армянского поэта сохранила свой стиль и поэтическую форму”; “поэтика Е. Чаренца, в которой отражены мысли и чувства поэта”, “великолепие лирики Шираза <…> грациозность его поэтики”), прототип (“Образ Сако является собирательным образом, прототипом многих неимущих крестьян”), метафора (переводчица “стремилась быть предельно близкой и в передаче поэтического языка поэта, состоящего из целого ряда метафор: <…> голос звонкий, мир узок, тернист и тяжек будет путь”), сравнение (перевод “богат разнообразными сравнениями <…> Например: звезд мерцают свечи, потекла беседа их рекою, свет рождало мудрое перо”), стиль (“Перевод соответствует поэтическому стилю В. Терьяна, который состоит из трех четверостиший и одного заключительного двустишия”, “Следуя стилю подлинника, З. представила перевод первых двух четверостиший кольцевой рифмовкой, которая в третьем четверостишии выполнена перекрестной рифмовкой”), синтаксис (“Поэтический синтаксис перевода <…> состоит из таких фигур, как риторическое обращение и вопрос”), топоним (“такие топонимы, как лаваш, пшат, хачкар”), транслитерация (“такие транслитерации, как дэв, Дзорагет”), эпитет (“привнесение эпитета пшатени — армян-ская олива”), строфика (“строфическое несоответствие с подлинником, который состоит из двадцати пяти стихов, в то время когда в переводе насчитывается тридцать шесть”; речь об эквилинеарности); вдобавок автор относит существительное строфа к мужскому роду: “последние стихи первого и последнего строф”, “перестановка стихов в первом и последнем строфах”).
Иной раз автор явно знает отдельные термины, даже поясняет их в специальных сносках, однако, зная в абстракции, не узнает на деле. Вот, скажем, анжамбеман. Имеется сноска, понятие растолковано. Позже следует и пример: “Последняя строка перевода выполнена анжамбеманом: “Дождит. Одиноко””. Или вот еще. “Перевод Л., — пишет автор, полностью приведя стихотворение Геворга Эмина, — выполнен в форме свободного стиха”. Сноска разъясняет, каков он из себя, свободный стих (верлибр). А в цитате — правильный рифмованный пятистопный ямб.
Особо пристрастна Заруи Айрян к рифме. “Рифмически подлинник состоит из мужской рифмы, где звуковые окончания стихов чередуются неточной рифмой. В переводе же рифма выполнена в сочетании мужской и женской рифмы, где фонетическое звучание обеспечивается точной рифмой с перекрестной рифмовкой”. Пробиться к смыслу сложно, приведу фразу попроще: “Строфически перевод представлен перекрестной рифмовкой, при помощи которой мысли и чувства поэта звучат выразительно и лирично”. Речь о стихотворении Паруйра Севака “Твоя незрелая любовь…”; в оригинале — белый стих, в переводе — нерегулярная рифма; перекрестной рифмовкой и не пахнет. Или же характеризуется “Свобода” Микаэла Налбандяна: “В переводе наблюдается сочетание женской и мужской рифмы”. Но такого сочетания не наблюдается, рифма везде женская: звонкий–ребенка, природа–свобода, и схема ее не АБАБ, как утверждает автор, но АБВБ. “В переводе (одного из стихотворений Наапета Кучака. — Г. К.) мужская рифма сочетается с женской”. И пример: перевал–шквал–забушевал–поцеловал… Похоже, З. Айрян вообще плохо понимает, что такое рифма. В переводе, где повторяется строка “Меж двух слогов, что в имени твоем”, она видит рифму твоем–твоем. Иной раз она путает рифму с клаузулой; в оригинале стихотворения “Язык воды” Аветика Исаакяна нет ни единой рифмы, зато З. Айрян усматривает здесь и мужские, и женскую.
Исследовательница разбирает переводы стихов. И только два-три среди множества не восхищают ее. Прочим она щедро раздает восторги. Немудрено. К примеру, Сильву Капутикян переводили “такие гениальные русские поэты, как Е. Николаевская, В. Звягинцева, Б. Окуджава, М. Дудин, М. Петровых, В. Потапова, М. Светлов, И. Снегова, М. Матусовский, Л. Мартынов, А. Вознесенский, Б. Слуцкий, Эд. Балашов, Б. Ахмадулина, Евг. Евтушенко и другие”. Да, богата русская поэзия гениями. Говоря же серьезно, в книге превозносится ряд откровенно слабых, исполненных, что называется, левой ногой текстов; исследовательница по простоте душевной принимает всё за чистую монету, за высшее мастерство. “Большинство рассмотренных нами переводов настолько совершенны…”; “Из вышеперечисленных переводов З. следует, что все они совершенны”; “Поэма Ов. Шираза и перевод Т. являются образцами высшего искусства, которые свидетельствуют о непревзойденном поэтическом даровании двух поэтов”; все переводы Т. из поэзии Шираза “выделяются непререкаемыми достоинствами, являясь образцами высшей поэзии”; все переводы А. из Исаакяна “являются образцами высшей поэзии”; переводы Д. “навечно увековечили себя несмолкающими памятниками поэзии, которые будут вдохновлять и восхищать последующие поколения”; “Являясь образцами высшей поэзии, переводы С. еще раз подтвердили поэтическое мастерство поэта, где он является мастером слова и рифмы, которые насыщены богатством интонаций, ритмов”; “Переводы С. из поэзии Чаренца являются ценнейшими образцами поэтического и переводческого искусства, которые навечно обрели бессмертие…”; “Переводы С. из армянской поэзии можно по праву признать литературным подвигом талантливого русского поэта”.
Почему я повсюду скрываю фамилии переводчиков, ограничиваясь инициалом? Ясно почему. Вспомните Чацкого: “Не поздоровится от эдаких похвал”; незачем выставлять на посмешище достойных людей.
Книжка З. Айрян — это своего рода неисчерпаемый кладезь, а предмет разговора как раз исчерпан. Остался сущий пустячок, аппарат исследовательницы, сноски. Дело не в том, что они частенько неточны (раскроешь указанную страницу и ничего не найдешь) и что, к примеру, “Стихотворения” Ваана Терьяна вышли в 1980-м не в Ереване, а в Ленинграде, в Большой серии “Библиотеки поэта”, и что книга Евтушенко “Третья память” (1974) издана не по-русски, а по-армянски. Бог с ними, с неточностями. Поразило меня другое. Древнеегипетское стихотворение цитируется не по “Лирике Древнего Египта” либо “Поэзии и прозе Древнего Востока” — по книге Левона Мкртчяна, вышедшей крохотным тиражом в поселке Егвард, высказывание Чернышевского — по брюсовской “Поэзии Армении”, фраза же Брюсова — по “Литературной газете”. И вот он, венец этого чуда. Процитировав афоризм “переводчики — почтовые лошади просвещения”, З. Айрян отсылает читателя не к собранию сочинений Пушкина, но к изданной в Тбилиси книге Гиви Гачечиладзе.
И последнее. Для специалиста, занятого литературой второй половины минувшего века и начала нынешнего, З. Айрян удивительно не осведомлена, кто есть кто. Так, Инна Лиснянская, Евгений Попов, Елена Шварц, Михаил Рощин у нее литературоведы, Станислав Рассадин, Александр Дымшиц, Владимир Огнев — поэты-переводчики, Алла Латынина — поэтесса, Олег Чухонцев и Дмитрий Голубков — женщины, Сусанна Мар — мужчина. Чингиз Айтматов означен прозаиком (и на том спасибо) и литературным критиком. И совсем уж убило меня, что выросшая и живущая в Ереване армянка трижды по разному поводу называет Вардгеса Петросяна литературоведом…
Если вы ждете в финале зубодробительных инвектив, я вас разочарую. Не имею претензий к автору книжки. Не нами сказано: “Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет”. Автор не сама по себе выпустила свою, судя по введению и заключению, а также спискам использованной литературы, потенциальную докторскую диссертацию. Сочинение “рекомендовано к печати решением Ученого совета Института литературы им. М. Абегяна НАН РА от 13 октября 2004 г., протокол № 6”.
Интрига в том, отчего столь авторитетная рекомендация не сразу реализована, но в конце концов это не наше дело. Рукопись одобрена в академическом институте, директор академического института — доктор наук и профессор — афишируется как ее научный редактор. Любопытно, как А. В. Исаакян ответит на простой вопрос: ознакомился ли он с рукописью, прежде чем ее завизировал? Отрицательный ответ — худо, положительный — хуже некуда.
Мы последнее время сетуем на катастрофическое падение культуры, да что культуры — простой грамотности. Речь обыкновенно ведем о школьниках или студентах, изредка поругиваем корректоров. Этажи более высокие — вузов-ские преподаватели, сотрудники научных учреждений — пользуются по умолчанию чем-то вроде неприкосновенности. Тут-то все, дескать, еще слава богу. Коль скоро мне возразят — не грузи нас армянскими своими бедами, — перечислю российские сборники и журналы, где привечали автора рецензируемой книжки: “XXI век: итоги прошлого и проблемы настоящего”, “Вестник Юга России”, “Филологические науки: вопросы теории и практики”, “Вопросы филологии”.Список неполон.