Рассказ
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 12, 2012
Михаил Пегов
закончил исторический факультет Нижегородского государственного университета (1993) и Всероссийский заочный финансово-экономический институт, г. Москва (1997). Лауреат и финалист некоторых сетевых конкурсов/премий: лауреат конкурса “Звёзды ВнеЗемелья”, 2011, финалист “Конкурса рукописей детских повестей ИД Мещерякова и “Лавочки детских книг”, 2011, конкурса “Звездный ветер”, 2012, премии “Живая литература”, 2012. Участник IX Волошинского фестиваля. Живет в Нижнем Новгороде. В “ДН” печатается впервые.— Где машины? Телеги, сани, трактора? Где что-нибудь?!
— Хм! Трактора! Зима на дворе. Трактористы до весны спят.
— Позвони, наконец, своим друзьям. Они, надеюсь, не спят.
— Сдох телефон. А зарядника у меня нет.
— Почему нет?
— Потому что я его не взял!
Олег излишне нервно газанул, и внедорожник замотало из стороны в сторону. “Мать! Твою… — С помощью ругани и дерганых движений он с трудом, но исправился. — Не доставало в кювет вылететь! Или что там по краям колеи? Не видать ни зги”.
— Поехали бы на автобусе, я бы взял!
— Не вижу логики. — Ольга сдержалась, но зубы скрипнули. — Я, например, ничего не забыла.
— А логика очевидна! Не надо покупать бестолковые побрякушки со стразами и с идиотскими разъемами! Можно было взять нормальный — как у меня — аппарат, и не было бы проблем! А теперь свой дурацкий телефон с его зарядником можешь засунуть…
— Знаешь, что?! Я сама предостаточно зарабатываю и сама решаю, что мне следует покупать!
Вот уже более часа они искали населенный пункт Веретея. Среди бесконечных полей и разделявших их перелесков. Плутали по незнакомым сельским дорогам, иногда едва намеченным, ухабистым и безлюдным. Съехали с трассы в четыре, можно сказать, засветло, но темнело стремительно, и очень скоро вокруг машины сплотилась пугающая чернота. Более часа, а не встретилось ни единого строения, ни одной живой души. Темень и тишина.
— Хоть бы волки выли, — пробурчал Олег и попытался настроить приемник. Из динамиков сквозь шипение донеслись кладбищенские стоны и пронзительный
свист. — Антимир. Аномалия. Без навигатора как котята слепые! А мы вместо него новую шубу купили! — Он взорвался, даже захрипел: — Вот и ориентируйся теперь по шубе! Где мех гуще, там — север!
— Ты номер своего друга на память помнишь? — Ольга достала из сумочки “бестолковую побрякушку”. — Господи! Нет сигнала!
— Говорю же, аномалия. Среднерусская бездонная котловина. Пропадают сигналы и люди.
— Не смешно и, если честно, уже страшно. — Девушка протянула руку, собираясь включить свет в салоне, и тотчас получила от раздраженного водителя по пальцам. — Может, надо посигналить? Остановиться и костер, в конце концов, развести?!
— Ага, скоро будем… запаску жечь. Бензин кончился.
— Какой бензин?
— Бензиновый! — Олег что есть силы ударил ладонью по рулю. — У нас в баке кончился бензин!
— Не кричи! Мы же едем.
— Пока едем, но сейчас встанем. Да! Я не посмотрел, да, я не заправился! Я вообще не хотел ехать на машине! Это твоя прихоть. Могли прекрасно добраться на автобусе. Без приключений! Нет, ей комфорта под задницей захотелось. Теперь замерзнем здесь на хрен!
— Тебе на автобусе нужно было ехать, чтобы сегодня ночью надраться и завтра за руль не садиться! Не ори на меня!
Они ехали отмечать Рождество. Формально. Скорее — присутствовать в нужной компании ради карьеры Олега. Принимающая сторона была обоим крайне малознакома.
За последние месяц—полтора формальным у Олега и Ольги стало поразительно многое. В том числе и их гражданский брак. Впрочем, наверное, на то они и нужны, такие браки — проверить отношения и вовремя распасться.
Новый, две тысячи одиннадцатый, “супруги” встречали публично и эмоционально — в уютном ресторане, очередной прилюдной склокой. “Начали” за полчаса до выступления президента. Не успел он пожелать им любви и согласия.
Когда куранты отбивали последние в уходящем году удары, Олег, разбавляя коньяк шампанским, даже загадал как можно скорее развестись. Или разойтись, так будет правильнее. Но поскольку разнимавшая его с Ольгой аниматорша слезно попросила “дорогих гостей” успокоиться и задумать нечто волшебно-сказочное, он переиначил первоначальное пожелание.
“Хочу в прошлое, куда-нибудь подальше! — укоризненно посматривая на жену, Олег проглотил свой “коктейль” и поморщился. — Хочу отмотать назад… без разницы, сколько лет… лишь бы обойти то место, где мы с тобой встретились за тысячу шагов! Чтобы не знать тебя, слыхом о тебе не слыхивать! Чтобы не появлялась ты в моей жизни!”
На следующий день помирились. Опять же формально. А сегодня утром снова…
— Больше никуда с тобой не поеду, — подготавливая почву к совершенно другому разговору, — сказал Олег. Чуть ранее супруга разорвала купленные им билеты на автобус до той самой Веретеи. Зря мотался на вокзал, и деньги пропали: “Надо было пива выпить, точно бы не пришлось за руль садиться!”
— Смотри, огни!
Секунду назад перед машиной разошлась плотная стена деревьев, и вдалеке мелькнули две желтые, похоже, что неподвижные, точки.
— Туда, туда! — Ольга тыкала пальцем в лобовое стекло и в мерцание немощного электричества.
Через десять минут двигатель заглох, но его усилий хватило на то, чтобы “тойота” подползла к приземистой, завалившейся набок избушке. Ее освещенные окна были лучшим, что замученные путешественники видели за весь сегодняшний день.
— Как по заказу, — констатировал Олег. — Не Веретея, я так понимаю, но хоть что-то человеческое. Будем надеяться.
Молодые люди вышли из машины и огляделись. Чуть поодаль от электрифицированного сооружения проступали контуры еще двух похожих на дома построек. Но без признаков жизни. Колодец-журавль, кривой забор, поленница дров. И всё. Хутор какой-то. Даже не деревня.
Олег поднялся на крыльцо и громко постучал в дощатую дверь.
— Я-то в погреб спускалась, ничего не слышала! А Степан совсем глухой!
Хозяйкой избушки оказалась седенькая симпатичная пенсионерка. Улыбчивая, в вязаной кофте и пуховом платке на покатых плечах. Еще в доме присутствовал взъерошенный, звериного вида то ли дед, то ли с детства пьющий мужик. У них, у этих жителей глубинки, иногда возраст плохо определяется. Мужик был погружен в низкое винтажное кресло и не шевелился.
Круглый стол посреди комнаты украшали водка с закуской-соленьями, а рядом на табуретке, воткнутая в ведро с песком, стояла живая елочка. Маленькая, сантиметров пятидесяти росту, наряженная такими же лилипутскими игрушками.
— Какой тут у нас телефон?! — Маргарита Евдокимовна — так представилась пенсионерка — засмеялась. — В усадьбе, в Коммунарово есть. Так это за семь верст. Не поедете уж туда, я думаю. На ночь-то глядя.
— Не доедем, у нас бензин кончился. А у вас, случайно, нет бензина?
Олег машинально перевел взгляд на мужика.
— Я ж говорю, глухой он. Глухонемой! — Маргарита Евдокимовна в сердцах замахала оказавшейся под рукой тряпкой. — Совсем ничего не слышит. Откуда у нас бензин? Нету, родненькие. В Коммунарово завтра сходите, в ремонтных мастерских попросите.
— Коммунарово, Коммунарово… а ваша деревня как называется? — задумчиво сдвинув брови, спросил Олег.
— Цойкино!
Неясно, что послышалось Ольге, только она весело поинтересовалась:
— От сойки или от Зойки?
— Кто что говорит… А Зойкой у Степана жену звали, — снова рассмеялась хозяйка. — Померла. Давно уже.
— От вас до поселка Веретея далеко? Похоже, зарулили мы неведомо куда. По незнанию. — Олег хмурился, его явно что-то угнетало.
Маргарита Евдокимовна долго не думала.
— До какой Веретеи? Нет у нас поблизости таких. И не было никогда.
— Да знаменитая деревня потемкинская! — откликнулась Ольга. Она уже скинула шубу и расположилась около горячей печки, отогревая спину и ладони. — Которая летом дотла сгорела, а теперь на ее месте суперпуперсовременный поселок отгрохали. В помощь пострадавшему от лесных пожаров населению. У нас там друзья как раз один такой новенький подарочный домик приобрели. Очень удачно, у запойных погорельцев.
— У нас ничего не горело, — не расставалась с улыбкой хозяйка. — Какие пожары, когда все лето дожди, и сентябрь без просуху? Вся картошка сгнила.
Ольга скорчила недоуменную рожицу.
— Да вы раздевайтесь, что так стоять-то? — Маргарите Евдокимовне категорически не нравился обутый, даже не расстегнувшийся Олег. — Раздевайтесь, садитесь к столу, гости дорогие! У меня останетесь. Угораздило же вас под Новый год!
— Сейчас машину закрою, — тяжело вздохнул гость. Деваться действительно было некуда.
Он сходил на улицу, потоптался с минуту на свежем воздухе, поскрипел снегом и вернулся, прихватив сумку со щетками-расческами, а также подарочное виски. Когда зеленая Connemara была выставлена на обозрение, до сих пор статичный Степан завозился, невольно потянувшись к незнакомой ему бутылке.
— Жаль, фотоаппарата не имеем, такую б красоту заснять! — Маргарита Евдокимовна выставила на стол несколько нехитрых салатов и искренне восхищалась получившимся натюрмортом.
— Ха, на телефон сфотографируем, — пожала плечами Ольга, взявшись щелкать всё подряд своей “побрякушкой”. Запечатлев в достаточном количестве стол и присутствующих, она включила плеер, выбрав из уважения к пожилым людям классику — La Isla Bonita Мадонны.
Вряд ли глухому Степану не понравилась песня, да только он вдруг выкарабкался из кресла и решительно двинулся к выходу.
— Ты куда? — Хозяйка схватила мужика за рукав, но тот недовольно отстранился, вырвался и, хлопнув дверью, убежал. — А ну его к лешему, келюшника! Да ему и хватит, выпил ужо свое. И какой у вас фотоаппарат необычный! Не пойму, там, что, транзистор в нутрях? Чудеса! И машина у вас хорошая, большая. Вездеход, что ли?
— Вездеход, — индифферентно согласился Олег, углубившись в собственные мысли. Однако тут же встрепенулся: — Под какой Новый год? Вы сказали: под Новый год нас угораздило.
— Какой, какой? Семьдесят второй. — Маргарита Евдокимовна никак не могла оторвать взгляд от Ольгиного телефона. — Сейчас встречать начнем. Правда телевизор у меня сломался… — молодые люди растерянно посмотрели в угол комнаты, где под белой кружевной салфеткой стояло нечто кубическое, выпуклое, явно производства прошлого века, — и радио не работает. Провода в ураган порвались. Ну да ничего, у вас своя музыка, тем более что втроем и не скучно! Я бы одна до полуночи нипочем не досидела, а Степан только ради водки зашел. По-соседски, в честь праздника. Кроме нас с ним, никого в деревне не осталось…
Она все время находилась в движении. Общалась на ходу, постоянно убегая в “кухню” — к устью печи, за цветастую занавеску, разделявшую маленький дом на две половины — жилую, нынче парадную, и рабочую. Беспрестанно суетилась и сама над собой потешалась, забывая то вилки, то бокалы под компот. Появление случайных гостей, похоже, очень обрадовало Маргариту Евдокимовну.
Поначалу Ольга тоже задорно улыбалась, а на реплику довольной пенсионерки “Сейчас встречать начнем” беззаботно спросила: “А что же вы семь дней назад делали?”, но потом несколько растерялась и стала пристально смотреть на мужа, ожидая его реакции на происходящее.
— …Кому там поселок отгрохали, не знаю! — не умолкала, соскучившаяся по слышащим собеседникам, хозяйка. — Нам никто ничего не строит, не уделывает. Провода, вишь, рвутся, продуктовая лавка месяц не заезжала…
— А дачники к вам заезжают? Летом пожить или дом купить? — серьезно спросил Олег.
— Откуда?! Это кто у нас что купит? Я дачников отродясь не видала. Что это за “звери” такие?
— Городские “звери”. Господа отдыхающие. Хотя, конечно, если здесь ни леса грибного поблизости, ни речки…
— Как нет речки?! И речка, и лес, все есть! А грибов каждый год девать некуда! У меня вон за печкой посмотри, сколько ниток насушено!
— Странно… — зашептала Ольга, когда Маргарита Евдокимовна в очередной раз выбежала из-за стола — что-то у нее там подгорало. — Какой год, она сказала? Семьдесят второй?
— Посмотри. — Олег движением головы показал на висящую в углу под потолком раму. Там, за мутным стеклом теснились разнокалиберные пожелтевшие фотокарточки. — Ни одной цветной.
Затем встал и подошел к телевизору.
— “Чайка-5”. Раритет. На вот еще, держи. — Он протянул Ольге взятую с подоконника газету. Газета называлась “Сельская жизнь”. — Свежая.
— И что?
— Да ничего! Ты на дату посмотри. Пятнадцатое декабря тысяча девятьсот семьдесят первого года.
— …Разбежались все, новых изб в округе почитай лет пятнадцать не строили.
А в нашем Цойкино и все пятьдесят. Кому здесь жить-то?..
Казалось странным, но одинокую пенсионерку ничуть не занимали чужие истории. Ей хотелось выговориться самой, поделиться личным, накопившемся. А притихшие Олег с Ольгой слушали внимательно, не засыпали и не перебивали, чем хозяйке весьма импонировали.
— …Степан, как Зойку похоронил, так совсем запил, почти не работает.
А ведь в войну и потом еще долго знатным бригадиром был, не смотри, что глухонемой, медали за трудовой подвиг имеет. Мы с ним ровесники, в сорок первом нам за тридцать с лишним, считай, приходилось, у меня к тому времени двое народились, Степан-то позже женился…
Ольга переводила взгляд от одной вещи к другой, от стены к стене, и не знала, что и думать: в доме не было ничего современного! Древние, расшитые вручную наволочки, полотенца. Такие же занавески и скатерть. Смешной плюшевый ковер с оленем, домотканые дорожки на полу. Единственно, почетно стоящий на комоде блестящий термос с гейшами выглядел относительно молодо. Ольга глазами акцентировала на нем внимание Олега, но тот только сморщился и прошептал:
— Китайский. Пятидесятые.
Он и сам, в который раз, критически оценивал оказавшиеся в поле зрения предметы. Пытался опровергнуть предлагаемые ему реалии: “Бред. Нас зачем-то водят за нос. Сегодня шестое января две тысячи одиннадцатого, завтра раздобуду бензин, и мы уедем. Но какие декорации! Абсолютно всё из прошлого. Какой к бесу “семьдесят второй”?! Двадцатый — тридцатый. И то, только из-за лампочки Ильича…”
И тут упомянутый прибор лихорадочно замигал, а потом и вовсе погас.
— Я так и знала! — запричитала хозяйка. — “Коммунары”, ироды, упились, за подстанцией не следят, а нам теперича без света маяться! Но вы не переживайте, ребятишки, сейчас я свечки достану. Ведь хотела у Степана керосину позаимствовать. Забыла. А то бы лампу зажгла. У него керосин есть, а у меня кончился.
При свечах ели курицу и поднимали рюмки за уходящий семьдесят первый. За девятую пятилетку, за сборную по хоккею, за погибших космонавтов и супротив американцев, чтоб им худо жилось… Потом тем же макаром встретили “Новый год”. Настенные часы у Маргариты Евдокимовны прокукукали точно. Хотя бы “локальное” время в этом “развитом социализме” совпадало с показаниями Ольгиного телефона. Олег на свой хронометр даже не посмотрел.
— Вы чай женаты? — поинтересовалась Маргарита Евдокимовна, взбивая подушки. – А то я вам вместе стелю.
— Женаты, — добродушно ответил Олег. Ольга, тоже незло, хмыкнула.
— Ну и что ты думаешь? — нетерпеливо спросила она, когда наконец все свечи были затушены, а с печи, куда взгромоздилась хозяйка, раздалось размеренное посапывание.
Спросила и в поисках защиты от чего-то непонятного и потому пугающего прижалась к мужу. Олег не отстранился и даже провел рукой Ольге по волосам: “Ну, ну, успокойся”.
— Внешне всё вполне “а-ля семидесятые”. Телевизор оттуда, как новенький, даже лак на корпусе не потрескался. Газета, если не подделка, идеально сохранилась. Посуда, мебель… короче, придраться не к чему. Идем дальше. Косвенные улики. И Маргарита, и этот глухонемой Степан как будто впервые видят сотовый телефон. Алкоголик так вообще сбежал, узрев твой “бриллиантовый”…
— Ну, хватит уже, — попросила супруга.
— Извини. Сбежал, увидев твой мобильник. Мне кажется, мы ему не то что не понравились, он нас принял за агентов вражеской разведки, нашпигованных шпион-ской аппаратурой. Для гражданина СССР, живущего за “железным занавесом”, это было бы естественно. А ты ко всему еще и песни на английском врубила…
— Ну, он-то не слышал. Так, давай теперь я обрисую ситуацию. Мы не в каком ни семьдесят втором году. Мы там, где и были, в начале двадцать первого века…
— А жаль, — вклинился Олег. — До конца света, если верить календарю майя, от семьдесят второго гораздо дальше.
— Не перебивай. Бабушка умственно больна. Скорее всего, тогда, сорок лет назад…
— Тридцать девять.
— Успокойся и слушай. Тогда, тридцать девять лет назад здесь в этом
Цойкино…
— Где-то я видел это название. На автостанции, что ли? А вот ни какого Коммунарово… Ладно, ладно, молчу.
— Тридцать девять лет назад здесь произошло нечто страшное. Пожар, эпидемия, несчастный случай. У бабки погиб кто-то из родственников, и она чокнулась. Возможно, это была ее мать. И именно ее историю она нам рассказывала. Кстати, тогда могла и жена твоего алкоголика умереть. Остальные жители разбежались, эти же двое остались и одичали. Газета старая, но бережно хранимая, телевизор просто качественно сделан. Если бы ты в наш баскетбольным мячом не попал, он бы тоже хорошо выглядел.
— Все равно, надо новый купить. Что, мы не можем себе новый телевизор позволить?
— Хорошо, приедем домой и обсудим.
Ольга проснулась позже всех. Мужа рядом не было, а Маргарита Евдокимовна копошилась на кухне, то есть с той стороны печки.
— И где мой благоверный? — шутливо спросила, высунувшись из-за занавески, гостья. — Доброе утро.
— Утро самое, что ни на есть, доброе! — со счастливой улыбкой откликнулась хозяйка. — Твой уже с час как встал и гулять ушел. Не в колхоз ли отправился? За бензином. Какая все-таки у вас машина необычная! Своя? У нас только у председателя личный автотранспорт. “Козлик” никудышный. Да у ребят кой у кого, мотоциклетки. А ваша — красавица! Иностранная, поди?
— Японская.
— Божешь ты мой!
Хорошее настроение у Ольги разом улетучилось. Она спешно оделась и вышла на улицу.
Среди белого безмолвия откуда-то издалека брел Олег. В распахнутой куртке, тяжело дыша.
— Ты куда бегал?
Олег неопределенно махнул рукой.
— Машина проехала. Не успел.
— Какая машина? — Ольга вдруг испугалась: “Скажи, что джип,»бэха»! «Лада-Калина», черт возьми!”
— ГАЗ-69, представь. Их еще “козлами” раньше называли. Давненько я таких не встречал. И номер, представляешь, черный. Старинный…
— Это председателя, — поникла Ольга.
— Чего? Ну да ладно. Слушай сюда. Иди к Маргарите, скажи, что я в ремонтные мастерские пошел, она мне уже показывала, в какой это стороне. И сиди с ней в доме, отвлекай, лишь бы на улицу не рвалась, к соседу не совалась.
— Ты что задумал?
— Бежать нам отсюда надо.
— Зачем? — Ольга совсем испугалась. И в груди у нее похолодело.
— Я с утра к Степану ходил, хотел керосин купить. Можно и на нем прекрасно ехать.
— И что?
— То же самое. Точно такой же антиквариат, такие же фотографии.
— А керосин?
— Он мне ничего не продал. Шарахнулся как от чумного, башкой помотал:
“Му-у, му-у”, типа нету! Может, конечно, его надо было сначала пивом угостить?! Короче, я ему двадцать баксов предложил…
— Олег, ты ему доллары предложил?! — И, пораженная, Ольга закрыла рот ладонью.
— Я, понимаешь, испугался наши современные рубли показывать. А баксы за сто лет не менялись. Почти. Дурак я, конечно!
— Ты, что?! Действительно думаешь, что мы в семьдесят втором году?!
— Не знаю! Только этот тупорылый Степан выставил меня за дверь и рванул в сторону своего Коммунарово! Полагаю, за советской милицией помчался!
Я бы тоже так сделал, живя сорок лет назад! Что, мы с тобой на ЦРУшников не похожи?
— Да, — неожиданно спокойно сказала Ольга, — если он вчера и сомневался, то сегодня ты его своими долларами убедил.
— Поэтому я сейчас полезу за керосином, я видел, где он у него стоит, а как только просигналю, ты пулей запрыгиваешь в машину, и мы делаем из этого долбаного Цойконо ноги. Потому что менты с КГБэшниками будут здесь очень скоро.
— Олег, мы не сходим с ума?
— Сходим. Но я в сталинские и прочие лагеря не хочу! Да, еще, для полноты картины: я вспомнил, на какой “карте” видел название данного населенного пункта. На заборе. Большими корявыми буквами: “ЦОЙ КИНО”. Всё! По местам.
“Тойота” приняла керосин без выкрутасов и неслась, кажется, даже с удвоенной энергией. Но куда? Первые минуты Олег просто давил на газ, стараясь не вылететь в поле.
— Слушай, ты желание загадывала? Тогда, в ресторане, когда куранты били. Когда мы наш, две тысячи одиннадцатый встречали. — Он спросил о том, о чем хотел узнать еще накануне, разглядывая свою спутницу при свете стеаринных свечей, сидящую рядом с настоящей, смешно украшенной елочкой.
— Загадывала, — сказала Ольга. Тихо и невесело, зная, что неизбежно последует продолжение вопроса.
— И что пожелала? Если не секрет.
— Чтобы мы с тобой не расставались, чтобы всегда были вместе.
Олег помолчал, затем правой, освободившейся рукой нашел спрятавшиеся в шубе дрожащие пальцы жены и крепко их сжал.
— Олежка, а вдруг там война?
— Где, какая война?
— Там. — Ольга показал вперед, где горизонт исчезал в снежной пыли и бледно-серых облаках. — Вторая мировая. Или вообще тринадцатый век!.. Ты меня там не бросишь?
Он ответил не сразу. Но твердо:
— Никогда.