Путевой отчет
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 1, 2012
Дмитрий Алексеевич Данилов
(родился 31 января 1969 г. в Москве) — прозаик, участник литературных групп “Осумбез” (2002—2005) и “Киберпочвенники”. Работал редактором и журналистом в корпоративной периодике. Публиковался в журналах “Новый мир”, “Союз писателей”, различных интернет-изданиях. Переводился на английский, нидерландский и итальянский языки. Автор книг “Черный и зеленый” (2004; одноименный сборник повестей и рассказов — 2010), “Дом десять” (2006), “Горизонтальное положение” (2010). Последняя книга номинировалась на премию “Национальный бестселлер” (2010), вошла в шорт-лист премии “Большая книга” (2011). Живет в Москве. В “ДН” печатается впервые.
Ощущается некоторое волнение.
Хотя, собственно, чего волноваться-то. Сесть в поезд, поехать, доехать, приехать. Обычное дело. Чего волноваться-то.
И тем не менее.
Все-таки, 146 часов — это довольно много. Не вообще 146 часов, а в поезде, 146 часов подряд, сплошняком.
Все-таки, 9288 километров — это довольно много.
Ну ничего, ничего. Ничего.
Как-нибудь.
Люди ведь как-то ездят, и ничего.
Ладно, посмотрим.
На маршрутке до Выхино, на метро до Комсомольской, Ярославский вокзал, фирменный поезд № 2 “Россия” Москва — Владивосток, вагон 12, место 21, отправление в 21.25, до отправления поезда номер два Москва — Владивосток остается пять минут, просим пассажиров занять свои места, провожающих выйти из вагонов.
Поехали.
Первая ночь
Москва III, Маленковская, Яуза, Северянин, Лосиноостровская, Лось, родные московские станции и платформы, после Мытищ поезд уходит на Монинскую ветку, Подлипки-Дачные, Щелково, Монино, Фрязево и далее на восток.
Непосредственные соседи — супружеская пара среднего возраста с уклоном в старший возраст.
Килька в томате и плавленый сырок у соседей. Рассуждение соседа о картошечке “Роллтон”.
Разрезание соседкой плавленого сырка на ломтики. Кусочек хлеба типа “рижского”.
Обсуждение соседями вопросов еды. Сейчас поешь сыр, а картошечку завтра.
Обсуждение другими соседями особенностей прохождения пограничного контроля на украинской границе (станция Казачья Лопань).
Обсуждение другими соседями вопросов трудовой эмиграции в Италию.
В таком возрасте, говорит один из других соседей, надо сидеть дома и вязать носки.
Обсуждение другими соседями Януковича и экономической ситуации в Донбассе.
Обсуждение другими соседями достоинств и недостатков российских городов. Для одного из участников разговора единственный критерий оценки города — ведется ли там масштабное строительство. Воронеж — хороший город, большое там строительство ведется. А Уфа — никакая. Никакого там строительства.
Этот же пассажир рассказывает о своих высокопоставленных родственниках советских времен. Секретари обкомов, директора, генералы, секретари горкомов.
Леса Московской области, если так можно выразиться, тонут в вечернем тумане.
Сломался вакуумный биотуалет. Потому что в него что-то бросили. В биотуалет не должно попадать ничего, кроме мочи и испражнений. В туалет попало что-то постороннее, чуждое туалету, и теперь туалет чинят.
Межвагонные двери открываются путем нажимания кнопочки.
Собаки! — тихо говорит один из других соседей неизвестно о ком.
Туалет починили. Теперь он снова готов к приему мочи и испражнений.
Подъезжание к Владимиру. Высокие современные дома на возвышенности.
Ярко освещенный белый храм на возвышенности.
Что-то белое и круглое, непонятно что, ярко освещенное, на возвышенности.
Ярко освещенные Успенский и Дмитриевский соборы, на возвышенности.
Подъезжание к платформе станции Владимир.
На платформе стоит кучка жизнерадостных монголоидов.
Стояние поезда на станции Владимир.
В вагон вошла пожилая пассажирка. Теперь, значит, пожилая пассажирка поедет из Владимира в какой-то другой город. В Пермь, или в Екатеринбург, или в Омск, или в Усолье-Сибирское, или в Биробиджан, или в Уссурийск, или, допустим, во Владивосток.
На параллельном пути остановился пассажирский поезд.
Три молодых человека и девушка вышли на платформу и перебрасываются тарелкой-фрисби. Движения перебрасывающихся тарелкой-фрисби молодых людей и девушки отточены, они, похоже, виртуозы этой игры, может быть, они и вовсе профессионалы и зарабатывают перебрасыванием тарелки-фрисби колоссальные деньги.
Мимо тарелочников-фрисбистов проходит группа жизнерадостных монголоидов, и тарелка-фрисби едва не попадает в голову одного из жизнерадостных монголоидов.
После чего тарелочники-фрисбисты покидают платформу.
Вокзал станции Владимир огромный, современный, белокаменный.
Отъезжание от станции Владимир.
Небольшой состав, составленный из цистерн, взобрался на сортировочную горку и приготовился скатиться вниз.
Проезжание Боголюбово. В темноте проносятся слабо освещенные церковные строения.
Храпение соседа, похрапывание соседки, дружный коллективный сон пассажиров вагона.
Подъезжание к Нижнему Новгороду. Промышленные окраины Нижнего Новгорода. Гигантские емкости с какими-то, наверное, горючими веществами.
Небо впереди, по ходу движения поезда, ощутимо краснеет.
На параллельном пути стоят две пожарные цистерны.
Стояние поезда на станции Нижний Новгород.
На путях тихо дремлют неподвижные электрички.
В вагон вошел парень с чемоданом. И снова тишина, вернее, не тишина, а грохот коллективного храпа.
Трогание поезда, набирание скорости, мост, Волга, храп.
Первый день
Пробуждение, выглядывание в окно — там Арматурный завод.
Обычные средне-русские леса, изредка перемежаемые обычными средне-русскими полями. Промелькнула серая деревенька и небольшая станция с корявыми коричневыми товарными вагонами на путях.
Пробуждение соседей и других соседей. Обсуждение другими соседями обстоятельств гибели самолета Боинг-737 авиакомпании “Аэрофлот-Норд” в Перми. Говорят, что террористы. Может, и террористы, кто знает. А повесили все на пилота. У нас всегда стрелочник виноват.
Прибытие на станцию Киров. Вагон покинуло некоторое количество людей. В вагон вошел парень с огромным мешком.
За время стоянки на станции Киров за окном не происходит ничего интересного.
Отправление со станции Киров. Город Киров быстро заканчивается, начинаются пригороды, они тоже быстро заканчиваются.
Несколько распаханных коричневых полей. Одно из полей расположено на довольно крутом склоне. Сосед говорит, что сильные дожди могут смыть весь урожай.
Другие соседи обсуждают взаимоотношения детей, родителей, тещ, тестей, свекровей, невесток и так далее.
Диковинная водонапорная башня, форма которой не поддается словесному описанию.
В жизни самое главное — здоровье, говорит другой сосед.
В окне проплывает большая река, возможно, это Вятка.
Посреди крошечной пристанционной деревеньки стоит небольшой сталинский дом.
На краю леса стоят три отдельных фрагмента железобетонного забора, на одном из них написано “За КПРФ”.
На краю сельского кладбища стоит похоронный автобус “ПАЗ”. Кто-то умер, и его хоронят.
В основном наблюдается лес.
Станция Балезино. На платформе бурлит стихийная торговля. Два мужика продают пушистые пуховые платки. Для привлечения внимания потенциальных покупателей они потряхивают пушистыми серыми и белыми платками, словно некими флагами или транспарантами. Мужик толкает перед собой гигантскую тележку, наполненную плетеными изделиями из бересты. Женщина держит в руках связку разноцветных мочалок.
Мимо проехал поезд Красноярск — Москва. Мимо проехал поезд Владивосток — Москва.
Отправление. Поля, потом лес. Пассажиры молчаливы. Поешь картошечки. Да, да. И опять молчание.
Один из соседей, полковник в отставке, устроил при помощи маленького DVD-плеера просмотр фильма об истории военно-морского флота.
Меньше чем за шесть часов испанские корабли были уничтожены.
Америка вступила в клуб избранных.
Страна, не обладающая современным военно-морским флотом, обречена.
Полковник в отставке засыпает, заряд DVD-плеера заканчивается на вступлении в круг мировых держав объединенной кайзеровской Германии.
Полковник в отставке просыпается, убирает DVD-плеер и рассказывает соседкам о том, что у него пенсия двадцать пять тысяч и еще зарплата триста тысяч. Соседки ахают, одна из соседок говорит: я бы такого мужчину никуда от себя не отпустила. Другая соседка спрашивает, где же платят такие зарплаты. Полковник в отставке отвечает: на мукомольном производстве.
Время передвинулось на час вперед.
Скоро Пермь. Местность ощутимо всхолмилась. Наверное, это намек на приближение Урала.
Переезжание с одного берега Камы на другой по длинному мосту. С моста Пермь выглядит мрачновато. Заводские корпуса, дома, элеватор, серая река, серое небо.
Поезд проезжает мимо гигантского гаражного комплекса. Гаражи убоги, грязны, омерзительны.
Зато Пермь теперь — крупный культурный центр общероссийского значения.
Прибытие поезда на станцию Пермь. Маленький трактор “Владимирец” тащит по платформе почти бесконечное количество пустых багажных тележек. Многие пассажиры вышли, и никто, кажется, не вошел. Отправление поезда со станции Пермь.
Еще один гаражный комплекс, заросший деревьями, убогий, омерзительный. Около одного из гаражей расположилась компания бомжей или людей, похожих на бомжей.
Еще гаражи, и еще. Серые многоэтажные дома брежневских времен. Хаотично растущие деревья. Вообще, много хаоса.
Справедливости ради надо сказать, что из окна поезда практически любой российский город выглядит хаотичным и безобразным.
Недостроенный и брошенный гаражный комплекс, размалеванный отвратительными граффити.
И еще один заброшенный гаражный комплекс, кажется, сгоревший.
Стадо унылых коричневых товарных вагонов.
После Перми стало ощутимо больше населенных пунктов.
Поезд проезжает станцию Кунгур. Окрестности Кунгура радуют глаз — река, холмы, невысокие горы, россыпь домиков, небольшая красивая церковь.
Река, горы, скалы, сосны. Домики около реки. Чья-то баня топится настолько интенсивно, что дымом заволакивает всю округу.
Трудности с описанием захватывающих видов природы. Гораздо легче и приятнее писать об убогих гаражах и унылых коричневых товарных вагонах.
В общем, горы, сосны, долины, красота.
Незапланированная остановка на какой-то небольшой станции. В противоположном направлении проносится поезд, состоящий только из багажных вагонов. Стояние на неизвестной станции продолжается.
Стояние на неизвестной станции что-то слишком затянулось.
Вдруг — раз! — и поехали.
Через короткий промежуток времени — снова незапланированная остановка. Какой-то резкий рывок, стук — и опять тихо.
И опять движение возобновилось.
Вторая ночь
Прибытие в Екатеринбург с часовым опозданием — из-за незапланированного стояния на неизвестных станциях. Многие пассажиры покидают вагон, в том числе непосредственные соседи, а также полковник в отставке с большой пенсией и огромной зарплатой и его собеседницы. Зато появляется новый непосредственный пассажир. Новый непосредственный пассажир располагается на противоположной нижней полке и говорит, что в Екатеринбурге кругом ОМОН, кого-то, наверное, ловят или еще что-нибудь в том же духе.
Пассажиров мало, коллективный храп практически отсутствует.
Второй день
Урал кончился, началась Западная Сибирь.
Один сильно пьяный пассажир упал с нижней боковой полки в проход и спит в проходе. Приходится через него перешагивать. Правда, пока еще практически все пассажиры спят, поэтому перешагивают через пьяного пассажира редко.
За окном преобладает смешанный лес.
Прибытие на станцию Тюмень с часовым опозданием. Дождь, серые постройки тюменского вокзала. На соседнем пути стоит поезд Абакан — Москва.
Сильно пьяный пассажир нашел в себе силы подняться с пола и лечь на нижнюю боковую полку, и теперь не нужно через него перешагивать.
К пассажирам вагона прибавились два парня с баулами.
Отправление от станции Тюмень.
На сером гараже граффитическая надпись: Пыть-Ях Тюмень.
Красивые новостройки Тюмени. Красивый торговый центр.
На автостоянке стоит расчлененный трактор “Беларусь”: передняя часть трактора отделена от задней.
Многоэтажный серый дом с веселенькими розовыми балконами. Четырехэтажный серый дом с уродливой серой пристройкой.
Открытое пространство, утыканное реденькими, почти голыми сосенками. Похоже на картинки про падение Тунгусского метеорита.
А потом опять обычный смешанный лес.
Но не только лес, много и открытых пространств. Их трудно назвать полями, это не поля, а просто пустые болотистые куски поверхности Земли.
А вот уже не смешанный лес, а березовый. Березки кривенькие, небольшие.
Потом опять пустые пространства, потом смешанный лес, потом опять кривенькие березки.
Довольно унылая местность. Наверное, это из-за пасмурной погоды.
Посреди огромного пустого места — огромное железобетонное сооружение, заброшенное, полуразрушенное, серо-черное, чудовищное. Чуть поодаль — еще несколько железобетонных сооружений, тоже заброшенных и чудовищных. А потом опять смешанный лес.
Поезд очень быстро едет по плоской равнине Западной Сибири и триумфально прибывает на станцию Ишим, ликвидировав опоздание.
На одном из путей станции Ишим стоит грузовой состав с циклопической дорожной техникой на платформах.
Покидание поездом станции Ишим.
На одном из путей стоит ржавый остов пассажирского вагона, а рядом с ним — ржавый остов товарного вагона.
Гигантские емкости с, может быть, горюче-смазочными материалами, горы угля. Справа по ходу поезда — скопление дачных домиков.
И опять — плоская равнина, смешанный лес.
Немногочисленные пассажиры проснулись, совершили гигиенические действия и сидят тихонечко.
Непосредственный сосед читает сочинение В.Пикуля “Нечистая сила”.
Время передвинулось еще на час вперед.
По мосту через не очень широкий Иртыш. Вдали громоздятся портовые краны. Въезд в Омск, прибытие на станцию Омск.
Бело-зеленый вокзал станции Омск красив и огромен.
Ряды пассажиров вагона пополнились женщиной в розовом тренировочном костюме.
Полковник в отставке, оказывается, не вышел в Екатеринбурге, а продолжает ехать на восток. Просто он как-то притих, затих, и показалось, что его нет, а он есть, есть.
Отправление от станции Омск.
Современные, но не слишком красивые жилые дома Омска. Недостроенное и брошенное железобетонное промышленное здание. Недостроенное и брошенное кирпичное промышленное здание. Домики частного сектора. Бесконечная сортировочная станция.
Все как везде.
Бесконечная сортировочная станция все же заканчивается и начинается, вернее, возобновляется, смешанный лес.
Полковник в отставке смотрит DVD-фильм про Гитлера.
На данный момент путешествие нельзя назвать чрезмерно захватывающим.
Проведение некоторого количества часов во сне. Приятно лежать с закрытыми глазами и ощущать, как поезд стремительно преодолевает большие расстояния.
Пробуждение. Пейзаж за окном за время сна не претерпел никаких изменений.
Одинокий сарайчик в чистом поле.
Бедные селенья, скудная природа.
Деревенька, среди домов затесался совсем крошечный домик, прямо лилипутский, и это именно дом, а не сарай и не баня.
Прибытие на станцию Барабинск. Большое локомотивное депо. Рядом с вокзалом на пьедестале стоит зеленый электровоз чехословацкого производства ЧС2. Довольно странно видеть на пьедестале локомотив, находящийся в массовой эксплуатации. Такие же электровозы в изобилии стоят на путях локомотивного депо Барабинск. Обычно для этих целей используют старые, заслуженные черные паровозы, а тут — обычный, хотя уже не слишком современный зеленый электровоз. Это примерно то же самое, что поставить на пьедестал рядом с аэропортом самолет Боинг-737.
На путях локомотивного депо Барабинск много современных красивых тепловозов и электровозов российского производства. В Европейской России такие локомотивы встречаются крайне редко.
Покидание поездом станции Барабинск. Справа по ходу поезда — нечто серое, похожее на цементный завод. Но может быть, это завод не цементный, а какой-нибудь другой, или вовсе не завод.
Домики частного сектора, на одном из домиков висит спутниковая тарелка, закрывающая собой половину домика.
Перелески, болота, ровная земная поверхность.
В небольшом убогом населенном пункте — живописные руины какого-то промышленного объекта.
На небольшой станции — живописная водонапорная башня с кирпичным основанием и деревянным верхом.
Водонапорная башня на станции Чик в стиле модерн. Она великолепна. У нее тоже кирпичное основание и деревянный верх.
Смешанный лес и пустые открытые пространства.
Наступает вечер. Теперь местность выглядит еще более уныло. Скоро Новосибирск.
Вот и Новосибирск. С берега Оби открывается панорама Новосибирска с несколькими выделяющимися высотными зданиями, хотя назвать их небоскребами все же затруднительно.
Посередине Оби стоит несколько больших барж.
Поезд переезжает Обь и крадучись, со скоростью примерно пять километров в час, подбирается к станции Новосибирск. Подбирается, подбирается, и наконец подбирается.
На станции Новосибирск население вагона резко увеличивается. Соседние боковые места занимают мужчина в белой футболке с надписью Russia и женщина в розовой футболке с надписью Russia.
Отправление поезда от станции Новосибирск.
Широкие улицы и высокие дома Новосибирска. В темноте сияет зеленая неоновая вывеска “Зеленые купола”.
Наступает ночь, за окном практически ничего не видно.
Третья ночь
Прибытие поезда на станцию Тайга. Здесь располагается большое локомотивное депо. На железных дорогах Сибири повсюду встречаются грузовые электровозы ВЛ-10 с надписями “Тайга” на бортах. Эти электровозы приписаны к локомотивному депо Тайга.
На постаменте установлен внушительный старый зеленый паровоз. Старый паровоз на постаменте — это нормально, не то что нестарый, пусть и несколько устаревший электровоз.
На соседнем пути, вплотную, стоит почтово-багажный поезд, и не видно ничего, кроме глухой серой стены багажного вагона.
Покидание поездом станции Тайга.
Приехали на станцию Мариинск, постояли, уехали.
Два нетрезвых парня в соседнем отсеке пьют пиво. Один говорит: я пить уже больше не могу.
Уже почти светло.
Третий день
Прибытие на станцию Боготол.
Один из двух нетрезвых парней говорит: возьмем такси, а там по дороге решим, куда ехать — к Нинке или к Людке.
На соседнем пути стоят платформы с новыми военными машинами “Урал”.
Постояли две минуты и поехали дальше.
Два промышленных здания, кирпичное и железобетонное, в равной степени ужасающие.
Некрасивые, неряшливые домики частного сектора.
Природа уже немного не такая, как сутки назад в районе Тюмени. Лес погуще, местность попересеченнее, нет того тюменского ощущения ровной бесконечной плоскости до горизонта. Здесь природа выглядит примерно как в Средней полосе.
Скоро Западная Сибирь закончится, за Енисеем начнется Сибирь Восточная, там должно быть как-то по-другому.
На некоторых поворотах можно увидеть головную часть поезда “Россия” — красно-белый электровоз и вереницу вагонов, выкрашенных в цвета государственного флага РФ.
Недалеко от небольшого сельского населенного пункта пасется небольшая группа не очень тучного, но крупного рогатого скота.
На распаханном поле два огромных трактора К-701 “Кировец” с прицепленными к ним сельскохозяйственными орудиями производят сельскохозяйственные работы.
Время переползло еще на час вперед.
Впереди завиднелся город Ачинск. Широкая река, обрывистый противоположный берег, многочисленные дома и домики Ачинска в некотором смысле радуют глаз, особенно по сравнению со многими другими населенными пунктами на этой великой дороге.
Поезд прибыл на станцию Ачинск и практически тут же убыл. Мужчина и женщина в футболках с надписью Russia едва успели покинуть вагон.
Полковник в отставке роется в клетчатой “челночной” сумке среди каких-то неопрятных кульков. Потом нарезает помидор дольками, освобождает яйцо от скорлупы и завтракает. Возникают некоторые сомнения в том, что он зарабатывает в мукомольном производстве триста тысяч рублей. Впрочем, эти сомнения возникли с самого начала.
Остановочный пункт Ибрюль. Рядом — несколько домиков.
Остановочный пункт Юбилейный. Рядом — несколько домиков.
Остановочный пункт Ж-д поселок. Рядом — почему-то только один домик.
Пригорки, овраги, холмы, деревеньки. Здесь гораздо более красиво, чем на юге Тюменской области, где ехали вчера.
Остановочный пункт Постройка. Рядом — ни одной постройки, если не считать крошечной будки рядом с радиомачтой. С другой стороны, почему не считать.
Будка — тоже постройка. Наверное, остановочный пункт назвали в честь будки.
Часа за полтора до Красноярска начинаются горы, правда, невысокие. Буквально на глазах местность из довольно унылой превращается в умеренно поражающую воображение.
Горы, сопки, низины, деревни, большие деревни, и вот уже начинается Красноярск.
Начинается Красноярск в общем-то обычно — промзоны, новостройки, частный сектор в малых дозах, пути со стоящими и ездящими по ним электричками, локомотивами и вагонами.
Поезд медленно приползает на станцию Красноярск.
На соседнем пути стоит поезд “Россия” Владивосток — Москва. Он стоит несколько минут и отправляется в сторону Москвы.
А поезд “Россия” Москва — Владивосток отправляется в сторону Владивостока.
Пассажиров в вагоне стало больше на одну единицу (парень с большой сумкой). В целом их по-прежнему мало.
Из пассажиров, стартовавших в Москве, в строю остался только полковник в отставке, не считая еще одного пассажира.
Енисей!
Он широк. На другом берегу — горы.
Как любит писать в своих произведениях писатель Е.Попов, “город К. на великой сибирской реке Е.”.
Вот он, другой берег. Красноярск еще продолжается.
На бетонном заборе граффитическая надпись: “Чистая живая вода, чистый воздух”.
Окраинные жилые районы Красноярска. Районы, кварталы, жилые массивы, как поется в одной отвратительной песне.
Полковник в отставке говорит, что у него аэрофобия. Он летал на самолете один раз в жизни, в состоянии сильного алкогольного опьянения.
До Магадана на поезде не доедешь, говорит полковник в отставке. С ним трудно не согласиться.
Четыре высокие заводские трубы, огромный заводской корпус. Промышленные окраины Красноярска.
Цементный завод. ОАО “Тайга”. Котлы отопительные.
Недостроенный заброшенный заводской корпус. На высокой заводской трубе надпись “1995”.
С Красноярском та же история, что и со всеми крупными городами России — из окна поезда его толком не разглядишь.
Пока была Западная Сибирь, погода все время была пасмурная. Как только началась Восточная Сибирь, стало солнечно.
Опять трудности с описанием нереально прекрасной природы. Лесистые горы, а у их подножия течет хрустальный ручей. Да, вот прямо так. Что тут сказать. Даже как-то неловко.
Слева проплывает зеленая гора правильной конической формы.
Другая гора, неправильной, но красивой формы, покрытая травой и деревьями.
Промелькнул еще один хрустальный ручей.
Хочется умолкнуть и немотствовать. Наверное, так и надо сделать, до появления облезлых коричневых товарных вагонов, заброшенных железобетонных заводских корпусов или других объектов, подлежащих сколько-нибудь внятному описанию.
Остановочный пункт Шушун. Горы, сосны, симпатичный дачный поселок. Прямо Альпы какие-то.
И еще дачный поселок, и еще много симпатичных дачных поселков. И — да, горы.
А еще, как уже было сказано, солнце, и плюс ко всему еще и какие-то совершенно открыточные белые облака.
Да. В общем. Что тут сказать.
Через какое-то время природа несколько поумерила свою невыразимую прекрасность, стала как-то ровнее. Можно перевести дух.
Непосредственный сосед, соседство с которым началось еще в Екатеринбурге, деликатен и малоразговорчив.
Остановочный пункт Косогор. Избушки на косогоре, их стены невертикальны.
Скопление тоненьких березок с обрубленными ветвями. Или отсохшими. Наверное, березки чем-то заболели и умерли.
Остановочный пункт Наливная. Справа по ходу поезда — два гигантских резервуара для веществ и скопление железнодорожных цистерн. Там наливают.
На станции Уяр стоит очень старая, но действующая электричка ЭР9П. У пристанционных домиков ощутимые проблемы с вертикальностью, они все куда-то сползают.
Почти сплошные березовые леса. Гор как таковых нет. Есть высокие холмы, овраги, низины.
Вдруг — огромные распаханные поля, на много километров. И опять березы.
Остается только написать что-нибудь о местной фауне. Дневник наблюдений за природой.
Переезд, дощатый бело-синий сарай с фирменным логотипом РЖД.
Стадо коров жрет траву у станции Заозерная.
Поезд постоял на станции Заозерная две минуты, да и поехал дальше.
Проведение нескольких часов во сне.
Около станции Решоты стоит одинокий короткий фрагмент так и не построенного железобетонного моста.
Перемещение времени еще на час вперед. Осталось еще два таких перемещения.
В лучах вечернего солнца здесь все выглядит идиллически. В том числе тихая станция Ключи, несмотря на некоторую перекошенность окружающих ее домиков.
Крупная станция Тайшет в идиллических лучах вечернего солнца. Старое кирпичное депо, поросшее деревцами. Старый деревянный вокзал с элементами модерна.
Еще из детства, из 70-х годов засело в голове словосочетание Абакан — Тайшет. Строили тогда такую железную дорогу.
Прибытие, стоянка две минуты, отправление.
На одном из путей стоит очень старая, но действующая электричка ЭР22. В Москве они были выведены из эксплуатации еще в 80-е годы. На борту электрички крупными буквами написано: “Изыскатель Константин Аристидович Стофато”.
Локомотивное депо изобилует новыми красивыми локомотивами российского производства, невиданными в нашей Средней полосе.
Наблюдение: в Европейской России электрички посовременнее, а локомотивы постарее, в Сибири наоборот.
Тайшет — важный железнодорожный узел, здесь происходит величественное смыкание линий.
Заброшенная лесопилка, горы беспорядочно наваленных досок и других деревяшек. От длительного воздействия дождей и ветров деревяшки приобрели стальной оттенок.
Еще несколько лесопилок, незаброшенных. Здесь много леса. Лес пилят — щепки летят.
Показались скалистые горы (в данном случае это — не собственное имя). И, почти одновременно, рядом со станцией Алзамай показались руины промышленного предприятия, отчасти даже живописные в своей невообразимой уродливости.
Полковник в отставке продолжает практически непрерывно общаться со своими непосредственными соседями — женщиной средних лет (она едет в Читу) и мужичком монголоидной внешности Сережей (он едет неизвестно куда, он всю дорогу либо пьян, либо пребывает в похмелье; это он лежал позапрошлой ночью в проходе). Из то и дело доносящихся реплик полковника складывается впечатление, что он неплохой человек.
Прекрасная ажурная водонапорная башня на станции Замзор.
Из земли торчит невысокая кирпичная заводская труба. Рядом нет вообще ничего — ни заводского корпуса, ни его развалин, — ровным счетом ничего, только трава, вдали горы, и все. Заводская труба просто торчит из земли.
Стал слышен стук колес. Раньше рельсы были сварные (кажется, это так называется), и поезд шел практически бесшумно, а теперь слышен стук колес. Трудно сказать, когда это началось, — может, в Тайшете или в Красноярске.
Колеса стучат, и кажется, что на каждом четвертом ударе поезд тихо вздыхает.
Изящная водонапорная башня с элементами чуть ли не готики на станции Ук.
Справа по ходу поезда, на горизонте, — былинные, эпические горы. Можно, конечно, назвать их сопками, но все же это горы, горы.
Горы!
И слева по ходу поезда появились горы.
Огромное новое, с иголочки, промышленное предприятие неизвестной направленности на подъезде к станции Нижнеудинск.
Прибытие на станцию Нижнеудинск. Здесь функцию мемориального локомотива играет грузовой электровоз ВЛ-10. Довольно странный выбор, как и ЧС2 на станции Барабинск. Электровозы ВЛ-10 по сей день массово используются в грузовых перевозках.
Вагон покидает один из его ветеранов, монголоидный Сережа. Он взвалил на плечи два баула и, похмельный, ушел в восточно-сибирскую неизвестность.
Соседнее нижнее боковое место занимает полная женщина, типаж — владелица сети ларьков, но, скорее, в хорошем смысле.
Отправление со станции Нижнеудинск.
Длинный грузовой состав, на платформах — новенькие камуфлированные БТРы.
Мост через широкую реку Уда. Здесь все реки, даже неширокие, кажутся широкими.
Небо все никак не потемнеет, но кроме неба уже практически ничего не видно, и можно считать, что этот странно длинный и объемный день закончился.
Четвертая ночь
Прибытие на станцию Тулун.
Роль мемориала здесь, как и в Нижнеудинске, выполняет ВЛ-10. Наверное, не каждая станция может себе позволить старый, заслуженный паровоз. Заслуженных паровозов на всех не хватает.
На платформе указатель в виде двух стрелочек — “На Запад” и “На Восток”.
В соседнем отсеке появляются новые пассажиры — женщина с грудным младенцем. Это поможет в неусыпаемом ночном бдении.
Отправление со станции Тулун.
По мосту через широкую реку. Наверное, она тоже называется Тулун.
Прибытие поезда на станцию Зима, получасовое стояние.
Аномально большое количество работающих ларьков с пивом и другими средствами увеселения на привокзальной площади станции Зима.
В вагон бесшумно впорхнула девушка в кожаной куртке, и за полчаса больше не произошло ни одного события. Стояла полная тишина, не было слышно ни коллективного, ни индивидуального храпа. Даже грудной младенец воздерживался от издавания звуков. По станционному громкоговорителю негромко сказали, что со второго пути отправляется скорый поезд номер два сообщением Москва — Владивосток, и поезд Москва — Владивосток отправился. Почти сразу вякнул младенец, пьяно забубнили в дальнем конце вагона, и полная тишина оказалась нарушена, но все равно в вагоне было тихо, очень тихо.
Некоторое время потрачено на сон.
Четвертый день
Поезд постепенно приближается к Байкалу.
Прибытие в Ангарск, трехминутное стояние, убытие.
Слева по ходу поезда на фоне утренней зари неподвижно замер железнодорожный состав из цистерн и крытых вагонов, раньше такие называли теплушками.
Слева по ходу поезда наблюдаются утренняя заря и утренний туман. Где-то там, слева по ходу поезда, находится река Ангара.
Начались окраины Иркутска. Но их толком не видно, они заслонены громадьем сортировочной станции.
Поезд прибывает на станцию Иркутск-Сортировочный. Многие покидают вагон, в том числе полная женщина, похожая на владелицу сети ларьков.
При более внимательном рассмотрении выясняется, что младенец не грудной, а побольше. В частности, он уже приступил к освоению русского разговорного языка. Хотя, может быть, одно другому не мешает, можно, наверное, уже приступить к освоению языка и при этом сохранять статус грудного младенца, трудно сказать.
Грудной или негрудной младенец раз пятьдесят произносит неприятное слово “мамка”.
Поезд покидает станцию Иркутск-Сортировочный, но Иркутск на этом не заканчивается, вернее, он только начинается.
На всем протяжении от Иркутска-Сортировочного до Иркутска-Пассажирского Иркутск предстает в виде малоинтересных, невыразительных промзон.
Поезд прибывает на станцию Иркутск-Пассажирский.
Красивый вокзал, построенный на рубеже прошлого и позапрошлого веков, желто-бело-зеленый, аккуратный, отреставрированный.
Кое-кто пополнил население вагона, но ненамного.
Отправление поезда от станции Иркутск-Пассажирский.
Поезд идет по берегу Ангары, но Ангары не видно, на ее месте море тумана.
Поезд покидает невидимую Ангару, едет через современные районы Иркутска. Рядом с рынком возвышается недостроенное безобразное краснокирпичное здание с арочными окнами, помпезным балконом и толстой башенкой. Такие любили строить новые русские первого призыва.
Иркутск заканчивается, и начинаются горы. Через горы поезд доберется до станции Слюдянка, и начнется Байкал.
Раньше ездили не так, раньше ездили по-другому. Изначально, при постройке Транссибирской магистрали, трасса дороги шла от Иркутска по левому берегу Ангары до поселка Байкал, потом по западному берегу Байкала по так называемой Кругобайкальской железной дороге до станции Слюдянка (это южная оконечность озера), а дальше вдоль восточного берега Байкала, по нынешнему маршруту. Кругобайкальская дорога проходила (и, собственно, проходит) по очень трудному участку, она изобилует туннелями и эстакадами. С отвесных скал на дорогу то и дело валились многотонные камешки. Однажды камешек длиной примерно тридцать метров упал на поезд, погибли люди, движение было прервано на несколько дней. В конце сороковых построили ныне действующую дорогу через горы Иркутск — Слюдянка, а Кругобайкальская дорога пришла в запустение. Участок Иркутск — Байкал затоплен, по маршруту Байкал — Слюдянка, кажется, периодически ползает поезд из одного вагона. Еще там курсируют туристические дрезины. Группа туристов может арендовать туристическую дрезину и наслаждаться видами Байкала и падением многотонных камешков.
Поезд держит курс на Слюдянку.
Опять горы, опять сосны, опять красота.
Горы и туман. Горные вершины укутаны туманом, вот оно как.
И солнце. Ясное солнечное утро.
И дачные поселочки.
Мимо проехали четыре или пять сцепленных друг с другом электровозов ВЛ-80, без вагонов.
Дорога петляет между гор, а вдоль дороги, извините за выражение, несет свои струи прозрачная горная речка.
Рядом с остановочным пунктом Трудный кое-где на земле лежит снег.
И еще снег. Температура за бортом — плюс четыре. Пятнадцатое июня.
Поезд забирается все выше в горы. После очередного поворота открывается вид на далекие горы с заснеженными вершинами.
А далеко внизу появляется Байкал. Мелькнул — и пропал.
Накатывает волна эйфории. Потому что это действительно очень красиво. И невозможно уже иронизировать над “описаниями природы”.
И хочется, чтобы подольше длился этот прекрасный участок Иркутск — Слюдянка.
Но он уже заканчивается. Опять показался Байкал, теперь уже надолго.
Поезд петляет по серпантину, проходит туннель. Внизу — поселок Слюдянка. Если бы весь этот поселок, как он есть, перенести куда-нибудь в другое место, он бы выглядел довольно убого. А здесь он прекрасен.
Эйфория эйфорией, а наше описание следует продолжить. Поезд прибывает на станцию Слюдянка.
Приобретение на станции Слюдянка рыбы омуль. Употребление в пищу рыбы омуль. Рыба омуль вкусна.
Поезд идет по берегу Байкала. На противоположном берегу горы.
Полковник в отставке, оказывается, тоже едет до Владивостока.
На Байкале полный штиль.
Противоположный берег постепенно отдаляется.
Парень, страдающий похмельем, попросил у соседа кофе. О, спасибо. Хорошо похмеляться пивом и кофе, говорит парень и уходит похмеляться.
В Байкал то и дело впадают речки и ручьи.
Между железной дорогой и Байкалом появился лес. Байкал не видно, но он рядом.
Похмельный парень пришел и попросил нож.
Справа по ходу поезда видны заснеженные вершины.
На третий день непосредственного соседства выяснилось, что непосредственного соседа зовут Андрей.
На ровном зеркале Байкала виднеется рыбацкий челн.
Похмельный парень выпил кофе и похмеляется пивом.
И опять Байкал не виден за деревьями.
Полковник в отставке рассказывает о развитии мукомольной промышленности в разных регионах России.
Поезд опять вышел к Байкалу и долго идет по самому берегу.
То и дело мелькают небольшие прибрежные поселочки. Рядом с некоторыми домами — огородики. Что, интересно, здесь выращивают.
Кое-где вдоль берега в воду уложены бетонные или каменные блоки для защиты берега от размывания. Блоки сильно обтесаны волнами. Вода камень точит.
Штиль теперь сменился волнением. Волны, волны. Озеро волнуется раз.
Скоро Байкал закончится, и дорога уйдет на восток, к Улан-Удэ.
На берегу Байкала пасутся три коровы.
Байкал закончился. Он еще некоторое время виднелся за деревьями, а потом перестал виднеться.
Горы справа по ходу движения тоже практически сошли на нет.
Отступила невероятная, подавляющая красота. Теперь можно продолжить повествование, вернее, описание, в прежнем ключе.
Впереди Бурятия, Улан-Удэ. Вокруг — трава, деревья, ничего особенного.
Слева по ходу поезда параллельно железной дороге идет автомобильная. Пейзаж слева чем-то напоминает тюменский двухдневной давности.
Справа — невысокие лесистые горы. Сильно дымит какой-то завод.
Подъездные пути к дымящему заводу, на путях — зеленые товарные вагоны.
Вдали — деревня, возделанные поля.
Очередные промруины.
Дачный поселок с гротескно крошечными домиками.
И еще руины с торчащими в небо мертвыми заводскими трубами.
Многоэтажный кирпичный жилой дом, “украшенный” декоративными крепостными башнями. Наш дом — наша крепость.
Огромный, бесконечный поселок. Он все тянется и тянется. И он бесконечно уныл.
Небо посерело.
Местность как-то резко поблекла, поскучнела.
Остановочный пункт Мандрик.
Возможно, дальше не будет ничего интересного, хотя ехать еще очень долго. По крайней мере, ничего, подобного Байкалу или горам на участке между Иркутском и Слюдянкой. Наверняка. А может, и будет. Но это в общем-то и не важно. Главное, что впереди — расстояние, километры. Это — самое главное. Надо просто преодолеть задуманное количество километров, беспристрастно наблюдая окружающее, а к “интересному” и “красивому” относиться как к приятному, но необязательному бонусу, и тогда путешествие будет оправданным и благословенным.
Слева появились горы и река Селенга. По мосту через Селенгу, широкую, мутную и быструю, потом по берегу Селенги. Горы отступают, Улан-Удэ наступает. Улан-Удэ начинается гаражами и резервуарами для хранения ГСМ, продолжается новыми, но не очень красивыми жилыми домами.
Поезд прибывает на станцию Улан-Удэ.
На платформе стоит группа корейцев в костюмах с кимирсеновскими (или кимченировскими) значками. Их, наверное, интересует вагон беспересадочного сообщения Москва — Пхеньян, следующий в составе поезда Москва — Владивосток.
У вагона беспересадочного сообщения Москва — Пхеньян курят двое корейцев, один молодой и робкий, другой — лет сорока, с лицом пахана.
На соседнем пути стоит поезд Владивосток — Пенза.
Женщина, торгующая мороженым, выкрикивает: морожено! морожено!
Поезд отправляется от станции Улан-Удэ.
Некоторые дома частного сектора Улан-Удэ вызывают ассоциации с фавелами. На берегу Селенги (кажется, что в центре города) — огромная лесопилка. Брежневские многоэтажки за Селенгой навевают уныние. В целом вид на Улан-Удэ со стороны железной дороги словно подтверждает правильность предположения, что дальше не будет ничего интересного.
Переползание времени на час вперед.
Поезд все время идет по узкой полосе между отвесной скалистой стеной и неширокой рекой. Сначала это Селенга, потом, кажется, другая река. Берега практически не возвышаются над уровнем воды. Вдали тянется гряда сопок (можно назвать их низкими горами). Получается, что железная дорога проходит по краю долины. Населенные пункты (деревни и маленькие поселки) редки, их вид наводит на мысль, что большинство жителей поселились здесь не по своей воле. Станции Петровский завод и Хилок, о которых нельзя сказать ничего определенного.
Довольно длительный сон, отчасти компенсирующий почти постоянное бодрствование в предыдущие три дня.
Пятая ночь
Поезд прибывает на станцию Чита.
Непосредственный сосед Андрей покидает вагон. Соседние боковые места занимают худощавый парень и полная девушка.
Некоторые пассажиры, в том числе полковник в отставке, выходят что-нибудь купить, потому что запасы продуктов иссякли, диктор объявляет, что поезд номер два сообщением Москва — Владивосток отправляется с первого пути, и пассажиры бегут к вагону с пакетами, полными еды.
Поезд покидает станцию Чита.
Далее — полтора часа езды в практически полной темноте, и вот — приближается станция Карымская.
Несколько двухэтажных жилых домов с облупленной штукатуркой.
Тепловоз стоит с включенными фарами, кабина светится уютным светом.
Большое трехэтажное здание какого-то учреждения.
Повалившийся дощатый забор.
Магазин “Лилия”. Дверь с надписью “Пакгауз”. Магазин “Минутка”.
Поезд останавливается на станции Карымская.
К пассажирам вагона присоединяется семья: мама, маленькая девочка и большой мальчик.
Полковник в отставке со своим соседом-цыганом смотрят при помощи DVD-плеера бои без правил.
Трудно сказать, когда в вагоне появился пассажир-цыган со своей пассажиркой-цыганкой. Не было, не было, и вот — есть.
Пассажир-цыган солиден, бородат, речь правильная, на груди золотой крест. Пассажирка-цыганка стара, молчалива.
Маленькая девочка, только что появившаяся в вагоне вместе с мамой и братом, громко произносит: ни фига себе, и поезд отправляется.
Пятый день
Уже почти все можно разглядеть и, как поется в китайской патриотической песне, алеет восток. Значит, уже день.
Поезд подъезжает к станции Шилка.
Слева высятся огромные заводские корпуса, это не руины, корпуса более или менее в порядке, но, кажется, они пустуют.
Мимо проехали два сцепленных между собой электровоза ВЛ-80.
На отдаленном пути стоят три красивых сине-голубых пассажирских вагона.
Домики на склоне сопки.
Поезд остановился.
В вагон вошли два голоса, мужской и женский. Голоса спрашивают, где их места. Вот и вот, отвечает голос-проводник. Голоса устраиваются поудобнее.
И отправление.
Слева сопки, справа сопки, между ними зеленая долина.
Еще двое суток. Целых двое суток. Ну, ничего, ничего. Надо потерпеть, подождать. Вот скоро будет станция Чернышевск, потом Могоча, еще небольшое время спустя — Ерофей Павлович, а там и до Биробиджана недалеко. Развлечение.
На склоне сопки, на фоне рассветного неба — покосившийся дощатый забор. Кажется, что он не огораживает ничего, кроме неба.
Одинокий деревенский дом вне какого-либо населенного пункта, просто одинокий дом на склоне сопки. Рядом с домом — огород.
Крошечный служебный домик у подножия сопки, рядом с железной дорогой, белый кубик со стороной примерно два метра, с двускатной крышей и одним оконцем. Служебный домик, судя по всему, обслуживает стоящий рядом светофор.
Ужасающий двухэтажный деревянный барак с двумя нелепыми крылечками на станции Приисковая.
На вершине сопки стоит человек и машет рукой.
Хорошее солнечное утро.
Станция Чернышевск Забайкальский. Поезд останавливается здесь.
Промышленное предприятие, заводская труба. Много хрущевских пятиэтажек. Здание школы или, может быть, ПТУ. У входа в школу или ПТУ толпятся юные люди, уже около восьми, юным людям пора идти в школу или ПТУ, и они сейчас пойдут.
Крупный населенный пункт, большая станция.
Поезд прибывает на станцию Чернышевск Забайкальский.
У полной девушки на соседней боковой полке звонит телефон. Полная девушка отдает по телефону указания насчет мяса. Пусть все по накладным сдаст, проверь обязательно, если что, звони.
На станцию Чернышевск Забайкальский приполз грузовой поезд с легковыми машинами и военной техникой.
По платформе идут молодые люди криминального вида в кепках.
Никто не вышел, никто не вошел, состав пассажиров вагона не изменился.
Поезд отправляется со станции Чернышевск Забайкальский.
На станции Могоча встречаются два поезда — Москва — Владивосток и Владивосток — Москва. Когда поезд Москва — Владивосток прибывает на станцию Могоча, на соседнем пути уже стоит поезд Владивосток — Москва. Поезд Владивосток — Москва почти сразу отправляется в сторону Москвы, а поезд Москва — Владивосток минут через пятнадцать отправляется в сторону Владивостока.
Населенный пункт Могоча расположен в широкой пойме порожистой реки. А вдали — сопки.
Недалеко от станции Амазар обнаружился остов маленького зеленого автомобиля. Такие выпускали в Советском Союзе специально для инвалидов. В народе их называли “инвалидками”. Они оснащались мотоциклетными двигателями.
Интенсивность грузового движения на Транссибирской магистрали поражает воображение. Товарные составы здесь ходят гораздо чаще, чем поезда нью-йоркского метро ночью.
Низенькое служебное железнодорожное здание с надписью “ПЧ-11, 3 околоток”.
На отдельном пути станции Ерофей Павлович стоит аккуратная, чистенькая цистерна с надписью “тренажер”.
Окружающая природа изменилась: сопки теперь покрыты густым лесом.
Полковник в отставке с цыганом играют в карты. Цыган организовал прослушивание современной цыганской русскоязычной песни при помощи мобильного телефона Nokia. В частности, прозвучала песня “Давай лавэ”.
На станции Мадалан обнаружилась уникальная водонапорная башня: ее верхняя часть не шире нижней, как обычно, а чуть уже.
Шестая ночь
Прибытие на станцию Тыгда. Население вагона заметно выросло. Станция Тыгда подарила вагону десять—двенадцать мужчин, занимающихся тяжелым физическим трудом. Некоторые из них (большинство) пьяны, в том числе один из трех новых непосредственных соседей. Новые непосредственные соседи моментально легли на свои полки и уснули. Наверное, они сильно устали на своих тяжелых физических работах.
Один из новых пассажиров примерно на третьей минуте своего пребывания в вагоне разбил стеклянную дверь, ведущую в предбанник перед туалетами.
Наголо бритый наглый парень спрашивает у проводницы, сколько стоит услуга застилания постельного белья. А то я не умею, я в армии не служил. Если ты такой беспомощный, я тебе бесплатно застелю, говорит проводница.
Некоторые из мужчин, занимающихся тяжелым физическим трудом, пытались пить водку, но быстро уснули. Вагон погрузился в тишину, нарушаемую разве что точечным индивидуальным храпом.
Проводница сказала, что теперь состав пассажиров будет постоянно меняться, чем ближе к Владивостоку, тем поезд все больше будет напоминать трамвай.
Вспомнилась идиллическая полупустота вагона, когда пробирались через горы к Байкалу и ехали байкальским берегом.
Отправление поезда от станции Тыгда.
Шестой день
Сопки практически сошли на нет. Природа снова, как и перед Красноярском, напоминает природу Средней полосы.
Прибытие поезда на станцию Свободный. Состав пассажиров вагона пополнился пареньком с сумкой и мужичком без сумки. Отправление поезда со станции Свободный.
По мосту через широкую и даже отчасти величественную реку Зея.
Храп одного из непосредственных соседей.
Непосредственные соседи, соседство с которыми началось на станции Тыгда, должны выйти на станции Бурея, совсем скоро. А там, глядишь, появятся новые непосредственные соседи. Остается надеяться, что это будут порядочные, совестливые, высоконравственные, тактичные, деликатные, а главное — малоразговорчивые (можно немые) люди.
По мосту через широкую, но в этом месте пока еще не очень величественную реку Томь.
Прибытие поезда на станцию Белогорск. В соседний отсек заселяется группа военнослужащих срочной службы, демобилизовавшихся из Российских вооруженных сил.
Окончание путешествия обещает стать интересным, ярким, насыщенным событиями.
Ох, ох.
Отправление поезда со станции Белогорск.
Станция Завитая не принесла никого и ничего нового, хорошо, очень хорошо.
Дембеля куда-то ушли, но, кажется, не насовсем.
Непосредственные соседи покидают вагон на станции Бурея, как и предполагалось. На их месте пока никто не появился.
Природа за окном поражает своей средне-русской обычностью, особенно по сравнению с тем, что было вчера и позавчера.
Сейчас уже можно говорить со всей определенностью: от того измененного состояния сознания (извините за выражение), которое имело место на третьи и четвертые сутки пути, не осталось и следа. Это была своего рода экстатическая, хотя при этом ровная, спокойная радость от самого факта нахождения в таком непривычно дальнем путешествии, от того, что уже пройдено несколько тысяч километров и еще больше предстоит пройти. В этом состоянии все объекты кажутся в равной степени интересными и даже прекрасными, будь то заснеженные горные вершины, воды Байкала, электровозы ВЛ-10 и ВЛ-80, нелепые серые гаражи или руины промышленных зданий.
О причинах возникновения этого состояния остается только догадываться. Есть некоторые основания предполагать, что дело именно в расстоянии, в пройденных километрах. Возможно, сыграли некоторую роль проносящиеся мимо пейзажи (некоторые из них были, мягко говоря, необычны). А может, это просто так получилось. В конце концов, человек способен иногда впасть в необычное состояние где угодно — на собственной кухне, на лекции по основам бухгалтерского учета или в книжном магазине “Москва”.
Еще вчера ощущались слабые отголоски этого состояния, а сегодня уже ничего такого нет. Теперь надо просто доехать до места назначения, спокойно и без происшествий, и кратко запротоколировать увиденное. Надо довести дело до конца, раз уж было затеяно это описание.
Время еще раз передвинулось на час вперед, в последний раз в этой поездке.
Средне-русская равнинность опять сменилась сопками, и поезд петляет между ними.
Проехали два туннеля — поменьше и большой.
По вагону трудно ходить — его все время мотает из стороны в сторону на поворотах, когда поезд объезжает сопки.
Еще туннель, совсем короткий. И почти сразу еще один.
В облике станции Облучье есть что-то курортное: розово-белое здание вокзала и спускающаяся к платформе парадная лестница с синими перилами и белыми балясинами.
Поселок Облучье расположился между двух сопок. С высоты открывается красота.
Сопки мало-помалу обретают масштаб гор.
Белый служебный железнодорожный домик, рядом, подбоченясь, стоит суровый дядька с топором.
Поезд въехал в Еврейскую автономную область, постоял минуту на станции Бира.
В Еврейской автономной области природа снова становится плоской. Только где-то далеко, на горизонте, виднеются сопки.
Пыльные, унылые окраины Биробиджана. Серые советские дома и промышленные объекты.
В Биробиджане долгое время жил один из двух нынешних главных раввинов России Адольф Шаевич. Он работал в Биробиджане инженером, кажется, в строительстве. В какой-то момент он понял, что еще год-два в атмосфере советской стройки — и он окончательно сопьется. Тогда он поехал в Москву, пытался там устроиться на работу, как-то прибился к синагоге (будучи обычным советским атеистом), по случаю попал на раввинские курсы в Венгрию, постепенно уверовал во все, во что положено веровать раввинам, и со временем стал главным раввином России. Необычный случай биробиджанского еврейского счастья.
Амур широк, мост через него длинен (больше двух километров). Поезд едет по Хабаровску, стоит на станции Хабаровск, потом еще долго едет по Хабаровску.
Покосившийся частный сектор Хабаровска; маленький домик сползает в овраг, если не принять мер, он скоро туда окончательно сползет.
Двухэтажные деревянные дома барачного типа, мрачные, рассохшиеся.
Новые дома Хабаровска, обычные.
Очень большой город, поезд все едет и едет по нему.
И вот наконец он заканчивается.
В Хабаровске были обретены новые непосредственные соседи — молодая семья (прапорщик, его жена, их сын Арсений лет трех) и пожилая дама.
А на соседних боковых местах тоже появились люди — мужчина и женщина.
Утренние дембеля так пока и не появились.
Поезд выходит на финишную прямую.
Отвратительно, когда взрослый человек заговаривает и “заигрывает” с чужими детьми в духе ути-пути, хочешь конфетку. Сейчас этому идиотскому занятию предается взрослый человек из соседнего отсека.
Взрослый человек из соседнего отсека говорит ребенку Арсению: скажи рыба, ребенок Арсений говорит: ыба.
Полковник в отставке говорит кому-то по мобильному телефону: все, уходи из дома.
Поезд переезжает по мосту широкую реку Хор и менее широкую реку Подхоренок.
Поезд прибывает на станцию Вяземская и, постояв, убывает.
Непоздний вечер, ехать осталось чуть больше десяти часов. В контексте этой поездки десять часов — мизерный, исчезающе малый временной интервал, но вообще-то это много, ни один поезд Москва — Петербург не идет так долго.
Вагон полон, как и в самом начале пути. Все хотят добраться до Дальнереченска, Спасска-Дальнего, Уссурийска, Владивостока.
Странно сейчас вспоминать, как поезд отправлялся с Ярославского вокзала, проезжал мимо Яузы, Северянина, Лосиноостровской, Мытищ, как сломался вакуумный биотуалет, как непосредственные соседи, самые первые, говорили о плавленом сырке и картошечке “Роллтон”, как полковник в отставке рассказывал о своей огромной зарплате, как три парня и девушка перебрасывались тарелкой-фрисби во Владимире. Сейчас это все воспринимается как эпизоды какого-то малохудожественного фильма.
Слева по ходу движения поезда, вдали, — сопки. Вокруг много деревьев.
Слева проплывает одинокая сопка, по форме напоминающая Фудзияму.
Станция и населенный пункт Бикин. Вышка-штырь на высокой сопке. Старые дощатые двухэтажные дома. Более новые кирпичные дома.
На станции Бикин к поезду подошли родственники то ли прапорщика, то ли его жены, и ребенок Арсений остался в Бикине с родителями то ли прапорщика, то ли его жены.
Бикин — широкая река. Поезд переезжает ее по мосту.
Это последняя станция, относящаяся к Хабаровскому краю. Дальше будет Приморский край.
Седьмая ночь
Станция Лучегорск, Приморский край.
Уже темно, за окном ничего не видно.
В вагоне спокойно, даже как-то уютно. Прапорщик и его жена читают что-то на верхних полках. Пожилая дама дремлет. Полковник в отставке играет с цыганом в карты. Дембелей что-то не видно.
Надо, наверное, лечь спать. А завтра рано утром посидеть у окна, когда поезд будет идти по берегу Амурского залива, и приехать во Владивосток.
Сон, пробуждение. Уссурийск.
Прапорщик с женой вышли, вышло большинство пассажиров вагона, и вагон снова полуопустел, как в районе Байкала.
Скоро пять утра, а за окном все еще ночь, ничего не видно. В Москве в это время уже совсем светло. Приморье все-таки гораздо южнее Москвы.
Вдруг выяснилось, что дембеля, погрузившиеся в Белогорске, все это время ехали в вагоне, и их было не слышно, не видно.
Полшестого, по-прежнему темно.
Переезд, длинный двухэтажный дом. Светофоры, огни. Маневровый тепловоз и три товарных вагона.
Все-таки, немного светлеет.
Два электровоза тащат дикое количество вагонов.
Станция Угольная, последняя перед Владивостоком.
На соседнем пути стоит пассажирский поезд Владивосток — Иркутск. Огромный новый красный электровоз ЭП1 дает свисток и утягивает свой состав в сторону Иркутска. А поезд Москва — Владивосток отправляется в сторону Владивостока.
Поезд идет по берегу Амурского залива. Амурский залив в тумане.
Идет сто сорок шестой час поездки.
Седьмой день
Постепенно светлеет, значит, это уже день.
Вдали на Амурском заливе маячит какой-то темный объект — островок, сооружение или, может быть, судно.
Небольшой, кривенький, жалкий пирс.
Вереница старых двухэтажных розовых жилых домов.
Автосервис Субару.
Огоньки какого-то судна на Амурском заливе.
Пирс, облепленный множеством катеров.
Катера, катера, катера. Их очень много.
Высокие жилые дома на сопках.
Квартал новых разноцветных трехэтажных домов, не особенно красивых. Наверное, это элитный жилой комплекс.
Маленькая новая церковь.
Несколько старых ветхих домов, на одном из них вывеска “Автоматика”.
Поезд прибывает на станцию Владивосток. Теперь его следует покинуть. Как говорится, поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны.
146 часов закончились.
* * *
Дальше не особо интересно. Блуждание по Владивостоку, поездка на остров Русский, опоздание на самолет в Москву, знакомство с Василием, Николаем и Андреем, все же вылет в Москву, девять часов монотонного полета, прилет в Домодедово, автобус 308 до Домодедовской, на такси домой по Кольцевой дороге. Отсутствие сопок, отсутствие заснеженных горных вершин, отсутствие быстрых прозрачных горных речек.
Ну и хорошо.
Примечание автора.
Весь этот текст, кроме двух последних абзацев, был написан в поезде № 2 “Россия” Москва — Владивосток при помощи коммуникатора HTC P4350, которому автор выражает искреннюю благодарность.
11—22 июня 2010 года