Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2010
Дина Рубина.
Белая голубка Кордовы: Роман. — М.: Изд-во “Эксмо”, 2009.
Леонид Гомберг
Утраченный удел
Саккариаса Кордовина
После завершения работы над романом “Почерк Леонардо” — летом 2008 года — Дина Рубина жаловалась на неимоверную усталость, опустошенность, “выжатость”. Свое состояние она объясняла тем, что около года ей пришлось сживаться с “чуждым” материалом, обращаясь к магии и вообще неестественным формам постижения жизни, с далеким ей миром цирковых артистов — людей особенных, логика поступков которых часто не понятна окружающим. На новой книге намеревалась отдышаться: ведь это ее — Дины Рубиной, дочери и жены художников, — мир. Но не тут-то было…
Главный герой романа “Белая голубка Кордовы” — художник, его творческое лицо формировалось среди питерской, вернее, ленинградской богемы 70-х годов прошлого века. Но “предлагаемые обстоятельства”, в которых он оказался, экстремальны. Фабула натянута, как струна, еще один маленький поворот колка — и она лопнет, не выдержав напряжения, и все повествование обернется банальным детективом. Кажется, что в некоторых местах следовало бы притормозить, дать передышку если не себе, то читателю — с помощью лирических вздохов и умных разговоров. Но автор неумолим, а когда вдруг неожиданно притормаживает, то только для того, чтобы не перегрелась сама фактура романа. Такова манера Рубиной: маневрировать на предельной скорости, а уж что там получится — триллер, детектив, семейная сага, мистическая драма или все вместе — дело десятое, пусть об этом задумываются читатели, критики, историки, если им интересно.
Избыточное натяжение ткани повествования обусловлено выбором героя, который в силу врожденных причин противостоит нормам общественной морали. Но что интересно: автор не просто сочувствует этому “аморальному типу”, но, кажется, глядит на него с нежностью и большой симпатией. Хотя, разумеется, точно угадывает тот самый изначальный (может быть, адамический) нравственный изъян, заложенный еще во времена его предков-разбойников. Существовали эти предки на самом деле или это просто призраки семейных легенд — другой вопрос, не литературный, а исторический. Но Рубина уверена: были, конечно, были, и в этом-то все и дело. Более того…
“…С моей стороны, — пишет Дина Рубина в эссе “Воскресная месса в Толедо”, — было одно обстоятельство, о котором и упоминать -то неудобно. […] Вполне устойчивое сновидение, сопровождающее меня по всей жизни. И не то чтобы страшный или вещий, или предостерегающий какой-то сон, да и бессюжетный, одинокий и безлюдный… Мостовая средневекового города, и я иду по ней босая… Довольно явственная мостовая — крупная галька, выложенная ребром, — рыбий косяк, прущий на нерест… И больше ничего.
…Я стала подумывать об Испании, тем более что, по уверению отца, глубокий и разветвленный корень бабкиного рода Деспиноза (или по-простому — Спиноза, а по-тамошнему, по-ихнему — Эспиноза) уходил в земли Сфарада”.
Судя по всему, о своих испанских предках Дина Рубина думала много лет, так что роман стал своеобразным итогом (скорее всего промежуточным) этих размышлений. Результаты изысканий о семейных корнях люди фиксировали с давних времен. Самая известная книга такого рода — Библия, которая в некотором смысле является зримой фиксацией родословной всего человечества. Разумеется, любые сопоставления на этом поле некорректны. Речь идет всего лишь об извечном стремлении человека и отдельных групп человечества к установлению чреды собственных предков, как можно больше удаленных во времени от сегодняшнего дня.
От далеких предков герой Дины Рубиной наследует решительный характер и артистическую натуру. Вообще слова “артист”, “художник” имеют в ее книгах особый привкус авантюризма. Читатель помнит рискованные похождения главаря банды Екатерины Щегловой по прозвищу Артистка в романе “На солнечной стороне улицы”. Для героя новой ее книги общественная мораль и Уголовный кодекс — не более чем досадные недоразумения; их следует преодолеть просто потому, что они некстати возникли на пути, причем талант мастера поможет сделать это уверенно и элегантно. В той, самой первозданной, бездне души, которую исследует Рубина, законы физического и общественного бытия искажены, а следовательно, с расстановкой знаков “плюс-минус” необходимо соблюдать осторожность.
Читатель знакомится с главным героем романа Захаром Кордовиным — талантливым художником, искусствоведом, экспертом и мастером подделки шедевров живописи — в тот момент, когда тот впаривает незадачливому коллекционеру из нуворишей “пейзаж Фалька” собственного изготовления. В основе подделки у Кордовина всегда лежит малоизвестный подлинник, приобретенный на аукционе или по случаю и приправленный специально созданной легендой — “провенансом”. Эксперт появляется на страницах книги уже опытным аферистом, проворачивающим крупные сделки с участием акул “картинного бизнеса”. Сюжетные линии романа строятся вокруг этой незаурядной личности — расходятся, собираются вместе, переплетаются, создавая уникальный графический рисунок, свойственный прозе Дины Рубиной.
Захар Кордовин родился в Виннице в послевоенные годы, учился живописи в Ленинграде, несколько лет провел в Стокгольме, теперь живет в Иерусалиме, а для устройства своих дел мотается по всей Европе. Словом, гражданин мира. Кроме упомянутой сделки с “пейзажем Фалька”, эксперт затевает еще одно перспективное дело: создает миф о некоей художнице круга Ларионова и Гончаровой на базе трех картин малоизвестных живописцев, близких к русскому авангарду. Но это еще, как говорится, семечки. Совершенно случайно цепкий глаз эксперта обнаруживает в одном из испанских кафе, где-то в коридоре возле туалета, старинную картину, датированную 1600 годом. Ее автор — некий Саккариас Кордовера, полный тезка Захара, ученик самого Эль Греко. Картину Кордовин приобретает за бесценок, понимая, что после соответствующих “доработок” она перевоплотится в шедевр великого мастера. Спустя некоторое время так и происходит: он продает “полотно Эль Греко” Ватикану за огромную сумму —12 миллионов евро. Казалось, ничто не может помешать Кордовину после такой сделки на долгие годы, а то и навсегда лечь на дно и почить на лаврах. Никакие самые современные технические ухищрения не способны распознать подделку. Да и в полной ли мере это подделка? Ведь подрамник, рама, холст, краски — все подлинное, аутентичное. Более того — признаемся откровенно: можно ли утверждать определенно, что кисть великого маэстро и в самом деле не касалась полотна своего ученика, и не просто ученика, а, возможно, близкого человека. Такое случалось не раз.
Все бы хорошо, если б не одна давняя, еще питерская история. Серьезный коллекционер живописи Аркадий Викторович Босота, “работодатель”, практически товарищ Кордовина, почти случайно обнаружил среди осколков трофейных коллекций времен Второй мировой войны подлинный холст Рубенса “Спящая Венера”, в каталогах числящийся бесследно пропавшим. По настоянию Босоты Захар реставрировал картину подпольно, под строжайшим секретом, не поставив в известность даже своего лучшего друга, замечательного реставратора Андрея Митянина. Засобиравшийся вскоре за кордон коллекционер решил продать картину “новому русскому”, во избежание неминуемых проблем на таможне. Не желая расставаться с картиной окончательно, он попросил Захара сделать для него копию “на память”, разумеется, сохраняя сверхсекретность. Вскоре после отъезда Босоты выяснилось, что копия как раз осталась в Питере, а подлинника вместе с коллекционером след простыл. Разумеется, “новый Третьяков” не смирился с обманом и стал разбираться со всеми подозреваемыми “по понятиям”. С пристрастием был допрошен Митянин, который ничего не сказал, потому что ничего не знал. Но сердце парня не выдержало. Смерть друга стала вечной болью Захара: он решил во что бы то ни стало расквитаться с Босотой. Однако не успел. Детектив, к которому обратился Кордовин, выдал наемным убийцам и его, Захара, след. За ним началась настоящая охота.
Несмотря на то что на стороне Захара Кордовина все преференции автора: умница, смельчак, красавец, — ничто не может отменить очевидного и неприглядного факта: Кордовин — жулик, жулик матерый, хитрый, неумолимый. Вот уже нет в живых друга Андрюши, убит Босота, изувечена верная подруга Марго… Кто следующий? И тут автор находит “рыцарский” поворот сюжета. Ведь Захар — не просто парень с нашего с вами винницкого или питерского двора. Он потомок старинного рода испанских евреев, славного своими сановниками, художниками, пиратами. Кордовин понимает: он, конечно, способен очень долго продолжать игру со смертью и, имея немалое состояние, даже уцелеть. Но при этом вокруг неизбежно будут гибнуть близкие люди. И он выбирает для себя тот же самый финал, который однажды, много лет назад, уже опробовал его решительный дед — старший майор НКВД (генеральское, между прочим, звание) Литвак-Кордовин, предпочтя самоубийство репрессиям и позору. Собственно, гибелью Захара от пули снайпера кончается книга, точнее, ее основная интрига — детективная. Но в романе Дины Рубиной есть еще одна линия и совсем другая история — авантюрно-мистическая…
Много лет назад (“до нашей эры”, как говорил Захар Кордовин) в Виннице объявился некий “испанец” —“страшный человек, то уезжал черт-те куда и пропадал месяцами, то приезжал опять… Будто его гнала по свету какая-то нечистая сила”. Вроде бы он приходился Захару “пра-пра…” Этот человек утверждал, что его предки были самыми настоящими пиратами. Вся эта экзотика в провинциальной и сухопутной Виннице, конечно, не лезла ни в какие ворота здравого смысла. Но “испанец” стоял на своем, вплоть до того, что велел после его смерти выбить на могильном камне странные слова: здесь, мол, лежит командант-майор гражданской гвардии острова Кюрасао, консул Нидерландов в Уругвае. Фамилия этого человека была Кордовер или Кордовин. И на местном еврейском кладбище действительно имелось надгробие с неизвестными письменами и выбитым парусником.
Вероятно, от этого необычного родственника к деду Захара попал старинный “кубок” с непонятной надписью, на котором был выгравирован скользящий по волнам трехмачтовик с поднятыми парусами. Старший Кордовин называл этот “кубок” своим “уделом” и завещал дочери, тете Захара — та пронесла “удел” через годы, в том числе и через ад ленинградской блокады. К ее негодованию и ужасу племянник бездумно продал реликвию, когда ему понадобились деньги, — этот прискорбный случай стал кошмаром всей жизни Кордовина.
Через много лет, с помощью своей подруги Пилар, женщины, не чуждой мистических откровений, распутывая нити судьбы испанского художника Саккариаса Кордовера, Захар установил, что его полный тезка действительно имел отношение к великому живописцу. Оказалось также, что в архиве имеются два письма к нему сыновей-близнецов Саккариаса и Мануэля. Письма пришли с одного из островов Карибского моря и писаны на ладино, языке испанских евреев. Из этих писем можно заключить, что оба они были пиратами. На каждой странице нарисован от руки характерный знак — трехмачтовый галеон.
Возможно, все именно так и было: история знает и не такие сюжетные повороты. Может быть, и далекая пра-пра-…бабка Дины Рубиной когда-то на самом деле шла босая по булыжным мостовым Толедо, что зафиксировалось однажды и воспроизводится через полтысячи лет в сновидениях писателя. “Вещие” сны играют важную роль в сюжете романа. В снах самого Захара Кордовина всплывает уже упоминавшийся утраченный “кубок” (на самом деле, так называемый “кос-кидуш” — сосуд, предназначенный для сакральных целей в иудаизме) как символ утраты основополагающих духовных ценностей, после чего жизнь теряет смысл.
На концерте фламенко в Кордове Захар слышит старинную песню, в которой “суровый ангел” возвещает, как бы прямо относящееся к нему:
Вот пришла твоя смерть,
Так где ж твой удел,
То богатство, что веками копили
Твои непокорные предки?
Ты растратил его…
Может быть, в этих нехитрых словах главный “урок” романа Дины Рубиной. Дело не в том, насколько твои поступки соответствуют морали общества, в котором ты живешь, ведь само общество руководствуется лживой моралью. И даже не в том, что думают о тебе окружающие — ценят друзья, любят женщины, ненавидят враги. Все эти чувства, по большому счету, переменчивы и преходящи, часто меняют знаки на противоположные. Но твой “удел” вечен, хотя порой кажется эфемерным или воплощенным в самых простых вещах, вроде “кубка”; утратив его, ты теряешь не только себя, но и свой род, предков, ушедших на костер инквизиции, погибших в погромах, сгоревших в печах Освенцима.
В молодой танцовщице фламенко Мануэле он узнает черты свой горячо любимой матери. А она, эта странная женщина Мануэла, мать-сестра-любимая, приходит в восторг, услышав имя Саккариас. Ее дед рассказывал историю двух благородных рыцарей, дона Мануэля и дона Саккариаса, бежавших от преследований церкви на какие-то далекие острова и ставших морскими разбойниками. А поскольку дедушку звали Мануэль, то девочка, разумеется, спрашивала: а где, мол, этот дон Саккариас. И дед всегда отвечал ей, что дон Саккариас обязательно вернется…
Поскольку жизнь Захара Кордовина стремительно катилась к трагическому финалу, ему буквально за несколько часов предстояло как-то собрать все линии своей судьбы, связать в узел и найти выход… вперед, в будущее, в легенду. В противном случае от него осталась бы только “белая голубка” — фирменный знак на фиктивных шедеврах. В сущности книга Дины Рубиной — это повесть о времени. Чтобы хоть что-то понять в истории, не стоит устремляться назад. Есть смысл поискать вокруг, в сегодняшнем дне, поплутать по закоулкам нынешнего бытия: глядишь — и здесь, совсем близко, обнаружатся следы далекого прошлого.