Череда историй
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 4, 2010
Шевченко Ганна
родилась в 1975 году в городе Енакиево Донецкой обл. Окончила МАУП (Межрегиональная академия управления персоналом, г. Киев). По образованию финансист. Пишет стихи, прозу. Публикации: интернет-журнал молодых писателей “Пролог”, “Журнал поэтов”, “Зинзивер”, “Футурум АРТ”, “Новая Юность”, “Дети Ра”, “Литературная газета”, “Арион”. В 2009 году вышла книга короткой прозы “Подъемные краны” в серии газеты “Книжное обозрение”. Участник VIII и IX Форумов молодых писателей России в Липках, Волошинских фестивалей. С 2005 года живет в Москве. В “ДН” печатается впервые.
Один час из жизни Ж
Ж вышла из подъезда и направилась к детской площадке. Не успела она сделать десять шагов, как перед ней появилась женщина с прозрачным пакетом в руке. В пакете лежали ботинки. Женщина щурилась, смотрела по сторонам, делала ладонь козырьком, пряча глаза от солнца. Когда она заметила перед собой Ж, спросила:
— Вы не знаете, где ремонт обуви? Я давно живу в этом районе, но ни разу не приходилось обращаться к мастеру. А сейчас такое… Время чинить обувь.
— Да, конечно, я знаю, — ответила Ж, — не раз к нему обращалась. Он хороший мастер, знает свою работу. Пройдите вон туда, за тот дом. А там еще один. Пройдете вдоль него и увидите дом, который стоит рядом. Обойдете слева и в торце увидите дверь с вывеской: “Ремонт обуви”.
— Куда, покажите еще раз? — сказала женщина, сощурившись. — У меня плохое зрение.
Ж подошла к ней ближе и указала направление рукой:
— Вон туда, видите? Смотрите на направление моего указательного пальца. Видите?
— Плохо… — ответила женщина, — но я думаю, что найду. Спасибо…
Женщина с пакетом пошла в указанном направлении, а Ж продолжила свой путь к детской площадке.
Через пару минут ее обогнал крупный мужчина с собакой на поводке. Он взглянул на Ж и спросил:
— Можно сказать вам пару приветливых слов?
— У меня нет прописки, — ответила Ж.
Мужчина больше ничего не сказал и пошел дальше, придерживая собаку за поводок.
Когда Ж добралась до детской площадки, солнце было в зените. Недалеко от горки стояли трое качелей параллельно друг другу. Ж села на крайние и стала качаться. Прошло несколько минут, и на площадку пришли две толстых женщины с короткими стрижками. У одной волосы были светлые, у другой — коричневые. Они сели на двое других качелей и тоже стали качаться. Они сидели лицом друг к другу и разговаривали. Коричневая сидела спиной к Ж.
— Они стали по ночам выключать свет, — сказала коричневая.
— Вчера тоже, — согласилась светлая.
— А если у кого-то маленькие дети, — продолжила коричневая, — встанут ночью покормить ребенка, а света нет.
— Я проснулась сегодня в час, а вокруг темнота, — сказала светлая.
— Нужно позвонить в службу, — сказала коричневая, — у тебя нет городского телефона?
— Нет, — ответила светлая.
— А у вас нет городского телефона, — спросила коричневая у Ж, слегка повернув лицо.
— С собой нет, — ответила Ж.
На площадке появилась женщина с пакетом в руке. Она щурилась и смотрела по сторонам. Ж встала с качелей, сделала шаг навстречу женщине. Ботинки лежали в пакете.
— Не нашли? — спросила Ж.
— Я пошла, куда вы указали, и оказалась здесь.
— Вы сбились с пути, — сказала Ж.
— Все так сложно, — сказала женщина с пакетом, — я давно живу в этом районе, но ни разу не приходилось чинить обувь.
— Смотрите, вам нужно дойти до того кирпичного дома. Его угол виден за деревьями? Там еще один. Пройдете вдоль него и увидите дом, который стоит рядом. Обойдете слева и в торце увидите дверь с вывеской: “Ремонт обуви”.
— Да, я поняла, я почти поняла, спасибо, — сказала женщина с пакетом и пошла в указанном направлении.
Ж решила вернуться домой и сделала несколько шагов. Вдруг толстая женщина с коричневыми волосами вскочила с качелей и плеснула помои на спину Ж из детского пластмассового ведерка, невесть откуда появившегося в ее руках. Ж почувствовала прохладную, липкую грязь и сказала:
— Все так сложно.
Когда она отошла от детской площадки, снова увидела крупного мужчину с собакой на поводке. Мужчина стоял на обочине, а собака писала под куст. Он заметил Ж и, видимо, забыв, что у нее нет прописки, задал тот же вопрос:
— Можно сказать вам несколько приветливых слов?
— У меня спина грязная, — ответила Ж.
— Это не страшно, — сказал мужчина, — духовное важнее материального.
— Все так сложно, — сказала Ж и направилась к своему подъезду.
Когда приблизилась, увидела на скамейке женщину с пакетом в руке. Она сидела, беспомощно свесив руки и опустив голову на грудь. Ботинки были в пакете.
— У вас снова не получилось? — спросила Ж.
— Я давно живу в этом районе, — ответила женщина.
— Он хороший мастер, он вам поможет.
— У меня плохое зрение, — сказала женщина.
— Подождите меня здесь, я помою спину и отведу вас, — сказала Ж и поднялась к себе.
Она помыла спину, вытерла полотенцем, оделась и услышала телефонный звонок. Ж подняла трубку.
— У вас есть свет? — спросил голос.
— Есть, — ответила Ж, положила трубку и спустилась по ступенькам вниз.
Коптильня
Это случилось дней десять назад. Очередь в кассу двигалась быстро. Передо мной стояла полная женщина в голубой блузе. В ее тележке лежала коричневая коробка с надписью “Коптильня”. Она расплатилась и пошла к выходу.
Покупок у меня было немного: батон да бутылка кефира, поэтому через несколько минут я догнала женщину с коптильней и снизила скорость, чтобы двигаться с ней синхронно. Шла, рассматривая ее широкую спину, вздрагивающие бедра и большую коробку в желтом пакете. Так мы дошли до моего дома, и я с удивлением заметила, что женщина с коптильней входит в мой подъезд: раньше я здесь ее не встречала.
Когда женщина стала подниматься на мой этаж, я подумала, что она знакомая кого-то из соседей, но, когда она остановилась возле моей двери и, не дав мне опомниться, проникла в мою квартиру сквозь запертую дверь, мне ничего не оставалось, как открыть ключом, войти и спросить, что она делает в моей квартире.
— Я поссорилась с мужем, — ответила она, оглядываясь по сторонам и что-то выискивая глазами.
— Вы что-то ищете? — спросила я.
— Куда мне поставить пакет?
Я показала ей на угол возле двери. Она поставила пакет с коптильней в указанное место.
— Я часто ссорюсь с мужем, — сказала она, — вы меня понимаете?
— Да, понимаю, — ответила я.
— Я сама провоцирую скандалы.
— Зачем вам это?
— Когда не ссоримся, мы ложимся вечером в постель, и он вынуждает меня делать это. Вы понимаете?
— Отчасти.
— Я не знаю, зачем ему это нужно. Понимаете?
— Не совсем.
— Мне кажется, гораздо логичнее лечь в постель и спать. Как вы думаете?
— Ну…
— А когда мы в ссоре, я ложусь, поворачиваюсь к стене и спокойно сплю. Ведь когда муж и жена в ссоре, они обычно это не делают. Так ведь?
— Наверное.
— На днях мы сильно поссорились, а я, вот, купила коптильню. Боюсь, что он будет недоволен. Пусть она постоит у вас недолго, я помирюсь с мужем, подготовлю его, расскажу о коптильне, а потом приду, заберу. Хорошо?
— Да, конечно, пусть постоит, — ответила я и не успела опомниться, как она вышла так же, как и вошла, сквозь запертую дверь.
Не знаю, помирилась ли та женщина с мужем, но за последние десять дней рядом с коптильней появились фритюрница, миксер и складной мангал для шашлыка.
А еще я несколько раз пыталась пройти сквозь закрытую дверь, но у меня не получилось.
Пакет
— Во мне — сто двадцать четыре килограмма, — сказала она и села рядом.
Я подвинулась, а она немного поелозила по сиденью, чтобы устроиться удобней, и замерла, положив руки на колени. Я оказалась зажатой между стеной и ее большим телом, в ладони моей блестела упаковка от съеденного мороженого, которую некуда было выбросить, и я решила, что мне не повезло.
— В соседний вагон зашел контролер, — сказала она, — сейчас побегут зайцы.
И действительно, внезапно через вагон хлынул поток зайцев. Они застыли, как чиновники в финальной сцене “Ревизора” и проплывали в однообразных позах, словно манекены на конвейерной ленте.
Вагон опустел, и, наконец, появился Контролер. Он подходил к оставшимся пассажирам с указкой в руке, как школьный учитель. Показывал на лицо человека, что-то говорил в пустоту, словно проводил экскурсию себе самому.
Вскоре он подошел к нам и указал на мою соседку:
— Посмотрите на этот экспонат, весит она сто двадцать килограммов.
— Сто двадцать четыре, — поправила женщина.
— Посмотрите на угол расположения ее морщин. Вот эти свидетельствуют о сварливости, а вот эти о полной беспомощности… А ее рот! Это же находка! Края обвисли, как ветви ивы, и вросли корнями в подбородок. Но, несмотря на то, что рот по форме напоминает подкову, эта женщина никогда не была счастлива…
— Еще бы, — сказала она, — тридцать лет с неудачником…
Контролер собрался уходить, но я окликнула его:
— Почему вы не смотрите на меня? Почему не машете указкой? Почему не смотрите направление морщин? — возмутилась я.
— Вам нужно избавиться от мусора, — сказал Контролер, — вот, познакомьтесь — это Пакет.
И тогда я заметила, что у его ног стоял зеленый целлофановый пакет с надписью “Гринпис”. Он шевельнулся и, неуклюже переваливаясь, направился ко мне, используя нижние углы как лапы.
— Приятно познакомиться, — сказала я и бросила в него упаковку от мороженого.
Контролер направился к следующему пассажиру, а Пакет остался со мной. Теперь он сопровождает меня, куда бы я ни двигалась.
Зонт
— Когда я замужем, я увядаю, — говорила она, сидя в глубоком кресле-ракушке, — черты мои стираются, взгляд меркнет, кожа тускнеет. А стоит развестись — расцветаю, как роза, излучаю мерцание сквозь поры лица.
Она протянула руку, взяла с тумбочки пилочку и стала подпиливать ноготок на мизинце.
— Зачем ты столько раз выходила замуж? — спросила я.
— Не знаю, — ответила она, — получалось как-то само собой…
Мне нужно было уходить, и я сказала ей, что пойду, что сама захлопну дверь, пусть она не встает, не беспокоится, подпиливает дальше свой мраморный ноготок.
Я вышла в прихожую, набросила на плечо свою сумочку и почему-то прихватила ее зонт. Маленький аккуратный зонт янтарного цвета с чуть заметными горчичными вкраплениями. Я не понимала, зачем взяла его. Я вышла, захлопнула дверь и, спускаясь по ступенькам, думала, зачем же я его взяла?
Вдруг щелкнул замок. Она показалась в дверях и крикнула:
— Ты случайно не видела мой зонт?
В это мгновение я подумала, что, если я скажу ей, что зонт у меня в руке, она спросит, зачем я его взяла, а я не найду что ответить. Что я могу на это ответить, если сама не знаю, зачем взяла его. Я крикнула: — нет! — и стала коряво и неуклюже прятать зонт под полу пиджака. Я подумала, что сейчас тихо унесу его, а потом принесу и незаметно положу куда-нибудь, например, под кресло-ракушку. А потом буду вместе с ней удивляться тому, как он оказался под креслом и почему раньше она его не заметила. К тому же мне не нужно будет придумывать нелепые объяснения, зачем я взяла этот зонт, а она не будет при этом смотреть на меня взглядом, от которого захочется умереть.
Но у меня не получилось как следует его спрятать, у меня дрогнула рука, из-под пиджака показался его краешек.
Она увидела его, посмотрела на меня тем самым, невыносимым взглядом и заговорила:
— Почему ты взяла мой зонт?! Зачем ты держишь его под пиджаком?! Для чего он тебе нужен?! Как ты объяснишь свое нелепое поведение?! Отчего ты молчишь? Что за вздор! В чем логика?!
И вдруг что-то жившее во мне и долгое время не находившее выхода выстрелило, как пробка от шампанского, исторглось, как пена его, как брызги:
— А как ты мне объяснишь то, что ты отбила у меня первого мужа? Скажи мне, почему ты сразу после венчания соблазнила второго? Отчего я застала тебя в постели с третьим?! Почему ты тайно встречаешься с четвертым? Что за вздор?! В чем логика?! Отчего ты молчишь?!
Мои слова звенели и рассыпались по лестничным пролетам, а она стояла и смотрела на меня взглядом, от которого хотелось умереть.
Твои прекрасные глаза
Мой муж очень рассеян, он часто теряет части тела. В основном это пальцы. Подобрать им замену не так просто. Биологи выращивают, как правило, органы стандартной формы, и человеку с индивидуальными особенностями трудно подобрать себе подходящий. Когда муж потерял указательный палец правой руки, я долго бегала по магазинам биоматериалов и разыскивала длинный, как у пианистов, палец с продолговатым ногтем. Когда же я, наконец, нашла то, что искала, и принесла его домой, этот указательный палец оказался настолько длинным, что средний теперь был короче на полсантиметра. Но муж сказал, бог с ним, и мы прекратили поиски.
Этим летом в Ялте на пляже он потерял большой палец левой ноги. Вышел из моря — а пальца нет. В такое время в курортных городах в магазинах биоматериалов — пустые прилавки. Отдыхающие напиваются, теряют контроль над собой и вдвое чаще теряют части тела. Мы даже отчаялись вначале и решили, что он поедет в Москву без пальца, но случайно, в маленьком магазине на окраине, нашли большой палец левой ноги. На удивление, он оказался продолговатым и крупным, очень похожим на природный.
Но сегодня утром произошел случай из ряда вон. Я мылась в душе, а когда вышла, муж сидел на корточках посреди гостиной, не поднимая головы, и нервно шарил ладонями по полу.
— Что-то случилось? — спросила я.
— Случилось… — сухо ответил он.
— Опять что-то потерял?
— Потерял…
— Что?!
— Что…
— Посмотри на меня! Ты как-то странно разговариваешь!
— Странно разговариваешь…
— Посмотри на меня!
Он поднял голову, и я увидела, что у него нет глаз! Только розовые впадины с красными прожилками.
— Боже мой! Что случилось?
— Случилось… — ответил он.
— Где ты мог их потерять? Ведь десять минут назад они были на месте!
— На месте…
Я принялась искать его глаза по всей квартире. Заглядывала под столы и тумбочки, передвигала стулья, шарила веником за шкафами, рылась в комодах. Глаз нигде не было.
— Мне кажется, я смыл их в унитазе, — сказал муж, — когда я вышел из туалета, вокруг потемнело.
— В таком случае, нужно бежать в магазин за новыми глазами.
— Купи мне, пожалуйста, голубые…
— Но ведь у тебя были серые!
— Пожалуйста…
Я набросила плащ, бросила в карман кошелек и побежала в магазин биоматериалов. К счастью, недавно был завоз товара, и выбор глаз был большим. Я выбрала голубые, глубокие, чистые. Продавец в бело-розовой форме корпорации “БиоДетали” сказал, что глаза приживаются сложнее, чем другие органы, и могут быть побочные эффекты. Нужно первые несколько дней бережно обращаться с тем, кому эти глаза предназначены, постараться не волновать его.
Муж долго крутился перед зеркалом, рассматривая себя:
— Как я тебе?
— Хорошо, — ответила я, — только непривычно…
— Мне нравится, — сказал он.
Вся улеглось, я стала готовить обед, а муж, как обычно по выходным, взял пульт, лег на диван и включил телевизор.
Вдруг я услышала, что он ругается. Я испугалась и направилась в гостиную. Он сидел на диване, щелкал пультом и возмущался:
— Черт! Что это за мерзость! Как я раньше мог это смотреть! На всех каналах — одно дерьмо! Черт! Ведь я раньше смотрел это!
— Включи dvd, — предложила я.
Он подошел к полке, на которой стояли диски, и стал перебирать их. Потом яростно смел:
— Новые комедии… голливудские мелодрамы… блокбастеры… триллеры… Какая мерзость! Нечего смотреть! Нечего смотреть!
— Успокойся, пожалуйста, — сказала я, — приляг на диван. Сейчас я тебе сделаю чай с мелиссой. Возьми книжечку, почитай… успокойся…
Он поднял глаза, просмотрел книги, которые стояли на верхней полке.
— О, Боже! Да здесь же одна макулатура! У нас в доме ни одной приличной книги! Одни глянцевые рожи! Как мы живем!
— Пожалуйста, успокойся, — утешала я его, — сейчас я сбегаю в книжный магазин и куплю все, что ты захочешь.
Я побежала на кухню, налила в стакан немного воды и добавили двадцать капель корвалола. Вернулась, протянула стакан мужу, но он оттолкнул мою руку, и лекарство выплеснулось на пол.
Я набросила плащ, взяла кошелек и вышла из квартиры. Он выбежал вслед за мной на лестничную площадку и повторял:
— Блие! Феллини! Гринуэй! Антониони! Бергман!
А когда я вышла из подъезда, он выскочил на балкон и кричал мне вслед:
— Борхес! Кафка! Пруст! Гессе! И Джойса! Джойса не забудь!
Мой мир и все, что в нем
Я почти не помню своего детства. Те редкие вспышки воспоминаний, которые возникают в сумрачной моей жизни, скорее похожи на кадры давно увиденного детского фильма. Себя я вижу как-то со стороны, отчужденно, и не могу вспомнить ни одной мысли, ни одной эмоции, которые трогали бы меня тогда.
Семья у нас была большая и бедная, замуж я вышла рано, и все четкие, осознанные воспоминания начинаются с того момента, как муж привез меня в наш уединенный дом. Супруг мой был философом и сторонником нового трансцендентализма. Он проповедовал возврат к природе и критиковал современную цивилизацию. Из книг в нашем доме был томик Генри Торо “Уолден, или Жизнь в лесу”, собрание сочинений Жан-Жака Руссо и потрепанная подшивка напечатанного на тонких листах труда Диогена Лаэртского “О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов”.
В молодые годы мой муж вел разгульный, богемный образ жизни, но, пережив ряд потрясений и разочарований, решил навсегда уединиться в тихом доме на окраине цивилизации. Прежде, чем стать отшельником, он приехал к моим родителям и попросил моей руки. Отец, опасаясь, что молоденькая девочка из бедной семьи может не найти приличной партии или пуститься во все тяжкие, как многие из моих ровесниц, не долго думая, дал согласие на брак.
Так я совсем еще неопытной девчонкой оказалась под одной крышей с незнакомым мужчиной намного старше, в скромной деревянной избе на берегу тихого озера.
Жили мы скромно и тихо. Мой муж разбил возле дома большой огород и построил несколько сараев. К тому моменту, как я вошла в дом, он закупил цыплят и молоденькую рябую телочку. А вскоре у нас появились два поросенка.
Посреди кухни стояла большая русская печь. Дрова муж готовил все лето. Приносил из леса спиленные деревья, делил их на поленья, сушил, рубил и складывал под навес. Также все лето мы готовили запасы на зиму. Растили овощи на грядках, собирали в лесу грибы, ягоды, лечебные травы.
Порой он ходил в лес на охоту, иногда с удочкой сидел на берегу озера.
Свободного времени у нас почти не оставалось. С раннего утра мы занимались хозяйством, а поздно вечером, уставшие, ужинали и ложились спать. Разговаривали мы мало. На всякий мой вопрос он коротко отвечал словами Кратета: “Жевать бобы и не знавать забот”. Когда я заводила разговор об одиночестве, он говорил, что одинок тот, кто окружен льстецами. А супружеские обязанности исполнялись как-то стерильно, словно проводилась медицинская процедура.
В свободные минуты, которые мне выдавались, я сидела на берегу, на деревянной кладке, наспех сколоченной моим мужем, и смотрела на гладь озера. Иногда бросала камушки и считала круги, расходящиеся по воде. Когда хватало времени, плела венки из полевых цветов и пускала по глади озера. Зимой вязала или шила пледы из кусочков старых лоскутов.
Муж в это время обычно забирался на чердак и занимался “своими вертушками”. Он конструировал установку для превращения энергии ветра в электрическую. В темное время суток мы использовали свечи, но он мечтал соорудить собственную, миниатюрную электростанцию. Весь чердак был завален приборами, катушками проводов, коробками с инструментами. Мы жили в тихом месте, окруженном сосновым лесом, и сильный ветер был для нас редкостью. Но муж был настойчив и день ото дня каждую свободную минутку сидел на чердаке и делал измерения.
От прошлой жизни у моего мужа осталась старая “Нива”, которую он выгонял иногда из деревянного гаража и ехал в город. Я ни разу там не была, даже не знаю, как он назывался. Я несколько раз просила взять меня, но муж отказывал, говорил, что город агрессивен, что он подавляет и опустошает человека. Он загружал в багажник излишки нашего хозяйства и вез продавать на рынок. После покупал самое необходимое и к вечеру возвращался домой. Иногда он привозил мне какую-нибудь безделушку — зеркальце или бусы. Иногда нитки или пряжу для рукоделия.
Однажды, оставшись одна, я полезла на чердак. Уезжая, муж поручил мне оборвать липовый цвет, и, чтобы его высушить на зиму, я решила освободить немного места на чердаке. Забравшись туда с мешком липы, я аккуратно освободила небольшую площадь. Перекладывая приборы, я старалась сохранить порядок, в котором они лежали на полу, чтобы муж не ворчал на меня. Высвобождая место в углу под самой крышей, я обнаружила небольшую коробку, заваленную старыми тряпками. Открыла ее и достала небольшой телевизор с выдвижной антенной. Мой муж никогда не говорил, что купил его. Напротив, несколько раз уверял, что телевидение — это самое страшное оружие цивилизации.
Еще до замужества, когда я жила с отцом и матерью, я, конечно, иногда видела передачи. В основном мне позволяли смотреть новости. Порой краем глаза следила за сериалами, которые смотрела мать. Конечно, мне всегда хотелось остаться наедине с телевизором и насмотреться того, что душа пожелает. Я провела рукой по маленькому телевизору, найденному на чердаке, и нажала красную кнопку.
На чердаке я провела полдня. Чего я только не увидела за это время! Рекламу дорогих курортов на берегах лазурных морей, косметических средств, делающих кожу мягкой и бархатистой, современной бытовой техники, способной выполнять всю домашнюю работу и облегчить жизнь женщины. Узнала, что если брить ноги каким-то особенным лезвием, то шелковый платок, брошенный на гладкую поверхность ноги, юрко проскользнет по всей голени, нигде не зацепившись. Меня поразила передача, в которой дизайнеры интерьера приехали домой к зрителю и за считанные минуты преобразили его жилье. Мне даже во сне не снилась такая красота! Гладкие стены, покрытые гипсокартоном, пол, застеленный ковролином, белые подвесные потолки с обилием встроенных лампочек!
Когда муж ближе к вечеру вернулся с рынка, сразу заметил во мне перемену.
— Что с твоим лицом? — спросил он.
— Ничего, — ответила я.
— Отвечай, — настаивал он.
Я молчала.
— Почему ты не хочешь со мной разговаривать?
— О чем нам разговаривать? — надменно спросила я.
— Ты нашла его! Я так и знал! Нужно было забрать его с собой! Ах, мерзкий, мерзкий ящик!
Я повернулась и направилась к дому. Он догнал меня и схватил за руку.
— Ты хочешь увидеть мир! Ты хочешь увидеть омерзительный мир! Ты злишься, что я прячу его от тебя!
— Да! Ты упрятал меня в эту тюрьму! Превратил в бесплатную рабыню! Держишь меня на привязи, как собачонку!
Он на минуту задумался, затем с силой потянул меня за руку и швырнул на переднее сиденье машины, которая все еще стояла возле дома. Сел за руль и завел мотор.
— Ну, держись! Сейчас ты все увидишь!
Около часа мы неслись по лесной дороге. После перед моими глазами раскинулась бескрайняя степь, выжженная солнцем. Дорога, по которой мы ехали, словно делила ее пополам, и вокруг был виден только горизонт. Еще один час пути мы провели в полном молчании. Муж, словно восковая фигура, держался за руль и смотрел перед собой. А я, вдоволь насмотревшись по сторонам, нервно комкала подол платья.
Наконец, впереди показалось какое-то сооружение. Издалека оно было похоже на яркий высокий бисквитный торт, выложенный на блюдо степи.
— Что это? — спросила я мужа.
— Супермаркет, в котором есть все! — ответил он.
Мне представлялось, что магазины являются частью города, и теперь это огромное сооружение, построенное посреди голого поля, казалось неестественным.
Мой муж остановил машину возле входа.
— Иди, — сказал он, — я буду в машине.
— Но у меня нет денег, — ответила я.
— Они тебе не понадобятся.
Я вышла, хлопнула дверью и пошла к магазину. Все его стены оказались стеклянными. Вверху, ближе к крыше, был вывешен ряд ярких рекламных щитов. Я остановилась на минуту, с нетерпением наблюдая жизнь, бурлящую за прозрачными витринами. Супермаркет был полон людей. Полки завалены товарами. Возле каждого отдела стояли продавцы в одинаковой одежде со значками на груди.
Я подошла к двери с надписью “вход” и дернула за ручку. Дверь не открылась. Я дернула еще раз. Снова то же. Я пошла вдоль прозрачной стены. В этом магазине было много-много дверей, и я дергала за ручку каждую из них. Я обошла по периметру все здание. Ни одна из дверей не открылась. Мне подумалось, что это какая-то ошибка и снова попробовала обойти все двери. Все входы были закрыты. Я в отчаянии прижалась к стеклу и стала бить кулаками. Никто меня не услышал, не повернулся в мою сторону.
И вдруг я увидела то, чего не замечала раньше. Все покупатели в магазине, все продавцы, все прилавки и тележки были сделаны из цветного картона. Они стояли недвижимые и комичные, как куклы на детской аппликации. Жизни в этом магазине было меньше, чем на старом деревенском кладбище.
Я отшатнулась от стекла и побежала к машине.
— Поехали домой… — попросила я.
— Нет, — ответил он, — я должен показать тебе город.
Начало смеркаться. Мы ехали по степи и все больше отдалялись от дома. Через час стемнело, и я боялась, что мы заблудимся. Наконец, впереди показались огни. Большой, величественный сгусток огней. Я почувствовала волнение и трепет внутри. У меня вспотели ладони, участилось биение сердца. Мне казалось, что сейчас свершится неожиданное чудо, как в детском, святочном рассказе.
Муж остановил машину и сказал мне:
— Выходи.
— Почему? — спросила я, — мы ведь еще не приехали.
— Приехали, — ответил он.
Я вышла из машины и оглянулась. Мы стояли на пустынной плоскости, ярко освещаемой откуда-то сверху.
— Это город? — спросила я.
— Это город, — ответил муж.
Вокруг нас высились мощные, высотные металлические конструкции, густо усеянные яркими фонарями. Огромное, монолитное, стальное чудовище. Скелет города, украшенный огнями, как рождественская елка.
— Это город? — переспросила я. — Где же дома, больницы, школы? Где театры, галереи, гостиницы? Зачем ты меня обманываешь!
— Это и есть твой город, — ответил муж.
— Но ведь его нет! — закричала я.
— Все правильно. Его нет. Это иллюзия. И супермаркета нет. И продавцов нет. И школ нет. И больниц нет.
— Как нет? — не поверила я. — Я ведь все это видела по телевизору!
— Все это тотальный обман! Мощная, глобальная афера! Ловушка для таких дур, как ты! Смотри почаще телевизор! Они тебе еще не такое покажут!
— Но как же это… Я ведь знала людей, которые все это видели…
— Ложь! Все ложь!
Он развернулся и пошел к машине. Я пошла за ним, села рядом и взяла его за руку.
— А ты? Ты есть?
— Меня тоже нет! — ответил он. — Запомни, единственное, что у тебя есть, — это маленький деревянный домик на берегу тихого озера. Запомни это и возвращайся домой.
Это были последние слова, которые мне суждено было слышать. Я почувствовала, как исчезает из моей руки его ладонь, как проседает подо мной автомобильное кресло. Вскоре исчезла машина и сверкающие конструкции вокруг меня. Я лежала на спине посреди ночного, картонного поля. Подо мной был мягкий бархатистый ковролин, от которого пахло травой. А надо мной — бескрайний черный потолок с миллиардами миниатюрных встроенных лампочек.