Из дневниковых записей московского бакинца
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 9, 2009
“В средние века считали: останется в истории тот, кто в эпоху развала, хаоса, утраты ценностей сумеет собрать свой чемодан и перейти в другую эпоху, а в чемодане — его собственные документальные свидетельства, мемуары, дневники, а не вымышленные художественные произведения”, — замечает в своих “дневниковых записях” Чингиз Гусейнов. Сам он — автор и многих известных художественных произведений, и очерков о людях, знаменитых и незнаменитых, с которыми сводила его судьба, и воспоминаний о богатых на события летах своей жизни. Мы предлагаем вниманию читателей фрагменты его дневников, так или иначе связанные с национальными проблемами, осмысленными им, “московским бакинцем”, по его собственному определению.
1996: Жизнь осмысливается ожиданием
29 февраля, чт. Вспомнил, что недавно, усталый после очередной лекции, чувствуя себя на грани заболевания, просил, засыпая, жену, Елену, записать мысль, пришедшую под впечатлением, очевидно, нашей духовно насыщенной встречи-беседы с автором книг о Пастернаке и о. Александре Мене Зоей Афанасьевной Масленниковой, по-своему святым человеком: иудаизму, религии древней и потому укоренившейся в своих самозащитных и несговорчивых постулатах, а также исламу, религии молодой и потому излишне политизированной и воинственной, не хватает современной христианской диалогичности. В идеале хорошо бы, взяв слово “христианское” лишь как прилагательное, вовсе не в религиозном смысле, предварить им, как нравственно-объединяющим началом, самую древнюю и самую молодую религию, предложив нечто новое: христианский иудаизм; христианский ислам.
Звонок из Сумгаита Зумруд, ревностной вдохновительницы моей работы над романом о пророке, переживает, что никак не передаст картину молодого азербайджанского художника “Вознесение, или Мирадж” пророка Мухаммеда.
2 марта, сб. В иудаизме не видишь Бога, как и в исламе, — далек, недосягаем, а в христианстве ты к Нему ближе. То же с Богоматерью: реальная женщина и — приближает к Богу. Нет, иначе: иудаизм ушел в себя, ислам юношески агрессивен, принять бы формулу: иудео-христианский ислам. Здесь ядро моего “Пророка Мухаммеда”, если создам как замыслил: пишу в пику воинствующему фундаментализму всех мастей.
4 марта, пн. Позвонил давнему по аспирантским годам приятелю Нури Османову, который выпустил новый перевод “Корана”: как достать? У него не осталось ни одного экз., переезжает из Москвы на родину, в Махачкалу, продает библиотеку, чтобы купить там дом. “Цель моей жизни, — говорит, — организовать переводы Корана на все дагестанские языки”.
5 марта, вт. Тяжело — сильные боли замучили — умирал Борис Можаев, завтра похороны. Помню, молодой Борис заходил в нашу комнату консультантов по национальным литературам в СП СССР, подолгу сидел у нас, влюбленный в будущую свою жену—латышку Милду Шноре.
6 марта, среда. Не смог отменить запланированную лекцию (три группы, собранные вместе) и пойти на похороны, но посвятил лекцию памяти Бориса Можаева. На похоронах был Солженицын, говорил об умершем как о верном товарище и талантливом писателе; по телевидению дали высказаться о Можаеве именно ему, вдову не показали, участие Солженицына как бы повысило значимость потери, впечатление, что, если б не он — не оповестили б по ТВ.
В Доме творчества разговорился с соседом-казахом, рассказал ему, как из Москвы отправляли в Казахстан гроб с телом Ауэзова. Никак не отреагировал: он, казахский диссидент, — о своем, а я — о казахских моих связях (чувствовал, что ему до лампочки все эти Олжасы, Такены, Ануары, Ахтанов, Есенберлин, чьими именами я сыпал). Борец против Кунаева, Колбина и Назарбаева, выпустил книгу “Призрак независимости”. Мечтает о Нобелевской; пытается добиться аудиенции “хоть на 10 минут” у Солженицына, “передать привет от земляков” (ведь тот сидел в Гулаге на территории Казахстана), чтобы он как лауреат рекомендовал его на премию. Мнит себя потомком Чингисхана — де, тот и все его окружение были казахами: “Пекин в свое время штурмом взял казах-полководец Чингисхан”, государство казахов охватывало территорию Ирана, Ирака, Закавказья. Нобелевская нужна, “чтобы меня не преследовали”, и тогда он разбудит “спящий народ”.
Скольких оригиналов родила “нью-эпоха”! Типология возмутителей: поддержка Дудаева — против России, абхазцев — против Грузии, армян-карабахцев — против Азербайджана.
А потом новый русский рассуждал о литературе: недавно он посетил недешевое художественное действо для элиты, где на сцене было два действующих лица — Герой и Коза. Первый акт: герой перед публикой поимел козу; второй — герой ее зарезал и разделал, развел костер, приготовил шашлык, поел; а третий — снял на виду у всех штаны и… покакал. “А вы тут, — говорит мне, — талдычите о самовыражении в искусстве!”
11 марта, пн. Завтра… я уже мысленно в Иерусалиме.
12 марта, вт. Выхожу из самолета в Тель-Авиве: бакинские запахи! В Москве минус 5, здесь плюс 18. Первые километры дороги — как из аэропорта Бина в Баку! Приехать в сегодня, чтобы оказаться во вчера? Подступы к Иерусалиму… Город-гигант… Белокаменные и под лучами солнца розовые дома на вершинах холмов. Вошел в израильскую жизнь как нож в масло.
Живу у Дениса, сына моей второй жены Елены. Чуть-чуть о нем: год его рождения подлежал поголовному призыву в армию в условиях афганской войны, и родители делали все, чтоб спасти сына, студента-медика, но сработал юношеский принцип: “Все — так все!” И еще профессиональный долг: как может будущий врач обманывать медкомиссию? Воевал в Афганистане, вернулся среди последних, окрыленный, кстати, любовью к Востоку и верой в перестройку. Родина откупилась пайками, а когда Горбачев согнал с трибуны Андрея Сахарова, которому поклонялись афганцы, Денис сказал — годы были советские, — что не хочет тут жить, и с помощью прабабушкиных документов уехал в Израиль. По скупым рассказам Дениса понимаешь, что в афганской войне, о которой, в сущности, мало что знаем, все происходившее было столь непостижимо, что трудно размежевать геройство и предательство, мужество и трусость, жестокость и угрызения совести… Фамилия Дениса — Липтов, это по ивритскому написанию, как и арабскому (съедена гласная а меж согласными п и т), — языки-то родственные, семитские: вот бы такое родство и на уровне геополитики!
Звоню друзьям-бакинцам. Начинаю с Лени Гольдштейна, его развернутая аннотация на мои “Семейные тайны” некогда стоила ему в Баку серьезных укоров. Рад, хочет поговорить с редакторшей русскоязычной “Панорамы” о том, чтобы поместить интервью с человеком мусульманской фамилии в ситуации обостренных отношений с арабами. Не разрешила. [В новом веке уйдет и он сам, что ж, возраст, но вскоре последует за ним в свои 48 лет и сын Александр, я знал его по Баку как молодого ученого, но он успеет прославиться и как русский писатель, получит — такая редкость — Малого Букера и Антибукера].
Я, ощущающий себя органично и нераздельно в общениях: среди русских — русский, среди евреев — еврей, со своими — свой, и такая же органичность в плане религиозном… И снова мусульманский фактор!
К Яффским воротам Иерусалима — мимо громады стены по широченному каменному мосту. На деревьях молодая зелень, почки распускаются. Нежносиреневое (может, фиолетовое?) облако цветенья окутывает какие-то плодовые. Иудино дерево (как в Ялте).
Сильнейшее потрясение от крепостных стен, внутренних и наружных, с узкими щелями бойниц, никакая пушка не возьмет; рвы — немыслимо глубокие недра, точно уходят в земную сердцевину; улицы, ведущие в какие-то таинственные дворы, а там еще улица и бесконечные их пересечения, уйдешь и заплутаешь в ходах-переходах, лучше не забираться вглубь — не отыщешь пути назад… Нет, Слово бессильно передать ощущение от Старого Города: такое же было у меня и при виде небоскребов Нью-Йорка, будто это устроено не обычными людьми, а Сверхчеловеком, решившим удивить простых смертных, но там, в Америке, казалось, что этот сверхчеловек — сам Дьявол, а в Иерусалиме все это великолепие воспринимается как рукотворное, но возведенное людьми Писания, как говорил об иудеях и христианах Мухаммед, или библейскими первочеловеками, которые — и веришь! — жили и 300, и 600, и все 900 лет. Лишь люди Книги могли сочинить такой Город! Иерусалим — это Библия + Коран: равноценны, соответствуют друг другу.
Звонок Анатолия Алексина из Тель-Авива, хочет встретиться, у него вчера был Хомский, и далее перечисление знаменитостей: Евтушенко, Левитанский, еще имена… В дождь — к ним:
— Ты мне ответь как на духу: разве тогда было плохо? Ведь было хорошо, признайся!
Я ему (ответ созрел там):
— На этот вопрос должны ответить те, которых то самое вчера лишило жизни! Они ответить, увы, не могут, а мы, кому было тогда хорошо, не смеем отвечать.
Умолк, больше не ностальгировал.
…Ждет меня в Кармиэле сокурсница по Бакинскому университету Майя Гринберг:
— Как?! Ты пойдешь на вечер девяностолетия газеты “Бакинский рабочий”? И будешь выступать? Это же был орган ЦК Компартии Азербайджана!
— Общество “Бакинец” проводит.
— Общество! Они написали на иврите биографию твоего Алиева! Издали и вручили ему в дар!
— Ищут поддержки, ведь связаны с Баку, к тому же человек слаб.
— Не слаб, а подхалимствует! — Возмущена.
Общество “Бакинец” возглавляет Мирон Фель, знаменитый психиатр, чья жена, Эльмира Назирова, — не менее знаменитый азербайджанский композитор, семья символизирует то, о чем говорили бакинцы: редкостный союз, в нынешнем толковании, Израиля и Азербайджана. Мирон Фель показал мне любопытную газету на азербайджанском — “Коммунист” (латинскими буквами), 1937 год. На всю первую полосу, весь в цветах (демонстрирует высокий уровень полиграфии, впрочем, это остатки царских времен), портрет Сталина и стихи Вургуна “Песня счастья”. Вургун представлен как “орденоносный поэт Азербайджанской республики”, тут есть и фотография — девочка за роялем, и подписано: “8-летняя композитор Эльмира Назирова”.
Юбилей газеты — лишь повод собраться (полный зал бакинцев): три поколения сотрудников! Стенгазеты! Значки!.. Открыли в Хайфе чайхану, куда перекочевали из Баку стаканчики-“армуды”, чай “мехмери” и кусочки мелко наколотого сахара, — гордятся верностью традиции. Но ощущение, что уйдет поколение, а с ним — и это бакинство: романтика, душевная щедрость и открытость, сердечность. Зоя Мухина (ей так и не удалось опубликовать в Баку нашу с ней беседу в связи с “Семейными тайнами”) за полтора года выучила иврит, преподает приезжим: бакинская закалка позволяет приспособиться к новой жизни.
Мое выступление. Вопросы о Чечне, выборах президента… Я им: “Победит коммунист Зюганов, но останется у власти Ельцин — не уступать же добровольно власть в результате каких-то там выборов!”.
Все горячо обсуждают проблемы страны, ставшей им вроде бы чужой, — России, спорят про Думу, которая возжелала (снесши голову, плакать по волосам?) денонсировать беловежский договор.
Надо же, как в мире все шиворот-навыворот: купил кофе, сижу за столиком (а-ля Хемингуэй в парижском кафе). Гигантский многоэтажный новый автовокзал в Тель-Авиве, “Тахана Мерказит (наше “меркез”, “центр”) Хадаш”, обилие баров, ресторанов, даже есть аукцион… Шум, выкрики, из каждого уголка — музыка, и вдруг слышу: “Цвети под солнцем, страна родная, земля родная — А-а-зееер-байджан, ааа”!..
[Думалось тогда, были относительно спокойные времена: могу приехать в Израиль и, переезжая из одного города в другой, ни разу не остановиться в гостинице. А нынче тревожно тут, хрупок мир… Впрочем, десять лет спустя, в первые дни 2007-го, точно ничего не изменилось, снова встретился с бакинцами Израиля: огромный зал сотрясала увертюра из оперы “Кероглы” Узеирбека. Подумалось: вот подлинный гимн Азербайджана. Первый “буржуазно-помещичий”, по формуле советской историографии, гимн и гимн советского Азербайджана были созданы — редкостный случай — им же, Узеирбеком. Но если увертюра вдохновляла, то пафосно звучавший на двух языках Вургун — “Весь я твой… Азербайджан!” — вызывал смешанные чувства. В новые времена девальвации понятий, когда половина земляков, не находя на родине работы, изгоняемая мафиозными структурами, влачит в других странах жизнь беженцев, знаменитая строка Вургуна “Можно ли душу с сердцем разлучить?” утратила ударную силу, из-за чего вызвала в азербайджанской поэзии ряд горестных подражаний: от умеренных заклинаний-призывов вроде “Да не будут разлучены душа и сердце!..”, то бишь народ и родина, или констатации: “Да, отныне разлучились душа и сердце!..” — до резко протестных сатирических, в которых “Азербайджан” заменен на “Базарбайджан”.]
9 апр., вт. Известие об аресте Муталибова, первого президента Азербайджана. Очевидно, закулисный сговор: вы мне — врага, а я прикрою азербайджанские каналы связи с Чечней. Родина с тремя “главами”: двое других — изгнанные, один из которых схвачен. Чиновник доказывает законность операции, далее мои предположения: сначала изваляют в грязи, потом отпустят, а “Вести” скажут, что обвинения против Муталибова смехотворны.
Убийство Дудаева!.. Неужто конец войне?
Во сне — озарение: расставить суры Корана хронологически, как ниспосылались они Богом Мухаммеду! Справлюсь ли?
13 мая, пн. Муталибов освобожден, занятный детектив с выходом лично на Ельцина. В доме творчества — Виталий Вульф. О Баку рассказывал. Был в гостях у знаменитой балерины Гамар Алмас-заде, она нищенствует: зеленый суп, кусок хлеба. В бывшем Доме пионеров ныне размещается американское посольство. Хотел встретиться с ним Г.А., посылал за ним министра культуры, — не пошел, притворился, что “улетает”. Говорит спокойно, без эмоций, бережет силы для ТВ.
Государственная премия России — Расулу Гамзатову, а Толстовская — Алиму Кешокову: кавказские игры на фоне чеченской войны.
17 мая, пт. С Липкиным — о таджикских событиях. Нет национальной политики, у Ленина был подход классовый (мужики, русский и азербайджанский, — братья), у Сталина, который все понимал, — имперский: переселение с гор в низины, натравливание народов, а внутри народов — землячеств друг на друга, а ныне — никакого подхода: жестокости, которые никому, в том числе и самой России, не нужны.
Инаугурация Ельцина на фоне чудовищной бойни в Чечне: в Грозном четвертый день кровопролитные бои, почти Сталинград. Александр Лебедь рискует: мир с Асланом Масхадовым может провалиться, к радости немалого количества россиян, коим свойствен имперский дух; мир на тоненькой ниточке, одно резкое движение — и полетят перья у лебедя. Плюс непредсказуемость чеченцев: отчаялись, готовы на самоубийства. Ельцин — мол, изучает, неопределенно-обтекаемые фразы, дабы иметь возможность в любой момент отмежеваться, запятнав соперника, плюс ревность: никто не смог завершить войну, а Лебедь прекратил за десять дней!..
13 августа, вт. Прошло 50 лет со дня смерти мамы. Помню тот жаркий августовский день, более всех на земле предназначался именно мне крик соседки, что жила в дальнем конце галереи, единственной владелицы телефона в нашем доме: “Умерла?!”.
28 октября, пн. Вечер “Ариона”, вручение премий. Первая — моей землячке Инне Лиснянской, приветствовали ее стоя. Рейн о ней — как о “великой”, и что она — меж двух поэтических пропастей (?) — Ахматовой и Цветаевой.
27 нояб., с. Отвечал на анкету, один из вопросов: какие события вашей жизни вы считаете важными?
Что повезло родиться.
Что был любим матерью.
Что вдруг озарило уехать учиться в Москву, где нашел первую любимую жену, а потом выпало счастье найти в трудную минуту любимую жену вторую.
Что увидел крах деспотии, найдя в себе силы начать, хоть и на исходе, новую жизнь, открывая для себя удивительные духовные объемы.
Из былей эпохи: вооруженный человек держит за волосы отрубленную голову соседа. Стоит и улыбается. Доволен. На лице — ни тени сомнения в справедливости содеянного. Кто-то его фотографирует на память. Это — в сердце Европы. Кто он? Убийца? Патриот?
1997: Легче объяснить чужие проступки,
нежели понять свои
В ЛГ от 5 февраля смелая статья Эльмиры Ахундовой о бесконечных судах в Баку над т.н. заговорщиками, по существу процессы политические, пишет она, мол, не слишком ли их много? И вопрос Анару, который выступает в защиту осужденных. Что ж, ведет себя достойно, честь и хвала ему. В еженедельнике “Культура” в начале февраля — интервью Алиева: Азербайджан — накануне грандиозного подъема, великие перспективы… Дай-то бог!..
24 февраля позвонил из Парижа Леон Робель: хотят пригласить меня в конце марта прочесть две лекции: одну на русском, другую на азербайджанско-турецком, у них есть деньги, могут оплатить дорогу тоже. Увы, не могу, прошу, если не раздумают, пригласить осенью.
С Гасаном, сыном, о дневниках: документальные свидетельства как жанр будут доминировать в литературном процессе. В средние века считали: останется в истории тот, кто в эпоху развала, хаоса, утраты ценностей сумеет собрать свой чемодан и перейти в другую эпоху, а в чемодане — его собственные документальные свидетельства, мемуары, дневники, а не вымышленные художественные произведения.
Солоухин умер, отпевали в недостроенном храме Христа Спасителя, знак уважения: именно он начинал сбор средств на строительство. Рушили коммунистическую державу диссиденты и русофилы: первые — во имя русской империи, но с коммунизмом ушла империя тоже, вторые — во имя того, что получилось сегодня. Услышал в электричке о нас, русских: “Русские только водку жруть, а закусывають кулаком!”
Г.А. с грандиозной помпой (Эльчибей бы не додумался) принял Мстислава Ростроповича, бакинца. Все бы хорошо: мировая знаменитость и так далее, жаль только, что старую Колодезную, рядом, кстати, с нашим домом, переименовали в улицу имени его родителей Леопольда и Софьи Ростроповичей; неужели нельзя было назвать другую, новую? Не мешало б увековечить имена и других бакинцев: великого физика Ландау, известного разведчика Рихарда Зорге, чей отец работал на нефтяных промыслах Нобелей. Еще один назойливо лезет быть отмеченным, отгоняю — снова лезет: бакинцем мнил себя, проходя здесь в начале прошлого века со Сталиным революционную школу, Андрей Вышинский, он, надеюсь, не будет отмечен, хотя как знать?
Случайно наткнулся на книгу Салмана Рушди (а ведь был выдвинут на Нобелевскую за антиисламское сочинение; если б получил, я бы окончательно убедился, что премия — игры политические; слава богу, этого не случилось, но нет-нет, а говорят о нем: “лауреат”) про Запад и Восток, что и меня волнует. “Не Запад и Восток, — пишет он, — а Восток, Запад”, считая при этом себя самого “запятой” меж тем и этим; его (и мое?) “восточничество” — кокетство, заигрывание с Западом. Мы ассимилировались Западом: он — Англией, я — Россией, если иметь в виду, что Россия — все же Запад, который желает или хочет видеть в нас, русифицированном и англофицированном, только восточных людей, короче — запятые.
Два принципа, которыми надо руководствоваться: делать то, чего нельзя не делать; не делать того, что можно не делать!
6 мая, вт. Во сне — некое собрание под открытым небом, обсуждают какую-то рукопись о мусульманстве. Эксперт Нури Османов, увидев меня: “И ты интересуешься?” — спрашивает. “Да”, — отвечаю. Выходит к столу, и я вижу, что он такой маленький, ссохся весь и… совершенно голый, но — серьезен, по-ученому озабочен, критикует обсуждаемую работу в своей обычной манере, с некоторой ленцой — мол, чего лезут в то, чего не понимают? Вдруг замечаю, что и я сам гол, мода такая, думаю, пусть привыкают, но как бы прячусь, все ж стыдновато… Что значит видеть себя голым? В азербайджанском соннике сказано: “Если хороший, добропорядочный человек увидит себя оголенным, то покончит со всякого рода заботами, а увидит себя голым аморальный тип, то, соответственно, одолеют его заботы”. Относится ли это ко мне?..
12 мая, пн. Договор между Масхадовым и Ельциным: конец 400-летней, так сказать, войне, тут же прочел в “Русской мысли”: умер в Мюнхене на 90-м году Абдурахман Авторханов, он же Уралов, чеченский “антисоветчик”, великий прорицатель, который предсказал крах советской системы. Деревенский мальчик, прошел путь со взлетами и падениями, через партийные верхи (еще в 37-м окончил Институт красной профессуры), чекистские подвалы (арест в 1942-м, в 1943-м бежал, или, пишут помягче, “эмигрировал”, и были годы “безгрешной западной наивности”). Его “Технология власти”, “Партократия” почитаются “классикой исторической науки о феномене большевизма”. Читал в архиве Восточноевропейского института в Бремене его работы, великолепную автобиографию, точнее — “Мемуары”, потрясенный описанием казни вождя восстания в Чечне 1940 (!) года: его живьем сожгли на костре (кстати, он был хорошо знаком с Серго Орджоникидзе, вместе делали революцию).
В России готовятся к 200-летию со дня рождения Шамиля: ох, эти шатания: вчера одно, сегодня другое, завтра не поймешь что!..
Читаю азербайджанские газеты: всклокочен и взвихрен — все близко и все так далеко! Мое — и не мое. Дорогое — и чуждое. Очень много — о юбилее Рамиза Ровшана. Прекрасен! Интервью с Юсифом Самедоглу, во многом одинаково с ним мыслим и чувствуем; считает, что спасение Азербайджана в авторитаризме Г.А., увы, прав; что интеллигенция всегда была компромиссная, увы, тоже прав. Масса партий, много новых имен, любопытные статьи про Азербайджанский легион. Открытое (какой толк?) письмо Сильве Капутикян. Встревожен я, но чем? Только ли тем, что окунулся в родные новости?
12 июня, чт. Только что “Эхо Москвы” сообщило (23.45, последний выпуск): на 74-м году жизни в 22.00 в Париже скончался Окуджава. Удивительная судьба: родился и умер в два главных праздника России: родился в День Победы 9 мая (1924), умер в День России, а город смерти — Париж. Заочно отпевали в парижском Соборе Александра Невского (повсюду они есть, в Баку тоже был, возведенный на месте старого мусульманского кладбища, помню, как разрушали; варварство на варварство).
13 июня, пт. Лужков в духе советского “кайфа” поехал с большой группой в Баку заключать всякого рода соглашения или налаживать дружеские отношения с Г.А., который стратег и тактик, отлично знает не только души, повадки и нравы своего народа, но и в тонкостях — то, как покорить души (и тела!) россиян любого ранга.
17 июня, вт. Сосед по даче Евтушенко (допоздна у него, вчера обратил внимание, на втором этаже новой части дома горел свет, очевидно, приехал из США) готовится к “традиционному дню своего рождения в Политехническом” под девизом “Памяти Булата Окуджавы”. Вспоминал, как Булат однажды обрушился на него за поэтизацию “разбойника, убийцы и грабителя” Стеньки Разина и за поэму “Братская ГЭС”: “Ты против пирамиды, но ведь она в споре с ГЭС права!”. Да, признался Евтушенко, Булат был прав!
18 июня, ср. Ближе к ночи весть: умер Лев Копелев — накануне похорон Окуджавы! Ушли камертоны, сказал Андрей Черкизов, культуры, совести.
С сокурсником по МГУ Геной Гачевым ехали переделкинским автобусом, узнав, что пишу о Мухаммеде, сказал, что одно время увлекался исламом, но бросил-остыл, ибо-де, в отличие от христианства, в исламе нет личности, ущемляются ее права, в частности женщин. Вспомнили с ним пушкинскую “Гавриилиаду”: восторг! Наслаждение!.. Художническая слабость Салмана Рушди обернулась элементарной бестактностью, а под пером гения Пушкина чудовищный с точки зрения правоверного сюжет стал великим художественным явлением: Творец, любивший восточный, пестрый слог, поведал о своей любви к еврейке Марии, о чем церковь утаила. “Евангелист немного оплошал! Но говорит армянское преданье…”.
30 авг., сб. Г.А. принял на высоком уровне премьера Израиля; тот об Иране: “наш общий враг” + польстил Азербайджану, назвав следом за Турцией.
7 сент., вс. Прекрасный летне-осенний день, ясное солнечное небо. На ВДНХ-ВВЦ праздник искусств народов России, я — единственный азербайджанец, никто из земляков не пришел (из-за договора России с Арменией, задевающего интересы Азербайджана). Выступил. Рядом — председатель “Туркменистана” Чары (фамилию забыл), казах Омар, зампред армянской общины ливанец Мамвел, понимает по-турецки, о стамбульских армянах говорил как о “константинопольских”.
9 сент., вт. Допоздна смотрел юбилейный “Взгляд”, 10 лет. Боже, какая эйфория была! Разочаровавшиеся во всем бывший мэр Попов, Собчак (вызвали дать “показание”, и там — инфаркт) вышел в эфир из реанимационной палаты по сотовому. Все игры.
31 дек., ср. Страна не работает законно по 4-е, а так — по 13-е! Попался мне листок: ответ одному из земляков, когда тот спросил: “Вы позволяете себе разного рода обидные суждения. Представьте себе: собрали народ на гигантскую площадь и вам дали слово, вы на трибуне, что бы вы сказали?”
“Каждый из вас в отдельности, — сказал бы, — добр, великодушен, справедлив, отзывчив, способен на мужественный поступок, гордится своим прошлым и настоящим, любит и любим, хороший семьянин, верит в светлое будущее богатого, независимого Азербайджана… И еще долго перечислял бы благородные качества земляков, и площадь, убежден, внимала б мне, как вы. Но почему, сделав паузу, спросил бы я, когда вы собраны вместе, эти прекрасные качества покидают вас, и вы, о мои…”. Толпа перебивает меня, шум, гам: “Долой! Вон с трибуны!..” — кричат, не желая слушать и слышать, и гул негодования плывет над площадью. Чем не реалистическая картина?
“Но мне-то по секрету можете сказать, как бы продолжили?”
“Разве не достаточно того, что сказано? Хотя могу добавить, но это уже будет не проповедь, обращенная вовне, а исповедь, обнажающая нутро и плохо слышимая множеством. Оказавшись вовлеченным в массовое действо, то есть став частью стада, обнаруживаешь в себе те дурные качества, о которых вы спрашиваете и которые частично названы. Могу добавить себялюбие, ультраэгоизм, следование тезису “Пришли — уйдем, ешь, пей, блаженствуй и кайфуй”, мы прожигаем миллионы на “флирт”, скупясь, однако, потратить копейку на подлинную благотворительность (это про “новых азербайджанцев”); самообманная податливость на всякого рода авантюры; неуемное самомнение, не терпящее возражений, трескучее критиканство, когда винишь других, не видя собственных недостатков. Да-да, это относится и ко мне тоже; неумение цивилизованно отстаивать в диалогах с конфликтными соседями свои права — общенациональные и личностные, убеждать не гневным криком, а культурой логики, не кулаком, а интеллектом, самоуспокоенность…— но разве кто меня захочет слушать?” Смотрю — нет собеседника, испарился.
1998: Карандаш, отточенный, как нож
8 янв., чт. Думал о будущности своих книг в обидном направлении: зачем? Для кого? Впрочем, нельзя не учесть: азербайджанцы, отвернувшись в первое время от России, хлынули в Турцию и Иран, но вскоре оттуда ушли, вернувшись в Россию, которая надолго останется полем притяжения, рынком, ареалом существования. Примеры? Неимоверный конкурс в Бакинский институт русского языка + диаспора + все бегут, спасаясь от безработицы, засилья коррупции + в России пускаются глубокие корни при сохранении азербайджанскости: культуры + веры, может быть, минус языка. И если даже окажется, что читатель мой — лишь живущие вне Азербайджана азербайджанцы, то уже оправданы книги. К тому же повествование о Мухаммеде — оно вовсе не о религии, оно — моя внутренняя потребность, тоска по исчезающей духовности; если даже пишу для одного себя — разве этого мало?!
28 апр., вт. Жарко, душно, пыльно, дышать нечем! День установления советской власти в Азербайджане; вспомнил (как забыть: въелось в мозги!) сексуально окрашенные слова Кирова, которые я, наивный, частенько цитировал, не зная даже, что такое секс (так, во всяком случае, сегодня мне представляется): Азербайджан и Россия в речи Кирова — жених и невеста.
В Баку (10/V) торжественно чествуют старейшего в СНГ президента: непотопляемому Г.А. исполнилось 75, сталинский образ Антея, черпающего питательные соки… в данном случае не от земли-матушки, а от обновляющей кровь власти. У ног Шеварднадзе зарезали овцу, прибыл из Тбилиси поздравить друга, клялись, что ратовали за суверенитет и независимость, — ну да, вовсю, кто кого перещеголяет, источая хвалы в адрес “отца” Брежнева, состязались в поисках эпитетов, коих хоть отбавляй в великом русском языке. Парламент в Баку умоляет Г.А. согласиться с принятием закона о вечном Его президентстве; хватило ума отказаться.
Вышло собрание сочинений Пушкина с предисловием… Ельцина (?!), а также “Избранное” Пушкина с предисловием… Черномырдина (?!).
Дожили!
Пришел к Шавкату Ниязи в МСПС, а у него — иранская поэтесса Жале, живет ныне в Англии. Пили чай, и день вылился в воспоминания. Интересно рассказывала о Днях таджикской литературы в Азербайджане, к ним был “прикреплен”, лично встречал делегацию на аэродроме Г.А. Алиев, тогда полковник КГБ, зам Цвигуна, бывшего председателя КГБ в Таджикистане. Украли у таджиков чемоданы, жара, Мирзо Турсун-заде остался в одной грязной рубашке с черным воротником, так и пришлось ему идти на прием к тогдашнему Первому — Вели Ахундову, выступать на торжественном вечере, а некоторые артисты не смогли выступить — костюмы остались в украденных чемоданах. Г.А. сумел найти преступников-воров, и все вещи были возвращены. Жале тоже в дни декады потеряла в Баку дорогую старинную брошь, память о бабушке, выкрали в гостинице, кража случилась после чемоданной истории и потому не стали затевать новые поиски, “неудобно”, сказал Мирзо.
Гулял в лесу с Алексом, родилось: “Повсюду недодел, И белое — не бело. Я ль жизни надоел? Иль жизнь мне надоела? Кап-кап — не дождь, а кровь, кап-кап — но это слезы. Трах-трах а ля любовь, причудливые позы. И каждый сран и дран. И ловит слух гав-гавство. Кому — самообман, кому — прищур лукавства”.
Любопытный сон в связи, очевидно, с небошествием Пророка: я на подножке электровоза, держусь за поручни, вдруг электровоз отцепляется, летит по воздуху, чувствую, что могу вот так, держась за поручни, легко управлять им в воздухе, потом он, уменьшенный, — в моих руках, легко приземляюсь. Что ж, думаю во сне: если возможно чудо мгновенного перенесения Мухаммеда из Мекки в Иерусалим,
а оттуда — на семь небес, то почему бы не быть тому, что случилось со мной?
17 авг., пн. Ошеломляющая новость — вчера наши горе-власти заявили, что вынуждены отпустить доллар, началась по новому кругу девальвация рубля! Обвал! А ведь Ельцин накануне обещал, что ее не будет (тут же “ушли” в отставку Лившица). Операция названа хитро: расширение границ валютного коридора. Не вернулись ли в год 1992-й? Плюс отключили свет. А потом новая неожиданность — отставка правительства Кириенко, возвращение Черномырдина: Ельцина-де обманули.
4 сент., пт. Черномырдин: с 1 января устанавливается в стране финансовая диктатура (что сие значит?). На рынке большие очереди за крупами, сахаром. Резко подорожало подсолнечное масло — в пять раз! Свежий анекдот: человек приходит в сбербанк: “К кому обратиться по поводу открытия счета?” — “К психиатру”. Новая сенсация: Черномырдин отказался от премьерства в пользу Примакова. В регионах паника: очереди, по которым люди “соскучились”.
27 окт., вт. Весь день ливень. В МСПС обсуждение моего повествоаания о пророке Мухаммеде. Масса народу. Елена вела запись выступлений. “Победа романиста в том, что нашел некое равновесие между пророком и человеком. Он и бунтарь, и голос нравственного закона, и проводник Божественных идей, и гениальный поэт, познавший красоту Слова” (Л.Теракопян). “Поэтическая интонация позволяет в краткой форме передать исторический материал огромного объема, создать колорит времени”. (Я.Маркович). “Имея очень скудный исторический материал, используя свои внутренние интуитивные возможности, проникнуть в сложную эпоху, выступить в качестве исторического романиста” (И.Фильштинский). “Писателем выбран сложный путь воплощения темы — поведать не о религии вообще, а об истории формирования конкретной исторической личности — Мухаммеда” (Г.Керимов). “Автор умело развенчивает превратное представление об исламе как религии насилия и экстремизма” (Л.Медведко).
Который день разговоры вокруг задержки в Италии разыскиваемого турками лидера курдов Абдуллы Оджалана (“одж алан” означает “мстящий”, “мститель”); у нас его активно поддерживали в советское время, играя в экстремистские игры. Оджалан летел с фиктивным паспортом из Москвы, турки требуют выдачи как преступника, а курды разбили палаточные городки в Риме, требуя предоставить ему статус политического беженца. Большой народ, компактно проживает в восточной Турции, северном Иране и Ираке, а также в южном Закавказье, но не имеет — так распорядилась история — собственного государства. В 20-е годы прошлого века, многие подзабыли, при создании советских союзных республик думали и про Красный Курдистан, однако есть версия, что лидеры Армении и Азербайджана идею торпедировали, — не без участия тогдашней Российской Федерации и кемалистской Турции.
21 нояб., сб. Утром весть — накануне поздно вечером у своего подъезда в Питере застрелена Старовойтова. Вряд ли найдут убийц, как бы не подумали на моих земляков, ведь она ярая защитница армян в карабахском конфликте. Почти год назад тоже было убийство, совпало: в Баку у подъезда собственного дома убили Зию Буниятова. Вспомнил: когда мир возмутила трагедия азербайджанцев в Ходжали, Боннэр воскликнула: де, “наши не могут быть убийцами!” Этого быть не может, потому что не может быть никогда? Признак деградации — когда осуждаешь критику в адрес своего народа. Но признак нелюбви — когда критику в адрес своего народа приветствуешь. У Гете вычитал: и толпа стала тираном толпы. Еще: свободный безумец немало мудрого скажет; меж тем рабская мудрость нема.
1999: Пока есть у тебя старшие —
чувствуешь себя молодым
26 февр., пт. Конференция по исламу у Ряшата Баязитова (он получил от Лужкова огромный участок в Отрадном, выстроил за свои деньги мечеть, церковь и синагогу). Леонид Медведко рассказал, что в Баку громогласно заявил: рассматривает, мол, встречу по исламу как “продолжение обсуждения в СП замечательного романа Ч.Г.”, сорвал якобы аплодисменты. Баязитов прочитал фрагменты романа, предложил мне выступить с циклом бесед об исламе в одной из своих мечетей, познакомил с шейхом Махмудом, тот повез меня в Историческую татарскую мечеть у Третьяковки, где предстоят перед большим намазом ежепятничные мои выступления. Новый этап в жизни? Кажется, что теряешь драгоценное время (куда-то едешь, оставляя письменный стол и работу), а именно в это якобы пропащее время и рождается вдруг то, что не родилось бы иначе.
Если хочешь что-то внушить молодым, не тащи их в свое настоящее, а уйди
к ним — в свое прошлое, а их — будущее.
12 марта, пт. Снегопад, еле дотащился до мечети. Первая беседа. О соединении усилий науки и религии в познании человека и мира. Вопрос служителя: “Науку рассматриваете отдельно от Аллаха?!” —“Как попытку удостоверить своими методами правоту Бога!”
Жизнь свою рассматривай как чужую, жизнь чужих — как свою.
19 марта, пт. Вторая беседа в мечети. Веду ли я себя в жизни, спросил служитель, в соответствии с исламом, в духе идей, которые декларирую? Ответил, что не совершал в жизни ничего дурного. “Но этого, — заметил, — мало, ибо важно, как сказано в Коране, не то, что ты не совершаешь дурного, а то, что ты сделал полезного и доброго на пути Аллаха!” — “Что ж, — ответил, — мои книги, моя педагогическая работа — в духе заповедей веры”. Много народу, мое выступление транслировалось по всем уголкам мечети и прилегающим улицам! Шейх Махмуд тоже слышал, ждал, когда закончу, и тепло поздоровался со мной, сказав: “Берекалла!” (“Молодец!”).
Трехглавый афоризм: велика Россия, а порядка нет — так было? Велика Россия, а некого в вожди выбрать — так есть? Велика Россия, а некому выбирать — так будет?
22 марта, пн. Успел предупредить, что пропущу лекцию в мечети, — летим с Еленой на Конференцию поэтов Востока, а повод — публикация в поэтическом журнале “Арион” моих циклов “Докораническое” и “Послекораническое”.
Когда я выступал, явился Олжас Сулейменов. Вальяжен, только что прилетел из Италии, посол Казахстана, тут же, увидев меня выступающим, бросил в зал: “Чингизы завоевали Париж: недавно слушал одного (ЮНЕСКО отмечает 70-летие Айтматова), пришел сюда — слышу другого”. Выступил, как всегда полемично, с позиций просоветских, в пику сегодняшнему разброду и хаосу, хотя процветал и тогда, и теперь.
4 апр., пт. В мечеть на очередную беседу — а там безлюдно. У одного спрашиваю, у другого — угрюмы, смотрят недружелюбно. “А где Хаджи Махмуд?” — “Нет никакого Хаджи Махмуда!” И тут подзывает меня один, шепчет: “Сместили всех, новые теперь хозяева!” Переворот?! А вот и тот, кто теперь главный, — видел его на своих беседах. Говорит: “Решили, что вам не следует у нас выступать. То, что нужно нашим прихожанам, есть в Коране, а чего нет в нем, то и нам не нужно”. Спорить бесполезно, но решил все же сказать: “Вы не допускаете выступать перед мусульманами человека, который каждый день общается с пророком Мухаммедом!”. Глаза хаджи полезли на лоб — видно, подумал: хорошо, что избавились от этого сумасшедшего!
Открытие Дней культуры Азербайджана в Москве, на Кузнецком Мосту. Семь лет уже нет дороги в Баку. ТВ из Баку, приехали на дачу. “Зря снимаете, — сказал
я, — не разрешат показывать!” — “Нам?! — И уверенно: — Не посмеют! Мы — частное телевидение!”. Записывали до 12 ночи (я оказался прав — не разрешили). Выписал из какой-то книги: не задирайся понапрасну там, где нужно смириться, но и не выказывай смирения там, где надобно мужество. Мерзостна слащавая ханжеская кротость с поддакиванием всякому вздору (нет ли этого в тебе?), прими то, чего не можешь изменить; измени то, что можешь изменить.
Познакомился с носителем хорошей фамилии Заркишиев (“золотой мужчина”), настроен резко против Баязитова — тот, мол, не должен был возводить церковь и синагогу, ибо эти религии с явлением Корана автоматически отменены (?!).
Заметки в Азербайджане к моему юбилею. Уважительно, но… Мол, как можно: писать о Мирзе-Фатали Ахундове как ниспровергателе ислама и — роман о Мухаммеде? Создавать “Семейные тайны” с резкой критикой комвождей и — роман “Доктор N” (автор заметки явно романа не читал, думает, что это дифирамб в честь тех же “вождей”, а это — трагедия; как не знаком и с романом о Мухаммеде, думает, что это беллетризация биографии пророка).
12 окт., вт. Родился в Сараево шестимиллиардный человек, кстати, мусульманин. После 70 мир видится ярче (это известно); время летит быстрее (очевидно); в любви возрастает духовность, не только не отменяющая секса, но придающая ему второе дыхание (любопытно); думается о смерти спокойнее (банально); возрастает доверчивость (ясно); надеешься прожить до 80, чтобы дополнить чем-то новым вышесказанное.
2000: Умей видеть дальше собственного носа,
если даже держишь его высоко
Любопытная мысль Салмана Рушди в итальянской газете о веке терроризма: если выбирать между свободой и безопасностью — надо выбрать все-таки свободу, ибо борьба за безопасность, стабильность, порядок может вернуть диктатуру, тиранию.
22 авг., вт. Умер Эльчибей; характеристики Дм. Фурмана точные, вехи прослежены с тактом: “со временем именем этого человека в Азербайджане будут называть площади или аэродромы, наверное, поставят памятник и поместят его изображение на деньгах… Его сверг путч, поддержанный Москвой… Я слышал много критики Эльчибея, прежде всего из уст представителей бакинской интеллигентской элиты, для которых он оставался человеком, не очень хорошо говорившим по-русски, в то время как они не очень хорошо говорили по-азербайджански… Скорее харизматический вождь, чем демократический лидер, распустил соратников, начавших потихоньку обворовывать страну (самого его в коррупции не обвинял никто)… Его достоинства — и личные, и политические — делают его фигурой, к сожалению, не имеющей аналогов в России. Прежде всего — абсолютное бескорыстие (особенно поразительное в Азербайджане, где коррупция, хотя это почти не представимо, еще больше российской) и безусловный “диссидентский” его идеализм… В его отношениях с Гейдаром Алиевым, отнявшим у него президентство, были элементы благородства, для России совершенно необычные (впрочем, здесь надо отдать должное и Алиеву)”.
2001: Легче понять, что некогда тебя не было,
чем поверить, что тебя когда-то не будет
1 янв., пн. Познакомились с яркой парой в доме-музее Окуджавы: композитор Игорь Егиков и Ира Воронцова у нас в гостях, новые песни на стихи Папы Иоанна Павла II. С восторгом — о Баку, жил на Колодезной, угол Физули, ныне — Низами. Создал своего рода музыкальную энциклопедию мировой поэзии, в которой доминирует русская, начиная с Пушкина, поэтов “серебряного века”, современных (Булата Окуджавы, Давида Самойлова, Юрия Левитанского, Николая Рубцова…), а также поэтов армянских (зов этноса), азербайджанских (зов бакинца); и все сочинения звучат в чудесном исполнении Ирины Воронцовой.
Сон — что перевожу суры Корана.
11 сент., вт. Мир взбудоражен, паника: все телестанции показывают чудовищные самолетные атаки террористов на Нью-Йорк и Вашингтон. Палестинцы? Ясир Арафат осуждает, а его люди омерзительно ликуют. Бен Ладен? Мнящие себя мусульманами фанатики? Позорное на них пятно! Так началось новое тысячелетие! В США введено военное положение. Надо б выступить, обратиться к обманутым самоубийцам: “Не в рай вы попадете, а в геенну, не шахиды вы, а убийцы презренные!”. Чья-то глупость: начало-де войны между исламом и христианством.
В мэрии — осенняя конференция “Россия и Кавказ”. Добросердечный Фазиль Искандер, важный Битов… Жириновский красочно нарисовал апокалиптическое будущее мира, России, Азербайджана (как дали ему слово, писатель Абдул Гусейнов покинул конференцию). Я говорил о цепной реакции авантюризма: если б Россия захотела, давно проблемы на Кавказе разрешились бы, но у России не было и нет кавказской политики.
4 нояб., вс. Лечу в Баку на Первый съезд азербайджанцев мира.
Г.А. выступал, как всегда, без бумаги чуть ли не два часа, отменный оратор, частые аплодисменты, стилистика брежневских времен. Я подарил внучке как сувенир выданные на съезде часы с изображением Г.А., “нашего учителя, нашего вождя”. У Дины есть еще часы с Мао: рука его — секундная стрелка — постоянно приветствует, до этого наши не додумались.
Вообще-то много болтаю, выбалтывая важное и существенное во время встреч со всеми. Наивен? Искренен? Глуп? Во всех и во всем вижу добро?.. Хочу быть услышанным! Две идеи прошлых, относящиеся ко мне: (1) Если ты такой умный, то почему такой бедный? (2) Если ты такой известный, то почему такой неизвестный?
2002: Чужие грехи не прощаешь,
своим находишь оправдание
Чеченский писатель укорял: “Как смеете писать роман о Мухаммеде?! Запретная тема!” Я ему — что могу и про Аллаха роман написать, нет для писателя запретных тем!
Встретились как-то с землячкой Светланой Касимовой, “русскоязычной азербайджанкой”, с которой по давней привычке общались по-русски, и она вдруг с восторженным изумлением сообщает: “Не предполагала, что, если все, что слышу по-азербайджански, прекрасно понимаю, значит, и сама могу сказать, что хочу! Но для этого должна прежде всего раскрепоститься, дать свободу словам, которые с детства во мне. И вдруг… не поверите: почувствовала, будто что-то во мне, что вчера еще было тюрьмой, рухнуло… и я совершила великую, как французы, революцию, разрушила свою ненавистную Бастилию!” Теперь заговорила на нашем, строчит, точно Анка-пулеметчица.
5 марта, вт. Важная, как представляется, идея: если рассматривать Единого Бога как Автора всех Писаний, то не может Он высказывать какие бы то ни было мысли, которые хоть в малой степени противоречили бы всегдашним нравственным представлениям и нормам; если таковое наблюдается, то это — не Его, а приписано Ему людьми, пусть пророками даже, включая и Мухаммеда, которые не смогли должным образом расшифровать и озвучить на своих родных языках Его символы и знаки.
15 марта, пт. Новый год мусульман по хиджри, все первые четыре цифры задействованы — 1423.
17 марта, вс. Прощеное воскресенье. В театре Стаса Намина спектакль польского драматурга Эрнеста Брыля о Христе: блестящая постановка грузинки (интернационал).
Туркменбаши стал вечным (!) президентом, январь теперь — туркменбаши, апрель назван именем его матери, сентябрь — рухнаме: именно в сентябре родился его туркменский “эпос”.
Умер Кикнадзе… Начало знакомства относится к таким далеким временам, что и не верится, было это или нет: почти полвека назад, в стенах редакции “Бакинского рабочего”. А потом бесчисленные встречи в Москве. Гордился, что знает, не забыл азербайджанский, сочинял на нем. Но и грузинское в нем было, о чем — его изыскания о языке, поиск сходств в грузинско-картвельском, точнее, иберийско-кавказских языках и языке басков. Грузин по отцу, русский по матери, азербайджанец по душевному влечению, бакинец по принадлежности к “супернации”. Хотел сочинить “Энциклопедию ностальгирующей души”. Просил за неделю до смерти: “Умоляю, не откладывай, сядь и напиши о себе, очень для меня важно!”
2003: Легче играть чужие роли,
чем жить своею жизнью
Иерусалим. Мусульманский базар, проверка сумок, Стена плача — я был тут и иудеем, и христианином, и мусульманином. Золото купола мечети Омара, минарет аль-Аксы — дороги туда закрыты. Мальчик-араб показал короткий путь к огромному церковному комплексу: святая святых христианского мира — храм Гроба Господня, Голгофа. Вышли — над нами голос муэдзина. Все три религии. В храме вместе с нами всего человек пять—семь, какие-то филиппинцы. Неужели люди так боятся? Теракты осуждаемы категорически исламом, но выгодны кое-каким вождям и политически, и финансово, и карьерно.
На несколько минут навестили с Еленой большого русского поэта Савелия Гринберга, теплая встреча, сидел, точно прикованный, в кресле — сочетание серьезного и шуточного. Плох, “ведь мне почти 90”. Лейтмотив встречи: “Время все расставляет по своим местам”. Жена его — Рут сказала, провожая нас, что Савелий давно не улыбался.
— Боли меня замучили, — говорит.
— А вы эту боль в строки воплощайте.
— Чтобы писать, надо быть свободным.
Елена:
— Но творчество и есть свобода.
О тонкостях иврита, восстановлении мертвого языка. Словотворчество на иврите напоминает детское. Елена вспомнила, как Денис в детстве признавался ей в любви: “Мамочка, я люблю тебя почти как самого себя!”. А я вспомнил Гасаново: “По улице овчарка бежала, как собака”.
Плоские крыши, камни, азан разносится над холмами. Вокруг камни разбросаны, здесь и могло родиться: “Время собирать (и разбрасывать) камни”.
Из Дао Дэ Цзин: когда не знали, что такое добро, не было и злого. Создавая, не обладать созданным. Любое делание чего-то приводит к беспокойству. Что существует для себя — недолговечно. Главное в движении — покой. Где побывали войска, там растут терновники и колючки.
О победе: побеждать, не нападая, побеждать и не гордиться, побеждать, не будучи воинственным, победу следует отмечать похоронной процессией; побеждающий других силен, побеждающий самого себя могуществен. Становится великим тот, кто не считает себя великим. Не считай себя яшмой, а считай себя камнем.
К вдове Вики Шапиро, школьного друга-бакинца. В свое время подсказали: если сможете, откажитесь от Шапиро, возьмите материнскую фамилию, иначе вас не примут в аспирантуру, так он стал Тер-Григоровым, с чем и уехал в Израиль, переживая, что числится тут не “настоящим”, а второсортным евреем, ибо национальность определяется не по отцу, как у нас, а по матери. В последнее время проявлял интерес ко всему армянскому (настольная книга — “История России. Армянский след”, надо почитать), переживал незнание языка. Три святые для него портрета висят на стене: Сахаров, Януш Корчак (поляк, добровольно ушел с детьми-евреями в газовую камеру) и ученый Гинзбург, кажется, любимый учитель. Лиля видит выход из кризиса в разделе страны: вернуть арабам территории и половину Иерусалима, дать евреям, живущим в той части, право выбора, как и всем арабам — в Израиле.
Масса сходных слов в иврите и азербайджанском через арабский и персидский: мерказ-меркез (центр), бешит-басит (простой), надир (редкий), олям (мир), шеш (шесть), шаат (часы), митбах (кухня), маариг (запад)… Израильские бакинцы любят щеголять этой близостью языков. Кстати, общность исчерпывается лингвистикой: арабские поселения на всем пути с севера на юг разительно отличаются от еврейских. Если выразить одним словом, то это — неупорядоченность, всего и вся, хотя над всеми одинаково жарко светит солнце да глядит необычно любопытный здесь полумесяц: рожками кверху.
1 апр., вт. Умер Липкин: вышли они с Инной Лиснянской (оба — большие русские поэты, Инна, к тому же, и этим горжусь, моя землячка-бакинка) гулять, и он упал. Смерть моментальная, счастливая. Жизнь его была долгой, с процветанием в канувшей системе (эпосы, таджики, персы) и — диссидентской борьбой. Однажды встретились в д/т, говорили о Коране. “Коран же, — почти воскликнул, — гениальная книга!”.
18 июля, пт. Земляк сообщил: похоже, Г.А. умер; решили пока скрыть, как делалось и делается с большими, точнее, долговременными вождями, дабы народ не паниковал.
13 авг., ср. День смерти мамы, 57 (!) лет; помнят лишь двое: брат и я, больше — никто, все ушли. Сегодня, оказывается, День левшей — значит, наш с мамой праздник; но я еще и амбидекстр!
Да (записал 1 сент.): “Твоему сыну, г-н зеркальный Зигнич, 50 лет!”
Чингизмы: а) Везение непременно ниспосылается как знамение ада или рая: постарайся понять. б) Везение является, чтобы найти удовольствие в его разгадывании, хотя при этом лучше не докапываться до сути. в) Везение — зло, если обращаешь себе на пользу. Забыл главное: Везение — исполненное предназначение.
Интервью с Каспаровым, интересно — о шахматном компьютере: не может решать этюды, ибо тут требуется парадоксальное мышление. Близки мне его политико-“шахматные” думы. Неужто время переиграло великого шахматиста?
Поздняя весть (9 дек., вт), завершившая слухи, — утром в Кливленде умер Г.А., 15-го похороны, семидневный траур. Сегодня же в Швейцарии умер Симон Маркиш, это, увы, прошло незамеченным. На ТВ два доминирующих мотива: прощание с Г.А. и арест Саддама Хусейна. Комментатор заметил, что Саддам, когда поймали обросшего, похож на Маркса, а рисовали у нас раньше похожим на Сталина.
Продолжают выражать… мне соболезнования (по поводу первого события).
Самочувствие — присутствие неприсутствия: то ли живу и впереди множество лет, то ли иллюзия, что живу, хотя уже давно нет меня; к тому же делаю то, чего не хочется делать, вынуждают потребности текучки, и не делаю того, что хочется (новая проза: эротический сумбур и стилевая сумятица).
Семь условий идеальной, точнее, нормальной смерти:
умирать весело, без трагизма и надрыва;
умереть в старости;
в ясном — пусть и относительно — уме;
в своей постели и в окружении близких;
успеть проститься, и чтоб не за тебя сказали твое последнее слово;
умерев, не числиться в живых;
поверить в Бога, если даже всю жизнь сомневался (Елена ставит это пунктом первым).
2004: Став учителем, не забывай, что был учеником
Жажда диалога… Но кто тебя слышит, да и желает ли кто услышать тебя, эй, Чингиз Гусейнов?
Памфлет на мой роман на сайте мусульманской общины! Ах, как ты обрадовал меня этим своим памфлетом — анонимным, но я сразу понял, что это ты! Твой велеречивый стиль, твоя кавказская горячность и манера речи кавказца, для которого русский стал родным языком! Твои доводы, с которыми на меня обрушился, когда наконец-то вышли мои коранические труды, коим я отдал десять с лишним лет
жизни, — “Суры Корана, расставленные Ибн Гасаном по мере ниспослания их пророку”, и роман о пророке Мухаммеде с длинным названием, в котором выражена метафора небесного мига, — “Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина”. Наивно — теперь вижу — полагал, что ты первым поздравишь меня. Могу ли я забыть, как ты кричал на меня, аж губы побелели и руки тряслись от негодования? Что ж, будучи старым моим другом и земляком, имеешь право:
— Решиться на такое!
— Ты имеешь в виду роман о Мухаммеде?
— Об этом еще поговорим, я о Коране, его сурах! Кто надоумил тебя трогать Священную книгу мусульман, совершив тем тяжкий грех?
— Я просто-напросто расставил суры по мере того, как Бог ниспосылал их пророку.
— Главная завлекаловка твоей книги! — Именно это игриво-емкое слово ты употребил, и оно, закавыченное, вошло в твой памфлет. — Расставить суры, так сказать, по мере ниспослания! Осмелиться изменить Коран, который бытует почти полторы тысячи лет! И уж совсем невыносимо читать, что ты услышал “голос свыше”! Какой такой голос?!
— Но если очень захотеть, то можно услышать пророков, разве нет? — ответил я робко.
— Не морочь мне голову своими псевдоафоризмами! А впрочем, “голос свыше” может принадлежать не только пророку или ангелу, но и… шайтану, что в переводе с твоего, так сказать, огузского языка означает — черт!
Фраза, которой завершается и твой памфлет. Я тогда еще пошутил, напомнив об ином словосочетании: “шайтан-арба”, то есть “чертова телега”, как когда-то называли паровоз и железную дорогу, которой ты ежедневно пользуешься, будь то трамвай или метро. А сколько “шайтанов“ навесили в свое время на компьютер? Не счесть!
Не думай, что шучу, нет, я серьезно, никакой рисовки — радость моя была безмерна, твоя отповедь действительно доставила мне удовольствие, и я хохотал, читая ее: сколько сарказма, всякого рода явных и скрытых ходов, точно заманил меня в катакомбы, а потом исчез — выбирайся, мол, сам с помощью своего “голоса”, пусть подсказывает выход из лабиринта. Увы, диалог между нами не получился, особенно когда, касаясь канонической структуры Корана, ты бросил мне фразу — дескать, “сам пророк Мухаммед был за такой порядок!”. А я ответил — быть может, в запальчивости:
— Если это и так, и ты приведешь в подтверждение слова пророка, то и тогда найду в себе… да, да, ты скажешь “дерзость”, ответить тебе: “Даже пророк, избранный Богом “рупором Своих идей”, не вправе вторгаться в Его замысел!”
Ты глянул на меня выпученными от ужаса глазами, ни слова не говоря, ушел и с тех пор перестал со мной общаться. И вдруг — вот он! Выплыл твой отклик под эгидой мусульманской общины, или уммы, которой, о чем свидетельствует сайт, подведомственны исламское не только книгоиздание, но и книготорговля: монополия на мнение — не пущать чужих!
Не станешь же ты отрицать, что лишь после смерти пророка Мухаммеда знатоки коранических сур под руководством третьего халифа Османа, зятя, точнее, “дважды зятя” пророка, собрали воедино суры Корана, чтобы покончить с расплодившимися многочисленными списками и разночтениями, и объявили это собрание “каноническим”. Но собиратели, не тронув в Коране ни буковки, ни слова, вторглись в Божественный замысел и… нарушили порядок сур, явленных Мухаммеду, коренным образом изменив сюжет и композицию Текста, его структуру, в результате чего сокрылась эволюция коранических идей, исчезла логика Божественной мысли — другая книга получилась!
По “каноническому” Корану получается, что Бог ниспослылал аяты хаотично, когда и как Ему вздумается. В результате подобных перестановок исказилось представление о том, кого Коран называет “неверными”: это — только язычники, только многобожники, а не те, кто не верует в ислам как единственно истинную религию; вот и сложилось повсеместно мнение: неверный для мусульманина — это немусульманин.
…Нет, я вовсе не хочу сказать, упаси меня Боже, что обладаю полнотой правды, а остальные, и ты в том числе, не правы: я всего лишь жажду познать эту правду и, стоя сейчас в начале пути, предлагаю тебе диалог, чтобы двигаться к истине вместе.
6 мая, чт. Жарко. Помпезная инаугурация Путина, благословение патриарха в поликонфессиональной России обозначило начало христианское в светской должности.
Журнал “Монитор” о съезде писателей Азербайджана, куда меня не пригласили: я, “мужественный и смелый”, противопоставлен им, “продажным и трусливым карьеристам” — втягивают меня в интригу, которая мне не нужна. Слова моего тезки Чингиза Абдуллаева приведены: де, “легко ему”, т.е. мне, “быть смелым, живя в Москве”. Кто знает, может, он прав? Массу газет привезли из Баку: “Г.А., — пишут, — яркое, ослепительное солнце, а И.А. — светлый ясный месяц”.
9 июня, ср. Убежден, что придет время, когда будут изданы под единой обложкой Тора + Евангелие + Коран. ТЕКСТ Бога:
Тора
Евангелие
Коран
Священное
Триединство.
Вывел формулу своего бытия (эгоизм одиночества или одиночество эгоизма?): я более всего люблю виртуальные общения — представить, домыслить, наполнить, выстроить перспективу, дать форму и содержание, и это становится для меня самой реальностью. Итак: на первом месте — сочинительство (прошлое на базе будущего, творимое в настоящем), на втором — сон (отсвет настоящего) и лишь на третьем — собственно реальность (быстротекущее настоящее).
26 дек., вс. Выступил по “Голосу Америки” о Дне солидарности азербайджанцев мира, празднуется 31 декабря, когда полмира отмечает Новый год. Искусственно противопоставили себя всему миру.
2005: Лезешь на чужую гору,
не умея ходить по своей низине
Кризис власти: который день народ протестует против “монетизации льгот”.
Американцы посадили на Титан, спутник Сатурна, аппарат. 7 лет туда летел. Мы как бы вернулись на 4 млрд лет назад — такой тогда была Земля.
11.02, пт. Родилась, в метро, идея — “Четыре утопии, обращенные в прошлое”:
Трагическая судьба Наримана Нариманова;
Жизнь и страдания Мамед-Эмина Расулзаде;
Если бы дожил до наших дней Самед Вургун… А что, и мог бы!
А четвертая утопия?
Увы, в процессе сочинения она стала антиутопией, устремленной, естественно, в будущее, и связана со мной, но о том — в другой раз.
3.03, чт. Убили в Баку — в день смерти моего отца 66 лет назад — главреда “Монитора” Эльмара Гусейнова. Власти осудили: де, удар по демократии, свободе печати. Причастны ли властные структуры, чтобы потом лить крокодильи слезы и рассуждать о провокации каких-то сторонних (каких?) сил, а заодно припугнуть?
13.08, сб. Заявление во властные структуры Азербайджана с просьбой передать пенсию, определенную мне как заслуженному деятелю искусств, многодетной беженской семье из оккупированного Джебраила, где некогда я был избран почетным гражданином [молчание до сей поры, а уже ноябрь 2008-го].
9.11, ср. Интервью на ТВ Ильхама Алиева: иногда ночью, без охраны, инкогнито, едет по улицам Баку, изучая жизнь. Как Гарун-аль-Рашид. Может, тоскуя по свободе, которая нынче жестко регламентирована? “Оранжевая революция у нас провалилась”, предотвратили, чтобы не пролилась кровь.
В Баку массовые аресты, царит страх, якобы готовился переворот.
15.11, Вт. “Ломидзевские традиции” (к конференции в ИМЛИ):
Эмоциональные. Не только интерес, но и заинтересованность. Не только профессия, но и дело жизни. Любовь к предмету.
Этические. Бережность. Видеть, пропагандировать, поощрять созидательное. Каждую литературу он рассматривал как свою родную.
Эстетические. Даже в идейно спорном, если это подлинное искусство, высветить рациональное, увидеть художника. Помню, он вел обсуждение проблем исторической прозы: Олжас Сулейменов резко выступил против Константинэ Гамсахурдия за его критику “диких” горцев, кыпчаков. Ломидзе согласился, но — де, “художник”!
Юрий Барабаш с чего-то уловил в моем выступлении ностальгию по СССР, сказал, что советский период характерен полнейшим истреблением украинской литературы. Но для других народов, других культур было по-иному… Долгий разговор, наши позиции могли б совпасть. И вдруг со скепсисом спросил: “Неужели Г.А. так велик, как его подают?”
2006: Случается: кругом грешен, но — святой
Уже который месяц митинг протеста москвичей у к/т “Баку” против установки памятника Гейдару Алиеву. Надо ли? Могут осквернить. В условиях “подъема” национализма будет работать против всего азербайджанского.
Дагестанец, о котором давно думал написать (пока — лишь эссе), Камиль Султанов: высок, худощав, доброжелательно и доверительно смотрит, внимателен и чуток к собеседнику, настроен на долгий разговор по душам, без суеты и спешки (куда спешить? Жизнь и без того быстротечна…) — вот каким запомнился он мне. Отражение натуры его — письма, я их храню: почерк четкий, ясный, точно резьба на камне, но буквы хрупко-робкие, тонкие и без нажима. Исключительная тактичность, но и твердость, определенность характера. Это тот случай, когда по почерку человек узнается лучше, чем даже когда общаешься с ним, ибо тут — полная раскрепощенность на грани исповедальности, и потому для меня лично полнота образа Камиля Султанова заключена в его письмах.
Я не случайно назвал его “дагестанцем”; имея в виду этнос, вернее было б сказать “кумык”, но точность была б формальной: сферой его интересов была не столько национальная кумыкская литература, хотя начинал он свою деятельность как кумыкский поэт, а весь уникальный край. Есть миф, объясняющий дагестанское многоязычие, когда буквально за каждым горным выступом — новый этнос и язык, совершенно отличный от соседнего. Бог, раздаривая людям языки, почувствовал, пролетая над Дагестаном, усталость и решил высыпать из торбы все оставшиеся там языки. Чудо, что есть редкостный регион, не по этносу названный: Дагестан, “Страна гор”, что, как представляется, отрезвляюще — в условиях неостановимых этно-центробежных тенденций на евразийском пространстве — должно действовать на разгоряченные умы, которые хотят во что бы то ни стало разделить землю по этническим признакам. Нет, доказывает Дагестан, можно (хоть спокойствие и тут относительное) мирно жить в пределах целостного края: назовись он именем одного из этносов, населяющих его, — Аваристан, Кумыкия, Табасарания, Лезгистан, Даргиния… — непременно б возникли раздоры между “титульным” и другими этносами, так что неэтническое название в известной мере спасло край от межэтнических разборок.
О Тимуре Зульфикарове, собрате по перу, сколько невыговоренного в душе осталось: прозаик + поэт + композитор, сочиняющий романсы и мелодии к собственным стихам, + творит чудеса с русским словом, пробует “на зуб”, так поступают с золотым слитком — и слово выдерживает испытание на прочность. Песни его — поистине “огонь в сухих камышах шоу-бизнеса”. Не знаю, что первично у Тимура: его восточная по отцу-таджику душа переплавляет русскую речь, или русская по матери душа впитывает премудрости Востока, дабы щедро одарить ими мир. То же и с верой как глубинным состоянием натуры: не то он мусульманский христианин, не то христианский мусульманин. Так пробивается и растет веточка из древа Авраама-праотца. Синтез, так сказать, стилевого евразийства? Архаика мира в оболочке мирового модерна? И вот — новая повесть, “Книга детства Иисуса Христа”: тут органичное, даже не заметишь переходов, переплетение житейского земного (младенец в семье с матерью Марией и отцом Иосифом) и небесного, божественного (Ему ведомы и Отец Его небесный, и родившая Его Богоматерь), ибо все всем известно, финал с распятием заранее задан и предрешен.
Земляк Анар — только что прочел его повесть “Белый овен, черный овен”, синтез утопии, или видения счастливого будущего Азербайджана, и антиутопии — видения чудовищного его будущего. Но в нарисованном счастье ничто не напоминает о том, что оно хоть как-то может быть подготовлено сегодняшним днем, ибо если пойдет так, как идет, то вряд ли состоится и то, о чем мечтается, но зато состоится то, что зловеще.
И под конец — фрагменты интервью и заметки.
Вопросы журналистки из Армении Карины Тер-Саакян и мои ответы:
Корр: Вы долгое время живете в Москве. У вас есть друзья-армяне, говорите ли вы с ними о карабахском конфликте?
Ч.Г.: Живу в Москве больше 50 лет, приехал учиться в МГУ и остался. Двор бакинский, где я рос, был многонациональным, жила там чудесная армянская (только теперь задумываюсь над этносом, тогда и в голову не приходило, что они — армяне) семья Ходжаевых, тепло о них вспоминаю. По школе и двум годам учебы в Азербайджанском университете у меня были друзья-армяне, непременно хочу назвать Ивана Аванесова, ныне покойного (хорошо, что он не застал нашей этно-войны!), у меня сохранились его интересные письма, он стал поэтом, выпустил в свое время в Баку книжку стихов. Из друзей по школе — Виктор Тер-Григоров, он уехал в 1991-м в Израиль, где мы с ним встречались, подолгу обсуждая нелепость армяно-азербайджанского противостояния: этническая вражда — состояние позорное, анормальное.
Однажды в 1967-м мне довелось долго беседовать в Москве, в том числе по азербайджано-армянским вопросам, с Анастасом Микояном в его кремлевском кабинете, и я был поражен изобретательностью его ума; беседу тогда же записал для себя, понимая ее значимость. Вот бы теперь побеседовать с ним по поводу его оптимизма.
Семейно дружим с бакинцем Игорем Егиковым, большим композитором, учеником А.Хачатуряна: то же недоумение по поводу вражды! Сто лет общаюсь с известным критиком Леонидом Теракопяном (зам. главного редактора “Дружбы народов”), но ни он, ни я не заговариваем о нелепом конфликте, у нас масса других — литературных — проблем для обсуждения, как-то неприлично нам с ним предъявлять друг другу какие бы то ни было “претензии” по части территорий. О карабахском конфликте мы не раз бесконфликтно говорили, встречаясь на путях-дорогах Переделкино, с Булатом Окуджавой. Свою этничность он, как известно, характеризовал так (я еще не дорос до такого смелого заявления): “По отцу я грузин, по матери армянин, а сам — русский” (тот наш с ним диалог был опубликован в “Вечерней Москве”).
Корр: Как вы считаете, возможно ли мирное сосуществование армян и азербайджанцев после 15 лет вражды, ненависти и даже войны?
Ч.Г.: Вражда, увы, укоренилась настолько, что даже дети воспитываются в ней. Кстати, армяне до сей поры называют азербайджанцев турками, отождествляя нас с ними. Так что мирное сосуществование, возможное повсюду вовне (из-за вражды друг к другу мы выглядим в глазах цивилизованного мира как люди отсталые), у нас трудно достижимо, и это будет длиться… боюсь произнести, сколь долгие десятилетия в Армении и Азербайджане, где эта “вражда” не только культивируется искусственно, ибо кое-кому выгодна, но и продолжает существовать “естественно” и в Азербайджане вспыхивает время от времени в среде обилия беженцев, изгнанных со своих земель, которые (земли) не имеют, кстати, никакого отношения к пространству Нагорного Карабаха.
Корр: Какова, по-вашему, роль писателей и деятелей культуры в нормализации наших отношений? И не кажется ли вам, что Азербайджану не стоит во всем оглядываться на Турцию, которая, кстати, более взвешенно относится к армянам? Во всяком случае, мы ездим в Турцию без проблем, чего, увы, нельзя сказать об Азербайджане.
Ч.Г.: Вопрос трехчастный.
Роль писателей велика, но переоценивать ее не следует, тем более, если речь идет о писателе, который мечтает о политической карьере, о голосах масс, толпы, населения, вкупе именуемых — да, да, именно так! — народом.
Турция — страна великая, “имперская”, с давними государственными традициями, ей позволительна и та роскошь, о которой вы справедливо упомянули. Азербайджан — еще малое дитя (думается, Армения тоже), мы с вами только-только учимся управлять эмоциями. Кстати, тождество Турции и Азербайджана — чисто патриархальная точка зрения: разные судьбы, разные ментальности, да и языки не идентичные, с очень-очень большими лексическими и синтаксическими различиями.
Ах, как я мечтаю побывать в Карабахе Низинном и Нагорном, посетить город моего детства Шушу, колыбель азербайджанского музыкального искусства, встретиться — как это я некогда делал — со своими читателями в городе Джебраиле. Он ныне лежит в развалинах и обезлюдел, к тому же, говорят, заминирован, никто там жить не может: ни армяне, ни азербайджанцы. Но я верю, хотя, боюсь, не доживу до этого времени, что еще запоют и у вас в Армении, и у нас в Азербайджане очень популярную в советские годы песню — до сих пор звучит порой в ушах эта смесь армяно-азербайджанского мелодического стиля: “Кардаш олуб Айастан — Аазеербаайджан”, то бишь: “Братьями закадычными мы стали, Айастан-Армения и Азербайджан”. Будем ли снова? И когда?
(Интервью не было опубликовано.)
Поездка в будущее
Городок Ди на юге Франции. Зеленые холмы, за ними — горы, на вершинах — поступь туманов, собираются, сливаясь, точно живые, с тучами. Виноградники, речушка с мостиками через нее, ущелья, ухоженные поля, плантации. Прямо наше Закавказье, но… цивилизованное: чистые дома, ухоженные холмы, уютные аккуратные улицы. В бабье лето нас, по дюжине посланцев Азербайджана, Армении и Грузии (а я — из Москвы), на десять дней пригласили в Ди на фестиваль “Восток — Запад”.
Вдруг озарение: нет, вовсе не на фестиваль нас пригласили, нам — не чудо
ли? — предложили ненадолго приехать… в будущее, оказаться в ситуации нормальных кавказских отношений (и быта!), испытать прелесть современной жизни вообще и творческой в особенности — без дрязг, конфликтов, каких бы то ни было притязаний друг к другу, без кровопролития, оскорбительных выпадов, откровенной ненависти.
Все дни — постоянное общение друг с другом за столом, а это обед и ужин (завтракаем в домах, где каждого бесплатно разместили: хозяева считают для себя честью предоставить гостям не только отдельную уютную комнату, но и завтрак). Длинные столы уставлены яствами, в том числе кавказскими — шашлыком, долмой, в кувшинах несут и несут молодое красное вино собственного производства. Перед нами за речкой, на той стороне, высился зеленый холм, и порой мы забывали: то ли мы в Ди, то ли в Шеки или Карабахе, а может, в Кахетии или окрестностях Севана.
Никакой идеологической корысти, политической выгоды — лишь пожелание (и общественного совета фестиваля, и мэрии, радушно нас принявшей в одном из своих роскошных залов), чтобы встретились, посостязались в искусстве слова, кисти, звуков, движения, показали мастерство наших древних народов. Концерты, фильмы, выставки… Театр превратился в кавказское кабаре. “Круглые столы” по вопросам творчества, о новых веяниях в литературе, о синтезе искусств, об изданиях книг и журналов, по проблемам взаимного перевода, о совместных проектах. Выступления в лицеях с обсуждением вышедших во Франции книг наших писателей.
Встреча талантливых авторов: армянского прозаика Ваграма Мартиросяна, чей роман “Оползни” вышел и в переводе на азербайджанский, с Али Акбаром, чьи художественные сочинения и острая публицистика приобрели известность в Азербайджане, — он один из признанных зачинателей “новой прозы”, хлесткой, правдивой, нелицеприятной. А вот новые поэты, неординарные, переводчики сожалели, что не могут во всей полноте отразить их образную систему, оттенки и нюансы: грузин Шота Иаташвили и армянка Виолетта Григорян, переехавшая в Армению из Ирана, она прекрасно знала фарси, но не знала русского, так что ее речь переводили с армянского на русский, чтобы понимали мы, и на французский, чтобы понимали остальные.
Ансамбль грузин — сестры Нино и Миму Джанджгава и братья Давид и Георгий Хоситашвили, каждый из которых и поет, и играет на флейте, пианино, скрипке, гитаре, грузинских инструментах саламури и стварию, — погружал нас в красочно-мистический мир народных и современных мелодий, а однажды в застолье все мы запели с ними вечную “Сулико”, которую в советские годы знала вся страна.
Сольное выступление знаменитого азербайджанского пианиста Шахина Новраслы. На сцене двое — он и рояль. Сначала существуют порознь, потом начинается диалог между пальцами и клавишами. Далее — шквал, ураган, взрыв звуков, причудливые их комбинации, от которых зал сотрясается. Что вытворяет исполнитель! Еще недавно он был реальным человеком с наивными глазами, несколько стеснительный и скованный, а теперь возносится со своим роялем во вселенские сферы, которые вне людского разумения.
А какие чудеса творил великий канатоходец-“кендирбаз” Эдмон Аветисян, стройный, высокий, прямой, как жердь: подпрыгивал и садился на канат, чтобы снова вознестись над ним, ехал по нему на велосипеде, взбирался на лестницу, восседал на табуретке… И с каждым новым рискованным трюком маленькая городская площадь взрывалась возгласами восторга… Потом, когда мы сидели под навесом за длинным столом, готовясь к вечерней трапезе, канатоходец оказался рядом со мной, и я ошарашил его, сказав, что видел за его спиной веревку. Он тут же вскричал: “Нет!”, подскочили армяне с возмущением. А я добавил: “С неба была спущена веревка, поддержка Бога”. Канатоходец заулыбался, и мы вспомнили слова Иисуса: каждый может пройти пешком по морю, если в нем сильна вера.
Разыгрывал свою интермедию Али Гасанов, завернувшись в струящуюся черным, будто льющаяся нефть, ткань, — никак не вырваться из нее на волю. Нефть — образ Азербайджана, и не поймешь, в этом богатстве счастье для народа или беда…
Так и слышу: идиллическая картина! Телячьи восторги! Но как иначе писать о будущем, куда я попал всего лишь на короткое, увы, время? Вряд ли б говорил в подобной стилистике о настоящем. Впрочем, кусочек нашего настоящего был явлен. Оригинальная идея у парижской грузинки: составить большой плакат из расхожих высказываний кавказцев друг о друге (мы ведь сейчас в будущем, так почему бы не напомнить каждому из нас, кто о ком и что думал прежде). У армян идефикс, что Тбилиси основали армяне и они же дали грузинам алфавит; что азербайджанцы, они же турки, глупы, как бараны. У грузин — что армяне вероломны, не помнят добра, а азербайджанцы, они же татары, дикари. У азербайджанцев — что армяне все получили “от нас”, и долму, и шашлык, и все их песни — “наши”. Каждый мог подойти к плакату и вписать свои суждения, чем и я воспользовался: “Один армянин — неудобно сказать, два — тоже умолчу, три — антитурецкий митинг. Один азербайджанец — стыдно сказать, два — тоже, три — Академия наук. Один грузин — кинто, два — 1937 год, три… — сохрани нас от этого Бог!”. Какая буча началась! До слез довели бедного автора идеи, обиделась, что ее не так поняли, и в знак протеста покинула фестиваль.
На следующий день после возвращения из “будущего” домой узнал новое понятие: “грузинофобия”. Грузины — вот кто, оказывается, повинны в криминале, разгуле коррупции, нищете “коренного населения” (слово-динамит или канистра, полная бензина: плеснуть, где очажок этнического конфликта, — возгорится на всю страну!). Вписались грузины в постоянно обновляемый список “виновных”: были евреи, крымские татары, постоянно для всех на одном полюсе — чеченцы, на другом — американцы, у армян — турки, у азербайджанцев — армяне, у прибалтов (и не только!) — русские. Теперь вот грузины. Вирус опасен — сразу заражает массы, толпа становится неуправляемой, уже не спасают последующие разъяснения, что “не так поняли”, мол, что речь о явлении социальном, а не национальном. Вспомнил, как в советские годы, дабы погасить ропот татар и монголов, дескать, “иго” к ним отношения не имеет, нашли емкую замену: “ордынское иго”. Хорошо развивалась тогда идеологическая фразеология, настала пора перенимать опыт. А вообще-то стремление привязать социальное к этническому — явление ненормальное и опасное.
Твержу себе: эй, Ч.Г., не забывай, что вернулся в настоящее, покинув будущее, но помни о нем постоянно, чтобы не скатиться в прошлое — в каменный век, когда и вспоминать будет нечего.