Отчет подготовил Владимир Медведев
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 8, 2006
Какой будет российская культура третьего тысячелетия?
Нам — всем сущим в России языкам и народам — выпала великая возможность создать небывалую еще цивилизацию, основанную на естественном сплаве чрезвычайно широкого диапазона разнообразных культур. География, история, сложное переплетение случайностей и закономерностей создали уникальный конгломерат народов и культур, дающий России огромный культурный потенциал. Однако эти мощные ресурсы остаются пока совсем мало освоенными.
Все еще пребывает в тени внешне неброская, открывающаяся лишь внимательному и понимающему взгляду культура угро-финских народов — поразительно красивое и одухотворенное умение жить в ладу с природой. Почти никак не проявлены краски культур народов, исповедующих буддизм, освещенные алмазным светом сострадания ко всем чувствующим существам. На общем фоне всего лишь как экзотический анахронизм представлены культуры народностей, сохраняющих шаманистские верования — древние способы взаимодействия человека с внешней средой и собственным внутренним миром, многие из которых современность только начинает заново открывать для себя…
Не мечта ли это? Может ли в самом деле сложиться что-либо подлинно общее у таких замкнутых, самодостаточных и разделенных огромным пространством миров, как традиционные культуры, скажем, удэгейцев и адыгейцев? Вряд ли — если, конечно, понимать культуру только как внешний комплекс верований, традиций, символов и прочего из этого же ряда. Обратимся однако к глубинным структурам культуры и обнаружим там многочисленные точки возможного соприкосновения. И есть, пожалуй, лишь один способ вывести на поверхность и выразить эти структуры так, чтобы они были внятны не только своим, но и другим, — это письменное слово.
Несмотря на униженное положение литературы в современной российской реальности, хочется надеяться, что нас ждет эпоха духовных и культурных открытий. Эра углубленного самопознания только начинается. Общая российская цивилизация — пока только проект. Одна из важнейших составляющих этого проекта, в котором все составляющие являются важнейшими, — более глубокое и полное открытие культур Северного Кавказа, объединенных некоторыми исследователями в понятие “северокавказская цивилизация”.
Мы выбрали для разговора именно этот регион не только потому, что драматические события, бушевавшие здесь в течение последних полутора десятков лет, выдвинули его в ряд тех, кто нуждается в первоочередной заботе, но и в силу важных особенностей Северного Кавказа, о которых ниже и пойдет речь.
В конце мая нынешнего года наш журнал совместно с Фондом социально-экономических и интеллектуальных программ провел в Железноводске круглый стол под девизом “Многообразие и единство: проблемы современных литератур Северного Кавказа”, на который были приглашены писатели из северокавказских республик. В форуме приняли участие:
Лев Аннинский,
критик, литературовед (журнал “Дружба народов”).
Муса Ахмадов,
поэт, прозаик; главный редактор журнала “Вайнах” (Республика Чечня).
Лейла Бекизова,
литературовед; председатель Союза писателей Карачаево-Черкесской Республики.
Танзиля Зумакулова,
поэтесса (Кабардино-Балкарская Республика).
Иса Капаев,
прозаик (Карачаево-Черкесская Республика).
Мурат Картоев,
прозаик, поэт, собиратель фольклора (Республика Ингушетия).
Анатолий Кобенков,
поэт, переводчик (Москва).
Нальбий Куек,
поэт, прозаик, драматург, переводчик (Республика Адыгея).
Эдуард Мамакаев,
поэт; председатель Союза писателей Чеченской Республики.
Владимир Медведев,
публицист (журнал “Дружба народов”).
Гарий Немченко,
прозаик, переводчик (Республика Адыгея).
Анатолий Преловский,
поэт, переводчик (Москва).
Леонид Теракопян,
критик, литературовед; заместитель главного редактора журнала “Дружба народов”.
Сергей Филатов,
писатель, государственный и общественный деятель; президент Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ (Москва).
Мадина Хакуашева,
прозаик, литературовед (Кабардино-Балкарская Республика).
Рамазан Цуров,
поэт (Республика Ингушетия).
Александр Эбаноидзе,
прозаик, переводчик; главный редактор журнала “Дружба народов”.
Предлагаем вниманию читателя отчет об этой встрече. Речь шла исключительно о литературе и месте писателя в современном обществе отнюдь не потому, что участники “круглого стола” избегали обсуждения многочисленных острых и болезненных проблем, одолевающих регион. Художественным словом не накормишь голодных, не отстроишь разрушенный дом, не смонтируешь завод… Но только мысль и слово могут примирить враждующих, только они могут помочь людям разобраться в себе и понять других.
Только слово способно соединить то, что разорвано недомыслием и своекорыстием власть имущих, и это ставит литературу в ряд ресурсов, как воздух необходимых не только Северному Кавказу, но и всей России в целом.
Образ мира, рожденного горами
Предоставим ученым спорить о том, какой конгломерат культур уместно считать особой цивилизацией, а какой нет. Не посягая на научность, определим северокавказскую цивилизацию как осознанную организацию человеческого общежития, поскольку общественную и частную жизнь народов Северного Кавказа отличают многочисленные общие черты, а их духовный мир — общие или сходные традиции, цели и ценности.
Здесь обитают более сорока народностей, связанных между собой причудливыми нитями дружбы, вражды и добрососедства. Они исповедуют различные религии — ислам, христианство, иудаизм, говорят на различных языках.
Абхазы, адыги, кабардинцы, черкесы, абазины, ингуши, чеченцы, аварцы, лакцы, даргинцы, лезгины, табасаранцы, агулы, рутулы, цахуры говорят на языках, относящихся к кавказско-иберийской группе. Осетины, таты — на языках иранской группы, а языки карачаевцев, балкарцев, кумыков, ногайцев, теркемейцев принадлежат к тюркской группе. И все же меж ними очень много общего в фольклоре, быте, в характере, обычаях. Они не просто похожи, они взаимно дополняют друг друга.
Это удивительный мир культуры, рожденной горами и суровыми условиями жизни среди гор. Сама природа, система хребтов и долин, одновременно разделяет и объединяет живущие в ней людские сообщества.
Этот мир никогда не был идиллическим. Паритет отношений всегда был хрупок и зависел от политических и экономических причин. Реальное единство достигалось тогда, когда создавались объективные основы разрешения конфликтов, когда возрастала культура межнационального общения, уровни и сферы ее проявления…
В каком-то смысле Северный Кавказ все еще остается terra incognita для Центральной России. Слишком привычно то, что лежит на поверхности, и слишком мало ведомо глубинное, сокровенное.
История знакомства российского читателя с этими краями общеизвестна и начинается с таких великих имен, как Александр Пушкин, Михаил Лермонтов, Лев Толстой… Однако все их замечательные произведения являются лишь взглядом извне, со стороны, с позиции внешнего наблюдателя. Показать глубинное было под силу только писателям, вышедшим из северокавказской культуры. И они не замедлили появиться во второй половине XIX века.
Мурат Картоев
ПЕРВЫЕ ШАГИ
Письменная литература кавказских народов зародилась на рубеже двух прошлых веков. В самом начале она зиждилась на устремлениях одиночек, по воле судьбы оказавшихся в Центральной России, преимущественно в Петербурге и Москве. Свои первые шаги в литературе эти одиночки делали на русском языке, а после обретения национальных алфавитов обращались к родному слову. Не хочу никого выделять из этого числа, ибо все кавказские народы прошли этот путь.
Началась литература Кавказа не с пустого места: в ее основе лежали богатства фольклора, простирающегося от плоского анекдота до крупных эпосов. Этим сокровищам цены бы не было, принадлежи они большим народам, умеющим передать свои богатства другим. Однако изучение устного народного творчества протекало на Кавказе вяло, скачкообразно, в вечном споре о том, какому народу что принадлежит. До истины никто не докопается, а вот урон от этих споров нанесен и наносится большой. Подрывается первоначальная основа фольклора, искажается его первородный смысл.
Муса Ахмадов
ОТ ДУХОВНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ К СВЕТСКОЙ
Свою общественно-воспитательную роль фольклор сохранил и после возникновения письменной литературы, которая в своем зарождении состояла из философско-теологических трактатов (жайнаш) и религиозных песен (назманаш), предназначенных для громкого хорового распевания.
Наиболее заметными фигурами среди основоположников духовной литературы на чеченском языке были мусульманские проповедники Кунта-Хаджи — сын Киши, Атаби — сын Ати, Сугаип — сын Гойсума, творившие во второй половине XIX века.
В конце того же века появляются писатели из чеченцев, которые свои научные, публицистические и художественные произведения писали на русском языке
(У.Лаудаев, А.Шерипов, братья Мутушевы и др.).
Леонид Теракопян
РОДСТВО РОЖДАЛОСЬ И КРЕПЛО ВЕКАМИ
Дух российского Кавказа порожден слиянием множества национальных красок. За ним и величественный нартский эпос, и сказания ашугов, и бессмертные творения Коста Хетагурова, но за ним же и Пушкин, и Лермонтов, и Бестужев-Марлинский, и Толстой. В крылатых строках Алима Кешокова: “Поручик Лермонтов! У вас хочу быть в званье рядового” — и восхищение, и чувство родства.
И о родстве — особо. Оно рождалось и крепло не то что десятилетиями, а веками. Так или иначе, но перед нами мощный культурный слой, подготовленный поколениями просветителей, этнографов, ученых, писателей. И еще добавил бы — трудом переводчиков. Современный Северный Кавказ открывали для читателей многонациональной России Николай Тихонов и Арсений Тарковский, Семен Липкин и Владимир Соколов, Владимир Солоухин и Яков Козловский, Юрий Нейман и Елена Николаевская, Наум Гребнев, Михаил Синельников, Геннадий Русаков и другие. Каждый перевод — это точка встречи литератур, веха в постижении наших исторических связей.
Думается, первой по-настоящему приблизила к российскому читателю горный край не столько проза, сколько поэзия, когда привлекательный образ Северного Кавказа формировали в массовом сознании такие поэты, как Расул Гамзатов, Кайсын Кулиев, Алим Кешоков… Именно под влиянием их стихов Кавказ в представлениях среднего россиянина ассоциировался с такими понятиями, как мудрость, благородство, щедрость, широта, гостеприимство, мягкий юмор…
Это была хорошая поэзия, но все же не следует забывать, что она рисовала Северный Кавказ с парадного входа. Это были стихи, которые оставляли читателя в кунацкой, где в дружеской беседе говорится только о том, о чем уместно говорить с гостями. Вся сложная повседневная жизнь жилого дома оставалась скрытой за семью печатями. С гостями не говорят о трудностях жизни, о боли, обидах, разладе в семье…
Впрочем, возможно, поэзия и должна быть именно таковой. А поскольку иной все равно не имелось, образ Кавказа в представлениях россиян оставался, мягко говоря, несколько иллюзорным… К тому же он вполне вписывался в ту картину иллюзорной реальности, которую власть в советские времена пыталась внушить своим подданным.
Мурат Картоев
ВОЗДАВАЯ ХВАЛУ НЕДОСТОЙНОМУ, УНИЖАЮТ ДОСТОЙНОГО
Россия узнала о Кавказе как о своеобразном культурном пласте мира после того, как были записаны и напечатаны первые варианты фольклорных произведений горских народов и созданных на их основе весьма романтичных сказаний. И Пушкин, и Лермонтов, и Толстой, и многие другие российские литераторы пили из этих родников, совершенно не думая о том, что кому принадлежит. Для великих людей России мы были единой семьей, одной общностью. Это, уверяю вас, была неплохая участь.
Затем пришла эпоха Советов и поэтов. Она и ныне продолжается. Поэзия, поэзия и поэзия! В Россию шел поток стихов кавказских авторов очень схожей тематики: мать, родина, родной язык, война, воин, партия, Ленин, пятилетка и т. д. Сейчас партию и Ленина в этом наборе заменили Бог и вера. Это — тяжелая артиллерия, отдаленно напоминающая литературу. Причем большая часть подобного творчества паразитирует на мастерских переводах на русский язык. Я сам видел в книжных магазинах Дагестана завалы непроданных сборников одного из кавказских корифеев, тогда как томик стихов этого автора на русском языке трудно найти в продаже. Это же можно сказать и о многих ныне здравствующих авторах, чьих имен я назвать не смею. Назовешь — беды не оберешься. Бездарные писатели и поэты страшнее огнемета.
В советское время, в особенности в шестидесятые, семидесятые, восьмидесятые годы, в России начали появляться творения кавказских прозаиков. Что это были за сочинения? Чаще всего — перепевы сложных тем, поднятых в книгах известных российских прозаиков. Например, “Поднятая целина” Михаила Шолохова породила десятки и сотни подражательных произведений. Были попытки показать жизнь молодежи, идеализировалось абреческое движение, воздавалась хвала партии, правоохранительным службам, были вздохи при луне и робкая критика действительности. К большому сожалению, герои этих произведений были весьма схематичными. Немыслимых размеров достигала описательность. Примитивные диалоги и монологи занимали более половины текста, мало использовались приемы психологизма…
Конечно, российскому читателю, воспитанному на великой прозе, такие творения ничего не говорили. Но дурной пример заразителен, и слабые писательские опусы наводняли страницы толстых журналов, издавались отдельными книгами. Как этим авторам удавалось протащить свои писания в печать, одному богу известно. Возможно, стараниями переводчиков, но и те не всесильны… Русские варианты сильно разнились с подлинниками, иногда текст переделывался до такой степени, что умершие оживали, а положительные герои становились отрицательными. Особенно сильно поносились Бог, вера и верующие. Вслед за выходом подобных творений являлись критические статьи, которые не анализировали, а просто пересказывали текст. Одни бездари воздавали хвалу другим. Можно ли при этом порицать русского читателя и издателя за равнодушие к кавказской прозе?
Ингуши говорят: “Когда воздают хвалу недостойному, унижают достойного, когда хвалят достойного, унижают Бога”.
И вот, кажется, сегодня настали времена, когда писатели Северного Кавказа могут наконец заговорить во весь голос. Накоплен немалый опыт, цензура не заглядывает через плечо, и дозволено высказать все, что лежит на сердце.
Задача эта выходит далеко за пределы “чистой” литературы, ибо подлинно художественное произведение одним лишь фактом своего существования изменяет мир в гораздо большей степени, чем мы обычно себе представляем. Согласно Грегори Бейтсону1 , даже обычное бесстрастное наблюдение за каким-либо объектом является вмешательством, изменяющим его параметры. Попытаемся представить, сколь велико воздействие творческого слова, исполненного ума, энергии и страсти…
Мы все ждем такое слово. Не только те, кто живет в кавказских горах, но и жители равнин и степей, тундр и лесов, больших городов и малых селений — все те, кому выпало трудное счастье родиться в России.
По плечу ли такая задача? Готовы ли к ней северокавказские литературы?
Леонид Теракопян
ПОТРЕБНОСТЬ В РАСКРЫТИИ ЦЕННОСТЕЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ
Литературы Северного Кавказа живут ощущением драматизма. Их контекст — это рожденные в прошлом, но далеко не исчерпанные ныне исторические, социальные, экологические, нравственно-психологические конфликты. Отсюда напряженность анализа, потребность в раскрытии и утверждении ценностей национальной культуры и этики, в сопоставлении собственного опыта с опытом других народов, других литератур страны. Иначе угроза провинциализма, соскальзывания в этнографический колорит, утрата диалога с магистральными эстетическими, стилевыми, философскими тенденциями. Действительно востребованным, вызывающим отклик может быть только то, что обогащает современника, расширяет горизонты правды, несет в себе художественные открытия, значимые для всей многонациональной России.
Северокавказские литературы 60—80-х годов полнились сюжетами переселения людей с гор в плодородные долины, преодоления патриархальности, мотивами протеста против бесцеремонного наступления технического прогресса на природу, на экологическую среду обитания. Вспомним хотя бы произведения даргинца Ахмедхана Абу-Бакара. Теперь подобные сюжеты не то что утратили актуальность, но отступили перед натиском новой, рыночной реальности, перед лавиной социальных катаклизмов, межнациональных распрей и потрясений чеченской войны.
Муса Ахмадов
НАША ЛИТЕРАТУРА КАК БУДТО ЗАСТЫЛА
Сложные времена настали сегодня для чеченской литературы, как и для всего чеченского народа.
Жестокость так называемого “дикого рынка”, последствия двух разрушительных войн тяжело отражаются на всей чеченской культуре, на конкретных судьбах писателей и других представителей творческой интеллигенции.
Однако, несмотря на это, в последние годы у нас появилось много авторов, пишущих как поэзию, так и прозу. Возросло также число людей, занимающихся живописью и сочинением песен. Это естественно, ибо люди должны каким-то образом освобождаться от тяжелых воспоминаний и стрессов, связанных с последними войнами, и хорошо, что это происходит через творчество.
Таким образом, творчество многих начинающих писателей (а среди них не только молодые, но и люди пожилого возраста) ценно уже тем, что содействует психологической реабилитации самих авторов. Но с точки зрения высоких эстетических требований эти сочинения, безусловно, очень слабы. Несмотря на это, они появляются на страницах журналов и газет, выходят отдельными книгами, правда, за счет авторов или спонсоров. В 1991 году государство самоустранилось от издательского дела. Одновременно исчезли такие понятия, как “рецензирование”, “редактирование” и тому подобные, связанные с культурой книгоиздания.
Последние тринадцать лет была парализована деятельность Союза писателей республики, как и большинства творческих союзов. Не было проведено ни одного семинара-совещания для молодых, литературные издания выходили от случая к случаю. Мало издавались сочинения известных писателей на чеченском языке, не переиздавалась классика. Так, не было выпущено ни одной книги основоположников чеченской литературы Сайда Бадуева и Магомета Мамакаева.
Эти тринадцать лет словно выпали из жизни нашей литературы, и она как будто застыла. Писатели, которые вошли в нашу литературу в конце 70-х годов, активно пишут, осваивая новые творческие горизонты. Следующее за ними поколение, как и прежде, тринадцать лет назад, все еще подает надежды, хотя это уже сорокалетние люди, а многим — и за сорок. А за ними, к сожалению, не видно серьезно пишущих авторов.
Положение начало более или менее выправляться с 2002 года, когда вновь стали регулярно выходить литературно-художественные журналы “Орга”, “Вайнах”, детский журнал “Стела1ад”, а с 2004 года — новые издания: “Нана”, “Гоч”.
Вокруг этих журналов объединились творческие коллективы и активно пишущая молодежь, так что в количественном отношении наш писательский цех стал расти. Как отметил главный редактор журнала “Орга” Э. Минкаилов, за последние пять лет вышло такое количество произведений чеченских авторов, которое соизмеримо со всей литературой, изданной за годы советской власти. К сожалению, художественный уровень издаваемых произведений, особенно начинающих авторов, очень низок. Отчасти прав исследователь нашей литературы Г.Индербаев, когда пишет: “Сегодняшняя чеченская литература приобрела «массовый», «народный» характер. Ее творят все кому не лень, кому не жаль бумаги и чернил. Всякий, кто «сочинил» два-три плохоньких рассказа, — писатель; тот, кто пересказал содержание «рассказа», — критик, литературовед” (“Вайнах”. 2004. N 6).
Многие начинающие писать не имеют филологического образования, не могут отличить художественную литературу от журналистики. К сожалению, и многие общественные деятели, государственные чиновники, да и многие читатели видят ценность литературного произведения в его оперативном реагировании на происходящие события. Это задача журналистики, а не художественной литературы. Безусловно, писатель, тем более — чеченский писатель, не может самоустраниться от реальной жизни, но его отклик на происходящее должен быть опосредованным, выраженным в художественных образах. И поэтому сегодня, когда разрешено говорить и писать все, оценка того или иного произведения по смелости высказываний, мягко говоря, ненаучна. Но у нас все перемешалось. Отсутствуют критерии оценки произведения, не различается имитация и настоящая литература. Более того, имитаторы проявляют большую активность, навязывая обществу свою продукцию, устраивая всевозможные мероприятия в свою честь.
Происходящее в литературе — зеркальное отражение того, что происходит в реальной жизни, где все перемешалось: добро со злом, преданность с предательством, дозволенное с запретным.
Рамазан Цуров
НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ ИСЧЕЗЛО ОБЩЕЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ПРОСТРАНСТВО
Общей для всех является и проблема книгоиздания, но в Ингушетии она вообще стала безнадежной. Во всей республике на полмиллиона населения имеется всего один тоненький литературный журнал.
На Северном Кавказе исчезло и традиционно общее литературное пространство. Например, произведений ингушских авторов не найдешь в Нальчике или Владикавказе, как не найдешь в Магасе сочинений дагестанских или адыгейских писателей.
Мурат Картоев
ИНГУШСКИХ ЛИТЕРАТОРОВ ПРЕСЛЕДУЕТ ЗЛОЙ РОК
Национальные литературы Кавказа обречены на прозябание или полное вымирание, если не будет задействована мощная программа развития языков живущих здесь народов. В советские времена этому еще уделялось какое-то внимание. Ныне все рухнуло. Отмерла единственная национальная газета “Сердало”, издававшаяся на ингушском языке. Ныне она выходит на русском, полностью дублируя другую республиканскую газету — “Ингушетия”. Когда-то гордо кричали, что в республике строится полиграфкомбинат, равного которому нет в поднебесной. Оказалось, что действительно нет ему равных — по убогости. В здании, где можно проводить региональные чемпионаты по мини-футболу, стоит всего лишь несколько станков. Здесь с трудом производят газеты, которых в Ингушетии ничтожно мало, журнал “Литературная Ингушетия” и еще кое-что. О массовых изданиях и речи нет. Еще раз повторяю: в Ингушетии нет своего книгопечатания. Даже учебники на ингушском языке издаются в Саратове, с большим числом всевозможных ошибок и иных полиграфических недочетов. Ингушских литераторов преследует злой рок: в бытность Чечено-Ингушской автономии их издавали в Грозном по остаточному принципу, ныне ситуация даже ухудшилась. Вот и вынуждены мы бегать по издательствам, стоять с протянутой рукой у дверей важных чиновников и богатых предпринимателей. Какая это унизительная процедура. Больно говорить, но это факт. И это в республике, где живет народ с удивительным прошлым и уникальным менталитетом. Воистину нас судьба не ведет, а тянет. В таких условиях остается только одно — благодарить книгоиздателей других регионов за великую помощь.
Незавершенный проект “Советская культура”
Рамазан Цуров
УШЕДШАЯ ЭПОХА УНЕСЛА С СОБОЙ НЕОСПОРИМЫЕ ПЛЮСЫ
Современная ситуация такова, что многие писатели, считавшие Советский Союз “тюрьмой народов”, вспоминают советское прошлое почти с ностальгией.
Тогда, несмотря на все беды, выпавшие на долю народа, ингушская литература по сравнению с нынешними временами процветала. Именно в это время Арсений Тарковский и многие другие знаменитые переводчики переводили стихи Джемалдина Яндиева на русский язык, был опубликован прославленный роман Идриса Базоркина “Из тьмы веков”, в центральных литературных журналах печатались молодые поэты, выходили антологии поэзии и прозы…
Вместе со всеми минусами, жалеть о которых никому из нас не придет в голову, ушедшая эпоха унесла с собой и неоспоримые плюсы — заботу государства о писателях, об улучшении их жилищных условий, быта и здоровья.
Мадина Хакуашева
СОВЕТСКАЯ КУЛЬТУРА — ОДНО ИЗ САМЫХ ЯРКИХ ЯВЛЕНИЙ НОВОЙ ИСТОРИИ
Новые постперестроечные времена при всей неоднозначности способствовали обнищанию национальных культур бывшего Союза. Поэтому советские поколения (те, что сформировались в условиях СССР) объединяет ностальгия, которую можно обозначить фразой из Пруста “в поисках утраченного времени”.
СССР вызвал к жизни уникальный феномен — советскую культуру. Ее смело можно назвать одним из самых ярких явлений новой истории, ведь в ее недрах появились шедевры искусства и литературы, занявшие особое место в общемировом культурном наследии. Чем был вызван всплеск замечательных художественных достижений? Этот вопрос заставлял задуматься не одно поколение исследователей. На мой взгляд, он так и остался недоступным для научного “препарирования”. Вместе с тем многие исследователи заметили, что самый “яркий свет”, самая высокая художественная планка достигается на стыке культур, в самой нестабильной, конфликтной зоне, где выдающиеся произведения возникают не столько “благодаря”, сколько “вопреки”.
Танзиля Зумакулова
В ЖУРНАЛ МЫ ПРИХОДИМ КАК В РОДНОЙ ДОМ
В наши дни литература и культура отброшены так далеко назад, что вернуть их к прежнему уровню мы не можем, что бы о том ни говорили. Прекратилось общение между писателями всей России. Да что говорить о стране! Сейчас не узнаешь, что нового сочинил литератор, живущий в одном с тобой доме. Я говорю это в буквальном, а не переносном смысле. Кабардино-Балкарскую Республику населяют два коренных народа, говорящих на разных языках. Мы не можем читать книги, написанные кабардинцами, они не понимают наших книг. Поэтому-то так велико для нас значение русского языка, русской литературы и культуры.
Одно из замечательных явлений этой культуры — журнал “Дружба народов”. Туда мы приходим как в родной дом. Хочу сказать от души: если я и совершила что-то в этом мире, то благодаря журналу. В нем были опубликованы мои первые стихи. “Дружба народов” некогда выдвинула меня на Государственную премию РСФСР, и я ее получила.
Рассказываю об этом для примера, а не затем, чтобы похвалиться или привлечь внимание к своей особе. То же, что и я, могут сказать о “Дружбе народов” многие писатели, в особенности литераторы из малочисленных народов.
Как прекрасно, что журнал и сегодня не потерял гуманистической направленности и продолжает свои традиции.
Александр Эбаноидзе
ГАРМОНИЧНОЕ СОЧЕТАНИЕ ДВУХ НАПРАВЛЕНИЙ
В течение пятнадцати лет Россия практически выключилась из культурных связей с сопредельными странами. Имею в виду прежде всего СНГ, но в большой степени это касается и национальных автономий России. Все, что делалось в эти годы в области литературы, лежало на плечах журнала “Дружба народов”. Наверное, на девяносто (если не девяносто пять) процентов контакты с литературами СНГ и Балтии прошли через “ДН”.
Для того чтобы картина была ясна и чтобы не описывать подробно положение журнала, его место и значение в сохранении единого культурного пространства, скажу, что схожая по существу ситуация описана самым знаменитым русским писателем в самом знаменитом русском романе. Я имею в виду эпизод из “Войны и мира” с батареей капитана Тушина. Вы все его, разумеется, помните. Оставленная без подкрепления артиллерийская батарея — по сути дела, одно орудие выносит на своих плечах основную тяжесть боя. Стойкость расчета внесла большой вклад в успех дела.
Поскольку в эти годы в области национальных литератур возник информационный вакуум, мы стали искать способ, как его заполнить. Им стал выпуск национально акцентированных, как мы их называем, номеров. Сейчас на нашем счету уже шесть подобных выпусков. Первым опытом был “башкирский” номер, где были представлены новинки башкирской литературы. Затем вышел номер, посвященный грузинской литературе, в который вошел роман Отара Чиладзе, названный одними критиками великим, а другими — событием европейского масштаба. Затем последовали “латышский”, “армянский”, “литовский” номера, а совсем недавно, перед поездкой в Железноводск, мы провели презентацию номера, посвященного азербайджанской литературе.
Это не значит, что мы замыкаемся исключительно на такой форме работы. Для нас интересно и ценно каждое талантливое слово, каждое талантливое произведение, и вне того, складывается ли материал как единый номер, посвященный какой-либо национальной литературе, если это талантливая поэзия, проза, публицистика, такое произведение найдет место на страницах журнала.
Но при всем при том “Дружба народов” — журнал русской литературы. Хотелось бы, никак не поддерживая распространенную ныне склонность к саморекламе, сообщить, что на этом поле мы работаем весьма успешно. Свидетельство — литературные премии, полученные писателями за произведения, опубликованные в нашем журнале. Премию “Триумф” получили Юрий Давыдов, Светлана Алексиевич, Василь Быков. “Букера” — Марк Харитонов, Андрей Сергеев, Денис Гуцко. Государственную премию — Даниил Гранин. Только была объявлена новая премия “Русский бестселлер”, как лауреатом стал Леонид Юзефович, за роман “Князь ветра”, впервые опубликованный в “Дружбе народов”. Появилась премия Юрия Казакова, и Юрий Клех тут же ее получил за напечатанный у нас рассказ “Псы Полесья”.
Надо отметить, что такое гармоничное сочетание двух направлений деятельности журнала сложилось в период, когда “Дружбу народов” возглавлял Сергей Алексеевич Баруздин, именно тогда журнал сложился правильно. До того он был отдан целиком национальным литературам, и его мало читали в российских литературных кругах. При Баруздине была найдена точная форма, и мы признательны за наработанный в те годы, чрезвычайно полезный для нас опыт, который мы продолжаем развивать. По существу, серьезная, большая литература, на каких бы языках она ни писалась, занимается общим делом.
Эдуард Мамакаев
СОКРУШИТЕЛЬНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
Ровно неделю назад я вернулся из СССР. Дело в том, что президент Белоруссии пригласил на праздник Победы оставшихся в живых защитников Брестской крепости, а наши президент и правительство поручили мне присоединиться к делегации от Чеченской Республики. В числе прочих мероприятий нас повезли в Беловежскую пущу. Те, кто побывал в заповеднике, знают, какая там божественно прекрасная природа… И вдруг наш сопровождающий сказал: “Видите домик? Это тот самый, в котором знаменитая тройка разрушила СССР”.
По специальности я — директор музея, и меня неизменно трогают разного рода исторические места. Но когда я увидел злополучный домик вблизи, у меня возникло острое ощущение враждебности. Наверное, будь я более агрессивным человеком, мне бы захотелось сжечь его. Разумеется, ничего подобного я не сделал, а, немного постояв и успокоившись, пошел дальше — смотреть зубров… Хотя и сейчас питаю убеждение, которое, быть может, покажется странным для музейного работника, — подобного рода “раритеты” не заслуживают того, чтобы хранить их для потомков…
К чему я это говорю? Конечно, укромный домик не виноват, что его выбрали для такой встречи. Но я невольно перенес на него возмущение тем, что совершилось в его стенах. Развал Советского Союза — общая беда. Но для Чечни последствия Беловежского соглашения оказались во сто крат более сокрушительными, чем для многих других…
Бремя писателя
Рамазан Цуров
ПИСАТЕЛЮ ПРИХОДИТСЯ БЫТЬ И ПОЛИТИКОМ, И ДИПЛОМАТОМ
Литература не может существовать отдельно от общества, не выражать его нынешнее состояние. Она должна быть правдивой, но осторожной. Смелой, но не безрассудной. В итоге получается, что кроме основных своих задач писателю на Северном Кавказе поневоле приходится быть и политиком, и дипломатом. В этом и заключается отличие работы писателей юга России от их коллег из тихих российских провинций с более или менее однородным национальным составом. Без преувеличения можно сказать, что кавказец, пишущий о сегодняшних днях или недавнем прошлом, подобен канатоходцу, идущему по туго натянутому канату. Лгать он не может, а правда чаще всего взрывоопасна. Впрочем, и многим известным российским писателям, предельно грубо, неуклюже и бездарно разрабатывающим кавказскую тематику, не помешали бы вышеназванные качества. Искреннее желание мира и благоденствия всем народам, любовь ко всему живому на земле должны быть главными чертами писателя от Бога. Они даже главнее, чем чувство самосохранения.
У писателей Северного Кавказа должна быть и одна общая цель. Подобно тому как европейские писатели-гуманисты эпохи Возрождения уничтожили католическую инквизицию в самых страшных ее проявлениях, так и наш разум, наши перья должны противостоять экстремистским, псевдорелигиозным течениям, разъедающим наш регион, и возродить былую славу Кавказа как края гостеприимства, безопасности, добра и великодушия!
Сергей Филатов
ПИСАТЕЛЬСКАЯ РОЛЬ ОСТАЕТСЯ ЧРЕЗВЫЧАЙНО ВАЖНОЙ
Главный вопрос: уходим мы от войны или идем к войне, как пугают нас многие политологи и политики.
Что можно сделать в такой ситуации?
Одна власть с этим вопросом не справится. Когда-то я сказал: меня очень беспокоит, что власть остается с больными проблемами один на один. Вообще-то ссорят народы не кто иной, как политики. Объединяет народы культура. Поэтому слово писателя и вообще слово культуры имеет, на мой взгляд, чрезвычайно важное, жизненное значение. Мы знаем, что писатели много раз останавливали власти и корректировали их действия. Это происходило не обязательно в военных ситуациях. Вспомните, скажем, защиту экологии Байкала — вмешательство писателей много раз останавливало наших предпринимателей, промышленников, которые собирались строить там предприятия, грозящие отравить этот изумительный уголок природы и чудесную воду, которая по своим качествам осталась, может быть, единственной в мире…
Поэтому писательская роль в решении проблем Северного Кавказа остается чрезвычайно важной. Здесь меня немало беспокоит, что писательский голос сейчас не слышен, и это сильно обедняет весь наш российский народ, наше российское общество, у которого сегодня нет мостика связи с культурным миром Северокавказского региона.
Политики считают, что ситуация на Северном Кавказе стабилизируется, и по мере того, как это происходит, должен, естественно, все громче звучать исходящий отсюда голос культуры, способствующий нормализации жизни в этих краях и привлечению к ним внимания людей в остальных частях России, нашему общему сближению. Потому что Северный Кавказ — не отдельный ломоть, это часть единой Российской Федерации.
Гарий Немченко
НА МЕСТЕ ТВАРИ БЕССЛОВЕСНОЙ
Я теперь все чаще и чаще вспоминаю 87-й год, когда в родной моей станице Отрадной киногруппа студии Довженко снимала фильм по моей повести “Брат, найди брата…” Время было суровое, шла “борьба с алкоголизмом”, и киевляне держали в группе штатного человека из местных, который отвечал за “реквизит” особого рода — самогон.
Небогато было и на нашем столе, когда в ресторане “Предгорье” отмечали окончание работы. И вдруг откуда ни возьмись, как говорится, — давно знакомая официантка. Ставит на наш стол поднос с тремя бутылками коньяка и вполголоса говорит:
— Отдаривать, сказал, не надо ни в коем случае. Он понимает, что сейчас не достать… Просто будет время, подсядьте на минуту к нему за столик, поговорить хочет…
— К кому, к кому?
— Да к Гасану. Вон он сидит — приезжает к нам из Черкесска, когда там у них мусульманский пост…
Я нашел взглядом дружелюбно ожидающего моего внимания Гасана, “соседа”. От наших мест до Черкесска — шестьдесят километров: значит, сосед. Я приложил руку к сердцу, глазами и ладонью показал: “Спасибо! Непременно, мол, подойду…”
— Ты кто? — первым делом дружески спросил меня карачаевец Гасан. — Ты хозяин?
— Разве только собственному слову! — ответил я ему в тон.
— Не то! — улыбнулся он. — Спрашиваю: ты — хозяин?
— Дома в Москве есть у меня оч-чень большая собака. Ньюфаундленд. Водолаз. Для нее, конечно, я…
— Ты что, не понимаешь? — удивился Гасан. — Думал, ты здешний. Слушай: если у человека есть деньги и есть партбилет, он — хозяин. Есть деньги, но нет партбилета — купец. Есть партбилет, но нет денег, он — раб. Когда ни партбилета, ни денег, он — не человек. Скот.
Это еще тогда было сказано.
А теперь?
И вот думаю все: долго еще в России, как в старом нашем с довженковцами кино, “брат” будет “искать брата”? На Кавказе особенно.
А на место последнего существа, последней твари бессловесной в короткой, но очень емкой градации Гасана можно теперь смело поставить: поэт. Писатель.
В общем, любой “свободный художник”.
Литература и власть
Лейла Бекизова
НАЗЫВАЙТЕ ЭТО, КОЛЬ ХОТИТЕ, ПЕРЕЖИТКОМ СОЦИАЛИЗМА…
Когда развалился Союз, центральная писательская организация разослала властям российских республик и областей письма: если хотите сохранить свою художественную культуру, возьмите на бюджет местные писательские организации. Что и было сделано.
Совсем недавно, месяц тому назад, наше правительство прислало в Союз писателей извещение: “Мы снимаем вас с финансирования, потому что вы — общественная организация”.
Тогда я пошла к президенту и сказала: “Четырнадцать лет карачаевцам не давали возможности ни писать, ни печатать свои произведения, потому что они были сосланы. Что будет, если вы и сегодня отнимите у народа такую возможность? В нашем издательстве почти десять лет не издается литература на родном языке. Это очень острый вопрос. Если вы не дадите возможность литераторам издаваться, то ваххабиты, которых вы так боитесь, завтра выйдут на улицу и будут распевать свои зякиры, а писатели перестанут писать книги, которые некогда объединяли народы и страну”. Послушали меня и вновь взяли наш Союз на содержание.
Позже я узнала, что в Думе принят в первом чтении закон об общественных организациях, о писательских союзах. Почему он важен? А потому, что дело не просто в том, чтобы тот или иной автор смог издать книгу или опубликовать перевод в каком-нибудь журнале. Речь идет о сохранении слова на родном языке. И пока не будет государственной поддержки литературы — называйте, коль хотите, такую поддержку пережитком социалистического строя, — Кавказ развалится на мелкие кусочки. Так мы развалим всю страну, а именно этого и добиваются те, кто снабжает ваххабитов деньгами. Ведь теракты совершают не горцы, а наемники, которым хорошо платят те, кто знает: если распадется Кавказ, то и с остальной Россией будет гораздо легче справиться.
Сергей Филатов
ИНАЧЕ, НАВЕРНОЕ, И НЕ УСТРОИШЬ
Обязанность государства — создать механизмы, при которых главные культурные ценности малых народов были бы сохранены. Но это не может произойти только по инициативе сверху.
Те, кто полагает, что правительство должно быть отцом нации, ошибаются. Никогда этого не было и никогда не будет. Это фантазия. Здесь действуют другие законы. Власть хочет только одного: чтобы страна была ей послушна, всегда ее поддерживала, всегда ей аплодировала, всегда ее восхваляла. Это признаки власти при любом режиме, какой бы вы ни взяли. В том числе и при демократическом, хотя в особенности — при тоталитарном. Власть занимается только теми проблемами, что грозят вспышками недовольства, грозят конфликтами… Когда такие проблемы возникают, она просыпается и начинает затыкать дырки. Делает это она по-разному. Как мы видели, советская власть затыкала дырки в основном пушками… Но как бы власть ни менялась, принципы остаются незыблемыми. Когда мы переходили от тоталитарного режима к относительной горбачевской демократии, все равно в ход шли саперные лопатки, а человек с автоматом служил главным аргументом в диалоге власти с подвластными во многих точках Советского Союза.
Поэтому только гражданское общество и интересы гражданского общества могут заставить власть направить свое внимание на те стороны жизни, что необходимы людям и требуют властного регулирования. Смотреть на власть как на доброго дядю, который готов что-то вам дать, который обязан что-то для вас сделать, — неправильно. Ничего она вам не даст.
Поэтому надо смотреть на вещи трезво. Можно по-разному оценивать демократию. Я тоже оцениваю ее реально… Она имеет очень серьезные недостатки, но это — лучший из всех режимов, которые в последнее время были установлены в нормальных государствах. Демократический режим в первую очередь создает конкурентность, он требует открытости от людей, занимающихся бизнесом, он требует разделения властей… Но для нас очень важно, чтобы этот режим защищал еще и права и свободы человека. Это его главные компоненты, за которые надо бороться, ибо один из главных недостатков демократии — то, что она не может сопротивляться авторитарному режиму, она не может противостоять никакому нажиму. Вспомните пример Гитлера, который демократическим путем пришел к власти в демократическом государстве и уничтожил его. И это лишь один из многих примеров…
Поэтому, если мы хотим строить демократическое государство, его надо строить осознанно и сообща. Сейчас люди самых различных взглядов и убеждений консолидируются в общественные и политические объединения. Даже союзов писателей в России — одиннадцать или двенадцать. Разумеется, правительство уже не имеет возможности дать деньги какому-то одному из них и сказать писателям: “Идите, мол, все туда”. Власть пытается оказать поддержку культуре в виде гуманитарной помощи, в виде системы грантов. Пытается поддержать книгоиздание — также на основе грантов, на основе определенной соревновательности. Хотя на самом деле до подлинной соревновательности нам еще очень далеко. Я знаю, что многие решения о том, кому и на что выделить средства, определяют вкусы конкретных чиновников, но на то они и чиновники… И тем не менее какие-то средства перепадают одному союзу писателей, какие-то — другому… Что-то получает тот писатель, что-то — иной. Но иначе, наверное, и не устроишь…
Иса Капаев
ВОЛК НЕ МОЖЕТ ОТКРОВЕННО БЕСЕДОВАТЬ С ЗАЙЦЕМ
Что-то в нашем разговоре не клеится… Не хватает откровенности, чтобы прямо высказаться о глубинных истоках произошедшей катастрофы. Эти истоки, признаем мы это или не признаем, связаны с общими проблемами, навалившимися на нашу страну. Прежде всего это извечная проблема взаимоотношений государства и личности. Тут прозвучали речи в защиту политики государства, слова о необходимости создания здорового гражданского общества. Хочу выразить свое субъективное мнение об этой животрепещущей проблеме. Должен заранее извиниться за грубые сравнения. Но иначе не скажешь. Все дело в том, что “государственники” очень сильно оторваны от чаяний своих граждан. Поэтому мне наше государство представляется в роли некоего лютого серого волка. А граждане, в том числе и я, — в виде сообщества зайцев. И видится мне все это так, потому что волк не может откровенно беседовать с зайцем. У волка древние инстинкты, и он стремится непременно съесть зайца. Заяц же хочет выжить и боится волка. А тот издавна прикрывается заверениями, что живет ради зайцев, что печется об их благосостоянии. Заяц извечно делает вид, что верит этим словам, но на самом деле живет в постоянном страхе, что его рано или поздно задерут. Он доподлинно знает, что волк не может быть ни гуманистом, ни демократом, ни интернационалистом. Волчья сущность не позволяет ему быть справедливым к зайцу. Это, полагаю, всем понятно.
Из-за этого в стране царит страшная неразбериха. Волк понял, что численность зайцев катастрофически снижается, а это означает, что так скоро можно и самому с голоду помереть и поэтому необходимо, чтобы зайцы хорошо размножались и производили побольше хлеба насущного. Волк начал проводить разные опыты и эксперименты, в результате которых уразумел, что зайцы, постоянно его видящие и находящиеся вблизи от него, не прибавляют в весе и не размножаются. Иное дело — те, что живут в отдалении и не ощущают его присутствия. Эти вполне резвы и приплод дают, да и в работе отменно продуктивны. Волк понял, что дело не только в заячьей кормежке. Только вот незадача — в его планы не входило далеко от себя отпускать зайцев. Нет! Они должны оставаться под присмотром, иначе послушания от них не добьешься! Не хватало, чтобы зайцы бунт подняли… Наш-то волк серый, а есть и другие… одни голубые, другие оранжевые, третьи коричневые. Другие волки действуют благородно, по понятиям, и по мере своих возможностей предоставляют зайцам свободу.
Наш волк больше всего боится, чтобы заяц не сбежал к оранжевым или голубым. К коричневым не побежит — эти, чтобы свою породу не портить, других зайцев близко не подпускают. Наш волк долго думал, что делать, и наконец надумал. Решил перестроить жизнь на иной манер, захотел перекраситься. Однако из этого вышло мало толку. Изменил он манеры, одежки импортной накупил. А вот повадки, психологию поменять никак не может. Открыл новые ведомства на манер оранжевых, стал каждый день твердить о демократии, гласности, прозрачности. Сам серый плохо понимает значение этих слов, а зайцы — тем паче. Зайцы по многовековому опыту знают, что волку доверяться нельзя. Доверишься — а у него вдруг проснутся инстинкты, возьмет и всех перережет. А волк измаялся, не знает, что бы такое придумать, чтоб зайцы ему поверили…
Понимаю, это, возможно, не слишком удачное сравнение, однако наша жизнь такова, что иного не подберешь. Общество не верит в справедливость государства. Отсюда и полнейший разлад в обществе. А почему не верит? Потому что государство ведет себя алогично, непоследовательно. Миллионы граждан повергнуты в нищету, сотни тысяч обмануты… В то время как государство не знает, куда деть нефтяные деньги, сотни тысяч российских городов нуждаются в открытии приютов для бомжей и беспризорных детей, а безработные и малоимущие не могут расплатиться с нуворишами за жилье, электроэнергию, тепло…
И, возвращаясь к разговору о литературе, хочу сказать следующее. Я не политик, но твердо знаю, что для нормальной жизни в нашей стране необходимо изменить нравственное отношение к своим гражданам. Именно их спаянностью и развитостью определяется уровень государства. Другими словами, мощь государства определяется мощью его общества, народа. Поэтому его гражданам должно быть обеспечено достойное существование, предоставлены гражданские права, возможности духовного и культурного развития. Последнее неразрывно связано с экономическим положением населения. Гражданские права, нормальное духовное и культурное развитие — направляющая сила экономики любой страны.
Реквием по уходящему языку
Мурат Картоев
КАК СОТВОРИТЬ ГАМЛЕТА НА УМИРАЮЩЕМ ЯЗЫКЕ?
Если дело и дальше пойдет в таком же русле, мы станем свидетелями великих похорон одного из древнейших и интереснейших языков мира, не ставшего предметом пристального внимания ученых-лингвистов только потому, что принадлежит он малочисленному народу. Знающие люди говорили, что разгадка тайны человеческого языка лежит на Кавказе, а ключ от нее находится у ингушей. Без сомнения, это преувеличение, но, полагаю, оно родилось не на голом месте…
Думаю, что литераторы всех народов Кавказа в большей или меньшей мере озабочены подобным же плачевным состоянием своих языков. Какие прелести, скажите на милость, мы можем предложить российскому читателю при столь мрачной погоде? Без большого знания языка нет большой литературы. Как сотворить Гамлета на умирающем языке? Проблемы такого рода только множатся. У всех нас, кавказцев, они общие, они терзают нам душу, заставляют с опаской смотреть в будущее.
Нальбий Куек
ИСЧЕЗАЕТ ОДИН ЯЗЫК — РУКА ЧЕЛОВЕЧЕСТВА ЛИШАЕТСЯ ОДНОГО ПАЛЬЦА
Язык пропадает. Язык вырождается. И это меня очень печалит…
Каждый из нас имеет склонность считать, что его язык самый богатый. Я, например, всегда говорю своим русским коллегам, что в адыгейском и абхазском языках самое большое количество фонем. Один ученый насчитал их у нас сто восемь.
Но дело не только в звуках. Есть и другие достоинства. К нам в Адыгею приезжал чешский полиглот, ученый, писатель Вацлав Черны, который перевел на чешский язык мою книгу “Черная гора”. Он знает двадцать языков. Как-то я его спросил: “Почему вы изучаете адыгейский язык? Чем он для вас интересен?” Он не дал мне определенного ответа, но, думаю, его интерес можно понять по тому эпизоду, когда мы с ним попытались точно перевести на русский язык все оттенки глагола дагыет — “плакать”, для чего понадобилось одиннадцать слов. Это не значит, разумеется, что один язык лучше другого, но просто у каждого есть какие-то уникальные свойства.
Сейчас мы много делаем для сохранения нашего языка, но он все равно уходит. Причина — давление телевидения, необходимость изучения всех предметов в школах, колледжах, университетах на русском языке… Вроде бы никто не вытесняет адыгейский язык осознанно и намеренно, но язык все равно исчезает.
Эту тему исчезновения языков мы не раз обсуждали с Багратом Шинкубой, замечательным абхазским писателем, которому я очень обязан, потому что он много дал мне для понимания языка и нашего ремесла. В одной из бесед Шинкуба сказал: “Исчезает один язык — на руке человечества исчезает один палец”. Это трагедия, это беда не одного какого-то народа, а всего человечества.
Муса Ахмадов
ЗАБЫВАЯ СВОЙ ЯЗЫК, МОЛОДЕЖЬ ЛИШАЕТСЯ ЭТНИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ
Грустные мысли навевает то обстоятельство, что среди начинающих литераторов очень мало пишущих на чеченском языке. Например, из двадцати двух активно сотрудничающих с журналом “Вайнах” молодых только двое пишут на чеченском, еще двое пишут на чеченском и русском языках, все остальные — только на русском. Но нам необходимо четко уяснить, что литература — это в первую очередь явление языка и только то, что написано на чеченском языке, можно назвать чеченской литературой.
Почему возникает это стремление писать на русском языке? Причин много, но главная из них — то, что наша молодежь потеряла ощущение культурной самодостаточности своего народа и поражена комплексом неполноценности… Отсюда и обращение к другому языку. Оно вызвано надеждой, что автора заметят не только в республике и он сможет доказать инонациональным читателям важные, на его взгляд, истины. К примеру, то, что не все чеченцы “воинственны”…
Писателю не надо ничего никому доказывать. Прежде всего нам необходимо пребывать со своим языком и культурой, не теряя свою этническую идентичность. Тогда у других появится к нам интерес. Проявил же в свое время интерес к нашему фольклору Л.Н. Толстой.
Забывая язык и традиции, предавая забвению духовные ценности своего народа, молодежь лишается этнической идентичности, а одновременно и нравственного иммунитета против идеологической агрессии со стороны мировых деструктивных сил.
Это грозит не только творческой молодежи, но и всему нашему народу.
Поэтому необходимо на государственном уровне разработать и осуществить комплексную программу по возрождению и сохранению чеченской культуры, чтобы мы могли остаться на этой земле полноценным этносом со своим языком и традициями.
Какое это трудное дело — перевод!
Нальбий Куек
ЯЗЫК ДОЛЖЕН БЫТЬ В КРОВИ, В СЕРДЦЕ…
У меня довольно богатый переводческий опыт — не знаю, правда, какого достоинства. Мне было, наверное, лет тридцать, когда театр попросил перевести Шекспира, затем Гольдони, Мольера, потом наших — Чехова, Гоголя… Я очень легко их переводил и в стихах, и в прозе, потому что не знал, как это сложно, как это все трудно. Хотя переводы мои хвалили, и какой-то неплохой уровень в общем был. Позднее я делал подстрочные переводы адыгейского фольклора для грузинского издательства, и оттуда мне прислали на десяти страницах описание требований, которые они предъявляли к переводам, даже подстрочным. Я был буквально убит. Я не знал и не предполагал ничего подобного. Переводил так, как умел.
Много лет спустя я стал заниматься Библией и понял то, чего не знал прежде: какое это сложное, какое это трудное дело — перевод.
Потом я перевел Коран, сам для себя. Целый год я этим занимался. Естественно, изучал литературу околомусульманскую, о пророке, о вере, религии. Не издал, хотя весь Коран лежит у меня переведенный. Но когда я поехал в Турцию и услышал, как во время маулида лучшие чтецы на большой поляне в лесу публично читают мавалиды, то опять же пришел в ужас, потому что ничего похожего на то, что я услышал, в переводе не получается.
Наверное, эта проблема всем вам знакома. Перевести Коран практически невозможно, хотя какое-то подобие, наверное, можно передать, если очень хорошо знать язык оригинала, очень хорошо знать свой язык и, более того, если чистосердечно верить в Аллаха… И еще очень многое надо знать и уметь, чтобы передать какое-то подобие подлинника.
Позже меня попросили из Москвы, из Института перевода Библии, перевести несколько книг из Библии. Я перевел Бытие, Исход, Псалтырь и Притчи Соломона… Но затем понял, что если заниматься переводом, то только им и больше ничего не делать — ни писать, ни рисовать, ни сочинять… Это очень сложное дело. Но как бы оно ни было сложно и трудно, я очень благодарен судьбе за возможность прикоснуться к Библии. Хотя среди нас, адыгов, имеются и христиане, мы — мусульмане, и я не думаю, что адыги когда-нибудь вновь вернутся к вере в Христа. Однако христианство — это уникальная культура и уникальная история, и возможность для адыгов читать Библию, эту величайшую книгу, я посчитал очень важной…
Но, я повторяюсь, в работе над Библией мы — нас целая группа переводчиков — столкнулись с огромным количеством трудностей. Это совершенно иная культура, совершенно иное существование человека в мире. Для того чтобы адекватно перевести текст, мы впервые создаем какие-то фразы, обозначения, символы, которых прежде не существовало в адыгейском языке. Мы берем исконные корни и слова, объединяем их, соединяем, создаем неологизмы. Некоторые из них приживаются в языке, уже прижились… Такая работа меня очень обогатила.
И последнее, о чем хочу сказать, — почему я сам себя перевожу. Прежде я этого не делал, а стихи я не перевожу и сейчас. Но когда я написал “Черную гору”, то подумал, что роман должен перевести очень хороший переводчик. Не потому, что это очень хорошее произведение… Но сам материал таков, что необходим очень чуткий переводчик, который смог бы понять описанную в романе трагедию изнутри. А за такую работу надо очень хорошо заплатить — раз в десять больше, чем я сам получу за эту книжку.
И я подумал: переведу сам. Пусть выйдет коряво, пусть не по-русски… Я ведь знаю, что ни один нерусский никогда ничего гениального на русском языке не создал и вряд ли когда-нибудь создаст, как бы он ни владел русским языком. Это невозможно. Язык должен быть у тебя в крови, в сердце, и за тобой должна стоять тысячелетняя история народа. В конце концов, литературный язык, которым мы владеем, — это лишь очень малая часть русского языка, которым владели Толстой и Лесков, владеет Валентин Распутин…
Я принципиально убежден: если написано сильное, глубокое произведение, если оно состоялось на национальном языке, то переводить его должен не национальный автор, прекрасно владеющий русским языком, а русский человек, очень сильный переводчик… Я не утверждаю, что не встречаются исключения. Допускаю, они бывают. Но пусть переводят русские. Говоря это, не хочу никого обидеть. Я просто затрагиваю очень сложную и большую проблему. Убежден в этом.
Необходимость взаимопонимания
Леонид Теракопян
НА ОПАСНОМ РУБЕЖЕ ИСТОРИИ
К сожалению, все мы еще пока находимся на опасном рубеже истории, когда велик риск рухнуть под завалами прошлого, под бременем конфликтов, унаследованных от вчерашнего и позавчерашнего дня, трансформирующихся в нынешнюю тотальную подозрительность. Свойственная людям тяга к справедливости легко оборачивается при этом сведением счетов с инородцами, выпячиванием своего, вспышками национальной кичливости.
Тем более что действительность бесперебойно подбрасывает хворост в еще не остывший костер. Те же нищета, безработица, закрытие предприятий, прозябание науки и культуры. Традиции сотрудничества, взаимовыручки, соединения усилий при этом нередко отступают в тень, становятся неосязаемыми, блекнут на фоне захвата заложников, террористических акций, зачисток или взрывов безумия, подобных Беслану.
И все же будущее все-таки за этими традициями. За приумножением, а не расхищением национальных богатств, за созиданием, а не разрушением.
Лейла Бекизова
РАЗОБЩЕННОСТЬ ЗАХЛЕСТНУЛА И НАС
Кавказ воистину уникален, потому что из семидесяти с лишним национальных литератур, которые развивались на территории СССР, больше половины — почти пятьдесят — приходится на Северный Кавказ. О чем это говорит? О той мощной духовной основе, на которой зиждился наш творческий диалог со всеми народами России.
Сейчас Кавказ стал областью конфликта, яблоком раздора.
У нас, народов, говорящих на разных, непонятных друг другу языках, — общий эпос, нартовский, с его богоборческими идеями, прометеевскими темами. Кавказский феномен культуры мы создавали общими усилиями на протяжении тысячелетий своего культурно-исторического развития. Но сейчас, когда в стране идут процессы, которые разваливают культуру, а через развал культуры способствуют разделению народов и разобщению России, мы — увы! — не остались в стороне. Разобщенность захлестнула и нас. Между нашими культурами словно идет соревнование в перетягивании каната. Каждый из нас старается провозгласить свою культуру более древней, нежели у других…
Есть несколько причин разобщенности, о которой говорит Лейла Бекизова.
Прежде всего это процессы архаизации в различных сферах жизни региона. Экономические трудности ведут к архаизации хозяйства, возврату к дедовским способам производства. Отсутствие работы и средств существования вытесняет сельских жителей из гор в города, куда они несут с собой наиболее древние ценности и традиции.
Еще один немаловажный фактор отмечает Валерий Тишков: “Процесс «национального возрождения» сопровождается реанимацией тейповых, джамаатских, ущельных, фамильных и других патриархальных связей. В этих связях главенствуют представители коррумпированных властных, военных, банковско-коммерческих структур, которые образуют кланы, контролирующие власть и ресурсы”. А новым князьям, разумеется, не до поддержки литературы, музыки, театра…
Архаизация общества в сочетании с культурной заброшенностью рождает тягу к изоляции. Бедная, неразвитая культура стремится замкнуться в себе. Ей не остается ничего иного, кроме сверхкомпенсации — провозглашения своего величия, своей уникальности и обособленности. Ей нечем поделиться с другими, но она вместе с тем и не желает ничего брать у других.
Как ни парадоксально, но путь к преодолению разобщенности — укрепление национальных культур. Богатая, развитая культура остро нуждается в общении. Она испытывает потребность проявиться в большом мире, выразить себя, продемонстрировать свои достижения, поделиться ими с другими и одновременно взять из других культур новые импульсы для своего дальнейшего обогащения.
Мурат Картоев
ГОРЦЫ ВСЕ ЕЩЕ СТАРАЮТСЯ СОГРЕТЬСЯ У СВОИХ ОЧАГОВ
К сожалению, мы еще не дожили до дня, когда кавказские народы стали бы полнокровной частицей мировой цивилизации и мировой культуры. Горцы, как они себя именуют, все еще стараются согреться у своих очагов. Но время все поставит на места: наши потомки поймут: все, что создано гением наших народов, является общим достоянием человечества.
Лев Аннинский
КАК НАМ ОБЩАТЬСЯ?
Развал нашего многонационального Союза, воспринятый с радостью теми, кто считал, что это и есть демократия, меня заразил тревогой. Либералы утешались тем, что так называемая “дружба народов” есть не что иное, как официальная доктрина, и поэтому ей следовало сопротивляться. Да, таковой она и была, но когда эта официальная доктрина рухнула, то обнаружилось, что под ней было еще что-то, чего утрачивать никак не хочется.
Я отлично помню, как я поехал тогда в Казахстан, и братья-казахи говорили мне: “Вы зачем развалили Советский Союз?” Мне было очень трудно сообразить тогда, это “мы” или не “мы” развалили его. Я пытался говорить им: “Вы же сами утверждаете, что дружба — это всего лишь официальная доктрина”. “Да наплевать нам на то, официальная она или нет! Мы должны общаться. А как мы теперь будем общаться?”
А вот так и будем… Официальные доктрины обладают счастливой способностью исчезать. Если бы они воцарялись навсегда, то никакого общения не было бы. А если под этими официальными (или неофициальными, или контрофициальными) доктринами существуют человеческие отношения, существуют культурные проблемы, существуют судьбы народов, которые не бывают похожи один на другой, так мы все равно будем жить и общаться.
Потому сейчас первый и главный вопрос: если это пятнадцатилетнее, пусть даже осмысленное, смутотворение (или бессмысленное безумие — называйте его как хотите) — если оно не навсегда, то как нам общаться? Как нам общаться, если мы не хотим и не можем вернуться к тому, что было пятнадцать лет назад? Такое возвращение вообще невозможно. Иногда нужно начать как бы с нуля. Почувствовать, что на фундаментальном уровне существуют вещи, без которых не обойтись. А доктрины существуют сами собой… Иногда они помогают, иногда мешают. Интеллигент должен жить независимо от них. Бороться с ними так же глупо, как их поддерживать. Надо жить внутри них. Потому что эти доктрины вырабатываются не только безумными идеологами, но и народами в процессе векового драматичного развития и противоречивого культурного бытия.
Как нам возобновить общение, не повторяя прежних ошибок и безумств? Будем считать, что эти безумства следствие страшной эпохи — века мировых войн и тоталитарных режимов, без которых войны не выигрываются. К сожалению, это так. И вот теперь у нас есть возможность начать общение.
Какая мысль мучает меня в связи с этим? Всякое общение приводит к подравниванию уровней. Уровней цивилизации, уровней информированности… Всякое общение делает народы в чем-то похожими друг на друга. Это неизбежно и на человеческом и на международном уровне. Глобализм есть неизбежная черта времени, и не только нашего времени. Таким глобалистом был хан Чингис, объявивший себя властелином вселенной. Какой вселенной?! — и тем не менее… Наполеон, еще один потенциальный властелин вселенной, считал, что его Кодекс куда важнее, чем тот эмпирический факт, что он дошел до Москвы. Всегда такого рода тенденция воплощается в очередной глобальной, всечеловеческой, кафолической идее. И сейчас это происходит. И будет происходить. Человечество едино, и никуда оно от этого не денется. Но это единое человечество состоит из народов, которые никогда не станут окончательно похожи друг на друга.
Однако процесс неизбежной глобализации всегда будет встречать сопротивление любого нормального организма, будь то организм религиозный, классовый, национальный (как сейчас) или какой угодно другой. Эти два встречных процесса связаны друг с другом, и мы в этих процессах будем находиться и никуда не денемся ни от того, что делает нас похожими, ни от того, что внутри нас всегда есть сопротивление этой похожести — сопротивление нашей природы, нашей органики, нашей национальной культуры… Сейчас она принимает окраску национальной характеристики, но она с таким же успехом могла бы быть религиозной (это сейчас тоже есть), но за этим стоит то, что народы не могут стать похожими, потому что земля пестрая и люди везде живут по-разному. Нужно общаться так, чтобы оставаться непохожими и при этом не разбегаться, не расходиться, не впадать в недоверие и вражду.
Мадина Хакуашева
НЕВЕЖЕСТВО — ГЛАВНЫЙ БИЧ СОВРЕМЕННОСТИ
Я убеждена, что одной из главных причин так называемых межнациональных конфликтов, кроме хорошо известных, является еще потеря культурных каналов между народами бывшего СССР. Следствием такой изоляции является опасная дистанция, которая устанавливается между народами и этносами. Мы перестаем понимать и чувствовать друг друга. В условиях культурной изоляции процветает самый страшный враг — невежество и ограниченность, которые становятся главным бичом современности. Их плоды проявляются в самом широком диапазоне: от бытового национализма и ксенофобии до российского неофашизма (скинхеды). Это выглядит достаточно парадоксально в условиях гиперкоммуникаций и сверхинформативности, но только на первый взгляд. На самом деле это закономерный итог общего духовного обнищания и того печального факта, что молодежь перестала читать. Ведь только чтение высокохудожественной литературы задает необходимую глубину и одухотворенность любому образованию.
Леонид Теракопян
УГАСАЕТ ИНТЕРЕС К ЛИТЕРАТУРЕ — ВОСКРЕСАЮТ НИЗМЕННЫЕ ИНСТИНКТЫ
Если в обществе по тем или иным причинам угасает интерес к литературе, к озарениям творца, то автоматически ослабевают нравственные тормоза и воскресают низменные инстинкты. И тогда мы начинаем судить друг о друге не по вершинам культуры, а по выходкам толпы, по базарным перепалкам, по подстрекательским лозунгам экстремистов, фанатиков, ксенофобов, по вспышкам насилия и криминальным разборкам. Во всяком случае, без А.Шогенцукова, Г.Цадасы, Э.Капиева, без Р.Гамзатова, К.Кулиева, А.Кешокова, А.Абу-Бакара, без сегодняшних продолжателей их традиций И.Машбаша, Н.Джусойты, Т.Зумакуловой, А.Черчесова, И.Капаева мы неизбежно обречены на аберрацию зрения, искажение перспективы, смещение ориентиров, на подмену ценностей и растерянность перед воинственным натиском разномастного кликушества.
Мурат Картоев
ИМЕННО ЛИТЕРАТОРЫ ОБЯЗАНЫ ИЗМЕНИТЬ СИТУАЦИЮ
Мы, кавказцы, совсем не пишем о бессмысленной, бесчеловечной и безумной войне на Кавказе. А вот российские авторы усиленно взялись за чеченскую тему. Им везде мерещатся бандюги. Ничего общего с действительностью это не имеет. Подавляющее большинство чеченцев — это весьма послушный и трудолюбивый народ. Пушкина они знают не хуже русского и еврея. Как и везде, в Чечне есть преступники. Но эти преступники положили в основу своего промысла идею национального освобождения через самоопределение. К сожалению, они решили обособиться, когда мир объединяется.
Однако что мы читаем и видим сегодня на экранах? Видим, с одной стороны, чеченского бандюгу, а с другой — солдата Васю, который одним автоматным рожком кладет пару сотен боевиков, рушит Казбек, а затем на окровавленных руках выносит из горящего дома чеченского ребенка. Ерунда все это! Подобное творчество не способствует укреплению кавказско-российских литературных связей.
Именно литераторы могут и обязаны изменить эту ситуацию. Мосты, разрушенные пристрастными политиками и оловянными солдатиками, могут отстроить умные люди — писатели, поэты, драматурги, сценаристы. Так уж повелось, что российский народ верит своим летописцам. А наше дело — говорить правду. И эта правда не должна отдавать привкусом самогона. Тот, кто может сблизить или оттолкнуть, обязан делать первое. И не делать ничего другого. Пока не развяжут, вот именно развяжут, а не разрубят чеченский узел, российский читатель читать кавказцев не станет.
То, о чем так сдержанно высказался Мурат Картоев, вызывает обиду не только у чеченцев, но у всех горских народов. К сожалению, в массовом российском сознании бытует обывательское представление о Северном Кавказе как об источнике опасности для Центральной России, как о разбойничьем вертепе и рассаднике спекулянтов.
Вместе с тем Северный Кавказ как целое испытывает острую психологическую потребность — жажду общественного признания. Это одна из главнейших потребностей не только отдельной личности, но и больших сообществ. Если потребность эта не удовлетворена, возникают обида, агрессия, недовольство, которые невозможно успокоить или компенсировать никакими материальными благами.
Следует при этом помнить одну из особенностей кавказских ценностей и жизненных целей. Каждый горец с малолетства изо всех сил стремится завоевать уважение окружающих. Утрата авторитета вызывает у человека глубокий душевный кризис. Думаю, это можно отнести не только к отдельным личностям, но и к горским сообществам.
Как пробиться к читателю?
Александр Эбаноидзе
ГЛАВНОЕ — УЦЕЛЕЛА СИСТЕМА РАСПРОСТРАНЕНИЯ
Думаю, стоит попробовать использовать опыт Прибалтики, где существует фонд “Культуркапитал”, куда поступают обязательные отчисления с продажи алкоголя и табака, которые затем расходуются на нужды культуры. Разумеется, решение о создании подобного фонда должно быть принято на федеральном уровне.
Но кое-что зависит и от общества, или, попросту говоря, от нас с вами. Я уже излагал свое предложение в “Литературной газете”, а сейчас кратко его перескажу.
Всякий, кто соприкасается с практикой литературного дела, знает, что главная причина падения тиражей — развал книготорга. Серьезная литература расходится главным образом в ближнем круге — в магазинах Москвы и Петербурга. За его пределами остается огромная страна с еще не вымершим и не разучившимся думать народом.
Возникает вопрос: как доставить талантливую книгу в “глубинку”? Рынок инстинктивно пресекает все возможности сделать это, а государству не хватает смелости пойти поперек рынка.
И все-таки положение не безвыходное. Вот к чему я хочу привлечь внимание общественности: наперекор всему в пору тотального развала в стране сохранились очаги, культивирующие серьезную литературу, а главное — уцелела система распространения. Я говорю о толстых литературных журналах. За два десятилетия мы оказались свидетелями двух аномалий, связанных с этим видом деятельности: бума 80-х и нынешнего кризиса. К чести журналов: отвергнутые обществом, они не опустились и не пошли по рукам. Сегодня важно то, что, несмотря на потрясения, институт литературных журналов выжил и может послужить обществу. В провинцию не поставляются талантливые книжные новинки, но туда все еще поступают журналы. В сводках подписки отражаются Анадырь и Тында, Магадан и Улан-Удэ… Необходимо воспользоваться работающей структурой и утроить, удесятерить количество журналов, поступающих на периферию.
Как это сделать?
Идея родилась из прежнего опыта: в конце 80-х, когда даже миллионные тиражи не удовлетворяли спрос, читательская среда нашла решение — на журналы стали подписываться в складчину: персонал поликлиники, педагогический коллектив, лаборатория НИИ… Сегодня, в условиях материальных трудностей, переживаемых “человеком читающим”, этот способ еще естественнее, а его эффективность обещает возродить интеллектуальный тонус, дать стимул самоорганизации и становлению гражданского общества. Вот поле для личной и коллективной инициативы!
Сергей Филатов
ЧТОБЫ ВОЛКИ БЫЛИ СЫТЫ И ОВЦЫ ЦЕЛЫ
Есть еще один важный аспект положения писателя в обществе — его материальная независимость. Наверное, о нем надо потверже говорить с властью, потому что должен существовать закон об оплате труда писателя. К сожалению, его нет, и издатели обирают писателей. Трудно себе представить, но издательство платит автору около трехсот-четырехсот долларов за полноценную книгу. Это несправедливая оценка его труда, потому что человек пишет книгу год, два, а порой и больше. Оценка писательского труда должна защищаться законодательством Российской Федерации, чтобы автор получал за свой труд достойные деньги. К сожалению, сейчас писатели вынуждены зарабатывать себе на жизнь разными другими занятиями. Либо печатаются как публицисты, получая деньги в конверте, либо договариваются о выступлениях, либо какими-то другими путями. Это ненормальное положение.
Кстати, отмена цензуры обрадовала далеко не всех. Многие литераторы живут под влиянием старых стереотипов и ждут, пока им скажут, о чем писать и как писать. Они ждут заказа от власти… Думаю, это привычка, от которой надо постепенно освобождаться, в особенности это касается писателей пожилого возраста, однако я уверен, что такие встречи, как наша, дискуссии, общение с собратьями по перу помогут им избавиться от такой зависимости.
И все же главное сегодня — как писателю печататься и как его книгам дойти до читателя. К сожалению, сегодня этот вопрос в государственном масштабе не решен. Государство пока не вмешивается в этот процесс, те, кто занимается распространением книг, выбирают для своей деятельности наиболее богатые регионы, не особенно заботясь о тематике книг. В основном они действуют по рыночным законам, и в итоге многие книги, которые выпускает наше издательство, лежат у них на складах годами, будучи невостребованными. Не знаю, что собирается в этом плане предпринять государство, — кажется, готовится какое-то решение… Но как бы то ни было, наш Фонд социально-экономических и интеллектуальных программ планирует объявить 2007 год Годом чтения. Эту акцию мы готовим совместно с Федеральным агентством по печати, который составил для президента записку об этом мероприятии. В числе прочего это будет прекрасная возможность попытаться объединенными усилиями литераторов, читателей, законодателей, активистов подойти законодательным путем к решению проблемы материальной писательской независимости. Надо создать условия, устраивающие и издателей, и писателей. Чтобы волки были сыты и овцы целы…
Рамазан Цуров
ПИСАТЕЛИ И ПОЭТЫ НУЖДАЮТСЯ ВО ВНИМАНИИ ЦЕНТРА
Мне кажется, сегодня писатели и поэты Северного Кавказа нуждаются в первую очередь во внимании Центра. Оно может проявиться и в возрождении в какой-то новой форме практики советских лет по предоставлению некоторого количества страниц толстых литературных журналов, в составлении и выпуске в центральных издательствах антологий поэзии и прозы. Естественно, речь идет о литературных произведениях очень высокого качества. Настоящий писатель никогда не будет возражать против тщательного отбора его произведений, ибо халтурой, не имеющей ничего общего с подлинной литературой, вместе со всей страной завален и Северный Кавказ. У нас это в основном низкопробные исторические романы. Можно было бы и не упоминать о столь малозначительных фактах, но все мы помним, как в недалеком прошлом великолепные советские переводчики по заданию партии создавали “из ничего” известных поэтов, как ныне масс-медиа создают звезд поп-музыки…
Гарий Немченко
ПЕРЕВОДЧЕСКОМУ ДЕЛУ — СТАТУС ГОСУДАРСТВЕННОГО
Войной кавказскую проблему не решить. На смену обоюдно кровопролитной осаде давно уже должен прийти мозговой штурм, основанный как на новейших достижениях информационных технологий, так — и это не менее, а может быть, еще более важно — и на традиционных для Кавказа духовных ценностях. Оно-то и должно быть восстановлено в первую очередь — нарушенное духовное пространство. Для этого необходима четкая культурно-нравственная концепция, включающая как новейшие наработки, так и веками проверенные старые.
А для того чтобы работники культуры вообще и писатели в частности могли помочь делу, хорошо бы начать выпуск регионального, общего для всего Юга России литературно-художественного, общественно-публицистического, социально-аналитического журнала. “Мир Кавказа”, предположим, либо “Кавказский дом”. А “выжимку” из него публиковать, предположим, в ежегодном “Кавказском сборнике”.
Начать выпуск “Библиотеки народов Кавказа”, в которую вошли бы лучшие произведения прошлых лет, и “Антологию” прозы и поэзии нынешней.
Учредить особые литературные премии: “Кавказская премия А. Пушкина”, “Кавказская премия М. Лермонтова”, “Кавказская премия Л. Толстого”. Кроме премий, связанных с особо уважаемыми на юге русскими классиками, должны быть премии имен выдающихся кавказских просветителей — кабардинца Шоры Ногмова, предположим, осетина Коста Хетагурова, а также премии столько сделавших для этого края писателей-миротворцев, ушедших от нас еще недавно: аварца Расула Гамзатова, ингуша Идриса Базоркина, абхазца Баграта Шинкубы.
Необходимо переводческому делу придать статус государственного, потому что нынче всяк занимается им на свой страх и риск. Печальные издержки такого положения испытали на собственной шкуре многие, в том числе и я сам (кроме прочих переводов в моем творческом багаже — работа над романами адыгейца Юнуса Чуяко “Сказание о Железном волке” и “Милосердие Черных гор, или Смерть за Черной речкой”).
Неплохо бы издать расширенный писательский справочник, нечто вроде очень краткой энциклопедии о литераторах Кавказа: должны же мы знать друг друга!
В преддверии новой общности
Мадина Хакуашева
НАША СВЯЗЬ СТАЛА УЖЕ ГЕНЕТИЧЕСКОЙ
Бывшее советское культурное пространство формировалось не семьдесят
лет — на протяжении веков. Корни культурных связей оказываются гораздо более глубокими и разветвленными, чем кажется. Наша связь стала уже генетической. Мы должны вернуться, но не к былому. “Возвращение” должно происходить на принципиально иной основе — на основе прозрачной политики. На основе взаимодоверия и равенства — это единственный залог настоящей дружбы. Только культурная интеграция поможет нам понять друг друга, потому что культура — это зеркало, в котором каждый находит свое отражение. И это не случайно — ведь в основе каждой национальной культуры заложено некое универсальное ядро, которое живет своей особой жизнью в каждом настоящем художественном произведении и тем самым делает его родным и понятным.
Лев Аннинский
ЦИВИЛИЗАЦИЯ ЕДИНА, А КУЛЬТУРЫ НЕПОВТОРИМЫ
Я вырос при советской власти и всю мою жизнь размышлял в ее традициях. Тогда считалось, есть некое общее содержание — социалистическое, другого не знали. А формы национальные — это формы “для” этого содержания. Может, в реальности этого и не было, но псевдонимы работали именно такие.
Давайте их сменим. Национальное — это концентрированный вековой опыт народов и людей, и личностей, и национальных организмов. И то, что считается национальной формой, — это содержание. Это язык, в котором все сконцентрировано. Это образ поведения, образ мыслей, который зафиксирован в текстах. От этого невозможно отказаться ни великому народу, ни малому народу. Великое и малое надо сопрягать. В этот процесс мы все равно войдем.
Цивилизация едина, а культуры неповторимы. И это тоже надо сопрягать.
Взаимодействие продолжается. Ни один субэтнос в России не похож на другой. Нужно уметь быть гражданами единого чего-то — называйте это Союзом, Содружеством, да хоть Общим здоровьем, как угодно, но как-то мы назовем то, что нас объединяет. Но внутри этого единства всегда будет непохожесть. И эта непохожесть всегда будет самоценна. Она не будет вписываться безостаточно ни в какие общие параметры…
Разобраться в этом может только литература. Только культура. Потому что это невозможно решить однозначно. Это можно только переживать каждый раз заново, ибо ситуация никогда не повторяется. Поэтому мы понимаем, сколь сложная задача стоит сейчас перед литературой.
Стоит добавить к этому меткое выражение политолога Эмиля Паина: “Уже не Советский Союз — еще не Россия”.
Теперь поздно решать, был ли советский проект утопией или неудачным осуществлением великого замысла. Но сквозь все пороки, преступления, ошибки и слабости той системы сияла грандиозная цель, воодушевляющее обещание социальной справедливости, братства трудящихся, дружбы народов, защиты угнетенных и слабых… Ради достижения такого идеала стоило объединяться.
Современная Россия пока не провозгласила цели, хоть отдаленно сопоставимой по масштабу с советской. Российским этносам остается лишь одно — держаться друг за друга. Взаимоподдержка национальных культур, их объединение на новом уровне и создание общей цивилизации — это, наверное, последний для нас шанс сделаться теми, кем мы сами хотим быть, а не стать такими, какими будут лепить нас обстоятельства и мощный натиск унифицированной глобалистической культуры.
Отчет подготовил Владимир Медведев