Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 7, 2005
Владимир Шпаков. Игры на поле Ватерлоо. Роман. “Нева”, 2004, N№ 12.
“Что наша жизнь? Игра…” — эта цитата все чаще всплывает в моей памяти. И причиной очередного всплытия послужил напечатанный в “Неве” роман Владимира Шпакова “Игры на поле Ватерлоо”. Само название уже обозначает некую игру или игры. Но играть можно по-разному.
Вы приходите домой и видите, как ваши дети сражаются с трехмерными врагами по ту сторону компьютерного экрана, бродят по бесконечным лабиринтам, гоняют на машинах по улицам городов, не существующих в реальности. Нет, уже существующих, но в другой реальности — виртуальной. Когда-то эти виртуальные реальности гнездились лишь в сознании индивидуума, потом, во многом благодаря литературе, некоторые из них стали коллективным достоянием, а теперь, в эпоху мультимедиа, и вовсе отделились от человека.
Что ж, говорят, наступила эпоха человека играющего — Homo ludens. Жизнь, и без того клиповая, превращается в цифры, в потоки информации — такова наша нынешняя реальность, которой уже давно нет. И разные версии этого бытия продолжают создавать наши писатели. От некоторых — мурашки по коже. Особенно, когда мир, создаваемый автором, входит в резонанс с собственными ощущениями. “Нашего города нет — есть только Ватерлоо!”, — говорит в своем сне героиня — продвинутая журналистка Маргарита Писемская. Ватерлоо — битва, проигранная (или не проигранная) Наполеоном, в наше время стала игрой, которая, захватывая человеческое сознание, превращает взрослого в ребенка. Причем играют в нее люди, облеченные властью. А чем могут кончиться детские игры, в свое время уже рассказал Голдинг. Роман Владимира Шпакова можно было бы назвать парафразом на тему Голдинга, хотя “Повелитель мух” в данном случае — лишь запал, детонатор, брошенный во взрывную смесь мира, созданного автором.
В условном мегаполисе, где разворачивается действие, происходит что-то странное, мир неуловимо меняется, на первый взгляд — в лучшую сторону. Что же тогда внушает тревогу? Почему кажется, что в сердцевине этого мира гнездится зловещий абсурд? Ответ простой и в то же время неожиданный: город погружается в стихию игры, впадает в детство, хотя физически и социально это вроде бы привычный взрослый мир.
Если говорить о главных персонажах романа, то один из них — обычный человек, гуманитарий с незаконченным образованием, а ныне водитель-экспедитор, в свободное от руля время (да и не только) готовый пропустить стаканчик. Таких, на самом деле, много, эти люди как-то живут и выживают, делают свое дело, отказавшись от весьма популярных человеческих игр — в карьеру, бизнес, власть… У таких людей есть иммунитет, прививка, которую они получили, пройдя жизненные университеты в обычной, не игровой реальности. Но ускользнуть от новой тотальности мирового Диснейленда не удается, то есть известное правило — “не играй, и не проиграешь” — здесь не работает. Приходится принимать правила новых игр, если же ты пытаешься из них выйти, то вначале становишься объектом для создания очередной игры, а затем жертвой охоты (именно здесь наиболее очевидна перекличка с “Повелителем мух”).
В еще большей степени это относится к сотруднице модного журнала Маргарите Писемской. Она не отказывается от билета, предложенного “лохотронщиками”, напротив, сама активно участвует в создании параллельной реальности, являясь вкусовой инстанцией в конкурсе попсовой журналистики. Только одного вкуса здесь — мало, надо по сути стать другой, а это героине не по силам. Она не может измениться, не может сделаться похожей на юных суперменов, считающих себя агентами Тунгусской школы безопасности, или на преуспевающую даму, чья жизненная цель — быть похожей на любимую куклу Синди. Драма главных героев заключается именно в том, что они, будучи вроде бы конформистами, принимающими правила предлагаемых игр, в глубине души эти правила отвергают. Между тем, пока мегаполис забавляется, где-то рядом живет и расширяет сферы влияния совсем другой, не детский мир “торков” — странного южного народа, который медленно, но верно оккупирует огромный город. Эти люди не благоденствуют, зато знают, что такое подлинная жизнь, они не играют в нее и, вполне возможно, когда-нибудь попросту уничтожат нынешних хозяев жизненного пространства.
Так игра постепенно смыкается с жизнью, и свечение жидких кристаллов на экране монитора превращается в настоящую кровь. Надо сказать, что романный мир вообще “настоящий” — несмотря на очевидную условность и фантастичность отдельных элементов повествования. Автор убедительно и драматично описал неуловимую стихию, которая вторгается в нашу жизнь, грозя ее перевернуть, извратить и поставить с ног на голову. Этот роман есть попытка выявить проблематику, которая лет тридцать—сорок назад не то чтобы не существовала, но была не очевидна, существовала где-то на обочине жизни. Это попытка передать ужас нашей повседневности, который мы стараемся не замечать.
Роман Владимира Шпакова многопланов, здесь все взаимосвязано, все важно, и даже мельчайшее действие может стать значительным. И пусть перестановка игрушечных машинок на столе у шефа — лишь намек, но он столь же важен для повествования, как обвал на шахте, где работают “торки”. Автор насыщает свой мир очень точными достоверными деталями, и это затягивает читателя на поля Ватерлоо, где игры делаются все более серьезными и кровавыми и стрельба становится “постоянным звуковым фоном, типа сигналящих авто, так что прежние разборки бандитских группировок кажутся просто детскими забавами”.
Текст представляет собой два перекрестных монолога главных героев, и эта удачно найденная форма повествования от двух “я” придает действию динамику. Абсурдные электронные послания, посланные на журналистский конкурс, оживляют роман, расширяют контекст и постепенно подводят читателя к основной проблематике, к тому “детскому крестовому походу” (было такое реальное историческое событие), когда одна часть цивилизации объявляет другой части войну.
Впрочем, хотя мир переворачивается, очередного конца света не наступает. Здесь нет набивших оскомину “голливудских” спасителей, герои (очень достоверные) бегут, спасаются, но сами никого не в силах спасти. Мир спасен лишь потому, что он сам является системой, способной восстанавливать нарушенное равновесие — такова Божья воля. Но после этого восстановления он все равно становится другим, хотелось бы верить, более подготовленным к вполне реальным катаклизмам, которые предстоят ему в будущем.